Читать книгу Похоже, я попала 3 - Вадим Фарг - Страница 5

Утро в Добродеево оказалось таким же приторно-идеальным, как и прошедший вечер. Солнце светило не по-настояшему, а как нарисованное в детской книжке – ярко, назойливо, без единого облачка. Птицы выводили свои трели настолько слаженно, будто перед ними стоял невидимый дирижёр. А люди… эти улыбающиеся куклы снова вышли на улицы. Они выплывали из своих пряничных домиков, и на их лицах застыли всё те же безжизненные, приклеенные улыбки. Они желали друг другу доброго утра такими ровными, спокойными голосами, что хотелось закричать, лишь бы нарушить эту мёртвую гармонию. Это была не жизнь. Это был спектакль в морге.

– Ната, ты только понюхай! Какой божественный аромат! – раздался над ухом восторженный писк. Шишок, который устроил себе гнездо в моих волосах, наконец-то соизволил проснуться и теперь жадно втягивал воздух. – Это же булочки с маком! Горяченькие! С пылу с жару! И я почти уверен, что они бесплатные! Пойдём скорее завтракать, а то всё самое вкусное съедят! А потом возьмём пирожков с яблоками! И ватрушек! У меня уже готов целый план! Мы объедемся до отвала! Это не город, это просто пищевой рай!

– Это не рай, Шишок, – глухо отозвалась я, не отрывая взгляда от идеально чистой улицы, где даже пылинки лежали в строгом порядке. – Это склеп, в котором покойники притворяются живыми.

Мне отчаянно нужен был план. Какой-нибудь безумный, дурацкий, но рабочий. Как сломать этот идеальный мир? Как заставить этих марионеток снова стать людьми? Я не могла, как в прошлой деревне, вернуть им горе – его здесь просто не было, его вырвали с корнем, как больной зуб. Значит, нужно было действовать иначе. Если у них нет печали, значит, нужно дать им то, что её порождает. Желания. Самые простые, глупые, эгоистичные человеческие желания. Нужно было разбудить в них жадность, зависть, злость. Нужно было устроить маленький, грязный бунт.

– Шишок, яблоки у тебя ещё остались? – спросила я, поворачиваясь к своему фамильяру.

– А как же! – гордо пискнул он и выкатил из сумки два крепких красных яблока. – Стратегический запас! На случай голода или если бесплатная еда вдруг закончится! Я ко всему готов!

– Дай мне одно. Самое красивое, какое есть.

Я взяла в руки наливное, блестящее яблоко. Оно было идеальным. Таким же безупречным, как этот проклятый город. Я поднесла его к губам, но не для того, чтобы откусить. Закрыв глаза, я сосредоточилась и влила в него крошечную искорку своей силы. Не той, что превращает железо в пыль, а другой… усиливающей. Я представила, как оно становится ещё краснее, ещё сочнее. Как его аромат делается таким густым и сладким, что от него начинает кружиться голова. Как на его гладкой кожице выступают крошечные капельки липкого нектара. Я делала его не просто яблоком. Я делала его мечтой. Воплощением самого сильного желания.

Центральная площадь гудела от утренней суеты. Торговцы раскладывали на прилавках свой товар, который, судя по всему, они просто раздавали даром. Я нашла пустую бочку, взобралась на неё, чтобы меня было видно всем, и подняла яблоко над головой. В лучах утреннего солнца оно вспыхнуло, как огромный рубин.

– Жители славного города Добродеево! – крикнула я так громко, как только могла. Мой голос прозвучал в этой идеальной тишине грубо и неуместно, как скрип несмазанной телеги.

Все, как по команде, повернули ко мне свои улыбающиеся лица. Их движения были плавными, синхронными. От этого зрелища по спине пробежал холодок.

– Я простая странница, и я видела много чудес на своём веку! – продолжала я, входя в роль бродячей артистки. – В благодарность за ваше гостеприимство я хочу подарить вам нечто особенное! Это не простое яблоко! Это яблоко исполнит самое заветное желание того, кто его съест! Он обретёт истинное счастье!

По толпе прошёл лёгкий, вежливый гул. Они смотрели на яблоко с тем же спокойным любопытством, с каким разглядывали бы проплывающие по небу облака. План трещал по швам.

– Но! – я сделала театральную паузу, стараясь вложить в голос как можно больше интриги. – Яблоко это всего одно! И достанется оно только одному из вас! Самому достойному!

И тут что-то щёлкнуло. Одна из женщин, стоявшая ближе всех, чуть качнулась вперёд. Её застывшая улыбка на миг дрогнула, а в стеклянных глазах промелькнула тень… интереса?

– Оно должно достаться мне, – произнесла она своим ровным, мелодичным голосом. – Я самая уважаемая в этом городе.

– Нет, мне! – тут же возразил здоровенный кузнец, протискиваясь вперёд. Его огромные плечи растолкали соседей. – Я самый сильный! Я больше всех тружусь на благо Добродеево!

– А я самая красивая! – пискнула молоденькая девушка, поправляя венок из ромашек на голове. – Счастье должно принадлежать красоте!

