Читать книгу Из предыстории Магадана. Историко-приключенческий роман-летопись - Вадим Александрович Якушев, Михаил Васильевич Меркулов, Вадим Александрович - Страница 4

– *-

«Прости, Господи, грехи наши!» Они вышли из тумана на хорошо утоптанную тропу, практически – дорогу. Позади журчала безымянная речушка (в крайнем случае они не знали её название) и нехотя перекликались птицы. Утренняя серость. Свежий ветерок раскачивал жухлые, прошлогодние травы, шумел голыми ветвями деревьев с набухшими почками. В некоторых местах, куда не проникали солнечные лучи, ещё лежал подтаявший снег. Вторая половина мая, но здесь, вблизи побережья Охотского моря, весна не спешила вступать в свои права

Путники направлялись в местность Дзялбу*. Шли уверенно. Впереди шагал рослый чукча, хромой на левую ногу. Он опирался на копьё с металлическим наконечником. На нём национальные одеяния: кожаные кухлянка, штаны, торбаса. В колчане лук и стрелы; на широком кожаном поясе, с красивой костяной пряжкой, стальной нож в замысловато вышитых ножнах. Русский инок** не отставал от проводника и друга. Он облачён в чёрные монашеские одежды: на голове чёрный клобук, на груди большой медный крест, на плече старенькая пищаль***, на ногах сильно стоптанные сапоги. Монах опирается на сучковатый посох. Одежды путников изрядно поношенны, покрыты пылью и грязью. Вместительные котомки горбят спины путешественников. Оба путника крепкого сложения; оба вступили в возраст граничащий со старостью.

Пройдя по лесной дороге около версты, проводник резко остановился.

– Коккой****! —сорвалось с толстых губ чукчи. В этом возгласе слышался не столько страх, сколько возмущённое огорчение.

– Что тама? —монах подался вперёд.

Тропу перегораживали две воткнутые в землю и скрещённые между собой ламутские стрелы. Ветер слегка покачивал этот первобытный, но весьма понятный, предупредительный знак: «Дальше идти ЗАПРЕЩАЕМ!!!»

– Вот те на, -русский вытер пот с, иссеченного глубокими морщинами, лба.– Что делать будем?

– Ко*****! —дернул плечами абориген.– Оно, конечно, лучше не ходить дальше.

Русский крестоносец раздумывал недолго. Несколько раз быстро перекрестившись и затянув молитву, он обошёл стрелы и двинулся вперёд.

– Уфх-х! —фыркнул туземец, ударив себя правой рукой по бедру.

Чукча тоже перекрестился, достал из-за пазухи медный нательный крестик, поцеловал его и оставил висеть на виду. Затем, встряхнув своей крупной бритой головой, так что длинные бисерные серьги, свисавшие до плеч, зазвенели; поспешил за монахом. «Не заполучить бы подобную стрелу под сердце!»

– Оберегай, Господь, рабов твоих! —бормотал инок.

________________________________

* Дзялбу – так называлась местность где ныне стоит город Магадан. В переводе с эвенского – БРАТСТВО. Дзялбу в старину служило местом сбора, схода нескольких эвенских кланов. В начале 30-х годов 20 века предполагалось дать это имя столице колымского края; впоследствии название отпало и город стал называться Магадан.

** инок – монах.

***пищаль – общее русское название ранних образцов средне- и длинноствольного огнестрельного оружия.

**** Коккой – восклицание страха у некоторых чукотских племён.

***** Ко —междометие незнания у некоторых чукотских племён.

– *-

К стойбищу кочевников-ламутов вышли в полдень. Пригревало оранжевое солнце. Небо было ясным. Враждебно лаяли собаки инородцев.

Туземцы встретили монаха и его заединщика на окраине лагеря. Тут были в основном старики, женщины и дети; мужчины пасли оленей. Перед четырьмя кожаными чумами столпилось более трех десятков инородцев. Впереди всех стояли скрюченная, безобразная плоским лицом, старуха и среднего роста осанистый немолодой туземец, правый глаз его прикрывала изящно сплетённая из трав повязка.

– Вот кто настроил против нас ламутов, -зашипел в ухо иноку чукча.– Видящий Духов Днём – шаман бродяга. Великий шаман-бродяга!

– Ясно.

Монах-миссионер раскланялся с туземцами по русскому обычаю; те отвечали совершенным равнодушием.

– А старуха – тойонка клана, – продолжал шипеть проводник.

– Понял уже.

Совсем рядом застучал по стволу сухого дерева дятел, ему откликнулась пролетавшая высоко в небе чайка. Путники поравнялись с местными старейшинами.

