Читать книгу Преодоление - В. Тюпский - Страница 7

Прошло немало дней и ночей, и не только месяцев, но и почти два года, как Никита Тарасович со своими сельчанами малороссами покинул родные края.

И вот теперь, прибыв до места назначения в дикий край на вольные земли, ютятся на подворье жителя, где зимовали Ефим с Дмитрием в селе Теплоключенском.

Только что пришли с кладбища, похоронив первенца Татьяны Даниловны и Ефима Никитовича. Никита Тарасович был в отъезде. Искал место, где поселиться.

Не очень нравилось ему село Теплоключенское, расположенное у самых гор. Да и речка такая шумная и бурная не привлекала его. Недавно видел он, как молодая корова упала в речку, еле вытащили её где-то внизу на перекате. В общем, не к душе было селиться ему здесь.

Большинство же прибывших с ним, теперь бывших односельчан, решили остаться в этом селе.

А Никита Тарасович вместе со своим большим семейством через неделю переехал в новое строящееся село Тюпское, именуемое так по названию протекающей рядом реки Тюп.

К Никите Тарасовичу присоединились и поехали в новое село ещё двадцать шесть семей переселенцев.

В отстраивающемся селе уже было три десятка дворов крестьян-переселенцев из Астраханской губернии и несколько дворов Калужан.

Так и обосновались в Тюпском, сразу приступив к строительству домов и обустройству поселения.

Земли отмерили вдоволь! Душевой надел на каждую мужскую душу составлял пятнадцать десятин32 удобной земли. И ещё пятнадцать десятин сельскому обществу в запас, с учётом будущего прироста населения.

Вновь водворившихся крестьян-переселенцев в первые три года полностью освободили от уплаты оброчной подати и земского сбора, которые составляли соответственно тридцать и десять копеек в год с десятины. В последующие три года поселенцы уплачивали половину положенных налогов. В общем, трудись, и Бог не обидит!

И люди трудились до седьмого пота! Развели немало скота. Упорным трудом добились успехов в хозяйстве. Всем миром построили в селе церковь.

Село быстро пополнялось всё новыми и новыми поселенцами.

Вслед за астраханцами и полтавчанами, в селе обосновались курские и воронежские поселенцы. За ними потянулись большое количество неорганизованных (самовольных) переселенцев из Харькова, Саратова и других мест центральной и южной России.

На Сельском сходе решили именовать своё село «Преображенским», о чём направили ходатайство высокому начальству.

К большому удовольствию сельчан Ходатайство довольно скоро было удовлетворено.

Приказом губернатора Семиреченской области генерал-майора Колпаковского от 16.07.1870 г. №119, доведено буквально следующее: «Начальник Туркестанского края на моё Представление о проектированных названиях вновь образованных сёл приказал именовать: Тупское (так написано) Преображенским».

Администрация таким же образом выделяла землю киргизам33, привлекала их к осёдлой жизни.

Местные же киргизы на земле работать не умели и не хотели! Они охотно сдавали свои наделы переселенцам, получая за это хорошую плату урожаем и деньгами.

О том, что древние киргизы были успешными земледельцами, мало кто помнил!

Древние киргизы, имевшие славянскую внешность, кроме того что были отличными воинами, имели свою письменность! Плавили металл и ковали оружие, доспехи, плуги и другие предметы быта.

Потом, в результате завоевания и принудительной ассимиляции монголами, киргизский этнос лишился своих отличительных культурных традиций и черт. И перенял черты ранее ему чуждого дикого этноса!

В отстроенном переселенцами селе Преображенском, Никита Тарасович имел водяную мельницу и маслобойню. Засевал пашни хлебами, скотина заполнила большое подворье. Дом стоял под железом. Внуки уже трудились на полях вместе с его сынами Ефимом и Егором.

Настало время сынам Ефиму и Егору хозяйничать порознь. Никита Тарасович же стал служителем церкви.

И вот в силу этих обстоятельств, решено было разделить хозяйство на три части. Одну Ефиму, и две Егору с отцом, Никитой Тарасовичем, решившим жить с Егором в Преображенском.

Егору осталась мельница, там работал его второй сын, Дмитрий. И маслобойня, на ней работал старший сын Егора, Евдоким.

Поделили скот и инвентарь. Всю землю также решили оставить Егору с его сынами.

Ефим же получил новый земельный надел, в 12 верстах34 от села Преображенского, у самых гор, в только что начавшем строиться селе Талсу.

Тут же протекала быстрая речка Талды-суу35 с чистой горной водой. Место было каменистое, но зато земли вдоволь!

Перевезли на отведённый участок большой деревянный дом, где и зажил Ефим Никитович со своей семьёй.

