Читать книгу Методологическое пространство трансдисциплинарности, синергетики и постнеклассики - Вадим Беляев - Страница 15
Глава 2. Хартия трансдисциплинарности в зеркале социокультурной методологии
3. Транскультурный пафос как постмодернистский вариант мировой освобождающе-объединяющей революции. Трансдисциплинарность как философия по ту сторону всех возможных философий
ОглавлениеТеперь выпишем остальные статьи первой Хартии.
«Статья 1
Любая попытка редуцировать человеческое существо к формальным структурам несовместима с трансдисциплинарным видением.
Статья 2
Признание существования разных уровней реальности, предполагающих разные типы логики, – неотъемлемая черта трансдисциплинарного подхода. Любая попытка редуцировать реальность к единственному уровню с единственным видом логики не относится к области трансдисциплинарности.
Статья 3
Трансдисциплинарность дополняет дисциплинарные подходы. Это вызывает появление новых данных и новых взаимодействий между дисциплинами. Это подвигает нас к новому видению природы и реальности. Трансдисциплинарность не стремится к господству нескольких дисциплин, но ставит своей целью раскрыть все дисциплины к тому, в чем они едины, и к тому, что лежит за их пределами.
Статья 4
Краеугольный камень трансдисциплинарности – семантическое и практическое объединение тех смыслов, которые находятся в области пересечения и лежат за пределами различных дисциплин. Это предполагает рациональность открытого мышления, переосмысляющего понятия «определение» и «объективность». Крайность формализма, строгость определений и доказательство абсолютной объективности, влекущие исключение субъекта, могут иметь только жизне-отрицающие последствия.
Статья 5
Трансдисциплинарное видение решительно открыто в своем выходе за область точных наук, требуя их диалога и их примирения с гуманитарными и социальными науками, а также с искусством, литературой, поэзией и духовным опытом.
Статья 6
В сравнении с междисциплинарностью и мультидисциплинарностью, трансдисциплинарность является многоаспектной и многомерной. Принимая во внимание различные подходы к пониманию времени и истории, трансдисциплинарность не исключает транс-исторического горизонта.
Статья 7
Трансдисциплинарность не составляет ни новой религии, ни новой философии, ни новой метафизики или науки наук»30.
Проанализируем сказанное.
Во-первых.
С одной стороны, здесь можно увидеть стремление смотреть на реальность как на множество всех возможных научных дисциплин, взятых как ракурсы многомерного предмета. С другой стороны, в этом можно увидеть стремление собрать все вообще возможные ракурсы смотрения на жизнь: как научные, так и все другие.
В этом ракурсе призыв к трансдисциплинарности выглядит как призыв к тотальному применению принципов «посткультурности-интеркультурности» и «открытости», когда в число культурных единиц включаются все возможные формы мышления и деятельности, все возможные типы организованностей. Транскультурный пафос выглядит как постмодернистский вариант мировой освобождающе-объединяющей революции.
Я уже начал разговор о пафосе освобождающе-объединяющей революции, которую можно прочитать в пафосе трансдисциплинарности. Здесь уместно прорисовать этот пафос более подробно. Это не новый пафос. Его действие можно увидеть уже с древности. Осевая эпоха продемонстрировала в разных вариантах философий и религий выражения освобождающе-объединяющего действия. Рассмотрим это на примере христианства. Евангелическое христианство можно назвать стремлением совершить мировую освобождающе-объединяющую революцию. Оно предлагало отбросить все социальные, культурные и иные разделения людей и объединить их на основе универсалистской этики и монотеистической религиозности. У христианства как религиозной революции, которая дает человеку все, что ему нужно, не было никакого смысла сохранять множество отрицаемых им организованностей и культурностей.
Шаг христианства можно продемонстрировать через аналогию с шагом Декарта. Совершая тотальное сомнение, он отметает все наличные истины, создавая сознание как «чистую доску», на которой затем записываются новые истины, по-новому объединяющие людей. Сразу же можно указать на то, что до Декарта подобный шаг совершал Августин, когда закладывал основания христианской философии. Такой же шаг записан в мировых религиях. Каждая из них предполагало в качестве первого шага «тотальное сомнение», которое освобождало универсум от отживших и разделяющих людей форм мышления и бытия. Затем она превращала человеческое сознание в «чистую доску». Затем записывало на эту доску новые принципы устройства универсума и позиции человека в нем. При этом задавались новые принципы всемирного объединения.
Историческая судьба мировых религий продемонстрировало слияние принципов «мировых освобождающе-объединяющих революций» с логикой социальной системности. Эти религии (их конфессии) устанавливались в качестве официальных религий в социальных системах и получали в качестве условия необходимость оправдывать наличное социальное устройство, которое задавало новое разделение людей, как внутрисистемное, так и межсистемное.
В Хартии трансдисциплинарности можно увидеть современную, постмодернистскую версию мировой освобождающе-объединяющей революции. В чем будет специфика этой революции? Такую специфику можно определить как отсутствие стремления делать глобально-отрицающий шаг. В идеальном действии евангелического христианства человечество должно было превратиться в мировую коммуну (коммуну коммун), объединенную универсалистской этикой и монотеистической религиозностью. В трансдисциплинарном варианте этой революции нет отрицания каких-либо субъектов, их внутренних определений. Есть только глобальный призыв к открытости для универсалистской этики.