– Пришли всё же. —недовольно произнесла старуха.

– С нами Бог бледнолицых бородачей, -отвечал товарищ инока.

– Посмотрим… -подал голос одноглазый шаман.

– Мы немного поживём на вашей стоянке? —произнёс инок.

– Пришли уже, -проскрипела старуха.– …Но не звали мы вас.

– Кэргак, -властно обратился к проводнику Видящий Духов Днём.– Зря ты привёл сюда шамана нючей*. Его сладкие слова о Бледнолицем Боге не нужны этим людям.

– Теперь меня зовут Фёдор, -отвечал чукча, положив крепкую ладонь на рукоятку своего ножа.– Я принял сильного Бледнолицего Бога, он защищает меня…

– Вот как? —сверкнул зелёным глазом** пожилой знахарь.

Русский протянул обе руки старейшинам. На каждой ладони лежало по три больших стеклянных бусины. «Бог любит Троицу!»

– Подарки Вам, -заискивающе перевёл Фёдор-Кэргак.

Старуха-тойонка приняла, ценный для неё, дар с нескрываемым восхищением. Одноглазый шаман от «взятки» отказался.

– Пока гостите у нас, -хитро улыбаясь произнесла предводительница ламутов, пряча бусины в небольшой замшевый кошель, прикреплённый к поясу (она забрала себе и бусины предназначенные шаману). Старая восприняла поступок русского глупостью: «Нельзя разбрасываться такими богатствами как прозрачные цветные бусы. Раз путники не убоялись предупредительного знака, хочешь – не хочешь, а принимай гостей. Если останавливать силой, то нужно было делать это до прихода их в стойбище… А теперь следует выполнять заветы предков – Соблюдай гостеприимство. В крайнем случае, терпи пришельцев… Причём тут дары!?» (То есть подкупил миссионер тойонку – это был не первый и даже не десятый его миссионерский поход к дикующим инородцам.)

– Благодарствуем, -отвечал монах на вырванное у туземцев приглашение.

__________________________

*нючи (ламутское) – русский.

**абсолютно не типичный цвет глаз для аборигенов Крайнего Северо-Востока Сибири. Коренные жители этих мест в подавляющем большинстве принадлежали к монголоидной расе и имели чёрный либо коричневый цвет глаз.

– *-

Лагерь кочевников располагался на опушке низкорослого ли́ственничного леса, возле которого простиралась огромная поляна поросшая ягелем и жимолостью – низеньким ягодным кустарником. В отдалении возвышались пологие сопки, так же заросшие густым лесом. На северо-западном конце поляны паслось внушительное стадо домашних оленей – несколько сотен.

Шатёр тойонки, самый большой в стойбище, стоял подле высокой одинокой берёзы (её ствол был весьма толст). Под этой берёзой и устроили свой шалаш пришельцы. Шкуры на покрышку временного жилья гостей одолжила предводительница клана.

К вечеру, когда миссионеры окончательно обустроились, вкруг их шалаша собрались практически все обитатели лагеря. Приход «русского шамана» туземцы воспринимали как развлечение: «Интересно же!» Инородцы, одетые в свои кожаные и замшевые одежды, изукрашенные всевозможными вышивками и аппликациями, застыли пёстрой толпой, ожидая когда заговорит сладкоречивый шаман нючей. Впереди, на груде оленьих шкур, восседала старуха-вождь. Сразу за ней примостились на корточках пятеро мужчин, все при ножах. Далее разместились остальные члены племени.

Монах встретил пришедших ламутов ласково. Неофит* Фёдор напротив был очень сосредоточен. Он прислонился спиной к берёзе, положив подле и заряженную картечью пищаль, и готовый к бою лук.

Причт начал разговор с туземцами с обычных житейских предметов и постепенно перешёл к шаманству. Миссионер знал немало ламутских слов, но и Фёдор-Кэргак частенько помогал переводом. Во время проповеди через толпу слушателей в первые ряды протолкался Видящий Духов Днём, сев напротив монаха.

