Читать книгу Быт и нравы членистоногих - В. В. Ползиков - Страница 10

Уже давно стаял снег, из-под покрова серых прошлогодних трав появились тонкие зеленые побеги. На пригорках, залитых солнцем, поднялись желтые столбики первоцвета. Насыщенные золотые краски этих нежных цветов будто бы впитаны из первых солнечных лучей. На старом поваленном дереве, покрытом посеревшей от времени корой, греются пока еще ленивые ящерицы. Окрашенные в яркие оливково-зеленые цвета, они охотно подставляют первому солнцу свои широкие спины. Издали замершие животные кажутся изваяниями из бронзы, и только изредка то одна, то другая ящерица меняет позу, чтобы поудобнее устроиться на стволе дерева.

К первым цветам уже слетелись немного одурманенные зимним сном бабочки, а на розовых тончайших лепестках медуницы восседают длинноусые новорожденные певчие кузнечики. Сколько минует еще дней, прежде чем эти крохи смогут запеть свои сладкозвучные серенады? Но самыми удивительными созданиями, которым суждено появиться на свет этой весной, бесспорно, являются жуки-майки. Среди первой молодой травы, тяжело волоча за собой непропорционально огромное брюшко, неспешно шествуют они в поисках своей излюбленной пищи – молодых ростков злаков и цветов одуванчика. Все в этом жуке удивительно: и облик, и поведение, и образ жизни, и даже ядовитость.

Майка фиолетовая (Meloе violaceus) – жук не мелкий: длина его темно-синего блестящего тела может достигать 4 см. Огромное брюшко лишь немного прикрыто чешуевидными надкрыльями, более развитыми у самцов. Неспособен этот жук к полету – с таким брюшком не то что летать, бегать-то непросто! А бегать ему и ни к чему – будучи убежденным вегетарианцем, майка питается лишь растительной пищей и догонять никого не собирается. Нет резона жуку и самому уносить ноги – так как есть у него особая защита, которая превращает это неспешное насекомое из доступного лакомства в опасного противника. Стоит только жуку почувствовать опасность, как он замирает на месте и из сочленений на ножках и брюшке выпускает капельки крови – устраивает себе своеобразное кровопускание. Кровь майки, а точнее сказать – гемолимфа, содержит яд, 30 мг его являются смертельной дозой для человека, не говоря уже об опасности, которой подвергаются более мелкие животные. Оттого и не любит этот жук особой спешки – стоит ли от кого-то бегать, если его и так никто тронуть не посмеет?

Самка приподнимается на своих длинных ногах и крутит головой, определяя направление ветра. Уловив дуновение воздуха, майка замирает, старательно ловя своими антеннами каждый запах, и внезапно срывается с места. Она бежит настолько быстро, насколько позволяет ее тяжелое тело, старательно переползая через овраги и преодолевая заросли сухой травы. А вечером самка ищет подходящее убежище, где и прячется до утра. Порой, не найдя приюта, майка сама принимается за его постройку: старательно выкапывает под кочкой небольшую норку и опускает туда мягкое и беззащитное брюшко, упираясь конечностями в ее края. Так и заночует. Проснувшись с первыми лучами солнца, она первым делом завтракает. Самый доступный корм – проростки злаковых трав, но жук редко нисходит до столь грубой пищи. Самка отправляется на поиски своих любимых цветов одуванчика. Майка с трудом забирается на стебелек, пригибая его, и начинает жадно обгрызать нежные лепестки. Наскоро перекусив, она вновь определяет направление и куда-то стремительно бежит. Но вот майка резко сбавляет темп и начинает кружить по выбранному ею полю. Кажется, самка снова потеряла одной ей ведомый запах, но на самом деле нашу путешественницу так манил аромат именно этого поля, а вернее – пчел-антофор, на нем обитающих. Тут вполне законно возникает вопрос – зачем же жуку-майке пчелы? Мы дошли до самого основного – главной загадки всей жизни майки! И чтобы разгадать ее, сделаем маленькое отступление.

