Читать книгу Обиженные на всех - Вадим Голубев, Вадим Вадимович Голубев - Страница 2

Анатолий Викторович Мануильский полтора десятка лет трудился главным врачом больницы №7, прозванной в народе «истребительной». Массу людей за годы его руководства вывезли из клиники «вперед ногами». Лечили только тех, кто платил. На остальных не тратили силы и лекарства. В своей смерти больной всегда оказывался виноват сам. То слишком поздно обратился к врачам, запустив болезнь. То – слишком стар, и ослабленный организм не в состоянии побороть недуг. То – имел массу хронических заболеваний, сведших пациента в могилу. С годами подчиненные научились столь ловко составлять заключения и справки о смерти, что случись конфликт с родственниками очередного усопшего, никакая комиссия, никакая проверка не смогли бы установить точную причину кончины очередного несчастного или несчастной.

Сказать, что в «истребительной» совсем не лечили нельзя. Для готовых выложить за пребывание в отдельной палате со всеми удобствами десять тысяч рублей в сутки, не считая прочих «откатов», были лучшие врачи и медсестры. К ним на консультации специально привозили академиков и членов-корреспондентов Академии медицинских наук. Для них работал отдельный пищеблок, где можно было заказать уху из осетрины, сваренной в шампанском, прочие кулинарные изыски. Не смотря на строгий запрет Минздрава, в таких палатах разрешалось даже курить. Поэтому состоятельные люди, занедужив, рвались на лечение в больницу №7. Ну а молва о Мануильском как о талантливом организаторе лечебного процесса растекалась по всей России. На самого же Анатолия Викторовича сыпались награды, ученые и почетные звания. Он даже готовился стать избранным в членкоры Академии на ближайшей сессии.

Также имелись в лечебнице палаты проще – за три тысячи рублей в сутки. В них лежали по три человека. Кормили их с общей кухни. Внимание было куда слабее, нежели в хоромах для богатых. Правда, «закрывали глаза» на курение в санузле – закутке с унитазом, раковиной и душем.

Простой народ ютился в палатах на восемь-двенадцать коек с раковиной. Бежать же «по нужде» приходилось в общие туалеты в коридорах. «Застуканных» в них курильщиков беспощадно выписывали из клиники. Люди лежали в духоте и скученности в условиях формальных обходов лечащих врачей и еще более формальных обходов заведующих отделениями. Кому-то давали общеукрепляющие средства, далеко не лучшие отечественные лекарства подешевле. Нередко кто-то из стариков, помнивших творчество Владимира Высоцкого, напевал слова его песни:

– Умер мой сосед, что справа, тот, что слева – еще нет.

Принимали на лечение «непрофильных», онкологических больных. Семьи этих несчастных, измотанные страданиями обреченных людей, собирали деньги, давали взятки медикам, чтобы хоть ненадолго отдохнуть от моральных и физических страданий, связанных с уходом безнадежно больных близких. Их держали в больнице №7 до поры, до времени. Врачи опытным глазом определяли, когда у несчастных кончатся деньги. Тогда заведующий отделением говорил:

– Завтра на выписку! Полечитесь, голубчик, амбулаторно! Походите в вашу поликлинику по месту жительства. А там денежки подкопите и снова – добро пожаловать!

Какие визиты в поликлинику, когда больной был не состоянии дойти даже до туалета? Кто-то, все же, через какое-то время возвращался. Большинство догорало дома.

Анатолия Викторовича это не беспокоило. Что ему сделают за «старло» -пенсионеров, тупорылых работяг или маргиналов-безработных? Зато за «сильных мира сего» можно было ответить. Не только должностью – собственной жизнью! Вот и старался ради них Мануильский с подчиненными. Как идет лечение того или иного «бугра» ему докладывали не единожды в день. Зато лекарства больница имела самые лучшие. Давали не только для богатых – для всех. Только не до всех они доходили. «Излишки» главврач сбывал в частные аптеки, имея хорошие доходы. Там же приобретал дешёвку для бедных. Снова умелые подручные ловко составляли документацию, в соответствии с которой дорогущие медикаменты получали все больные.

Дисциплину главврач поддерживал жесткую. Нет, не в отношении лечения пациентов. В отношении оплаты за очередное повышение по службе. Платить были обязаны все. Не важно, считался ли другом медик, получивший очередную категорию или назначенный заведующим отделением, а то и заместителем главного врача. На все существовала четкая такса. Лишь временами Анатолий Викторович делал «скидки». Однако «добирал» услугами. При этом слово старшего по должности было законом. Если кто-нибудь пытался высказать свое мнение, мгновенно вылетал из больницы. Даже своему сыну Мануильский не делал скидок. Наоборот, передал его на «учебу» одному из наиболее талантливых хирургов, но чрезвычайно жесткому Саше Коновалову. Александр Иванович был человеком настроения. Когда оно имелось, вытаскивал с того света, казалось бы, самых безнадежных пациентов, при этом зачастую голь перекатную. Когда не имелось – равнодушно взирал, как умирает его подопечный. Правда, для богатых людей настроение имелось всегда. Они совали ему в карман огромные деньги, минуя главврача. Тот не спешил предлагать Коновалову высокие, по больничным меркам, должности. Дотянул до звания врача высшей категории, дал достойную зарплату – дальше крутись сам. Опасался, что с годами Саша может превратиться в конкурента. Отстёгивать с «премиальных», однако, заставил.