Русский (он искренне хотел привести этих, в общем-то, первобытных людей к Истинной Вере) продолжал вдохновенную речь, а сам дивился необычному облику шамана-бродяги. На вид туземцу лет под пятьдесят, но с таким же успехом могло быть и все восемьдесят. Скуластое морщинистое лицо. Довольно светлая кожа. Нос с горбинкой. Печально-задумчивый взгляд. Сейчас его единственный глаз, миндальной формы, налился кровью. Высокий, чуть залысоватый лоб. Всё это обрамлено в снег седины: седые волосы, падающие на плечи, густые седые усы с широкой, но не очень длинной, как и у самого инока, седой бородой. Этот абориген резко выделялся в толпе инородцев азиатского типа. Своим благородным ликом шаман походил на белого человека, более того, на служителя церкви. Словно он и не был рождён в диком туземном краю, не знающим, до недавнего времени, истинного Бога – Иисуса Христа. В Нижнеколымске**, откуда пришёл миссионер, ходили слухи об оном загадочном знахаре. Тамошние туземцы сказывали, дескать, Видящий Духов Днём – величайший кудесник, ведающий далекое прошлое и будущее; он легко побеждает любые болезни и творит всевозможные чудеса как хорошие, так и плохие…

Когда инок стал вещать о шаманстве, как оно противно настоящему Богу, гибельно для душ людских, что знахари-шаманы много лгут, обманывают и так далее.., одноглазый кудесник-бродяга готов был просто испепелить оппонента взглядом. Забормотав что-то невнятное, Видящий Духов Днём резко поднялся и ушёл прочь… А за ним, почти сразу, разошлись остальные слушатели.

____________________________________

*неофит – новый последователь какой-либо религии.

**Нижнеколымск – селение в низовьях реки Колыма, вблизи побережья Северного Ледовитого Океана. Основано в 1644 году казаками М. Стадухиным и Д. Зыряном как зимовье экспедиции Семёна Дежнёва. В 1655 году оно было укреплено небольшим «косым острожком» с гарнизоном из 10 казаков. Существует и ныне, но давно утратило былую значимость (возможно, что через 5—7 лет совершенно прекратит существовать).

– *-

Следующие три дня случились весьма пасмурными, постоянно моросил дождь.

– Хороший дождик, весь снег смоет, -бубнил крещёный чукча, ковыряя в носу.

Ламуты больше не подходили к шалашу миссионера. Они, вообще, как бы его не замечали.

Вечерами, когда туземцы собирались в своих чумах на ужин и сон, инок направлялся в гости. Но и тогда слово божие не проникало в души аборигенов.

– То всё настрой и колдовство Видящего Духов Днём, -ворчал неофит.

Монах отмалчивался, только сосредоточенно грыз гусиное перо, которым заносил в свою походную книгу описания новых российских земель, увиденных в этом походе. Собственно, сию трудную и опасную экспедицию он предпринял не токмо в миссионерских целях, так же посещал служитель православной веры часовенки-церкви редких русских поселений здешнего края (острожки, торговые посты, зимовья), стараясь облегчить колонистам христианам общение с Всевышним (крестил детей, венчал новобрачных, отпевал усопших, исповедовал, проводил церковные службы и литургии). Конечно, недавно присоединенный к России Крайний Северо-Восток Сибири был совершенно диким и почти полностью языческим.

Местные инородцы погрязли в шаманстве (не признавая Иисуса Христа), и кровавых междоусобных войнах, нещадно истребляя друг друга. Но наших путников гнев туземцев миновал. Правда, единожды атаковали их разбойные кереки. Однако, когда монах стрелил по тем из пищали, разбежались, оставив в покое путников. «Не выдали Святые Угодники!» В остальном туземцы встречали миссионеров с нескрываемым интересом – очень любопытно было им послушать шамана бледнолицых бородачей, пришедших с заката; молва о котором катилась среди аборигенов впереди монаха. Опять же нет-нет, а одаривал инок инородцев ценными для тех бусинами, стальными иголками для шитья либо щепотками соли. «Тяжек труд нести Слово Божье увязшим в ереси дикующим! Прости им, Господи, прегрешения и наставь на путь истинный!» Очень мало туземцев склонил инок к православной вере, но храбростью своей небахвальной снискал среди них уважение. И нередко доставляли туземцы монаха от селения к селению, от стойбища к стойбищу на своих передвижных средствах: оленях, собаках, лодках. «Вот, ведь, как – дикующие, а поди ж ты!..»

– *-

Пятый день пребывания миссионера на Дзялбу был отмечен следующим событием: к полудню установилась хорошая погода. Очистилось от серых облаков небо. Ласково засветило солнце. Лопались почки на деревьях, обнажая нарождающуюся зелень. Лес словно окутался в изумрудную дымку. Радостно запели птицы.

