Читать книгу Врата бога. Ашшур в гневе. Часть 2 - Вадим Барташ - Страница 5
Глава четвёртая
ОглавлениеНаходясь на Дильмуне, в дали от любимого, Аматтея изнывала от тоски, и даже дочурка не так её радовала, как в первые дни после родов. У Аметтеи пропало молоко и её выручали няньки. Если бы не дочка, то лидийка точно бы всё бросила и устремилась бы в Ур, в окрестностях которого находился Набуэль со своими воинами. Иногда лидийка совершала выезды на колеснице в окрестности столицы острова, но далеко она не удалялась от Аваля.
Она выезжала обычно до жары и выбирала какое-нибудь уединённое место, где-нибудь на берегу моря, и пыталась сочинять, чтобы отвлечься от нерадостных мыслей. У моря писалось ей лучше всего. Морские волны её как-то успокаивали. Особенно если с моря дул ещё свежий и не сильный ветер.
За последнее время она уже написала больше десятка стихотворений и несколько из них отправила князю, а от него пришло только два сообщения. Аматтея себя пыталась успокоить тем, что её любимый всё-таки находился в походе и осаждал неприятельский город.
***
А князь не только в это время осаждал Ур. Осаждали и самого князя…
У Хилины не было иного выбора, как только любой ценой добиться расположения Набуэля, так как она за собой сожгла в Ассирии уже все мосты. Но Красавчик оказался крепким орешком и всё не поддавался, а Хилина его по сути усиленно преследовала.
Набуэль во сне почувствовал, как кто-то прижался к нему со спины и затем обвил его за плечи. Князь очнулся и понял, что его обнимает какая та девушка. Однако он уже года полтора не держал при себе наложниц, за ненадобностью он их распустил, после того как влюбился в лидийку!
И на этот раз это оказалась опять Хилина.
«Вот же ненасытная потаскуха! – с досадой подумал Красавчик. – Как она проникла в его шатёр и преодолела охрану?»
Это было непонятно!
***
Хилина была уже совершенно голой и явно крайне возбуждённой. У неё от переполнявшего её желания сейчас даже набухли соски. Она своими дерзкими ласками постаралась завести Красавчика. И это ей вскоре удалось, хотя князь поначалу и пытался её оттолкнуть. Однако эта девица слишком хорошо знала Набуэля и она умела ему доставлять наслаждение.
После всего того, что между ними произошло, князь обессиленно откинулся на спину. Хилина же никак не могла угомониться и продолжала его ласкать, пытаясь вновь зажечь в нём огонь страсти.
– Успокойся, – осадил её князь. – Я уже ничего не смогу…
– Я же чувствую, любовь моя, что тебе ещё хочется меня. У тебя должно получится! Я же лучше знаю! Давай попробуем?
– Ну дай мне передохнуть, – Набуэлю действительно уже ничего не хотелось, и он старался как-то отвязаться от настырной девицы, бравшей его нахрапом.
– Так ты ничего не делай! – продолжала ластиться к нему Хилина. – Я всё сделаю за тебя!
Набуэлю с трудом, но всё-таки удалось выбраться из объятий Хилины и он повторил свой вопрос:
– Послушай, как тебе удалось ко мне пробраться?
– Пусть это будет моей маленькой тайной…
– Если ты не признаешься… То будет хуже!
– Ну, хорошо, – немного надулась настырная деваха. – Я пробралась к тебе используя хитрость. Я обманула твою охрану. Они все такие доверчивые… Ну просто, как дети! – и Хилина расхохоталась. – Но лучше об этом не расспрашивай хотя бы сейчас…Давай-ка лучше продолжим с тобой начатое…
И Хилина вновь сумела разжечь в Набуэле страсть, и он опять с ней занялся любовью.
Всё-таки эта девица была бы, наверное, самой изощрённой служительницей в храме богини Иштар, ведь даже жрицы Арбельского храма, посвящённого этой богини, уступали в любовном искусстве Хилине, ну а слава о них гремела по всей империи и по молодости Набуэль не раз посещал этих жриц, и знал, что они могут сотворить с любым мужчиной.
Чего только не вытворяла эта золотоволосая тигрица сейчас! Она ни на мгновение не давала Красавчику сомкнуть глаз.
***
Уже под утро Хилина угомонилась и Набуэль еле встал, настолько бурной была прошедшая ночь.
Военачальник синмагурцев Эшумаль сообщил, что из Ура в их лагерь прибыл перебежчик, который хочет поговорить лично с князем.
Набуэль велел Хилине удалиться и затем разрешил ввести перебежчика. Вскоре тот появился в шатре. Это был обритый наголо вавилонянин. По одежде и по его макушке, сверкавшей как начищенный медный таз и лишённой какой-либо растительности, можно было предположить в нём жреца.
Он осмотрелся и склонился перед князем.
– Я готов тебя выслушать… – произнёс Набуэль. – Для чего ты меня хотел увидеть?
– Господин, – произнёс жрец, – хочу тебе предложить свою помощь…
– Какую?