Дом и двор обустроили, поставили загоны, сараи.

И Ефим Никитович со своим довольно сильным гнездом стал обживать новые каменистые земли.

Жизнь проходила в тяжелейшем труде. Весной на обширных полях убирали многочисленные камни, чтобы посеять хлеб.

На лугах паслись уже не мало лошадей, стада коров и овец.

Уже старшая дочь Ефима Никитовича и Татьяны Даниловны, Мария, вышла замуж в село Отрадное, что разрасталось в 15 верстах от села Теплоключенского.

Женились старший сын Иван, затем второй Павел и третий Тихон, и получили от отца участки земли. Стали строить дома рядом с отцовским.

Жена Ивана Ефимовича, приветливая, голубоглазая и довольно симпатичная молодуха, белила свою новую, только что отстроенную хату. Два других дома тоже уже закончили строить, ставили сараи, загоны для скота.

Дочери Ефима Никитовича: Евдокия, затем Арина и малолетняя Рая не покладая рук, трудились и в поле и дома, наравне с мужчинами.

Жизнь кипела. Работая в поту, без разгиба, наживал добро Ефим Никитович. Он не гнался ни за золотом, ни за роскошью.

Кровати были добротно сколочены из толстых досок. Длинный широкий стол вмещал всю дружную семью. За столом тишина, только ложки стучали.

Татьяна Даниловна радовалась своему счастью.

Брат же Ефима, Егор жил в Преображенском роскошно, с коммерческим уклоном. Много легче Ефима! Имел вольные деньги, стал погуливать от жены.

Выезжая в Пржевальск по торговым делам, всегда захаживал в трактир. Бывало по несколько дней не возвращался из города. Частенько обижал свою добрую подругу Пелагею.

Татьяна Даниловна же, была счастлива с любимым, хоть и не словоохотливым Ефимом. Преданным, добродушным хозяином.

Во всём он был умерен, но в труде фанатик! Сам не сидел сложа рук, и детям не давал спуску.

Одежда без излишеств! Но у всех зимой были добротные полушубки без прикрас, по две-три пары валенок и сапог. Сын Павел был домашним сапожником.

Кроме полевых и хозяйственных работ шил обувь. А в горячую пору работал со всеми вместе.

Жена Ивана Ефимовича, Ефросинья, была любимицей всей большой семьи. Обшивала всех, и её мастерство было особенным. Да, все её любили, чего нельзя сказать об Иване Ефимовиче. Женили его против воли!

Жизнь шла в трудах и заботах. Летом работа на полях до упаду! Зимой полон двор скота.

Так хотел Ефим Никитович!

Излишеств не позволял. Два раза в неделю не ели мясо. Грех! Но было много овощей, растительного масла, мёда.

Ефим Никитович имел большую пасеку. И как он только успевал управляться с таким большим хозяйством?!

Но когда наступали Рождество Христово, Новый год, Масленица, угощали всех щедро, с большой доброжелательностью.

Пасха особый праздник! Но как бы не велики были праздники, они никогда не затмевали разум. Гуляйте, а скот кормить не забывайте!

Достаток давался очень тяжёлым трудом. Дети были крепкими, и всё им было по плечу.

Жили по законам Божьим. Как только ударит колокол, все заканчивали работу, и Ефим Никитович шёл в церковь. Так вот и жили в труде безграничном и довольствии.

Очень торжественно встречали все большие праздники. Готовились заранее, соблюдая Великий36 и другие посты.

Перед праздниками особенно кипела работа, её было невпроворот. Как у мужчин, так и у женщин.

Женщины целую неделю стряпали, пекли, чтобы вдоволь было всего всем родным и соседям. Такой был обычай. Угощали всех, и кто сколько хотел.

Мужчины, справившись с запасами кормов, резали быка, кабанов, баранов. Бабы рубили кур, уток, гусей.

В общем, подготовка к празднику была не меньшим торжеством, чем сам праздник!

Съезжались близкие и дальние родственники, гостей был полон двор.

В праздники от смеха и песен сотрясались стены домов. Подгулявшие парни запрягали рысаков, усаживали девчат в сани, и мчались во весь опор37, под шум и свист.

Гулянья длились иногда по целой неделе, а затем крестьяне с новой силой брались за работу. И так до новых праздников.

Шёл 1920 год, подходила Пасха. Ефим Никитович только что вернулся от своего свата, Алексея Абрамовича Фоменко, отца снохи Ефросиньи.

Что-то не весёлый, задумчивый. Не соглашаясь со своими мыслями, нет-нет да и вслух произнесёт:

– Да быть такого не может! Что бы у меня, у труженика!? Нет и нет! И не бывать такому!

Никто не осмеливался спросить, в чём дело.