Инок решил немного прогуляться по лесу. Он задумчиво брёл меж пробуждающихся деревьев, любуясь суровой красотой северного края. Вдруг священник заметил что-то белеющее у ног. Русский нагнулся, чтобы поднять заинтересовавший предмет, протянул руку и сразу отдёрнул её: «Заступи, спаси, помилуй и сохрани, Творец, твою благодатию!» В небольшой ямке, слегка прикрытый жухлой прошлогодней травой, лежал детский череп. Однако это движение спасло миссионеру жизнь: гибкий дротик шипя сбил с его головы клобук, пригвоздив к чёрно-коричневому стволу лиственницы.

Монах выпрямился, перекрестился, подавляя взметнувшийся в душе страх: «С нами крестная сила!» Взглянув в сторону, откуда прилетел смертельный снаряд, он увидел, шагах в двадцати, застывшего низкорослого ламута со злобным лицом. В левой руке туземец сжимал метательную дощечку*, заряженную новым дротиком. Однако ламут не решался вновь применить оружие, так как был поражён чудесным спасением колдуна нючи. Убивший Рысь слыл среди соплеменников лучшим метателем дротиков; с такого расстояния он никогда не делал промахов. «БЛЕДНОЛИЦЕГО КОЛДУНА ЗАЩИТИЛ ЕГО БЛЕДНОЛИЦЫЙ БОГ!!!» Когда русский перекрестил аборигена, тот готов был с испуга броситься наутёк: «ШАМАН НЮЧИ СТАРАЕТСЯ МЕНЯ ЗАКОЛДОВАТЬ!!!»

А, вновь обретший крепость духа, монах внешне спокойно подошёл к Убившему Рысь и протянул ему бусину. Про себя храбрившийся миссионер шептал: «Боже правый, Боже крепкий, Боже сильный, помилуй мя!?!»

– Возьми в дар, -голос монаха был почти ласков.– Не враг я тебе, человече. Удали злобу из сердца свого.

Туземец протянул к бусине искалеченную правую руку. Лишь один большой палец остался цел на кисти ламута. Но этим единственным пальцев тот ловко прижал подарок к тёмной ладошке. Едва кивнув в знак благодарности, Убивший Рысь бесшумно скрылся в зарослях кустарника. Инок, трижды перекрестившись, вздохнул облегчённо: «Пригвозди страху твому плоти моя, от судеб бо твоих убояхся!»

____________________________

* метательная дощечка или копьеметалка – древнейшее метательное приспособление (можно рассматривать как разновидность пращи). Метание дротика с помощью копьеметалки значительно увеличивало дальность и силу броска. На Крайнем северо-востоке копьеметалками чаще всего пользовались чукчи.

– *-

«На ловца и зверь бежит.» Сутки спустя, когда солнце начало клониться к вершинам зазеленевших лиственниц, в шалаш инока тихо вошёл смущённый Убивший Рысь. Он сел напротив монаха и, выдержав подобающую паузу, заговорил:

– Нючи, сегодня во сне я видел твоего Бледнолицего Бога… Расскажи поподробней о нём?

Миссионер возликовал – ещё один дикующий обретёт Истинную Веру. «Ведаю! Инородцы этого края уверуют в Иисуса Христа. Так будет, ныне и присно и во веки веков!»

Монах не ошибся – Убивший Рысь склонялся принять православную веру. Только с виду туземец был суров. В душе ламут чувствовал себя ущербным – искалеченная, в битве с коряками, правая рука очень затрудняла ему жизнь. И даже умение метко метать дротики, которое он развил после ранения, не давало полного удовлетворения собой. Убивший Рысь искал успокоения души… Когда причт избежал смерти от дротика, абориген поверил, что Бог нючи действительно силён. Искренние же, горячие речи инока и неофита всё больше и больше убеждали калеку туземца, что ему следует принять Бледнолицего Бога загадочных бородачей пришедших с заката. Бусину, подаренную монахом при первой «личной встрече», Убивший Рысь стал носить как талисман, прикрепив к тыльной стороне искалеченной кисти.

Из всех речей об Иисусе Христе ламут больше всего постиг объяснение о защищающем жесте христиан. Туземец не мог перекреститься тремя перстами, из-за отсутствия таковых и клал крестное знамение культей с оттопыренным большим пальцем. Ламуту казалось, что творя ритуальный православный жест он получает надёжную защиту, словно облачившись в крепкие латы. Ещё Убивший Рысь упрашивал инока дать позволение выстрелить из пищали – тем самым приобщиться к силе Бледнолицего Бога.

Миссионер дал туземцу пищаль, разобравшись в чувствах дикующего, считавшего огнестрельное оружие божьим даром православным. «Пущай хоть паки постигнет Иисуса!»