– Я могу провести твоих воинов, князь, в осаждаемый город…
Князь пытливо окинул взглядом перебежчика. Ему было лет сорок-сорок пять. Глаза у него были небольшие, но проницательные. И он не выглядел слабовольным человеком, который готов на всё ради спасения своей шкуры.
– Тебе нужно, наверное, зотото? Сколько? – спросил перебежчика Красавчик.
– Мне платы за это не надо.
Набуэль усмехнулся:
– А знаешь что, жрец… Я ведь и без твоей помощи скоро войду в Ур. Я же знаю, что осаждённые доедают последние сухари, и скоро примутся за свои ремни… И через считанные дни в городе разразится страшный голод и вам всё равно придётся открыть ворота и сдаться.
Жрец не мог скрыть своего разочарования. Ему нечего было сказать в ответ.
Однако это не значило, что князя не заинтересовало предложение перебежчика. Важно всё-таки было узнать, чего же он хочет за свою услугу.
Набуэль переспросил перебежчика:
– Ты же не просто так хочешь нас провести в Ур? Что ты за это желаешь получить?
– Князь, – ответил на это жрец, – в городе осталось лишь только треть прежнего населения. Если ты даруешь этим людям прощение и жизнь, и не будешь их обращать в рабов, а также не станешь разрушать город и тем более наш храм, посвящённый богу Нанну, то я проведу уже завтра твоих воинов через подземный ход, и вы попадёте в Ур.
– А ты что по этому поводу мне скажешь? – Набуэль посмотрел на Эшумаля.
Синмагурец хмыкнул:
– Воины жаждут вознаградить себя добычей… Они уже несколько месяцев стоят под этим проклятым городом! Мы и без этого жреца займём Ур. Я бы не стал ничего обещать…
Синмагурец был прав, но он одного не учитывал. С севера надвигалась стотысячная ассирийская армия. И она буквально на днях вступила на территорию Вавилонии. И каждый день промедления и топтания у Ура мог дорого стоить восставшим.
– Я готов принять твою помощь, жрец, – ответил перебежчику Красавчик. – Но с несколькими оговорками. Оставшимся защитникам Ура будет сохранена жизнь и свобода, я это обещаю, однако это не коснётся ассирийцев, которые находятся сейчас в городе…
На последнем условии особенно настаивали синмагурцы и вавилоняне, являвшиеся союзниками князя.
– И ещё, – продолжил Набуэль, – я не могу запретить моим воинам и своим союзникам вознаградить себя добычей… Так что всё самое ценное добро, принадлежащее жителям Ура, у них будет отобрано.
– Ну… ну, хорошо, – вздохнул жрец, – а ты можешь, князь, хотя бы пообещать, что твои воины не разграбят Урский храм?
– Вот это я тебе обещаю, – ответил перебежчику Набуэль.
И на следующий день, после многомесячной осады, Ур пал.
На крайнем юге Месопотамии в руках Великого царя теперь оставался только Урук, который по-прежнему самоотверженно защищали Бел-ибни и его воины, а также поддерживавшие их жители города.
В Уруке ещё оставалось съестных припасов примерно на месяц.
***
В Ассирии тогда очень расхожей была шутка: «в мире есть только три вечных вещи, это египетские пирамиды, сфинкс и царица-мать.»
Уже больше тридцати пяти лет она вершила судьбу огромной империи и миллионов её подданных, и, казалось, что время над ней совершенно не властно.
После того как царица-мать возвела на трон в Ниневии своего старшего сына, а потом и Ашшурбанапала, она добралась до самой вершины власти, и никто не смел ей ни в чём перечить. Даже Великие цари на это не решались. И об этом в империи всем было известно. Эта женщина пребывала вне времени. Это может показаться фантастикой (тем более в те далёкие времена люди жили намного меньше и старели гораздо раньше), но и в свои шестьдесят с лишним лет у неё не было ни единого седого волоска, ни единой морщинки, и она выглядела лет на тридцать. Так утверждали хронисты, и я им склонен всё-таки верить.
Овдовев, Накия-старшая не долго сохраняла траур по погибшему мужу, по неистовому Синаххерибу, и уже через пару месяцев она завела себе первого любовника. Им оказался здоровенный нубиец опахальщик. У него была неимоверная мужская сила и это привлекло внимание царицы-матери.
Айягу (а так звали этого раба и по совместительству фаворита) развлекал её примерно с полгода. Но он был не образован и недалёк, и с ним Накии стало скучно. И потому уже вскоре у неё появились другие фавориты. Они стали набираться и из гвардии, и из дворцового окружения, но чаще всего они подбирались из молодых и привлекательных рабов, и бывало даже так, что Накия заводила одновременно пять-шесть молодых жеребцов, настолько она вошла во вкус альковной жизни… По сути царица-мать завела себе гарем, только состоявший из мужиков. Совершенно уникальный факт для того времени. Иногда в этом её гареме находилось до сорока молодчиков, от которых только требовалось одно. Что именно я пояснять не стану, всё и без моих пояснений понятно. А вообще это для Ассирии было неслыханным делом! И это при том, что у ассирийцев женщина всегда по отношению к мужчине находилась в приниженном положении! Но разве для царицы-матери были писаны какие-либо законы? Она была выше их!