Прошла Пасха. Началась беспросветная работа. Пахота, сев, стрижка овец, работа на пасеке, сенокос.

Сена косили много, рубахи прилипали к телу. Пили хлебный квас из квасников38. Улыбаясь говорили:

– А ну Павло, Тихон, кто вперёд?

Так и трудились в поту и радости.

Только Ефим Никитович всё мрачнел. И без того молчаливый, тут почти совсем перестал говорить.

Убрали только что хлеба с полей, свезли на сараи и во дворы сено, закончили работу с домами. Радоваться бы надо, а Ефим Никитович ходит как туча.

Пришёл вечером сват, Алексей Абрамович Фоменко. Плотный, не высокий, умный, вдумчивый мужик. Довольно хорошо разбирающийся в текущей политике Власти.

За столом он говорил:

– Сват, Ефим, послушай ты меня! Сделай так, как я тебе говорю! Отдай кому надо пару коней, две-три коровы! Отвези брички две пшеницы!

За столом все перестали жевать, раскрыли рты, и смотрят в рот свату.

Ефим Никитович вскочив выпалил:

– Да я голову отрублю тому, кто придёт отбирать моё добро!

Слухи уже доходили и до остальных домочадцев о том, что отнимают у зажиточных, русских, славян землю, дома, скот, хлеб, и всё нажитое. Не трогают только тех, у кого отбирать нечего! И заселяют в эти дома киргизов, возвращающихся из Китая, которые и в домах-то никогда не жили.

Слухам Ефим Никитович не верил, он твёрдо верил в справедливость новой Власти. И был уверен, что никто и ничего у него не отнимет! Ведь он всё богатство нажил своим упорным трудом, не давая передышки и своим детям!

– Нет сват, не бывать этому! – сказал Ефим Никитович.

Жена Алексея Абрамовича худенькая, маленькая, утирая слёзы проговорила:

– Сват, опомнись! Иди погляди что сделали с моим братом! Забрали всё до нитки, а самого арестовали и увезли не ведомо куда!

Ефим был непреклонен, и стал ещё мрачнее тучи.

Кое-как поужинав все разошлись с тяжёлой думой, толком ещё не сознавая надвигающейся беды. Зловещая тишина придавила ещё вчера шумную, трудолюбивую, счастливую семью.

Утром никто не спешил в сараи к скоту. Что-то тревожное ворвалось в дом Ефима Никитовича.

На лавке у стола сидела заплаканная Мария, дочь Алексея Абрамовича. Тряслась и говорила:

– Дядя Ефим Никитович, отец сказал: «Скорее приходи к нам! Там из села Преображенского приехали пять человек, все с наганами, такие важные и злые! Папаша их угощает, и говорит им:

– Подождите! Кушайте, пейте! Ефим Никитович сейчас придёт.

Нет, не пришёл Ефим Никитович, ни сразу, ни потом!

– Чтоб я каким-то басурманам отдал своё добро!? Не бывать этому!

В ожидании непрошенных гостей, он взял топор и сказал:

– Голову отрублю первому, кто прикоснётся к моему добру! Как я его нажил, каждый православный сельчанин знает!

Сел, и глубоко опечаленный стал в памяти перебирать всю прошедшую тяжёлую жизнь, полную опасностей, тревог, безмерного труда, голода, холода.

И вот только начали жить по-людски, и на тебе! Как обухом по голове!

А что было!? Думал, перебирая в памяти, Ефим Никитович.

Приехали в этот край. Ни кола, ни двора! Ни скотины, ни хатины! До изнеможения ковыряли землю усыпанную камнями. Вросшие в землю валуны выкапывали, выволакивали надрываясь. Рыхлили землю, год за годом убирая камни. Ломали плуги и бороны, но не унимались! Земля окупала тяжёлый труд хорошим урожаем, буйными травами.

И вот так, год за годом собирали по крохам своё хозяйство. Родились, росли и крепли дети, семья становилась на ноги. Земли было вдоволь, работы для сильных рук непочатый край! Трудились взахлёб, упиваясь плодами своего труда.

Вот перед глазами Ефима Никитовича первые дни на этой земле.

Сели вокруг скатерти прямо на земле. Помолились, достали жёсткие сухари, налили в глиняную большую чашку варева, кипевшего в ведре на треноге. И стали не торопясь пережёвывать.

Отец, Никита Тарасович, сказал:

– Всё, дети мои! Приехали! Вот здесь и начнём строить своё гнездо!

Опираясь на плечи своих крепких сыновей, Ефима и Егора, встал, утёрся рушником. Взял топор, затесал, вбил в землю кол и сказал:

– Вот тут поставим хату!

И началась трудная, суровая, подчас смертельно опасная жизнь.