Убивший Рысь сразил выстрелом из ружья одного из своих оленей. Душа наивного аборигена ликовала: «Верую в сильного Бледнолицего Бога! Он защитит меня от многих бед! Верую!» Однако, сложная штука жизнь; человек только предполагает…

– *-

Поздним вечером, когда Убивший Рысь устроил всеобщий пир, зажарив добытого «волшебным способом» оленя, неожиданно зарядил дождь. Гостям пришлось спешно перебраться в шатёр хозяина. Здесь было сухо и чисто (по туземным меркам), пахло приятным смолистым запахом от свеженарубленных веток лиственницы, разостланных по земляному полу. Поверх ветвей жена Убившего Рысь быстро расстелила множество звериных шкур, на которые и сели, согласно иерархии, почётные гости: тойонка, одноглазый шаман, миссионер, неофит Фёдор, три старика и двое особо достойных мужчин клана. Супруга покалеченного ламута не имела права принимать участие в трапезе, она укрылась за занавеской в спальный отсек. Остальным членам общины места в кожаной палатке не хватало, те толпились, прикрыв головы капюшонами или шапками малахаями, у входа, ожидая своей доли угощения.

Монотонно стучал дождь по покрышке туземного жилища. Гости не спеша брали мясо из деревянных посудин похожих на корытца, не громко перебрасывались короткими фразами. Было тесно. Размеренное чавканье.

По окончании трапезы в шатре Убившего Рысь остались только старейшины и пришельцы христиане. Монах плотно наелся, его тянуло в сон. Вот тут и заговорил Видящий Духов Днём:

– Шаман нючей, ты славишь своего Бледнолицего Бога, пренебрежительно отзываясь о наших сверхъестественных Покровителях… Мы верим, что ваш Бог силён, однако не правильно называть наших Духов-Помощников ложью, совершенно не зная их. Если шаман нючей НЕ БОИТСЯ, я познакомлю его с Духами-Богами этой земли.

Инок напряжённо сглотнул вдруг загустевшую слюну, заскользил испытывающе-настороженным взглядом по лицам инородцев, оставшихся в чуме – колдун туземцев бросал вызов. Некрасивое лицо тойонки очень спокойно, лица двух стариков не скрывают любопытства; на лицах Убившего Рысь и чукчи озабоченность. Печальный лик знахаря полон сосредоточенности. «Господи, помилуй!..Устроил мне колдун дикующих западню… Следует принимать вызов. Помоги, Создатель, рабу твому грешному!» Вязкая тишина; даже дождь на улице смолк. По стенам ламутской яранги были опрятно подвязаны кожаные полога с тонкой замшевой занавеской, за которой туземцы обычно проводят ночь. Один полог был спущен. За ним в колыбели, словно игрушечный, лежал грудной младенец, возле которого застыла жена хозяина жилища. Все ламуты облачены в праздничные одежды, покрытые затейливыми узорами. Убивший Рысь даже украсил свои иссиня чёрные волосы, заплетённые в толстую косицу, пером баклана. «Э-хе-хе… Нужно принимать вызов дикующего. Убереги, Всевышний, душу мою..,» -инок передёрнул плечами, как бы сбрасывая недолгое оцепенение.

– Показывай, человече, духов-покровителей своих. —монах мысленно перекрестился.– Показывай!

Безмолвно, мягко прижимая ребёнка к груди, вышла из первобытного жилища хозяйка. За пологом тихо заскулила собака…

– *-

В руках одноглазого шамана, как бы сам собой, появился бубен. Он был небольшим, круглым, с тонким деревянным ободком. Две колотушки (одна из китового уса, вторая из дерева) привязаны к короткой, тоже деревянной, выкрашенной в фиолетовый цвет, ручке.

Потух примитивный светильник. Собравшиеся в шатре погрузились в непроницаемую темноту.

– Э-гэй-гэй-эй! —начал бродяга-шаман тяжёлым истерическим вздохом, который вырвался из его глотки болезненной нотой, сразу заполнив всё пространство шатра.

– Гэ-гэ-гэ-гэй! А-яка-йяка-йяка-якай!

Оглушительная дробь коротких, частых ударов раскатилась над головами собравшихся и загремела, отскакивая от тесных стенок кожаной хижины, стараясь найти выход, чтобы вырвавшись наружу, заполонить собой весь мир.

– Гэю, гэю, гэю, гЭю! —пел Видящий Духов Днём, сверкая единственным глазом, выводя замогильным голосом необыкновенно сложный мотив (весьма похожий на вой метели).– Бэббо, бэббо, бэббо, бэббо!.. Гэю, гэю, гэю, го!