А ещё добавлю, что у Накии-старшей в её собственном гареме находились самого разнообразного происхождения юноши. Тут у неё имелись и халдеи, и эламиты, и нубийцы, и финикийцы, и греки, и даже для разнообразия она завела в нём двух негров. И нередко Накия со всеми ими и со своими одалисками прислужницами проводила в своём дворце несколько тайных обрядов, посвящавшихся богине Иштар, которые официально были запрещены за их крайнюю разнузданность и противоестественную извращённость, и их нельзя было где-либо вообще проводить.
Впрочем, Накия-старшая не гнушалась предаваться и другим развлечениям. Все знали, что ещё время от времени с ней делили ложе и красивые девушки, которых она тоже очень придирчиво для себя подбирала. И никто не смел даже и словом обмолвиться по поводу всех этих её запретных шалостей, которые, конечно же, ни для кого не являлись тайной. Всем о них было хорошо известно. Ну и всем так же было известно, сколь крутой нрав был у царицы-матери, и что она никому ничего не прощала.
За то те, кто был предан ей, получали от неё поддержку во всём.
***
Одно время в её фаворитах числился и князь Набуэль, приехавший из глухой дыры покорять блистательную ассирийскую столицу. Тогда ему исполнилось едва семнадцать лет. Ну разумеется, мимо такого Красавчика Накия-старшая не смогла пройти. Он быстро стал очередным её трофеем. Наверное, уже на тот момент трёхсотым. Хотя Накия и не ввела его в свой гарем. Но именно благодаря ей этот халдейский князь красавчик возвысился и получил должность наместника в Приморье.
Впрочем, сейчас, по понятным причинам, он перешёл на сторону взбунтовавшегося Шамаша.
Но как бы Накия не казалась вечно молодой, однако и у этой женщины постепенно заканчивался запал, и она начинала несколько сбавлять обороты.
В последние года три в её резиденции уже реже устраивались разнузданные оргии, и вскоре она даже распустила свой знаменитый мужской гарем (единственный тогда на всём Ближнем Востоке) и постепенно стала остепеняться.
Ну а когда её последним фаворитом стал юный греческий скульптор Филомей, она вообще перестала кого-либо призывать к себе в спальню кроме него.
И они уже жили с Филомеем как супруги.
***
Накия обсуждала в мастерской своего юного фаворита его последние работы, когда ей сообщили, что в Южной Месопотамии бунтовщиками был захвачен Ур. Теперь на юге у Ассирии оставался только один оплот, Урук. И неизвестно сколько он продержится.
Накия оставила своего Филомея и порывистой походкой направилась в апартаменты царственного внука. Она застала там не только Ашшурбанапала, но и Главного глашатая. Ишмидаган докладывал Великому царю, как обстоят дела в Вавилонии. При виде Накии Главный глашатай прервался и почтительно приветствовал царицу-мать.
– Я уже всё знаю про Ур, – произнесла она.
Усевшись в кресло рядом с Ашшурбанапалом, Накия обратилась к Главному глашатаю:
– Сколько ещё может продержаться в Уруке Бел-ибни?
– Это всё будет зависить от того, сколько в городе осталось продовольствия, – ответил Ишмидаган.
– Я хочу знать точно, сможет ли Бел-ибни удержать в своих руках наш последний оплот на юге? Ты можешь сказать?
– Насколько мне известно, Бел-ибни успел создать в Уруке большие запасы зерна, так что там ещё что-то имеется… Думаю, что он сможет продержаться ещё с месяц… Или около того, госпожа.
– Вот видишь… к чему привела твоя мягкотелость, – обратилась уже к Ашшурбанапалу Накия. – Сколько раз я тебе говорила, чтобы ты не доверял Шамашу! Я ведь предупреждала, что он скрывает свои истинные замыслы… И вот, дождались! А что от карлика, есть какие-то известия?
Ишмидаган ответил:
– Генерал Мардук-апла-иддин со своей армией без боя занял уже всю северную Вавилонию и теперь приближается к самому Вавилону. По всей видимости у стен этого города и произойдёт главное сражение между нашей армией и бунтовщиками. Это сражение должно произойти со дня на день.
***
Армия бунтовщиков дожидалась ассирийцев в полуфарсахе от Вавилона. Набунацир её расположил так, чтобы его фланги прикрывали с одной стороны Евфрат, а с другой один из каналов, представлявший собой непреодолимую преграду для конницы и колесниц противника. Да и сама эта местность была пересечена небольшими каналами и множеством арыков и использовать свою ударную силу (шестьсот тяжёлых колесниц и почти пятнадцать тысяч конных скифов и киммерийцев) генерал Мардук-апла-иддин на ней не мог.
Когда карлик подошёл к месту предстоящей битвы, он сразу оценил все преимущества от занятой вавилонянами позиции. Набунацир был серьёзным противником, и он выбрал для себя практически идеальное место для предстоящей битвы. Это карлик вынужден был признать.