И тут плотину прорвало. «Мне!», «Нет, мне!», «Я заслужил больше!», «А мне нужнее!». Их голоса, ещё минуту назад бывшие такими спокойными и похожими на журчание ручья, становились всё громче и резче. Вежливые улыбки начали сползать с лиц, как плохой грим, обнажая оскал раздражения. Они больше не были единым организмом. Они превратились в толпу, в которой каждый хотел урвать свой кусок пирога.

– Отдай его мне, девчонка! – рявкнул кузнец, протягивая ко мне свою огромную ладонь, похожую на лопату.

– Не смей! Оно моё! – взвизгнула красавица и вцепилась ему в рукав.

Кузнец отмахнулся от неё, как от назойливой мухи. Девушка обиженно вскрикнула и со всей силы толкнула его. Он, не ожидавший такой наглости, пошатнулся и наступил на ногу торговцу овощами. Тот, забыв про своё вселенское добродушие, грязно выругался и пнул кузнеца в ответ. И началось.

Сначала это была просто толкотня. Потом кто-то кого-то ударил. И площадь взорвалась. Они орали, визжали, толкались, дрались. Кузнец мутузил торговца. Две почтенные матроны сцепились, таская друг друга за волосы. Кто-то запустил в соседа кочаном капусты. Весь этот идеальный, прилизанный мирок рушился на моих глазах, превращаясь в обычную, грязную, шумную базарную драку.

Я смотрела на этот хаос, и меня трясло. Но не от страха. От дикого, злого восторга. Я снова достала зеркальце Кощея и посмотрела на дерущихся. Кукол больше не было. В мутном стекле отражались люди. Злые, кричащие, некрасивые в своей ярости, но живые. Сквозь их кожу больше не проступала древесная текстура. Шарниры в суставах исчезли. Они двигались резко, неуклюже, но по-человечески. Моя «отрава» сработала. Я вернула им их несовершенство.

И в этот момент воздух похолодел. Драка резко стихла, словно кто-то выключил звук. Все замерли, глядя куда-то мне за спину с ужасом и благоговением. Я медленно обернулась.

Над площадью, в нескольких метрах над землёй, висело существо. Оно было соткано из солнечного света, молодой листвы и цветочных лепестков. У него было прекрасное, безмятежное лицо и длинные золотые волосы. От него веяло покоем, теплом и безграничной добротой. Добрый Хозяин.

– Что ты наделала? – его голос был похож на тихий шелест листьев, на журчание ручья. Он не кричал. Он был безмерно, глубоко опечален. – Зачем ты принесла им это? Зачем вернула им страдания? Они были счастливы.

– Они были мертвы, – твёрдо ответила я, спрыгивая с бочки и становясь лицом к нему.

– Они были в гармонии, – мягко поправил он. – А ты принесла хаос. Не противься, дитя. Я избавлю тебя от твоей боли. Ты тоже можешь стать счастливой. Просто позволь мне…

Он протянул ко мне свою призрачную руку, и меня начало клонить в сон. Его голос обволакивал, убаюкивал. Внезапно захотелось просто закрыть глаза и забыть обо всём. О проклятиях, о страхе, о Железном Князе. Стать такой же спокойной и улыбчивой…

Нет! Я тряхнула головой, отгоняя наваждение. Я выставила перед собой обе руки, но не для атаки. Я не пыталась его уничтожить. Я тянулась к его сути. К тому, чем он был до того, как стал тюремщиком. К дикому, свободному духу леса.

«Вспомни, – мысленно прошептала я, вливая в этот зов всю свою силу. – Вспомни настоящий лес. Он не идеален. В нём есть бури и засуха. В нём хищники пожирают слабых. В нём деревья борются за свет. Он полон ярости, боли и борьбы. И в этом его жизнь! В этом его суть! Возвращайся домой!»

Дух вздрогнул, словно от удара. Его прекрасное лицо исказилось болью. Солнечный свет, из которого он был соткан, померк. Цветочные лепестки завяли и осыпались прахом.

– Нет… Мой покой… Моя гармония… – прошелестел он, и в его голосе впервые прозвучал настоящий, животный страх.

Он не мог вынести этого. Правда о дикой, несовершенной жизни была для него ядом. С тихим, жалобным стоном он начал таять, распадаться, превращаясь в вихрь сухих листьев, который подхватил ветер и унёс прочь из города, обратно в свой лес.

На площади воцарилась гробовая тишина. Люди, всё ещё растрёпанные после драки, ошарашенно смотрели то на свои разбитые носы и синяки, то на меня. Их блаженные улыбки исчезли. А на их месте появились растерянность, стыд и глухая злость.

Они больше не были куклами. Они снова стали людьми. И они ненавидели меня за это.

– Убирайся, – прохрипел кузнец, вытирая кровь с разбитой губы. – Ты всё испортила. Нам было хорошо.

– Ведьма! – выкрикнула та самая красавица, у которой под глазом расцветал лиловый синяк.