Колдун пользовался бубном как резонатором, то держа его перед ртом (в котором иноку чудились оскаленные клыки), то отводя вверх или вниз, отклоняя под самыми различными углами. Постепенно все инородцы, включая неофита Фёдора и приобщающегося к православию Убившего Рысь, стали поощрять-поддерживать шамана сочувственными, призывными возгласами:

– Гэю-го! Правда, приди!..

Кожаные стенки яранги почти не выпускали магические звуки наружу.

Вскоре все собравшиеся, в том числе и миссионер, совершенно потеряли то место откуда они исходили. Казалось магические звуки сами собой рождаются под потолком туземного шатра, а затем начинают кружить и биться об его покрышку. Голос Видящего Духов Днём становился всё громче и громче. Стук колотушки превратился из частой дроби в непрерывный грохот (создавалось впечатление, что в бубен стучат в две колотушки; чего не могло быть, так как кудесник одной рукой держал бубен за ручку).

– Приди, Приди, Приди!.. взывал колдун.– Э-гэй-гэй-эй!

Инок всем своим существом противился магии колдуна дикующих. Он был знаком с деяниями шаманов, с их неистовой ворожбой, а потому старался отвлечься, от окружающего его действия, молитвой. Однако камлания одноглазого знахаря были очень сильны. От Видящего Духов Днём исходила мощная всеподавляющая энергия (монах чувствовал её, осязал/ в крайнем случае ему так казалось) – сейчас бы это назвали гипнозом; монах называл сие «сатанинским духом». Грохот бубна, песня-вой, обалделые возгласы зрителей-инородцев. «Отче наш, иже еси на небесех…»*

Призывы одноглазого кудесника длились долго. Под грохот колотушки (или колотушек) один за другим раздавались самые причудливые напевы.

– Приди, приди, приди!.. —молил подвывая колдун.– Кэю, гэю, кэю, го! Убо-бэббо, бэо, бэо, бэо!

Духота полога после долгого дня на свежем воздухе так и охватывала головы (прямо таки сдавливала). Веки миссионера словно наливались свинцом. «Верую во единого Бога отца, Вседержителя, творца небу и земли, видимым же всем и невидимым. И во единого господа Иисуса Христа, единого, иже от отца рождённаго прежде всех век. Свет от света, Бога истинна от Бога истинна, рождена, несотворенна, единосущна Отцу, имже вся быша…» крепился изо всех сил и всё же совершенно неожиданно для самого себя впал в полудрёму, некое лёгкое забытьё.

Монаха разбудил высокий странный звук, который, казалось, раздался на необычайной высоте далеко от крыши шатра (даже в ушах зазвенело).

– Гэй!.. —воскликнул было Убивший Рысь, но голос его резко пресёкся (даже поломался); ламуту сделалось не по себе.

Ни на что не похожий звук повторился вновь.

– Приди, приди, приди!.. —заходился кудесник.

…Из дальнего угла полога вдруг послышались странные, неожиданные, почти пугающие звуки; полузадыхавшиеся, проникнутые неизъяснимым хрипением, которые, разумеется, могли принадлежать только одному из местных Духов-Покровителей.

– Он пришёл! —с ужасом просипел в висок миссионеру неофит.– Правда…

На мгновение, а возможно и более, монаху стало страшно. На глазах его выступили слёзы. Тяжесть навалилась на грудь. «Господи, помилуй! Господи, помилуй! Он в открытую несколько раз перекрестился: «Спаси-сохрани, Боже, грешного раба Твого!»

Пугающие звуки стали складываться в непонятные слова. И тут инок заметил, что голос пришедшего на зов духа, несмотря на сверъестественость, довольно схож с голосом одноглазого ворожея: «Ха, шельмует ведьмак дикующих…» (Ему могут возразить – дескать, шаман просто воспроизводил слова Духа, которые возникали у него в мозгах…)

– Здравствуй, слуга Могучего! —взвыл шаман.

В ответ раздался хриплый ряд пугающих, с трудом выдавливаемых непонятных слов; на этот раз уже из другого угла чума.

– Вот, дыхни на бубен! —предложил шаман.

Раздалось резкое дуновение огромных невидимых губ. Звонкая перепонка бубна жутко щёлкнула. Колдовской инструмент поднялся и ударился в низкий потолок.

Все зрители вздрогнули. Монах вновь перекрестился: «О, Иисусе, грехи наши тяжкие!..»

И тут раздался оглушительный грохот множества колотушек. Инок невольно зажал уши.