Нам известно, что насекомые делятся по своему развитию на две большие группы – с полным циклом развития и неполным. У маек все еще сложнее – их цикл развития кроме яичка, куколки и имаго включает еще четыре (!) стадии развития личинки, которые и внешне, и образом жизни сильно отличаются друг от друга. Такое избыточное количество трансформаций получило название гиперметаморфозы. Сейчас остается загадкой, откуда появилось столь сложное развитие. По всей вероятности, много тысячелетий назад у маек были очень значимые враги, и их предкам представлялось возможным выжить только благодаря таким замысловатым превращениям. Прошли тысячелетия, уже вымерли враги этих удивительных жуков, а сами они и поныне здравствуют в наших лесах и полях.

Но вернемся к нашему жуку, позабытому в поле. Майка уже подобрала подходящее местечко для кладки яиц и принялась активно грызть мощными челюстями землю. Измельчив верхний слой грунта, она сгребает его под себя мощной головой, словно ковшом экскаватора, – кучка земли быстро растет, и очень скоро майке приходится работать, свешиваясь в глубину увеличивающейся на глазах норки. Когда земли набирается слишком много, жук ножками откидывает ее подальше. Но вот нора готова, и майка, немного отдышавшись от столь трудоемкой работы (видно, как тяжело вздымаются бока ее массивного брюшка), опускается в прохладные недра и откладывает яйца.

Их количество превышает несколько тысяч, и это вовсе не предел для майки! Но такая щедрость вполне объяснима – появляющимся из яичка подвижным триунгулинам (а именно так называют первую личинку) надо обязательно повстречать на своем жизненном пути пчелу-антофору. Есть у этих жуков такая примета: не повстречаешь антофору – пропадешь! Потому личинки, только-только покинув материнское гнездо, спешат занять свои наблюдательные посты в ожидании пчел на разных цветах – одуванчике, ромашке. Повинуясь слепому инстинкту, карабкаются малыши на высокие стебли растений и веточки кустарников. Достигнув цветка и убедившись, что выше забраться уже некуда, личинка успокаивается и замирает.

Стоит только на цветок опуститься антофоре, как личинка тут же забирается на ее мохнатое брюшко и прячется в густых волосках. Порой случается так, что на цветок садится медоносная пчела или шмель. Триунгулин, не делая никаких различий, охотно прицепится и к этим насекомым, но, оседлав живой «самолет» и уносясь прочь с цветка, он заведомо обречен на гибель, так как без гнезда единственного рода пчел неспособен дальше развиваться. И только многочисленное потомство в состоянии компенсировать этот слепой инстинкт – даже если погибнут сотни, останутся еще сотни и сотни личинок, которые смогут найти свою заветную антофору.

Триунгулин будет везде странствовать со «своей» пчелой, ожидая, когда антофора выкопает норку и построит там ячейку с медом. И в тот момент, когда пчела опускает брюшко в подготовленную ячейку, откладывая яичко, личинка соскальзывает прямо на это яичко и вместе с ним сплавляется на вязкую медовую массу. Пчела, совершенно ничего не подозревая о подлой диверсии триунгулина, со спокойной совестью запечатывает воском ячейку, чтобы заняться построением следующей. Активная личинка поедает свой живой плот – яичко антофоры, линяет, превращаясь в малоподвижную личинку, напоминающую своим внешним видов личинку известной нам бронзовки, и начинает питаться медом. По мере уменьшения медового запаса она будет взламывать все новые и новые ячейки, поедая мед и обреченное на гибель потомство пчелы.

Но вот наступает момент линьки, и наша личинка превращается в малоподвижную псевдохризалиду, которая вновь преобразуется в достаточно активную личинку, своим обликом напоминающую вторую личинку майки. С наступлением осени она окукливается прямо в сотах антофоры и проводит там всю зиму. Весной взрослый жук взламывает соты и выходит на встречу ласковому весеннему солнышку. Личинка прошла столь долгий и рискованный путь только для того, чтобы взрослый жук всего лишь месяц или два мог наслаждаться прелестями летнего луга и оставил многочисленное потомство.

Нам все-таки удалось разгадать все загадки этого удивительного и редкого жука, но наше знакомство с миром жесткокрылых не заканчивается, и мы опускаемся на дно водоема, чтобы понаблюдать за жизнью интереснейших жуков, которые местом своего обитания выбрали водную стихию.