Кто-то поднял с земли гнилой помидор и с силой запустил в меня. Он шлёпнулся о моё плечо, оставив мокрое, вонючее пятно.

Я не стала ничего говорить. Я молча пошла к постоялому двору, чувствуя на спине десятки ненавидящих взглядов. Я снова стала для них чудовищем. Той, что украла их идеальный мир и вернула им самих себя.

– Ну вот, – грустно вздохнул Шишок, когда мы выезжали из города под градом проклятий и гнилых овощей. – А я так и не попробовал булочки… Они так вкусно пахли.

Я промолчала. Во рту был горький привкус. Не то от гнилого помидора, не то от очередной победы, которая снова оказалась неотличима от поражения.

* * *

Ночь выдалась злая, колючая. Звёзды на небе будто замёрзли, превратились в крошечные льдинки и светили тускло, из последних сил. Я сидела у костра, который и костром-то назвать было стыдно – так, горстка тлеющих угольков, – и обнимала себя за колени. Пыталась согреться, но холод шёл не снаружи. Он поселился где-то внутри, под рёбрами, и никакое пламя не могло его растопить.

За спиной устало переступил с ноги на ногу конь, печально фыркнув. Он тоже вымотался. Мы все вымотались. Устали бежать от проклятий, которые летели нам вслед. Сначала та деревня, где я вернула людям их отнятое горе, а они в ответ закричали, чтобы я сгинула. Потом этот городок, похожий на игрушечный, где я вернула деревянным куклам их человеческую злость, а они провожали меня взглядами, полными ненависти. Я их спасала, а они меня проклинали. И от этой простой, уродливой правды хотелось просто лечь на землю и завыть.

Я тупо смотрела на огонь. Маленькие язычки пламени жадно лизали сухие ветки, превращая их в серый пепел. Они давали немного тепла и света, но взамен уничтожали живое дерево. Может, и я такая же? Прихожу, сжигаю дотла их привычный, пусть и неправильный мирок, и оставляю после себя только боль и пепелище.

– Хозяйка…

Тихий, почти неслышный шёпот заставил меня вздрогнуть. Я повернула голову. Рядом со мной, на мокрой от росы траве, сидел Шишок. Он не скакал, не требовал еды и не хвастался. Он просто сидел, сжавшись в колючий комочек, и смотрел на меня своими блестящими глазками-бусинками. В них не было ни капли привычного озорства. Только тихая, совсем не свойственная ему печаль.

Он подобрался совсем близко и осторожно, будто боясь сделать больно, положил свою крошечную лапку-веточку мне на колено. Его прикосновение было почти невесомым, но я его почувствовала.

– Хозяйка, а может, ну их?

Его голосок был тихим-тихим, как шелест падающего листа. Ни паники, ни нытья. Только бесконечная, вселенская усталость, отражавшая мою собственную.

Я молчала, а он, осмелев, продолжал, и в его голосе зазвенели отчаянные нотки надежды.

– Они же… они же неблагодарные, Ната! Ты для них всё, а они… фу на них! Ты им души возвращаешь, а они тебя ведьмой кличут! Зачем они тебе такие нужны? Они не стоят твоих слёз. И моих нервов тоже не стоят! Я так переживаю, у меня скоро все чешуйки повыпадают! Буду ходить лысый и несчастный! Представляешь?

Он замолчал, глядя на меня с такой искренней мольбой, что в груди что-то больно сжалось. Его простая, немного эгоистичная, но такая понятная логика была как глоток воды в пустыне. Он говорил то, о чём я сама боялась даже подумать. Бросить всё. Сбежать. Спрятаться. Найти свою полянку с орехами и забыть про этот жестокий мир, как про страшный сон.

Я протянула руку и осторожно погладила его по колючей спинке. Он доверчиво прижался к моей ладони, и я почувствовала, как он мелко-мелко дрожит. То ли от холода, то ли от волнения.

Глядя на этот маленький, преданный мне комочек веток и отчаяния, я вдруг горько усмехнулась. Сама не поняла как. Уголки губ поползли вверх, но в этой усмешке не было ни капли веселья.

– Может, ты и прав, Шишок, – тихо, почти шёпотом, сказала я, и голос прозвучал хрипло и надломленно. – Может, и правда… ну их всех.

Я на мгновение закрыла глаза, позволяя себе помечтать. Полянка, залитая солнцем. Тишина. Никаких механических волков, никаких Железных Князей, никаких проклятий. Только я, Шишок и целая гора орехов. И от этой картины стало так хорошо, так спокойно на душе, что захотелось плакать от облегчения.

Но я открыла глаза и снова посмотрела на огонь. И там, в его пляшущих языках, я увидела не полянку. Я увидела пустые, безразличные лица людей из деревни, которым вернула способность чувствовать. Увидела застывшие, вырезанные на дереве улыбки кукол. Увидела серые, полные страха глаза тех, кого мы ещё не встретили. Тех, кто скоро тоже станет либо пустым, либо несчастным.

Я тяжело вздохнула, и этот вздох, казалось, унёс с собой последние остатки сил и сладкую мечту о покое.

– Но кто, если не мы?