– Совсем другой бубен, -в страхе плаксиво прогнусавила старуха-вождь. Бубен действительно сделался звонче прежнего. Треск колотушек раздавался с такой силой – казалось, ещё мгновение и кожаный шатёр рухнет. Все поняли, что пришедший на зов Дух барабанит вместе с одноглазым (возможно и ещё кто-то им помогает). «Святые Угодники, не выдайте!» Сколько длилось это звукопредставление: несколько секунд, несколько минут или несколько лет. Наконец слуга Могучего удалился в направлении противоположным тому откуда пришёл. Последний звук его голоса опять раздался на неизмеримой высоте, где-то за пределами яранги.

– Ждите! —прощально прогудел сверхъестественный гость.

И явилась целая толпа духов, призраков, чертей или бесов: Хриплое карканье ворона начиналось чуть слышно вдали, постепенно приближаясь. Мгновение и ворон великан ворвался в чум аки буря, налетел на бубен с громким хлопаньем крыльев, поднял неистовый стук запасной колотушкой, а ещё через несколько секунд унёсся в ночную даль… Страшный плач волка раздался из глубин земли. Волшебный Дух Волка, резко вошедший в шатёр, побарабанив на бубне, так же резко удалился в вышину… Невидимый пёс с такой силой отряхивался над бубном, что стены яранги вздрагивали и шатались… Самые неестественные голоса прилетали с разных сторон, гремели, хрипели, выли и рыдали в разных углах чума, блуждали взад и вперёд, произносили отрывистые фразы на непонятных и понятных языках, но удаляясь упреждали: «ЖДИТЕ!!!»

В голове кружилось. Глаза болезненно закрывались. Миссионера то кидало в жар, то обдавало холодом. Он верил и не верил ворожбе одноглазого шамана-бродяги. Впрочем, монах отметил, что два сверхъестественных голоса никогда не заговаривают одновременно и что песня колдуна раздавалась только в промежутке между «монологами» Духов-Покровителей… «Господи! Господи! Господи!..»

Монах ужасно устал от этого первобытного колдовского представления. У него сильно болела голова: ломило в затылке, давило в висках, резало глаза, звенело в ушах. В правом боку кололо, затекли ноги. Он был словно пьян: «Заступись, Матерь Божья! Ты главная заступница на Руси. Не выдай!» Чугунная голова инока покачивалась из стороны в сторону, рот приоткрыт, глаза слезятся. «Уф-ф! Замаял окояный ирод. Изыди, сатана!..»

Вдруг невидимая рука подняла полог над головами собравшихся и все на мгновение увидели тусклый свет звёздной ночи, вливавшийся в шатёр сквозь дымовое отверстие. Всё это время не переставал ритмично греметь волшебный бубен, свидетельствуя о том, что одноглазый шаман не мог сам открыть полог… «О, Господи!.. Дай силы!»

Грозное шипение «долгожданного» Могучего Духа наводило ужас. Загремела посуда, выплеснулась вода из деревянной бадейки, полетели в разные стороны, аккуратно сложенные перед очагом, поленья.

– Он должен уйти!

Бубен гремел адски.

– Бледнолицему бородачу больше нельзя находиться на Дзялбы!

Казалось шатёр взорвётся изнутри.

– Прочь!!! Или умрёшь!

Громовой инструмент колдуна издал долгую серию трескучих залпов.

– Ых-х! —вдруг замычал Убивший Рысь.

Всё разом стихло. Искалеченная кисть лучшего метателя дротиков пронзала стрела. Перед иноком тоже торчала стрела. Она была перемазана кровью, а на оперенье поблёскивала бусина-талисман, неведомо как снятая с культяпки приобщающегося к христианству ламута.

Светало. Но вновь зажгли первобытную лампу. Видящий Духов Днём словно окаменел. Однако по его виду нельзя было сказать, что тот устал… Печальное выражение его лица смягчилось гордым сознанием шаманской мощи и самодовольством успеха… Одноглазый кудесник спокойно выдержал тяжёлый взгляд миссионера, слегка усмехнувшись в седые усы:

– Рассветает… Иди поспи-отдохни, нючи, перед дальней дорогой.

________________________________

* в кавычках цитируются строки молитв на старославянском.

– *-

Солнце взошло очень скоро, весенние ночи на Крайнем Северо-Востоке весьма коротки. В шалаше миссионера не спали. Инок застыл в позе роденовского мыслителя. Убивший Рысь сидел у порога жилища прикрыв рот левой рукой. Неофит Фёдор-Кэргак нудно гундел:

– …Здесь больше оставаться нельзя. Если Видящий Духов Днём сказал «Не уйдёте – смерть!», так оно и будет.