Какова эта этика? В христианской версии это этика любви, предполагающая преодоление человеческого эгоизма. Человек должен выйти в некое пост-эгоистическое состояние. Можно ли увидеть нечто подобное в призыве к трансдисциплинарности? Я думаю, вполне. Преодоление «дисциплинарности» вполне можно прочитать как трансдисциплинарное выражение пост-эгоистического состояния. Все субъекты должны быть готовы видеть и уважать «иное» в других субъектах. Они должны так же видеть и уважать «иное» в себе самих. Субъекты должны быть готовы к универсалистскому мышлению и чувствованию, к выходу за пределы всех возможных форм мышления и чувствования. Все это утверждается как принцип, который не позволит кому-то замыкаться на каких-то принципах и организованностях, превращая окружающие его принципы и организованности во «врагов». Если делать акцент на «освобождающей» части постмодернистского действия, то оно должно освобождать от когнитивного, организационного и какого-либо другого «эгоизма» (так как приверженность своим принципам и жизненным формам в противовес другим принципам и жизненным формам и можно считать сутью «эгоизма»). Утверждая глобальный пост-эгоистический переворот, пафос трансдисциплинарности призывает к выходу за пределы всех возможных форм самозамыкания.
Итак, можно считать, что пафос трансдисциплинарности является постмодернистским вариантом пафоса изначального христианства. Если прорисовать предельно общую логику, которая связывала бы мировую революцию христианства с ее трансдисциплинарным вариантом, то промежуточным пунктом должно быть Просвещение. В этой эпохе христианская революция нашла свое второе рождение. В логике Просвещения можно увидеть воспроизведение мировой освобождающе-объединяющей революции. Это логично, ведь Реформация как глобальная революция внутри католической системы мира пыталась вернуться к изначальному христианскому пафосу. Реформацию можно считать глобальной контр-системной революцией в рамках католической миросистемы. Если освобождающий пафос этой революции довести до предела, то получится просвещенческий контр-религиозный пафос. Религия будет распознаваться как то идеологическое основание, которое оправдывает наличную социальность, какой бы она по содержанию не была. Просвещенческий вариант «мировой освобождающе-объединяющей революции» должен объединять уже на контр-религиозном основании. Это и демонстрирует Кант в своей работе «Основы метафизики нравственности». Человек оказывается освобожденным от власти всех внешних для него организованностей и объединяемым на основе только этического категорического императива.
Но просвещенческий вариант мировой революции оказался так же соединен с логикой системной социальности, как и христианский вариант. Развертывание модерна показало, как логика освобождающе-объединяющего действия соединяется с разного рода социальными организованностями. Кроме того, модерновые революции показали негативные аспекты социально-идеологических вариантов освобождения-объединения. Вспомним шаг Декарта: 1) через глобальное сомнение очистить сознание от всех старых содержаний, подлежащих демонтажу, превратить его в «чистую доску»; 2) затем нужно наполнить чистое сознание новыми содержаниями, претендующими на новую истинностную основу. Теперь сделаем проекцию этого шага на социальность. В результате мы получим то, что создает негативный аспект всякой революции. Освобождение социального поля от «старых» содержаний окажется революционным террором по отношению ко всем, кто оказывается за рамками проекта «нового мира». Наполнение социального поля новыми содержаниями окажется жестким в своих методах авангардом, создающим «черно-белую» логику борьбы «нового» со «старым». Этот негатив можно видеть в Великой французской революции, Русской революции и во всех других социальных революциях, совершавших освобождающе-объединяющее действие.
Если считать, что ХХ век достаточно четко продемонстрировал разные варианты революционной логики в разных сферах человеческой деятельности, то это должно было сформировать тот вызов, на который отвечает постмодерн своим призывом к максимальной мягкости и гибкости, к максимальному отрицанию односторонности и жёсткости. Можно считать, что постмодернистский вариант мировой освобождающе-объединяющей революции в качестве вызова (того, от чего нужно освободить) утверждает различные варианты «дисциплинарности», то есть односторонности-одномерности, стремления замкнуться на чем-то «своем», не универсальном. Принципом объединения оказывается универсальное принятие всего, что может быть противопоставлено «своему». Нетрудно использовать для понимания этой логики метафору христианской универсалистской этики любви.
Во-вторых.
Как относиться к утверждению авторов Хартии о том, что «трансдисциплинарность не составляет ни новой религии, ни новой философии, ни новой метафизики или науки наук»? Это следует считать достаточно четким выражением именно постмодернистского пафоса. Если в качестве «дисциплинарностей» распознаются не только конкретные религии, философии и науки, но и религия, философия и наука как таковые, то тогда их отделенность друг от друга должна войти в состав отрицаемого трансдисциплинарностью. Разумеется, что трансдисциплинарность при этом оказывается «еще одной» философией. Но той философией, которая претендует на роль «философии по ту сторону всех возможных философий». Она ведь хочет «снять» все эти философии в новом синтезе.
30
Там же. С. 19—20.