Так, и текла жизнь в накоплении богатств, обустройстве дорогих квартир, оставленных позже детям. В покупке загородного дома в фешенебельном дачевладении «Версаль». В приобретении должностей, и ученых званий: кандидата, после – доктора медицинских наук, почетных званий, например заслуженного врача Российской Федерации. В интригах за награждение орденами «Дружбы», «Почета», «За заслуги перед Отечеством». Везде тоже приходилось давать – ведь тем, от кого все это зависело, тоже жить надо, тоже надо кормить семьи. Притом икрой, желательно, черной. Словом, оглянуться не успел, а сын уже взрослый. Присматривается к медсестричкам, да молодым врачихам. Не заметил, как его Галя из огневой дивчины превратилась в величавую даму. Правда, последнее время все чаще устающую от секса, все чаще старающуюся от него уклониться. Что делать? Возраст! Но Мануильский не тужил. Любая из подчиненных была к его услугам в любое время. При этом все прекрасно знали: понадобится повышение по службе, все равно придется платить. Иначе можно вылететь в районную поликлинику, где вместо конвертов с «гонорарами» дешевенькие шоколадки от стариков-пенсионеров, да хамство от молодежи.

– Не я ввел платежи, не мне их отменять, – любил говаривать Анатолий Викторович. – Я, пока стал главным врачом, бешеные деньги выложил!

Работать Галя не хотела. Вовремя успела оформить пенсию до повышения пенсионного возраста. Болталась на даче. Однако резиденция в «Версале» – совсем другое, нежели «шесть соток» в дачном кооперативе типа «Печатник», где публика с возрастом опускается все ниже и ниже. В «Версале» надо соответствовать. Дубленка белая, дубленка «кофе с молоком», дубленка зеленая, под цвет глаз, норковая шуба, соболиная шуба. Пожелала Галя и «шубейку» из горностая. Большие деньги даже для Анатолия Викторовича. А здесь – симпозиум в Риме не за горами. Надо приехать за пару дней до его начала, сшить «приличный костюм» тысяч за пятьдесят евро.

С этими мыслями Мануильский возвращался домой после трудового дня. Из леса, сквозь который проходило шоссе, потянуло дымом.

– Опять туристы костры жгут, – недовольно пробормотал главврач. – Куда только охрана природы смотрит?

– Они, Анатолий Викторович, еще и дизельного топлива для розжига добавили, – потянул носом водитель-охранник Кеша. – Последние дни дожди залили…

– Сегодня же переговорю с кем-то из наших, версальских, властей, чтобы лесников с полицией подключили. Эти дожди последние. Дальше обещают три недели жары. Не дай Бог, запылает лес! Лес-то государственный, Бог с ним! Но если огонь до «Версаля» доберется – мало не покажется!

Вот и въезд в элитный поселок. Охранник, взявший «под козырек», утопавшие в зелени вековых деревьев улицы, крыши хором за высоченными заборами.

– Галя, Рузанна! Я – дома! – вошел в огромный холл с фонтаном Мануильский. – Что вкусненького приготовили? Очень проголодался!

– Рузанне, Анатолий Викторович, вы сегодня выходной дали, – напомнил Кеша. – Она вчера, в воскресенье, по дому работала. Вы тогда гостей принимали… Я поехал? Завтра, как всегда?

– Подожди! – почувствовал что-то недоброе главврач. – Пойдем со мной!

На кухне медик наткнулся на бездыханное тело жены. Руки и ноги Галины были связаны бельевой веревкой и поясом от ее же халата. Вместо лица – сплошное кровавое месиво.

– Мертва, – определил Мануильский, коснувшись шеи супруги.

За три десятка лет работы он видел уйму покойников – убитых или скончавшихся от травм, не говоря уже об угробленных его подчиненными. Ни чувства глубокой утраты, ни жалости вообще Анатолий Викторович не испытывал. С годами страсти угасли, а отношения пары стали больше похожи на отношения хороших соседей.

– Сейф! – хлопнул себя по лбу главврач, – сделал шаг в свою спальню.

– Стоять! – вдруг бесцеремонно удержал его за руку Кеша. – Извините, Анатолий Викторович, но ходить сейчас по дому не надо! Ментов вызывать будем! Может, они какие-нибудь отпечатки пальцев найдут, другие следы преступления.

– Ничего себе, началась неделя! – выдохнул медик.