Ламут подтверждающее закивал головой.

– Нужно уходить, -продолжал чукча.– Заклинание кудесника-бродяги не изменить. Пусть даже мы его убъём (если сможем), всё равно, ежели сегодня не покинем Дзялбу – сами умрём…

Инок тяжело вздохнул:

– Фёдор, я те открыл Истинную Веру, а ты боишься шельму-шамана… Нельзя отступать перед одноглазым. Нельзя!

– Это нельзя здесь оставаться, -почти взвизгнул богатырь-чукча.– Давай сходим в корякскую крепостицу Олу. Тама в плену томится русский казак. Ты, давеча, сам говорил, что нужно вызволить из неволи православную душу… Глядишь в Оле, кого-то к Истинной Вере ты обратишь… А опосля, когда тут успокоится, вернёмся. Сейчас кудесник-бродяга настроил против нас всё племя; не уйдем – убьют. Сам о том знаешь!.. А даже если и отобьёмся.., мы ж не воевать сюда пришли.

Инок зябко поёжился. Неофит говорил правду. Своим хитрым камланием Видящий Духов Днём крепко настроил ламутов против миссионера. Если бы монах своевременно отвёл две предупредительные стрелы возникшие в чуме Убившего Рысь, то клан дикующих поверил БЫ в могущество Бледнолицего Бога… А так получалось, что сверхъестественные Духи-Покровители оказались сильнее и не желают видеть на Дзялбу шамана нючи. И если тот не уйдёт, следует его убить, иначе самим инородцам несдобровать. Шутки с разгневанными сверхъестественными Духами плохи… Опять же крещённый чукча верно речёт – следует поспешить в корякское селение Ола. Тамошние инородцы, более двух лет назад, разгромили небольшой казачий отряд пятидесятника Дмитриева, пришедший из Охотска в енти края для сбора царского ясака. Ламуты рассказывали, дескать, один из служилых угодил в полон к корякам. А доля раба у туземцев ох как не сладка… Выручать нужно страдальца. Выручать!..

– Ты сам сказывал, отче: «Жить следует терпеливо!» -вновь загундел неофит. Сходим в Олу, поведаим корякам об Иисусе Христе. Бог даст – вызволим казачину.., а потома, когда уйдёт отселя одноглазый, вернёмся. Зачем понапрасну рисковать?..

Тяжело было на душе миссионера, но он признавал, что Фёдор прав. Ловко обошёл их бродяга-шаман. Разумнее всего временно отступить. На Всевышнего надейся… Вот те и дикующие, а как при случае могут умно дело обстряпать – комар носа не подточит. Как ни крути, придётся отступить перед сатанинским прохиндеем ведьмаком. Не судьба приобщить инородцев Дзялбу, с наскоку, с первуго разу к Истиной Вере. А поперёк Судьбы не пойдешь… Да, в писании сказано: «Кая бо польза человеку, аще мир весь приобрещет, душу же свою отщетит…» Но кому поможет его смерть? Выждать следует. Жить нужно терпеливо! Опять же, рановато ещё на суд к Творцу. Аз слаб и ничтожен. Не гневайся на мя, и дай сил, Иисусе!

– *-

В тот день ярко светило солнце. Вновь зазеленели окончательно пробудившиеся, после долгой спячки, лиственницы, редкие берёзки, сосёнки и кусты. Молодая трава живыми изумрудами пробивалась сквозь жухлую желтизну прошлогодних трав. Радостно пели птицы. Мир был прекрасен.

Инок с хрОмым заединщиком, взвалив на плечи котомки, полные съестных припасов (ламуты, по закону предков, снабдили непрошенных гостей пищей на дорогу; больше всех постарался, конечно же, Убивший Рысь), уходили в сторону Олы. Под ногами путников покорно извивалась зовущая в даль тропа. Что ожидало русского крестоносца на родовых угодьях воинственных коряков?..

Свой шалаш причт не разобрал, тем самым говоря, что ещё вернётся. Стойбище пустынно; никто не провожал миссионера. «Оставляется дом ваш пуст!» -вертелось в голове строка из писания. На толстом стволе буйно зазеленевшей берёзы причт вырезал восьмиконечный православный крест. «…Временно отступил пред дикующим шельмой-шаманом. Оно, конечно, грех немалый… Паки ведь не согрешихом – не покаешься, не покаешься – не спасёшься…»

В тот солнечный день – тридцатого мая 1672 года – родился российский император Пётр Великий.

Июнь-Август 1998г. Магадан

Август-Сентябрь 2020г. Стерлитамак (последняя редакция)