Читать книгу Путь скульптора Владимира Егорова - Вадим Гривский - Страница 9

В 1959 Егоров впервые выехал за рубеж, во Францию, увидел в Лувре Венеру Мелосскую, Джоконду, скульптуры Микеланджело, Родена. Немного общался с парижскими художниками на Монмартре и русскими эмигрантами, в том числе и первой волны, плакавшими по утраченной Родине. Побывал у траглатитов, живущих в пещерах, но иногда с… цветным телевизором. В Париже не раз бывал не раз в русском Храме Александра Невского на Рю Дарю, где венчались Пикассо и Ольга Хохлова. И на Рю Мари-Роз 4, где останавливался Ленин. «Французы, – с улыбкой вспоминал он, – смотрели на нас с удивлением: о, русские снова широкие костюмы носить стали. А мы с широким-то и не расставались. Французы в узких пиджачках и брюках-дудочках, в узких юбках, в интерьерах низкие диваны, кресла, минимализм…» После Франции пришлось обновить свой гардероб на более современный. Во Францию из Москвы летел в соседних креслах с легендарным британским фельдмаршалом, лордом Бернардом Лоу Монтгомери. В пожилом сухощавом джентльмене под пледом полководца Второй Мировой сам бы не узнал, да зачем-то нашептала стюардесса. Поговорили немного советский скульптор и бывший английский главком о войне и мире… на французском языке, поскольку английским В. Егоров не владел. Дежурная шутка наших дней: такие люди и без охраны? А тут буквально так, в общем салоне.

На одной из всесоюзных выставок Егоров познакомился и с Климентом Ефремовичем Ворошиловым, который когда-то единственный был на «ты» со Сталиным и о котором пели до войны: «И первый маршал в бой нас поведет». Кто из ребят и девушек не мечтал достигнуть высокого уровня «ворошиловского стрелка»? Сам Ворошилов всю жизнь стрелял великолепно. Теперь Маршал Советского Союза и бывший Председатель Президиума Верховного Совета СССР Климент Ефремович носил штатское и был весьма неплохим знатоком советского изобразительного искусства. Деликатный, вовсе не простой, невысокого роста, с отличной памятью.

Хьюлетт Джонсон, аббат, борец за мир

Еще до этого, в канун Московского фестиваля молодежи на одном из мероприятий Егоров увидел высокого пожилого англиканского священника с голубыми сапфировыми глазами и серебряными седыми кудрями, совершенно необычным красивым лицом в черной до пола сутане и очень захотел вылепить его портрет. Оказалось, что это известный в мире общественный деятель, борец за разоружение, лауреат Ленинской премии «За укрепление мира между народами», аббат Кентерберийский Хьюлетт Джонсон. Он еще был широко известен как богослов, доктор богословия, назвавший Христа первым в мире коммунистом и считавший соцстраны более близкими к подлинным христианским ценностям и идеалам, чем мир капитализма. Егоров через переводчика пообщался с аббатом насчет портрета и получил согласие. Это была бы отличнейшая скульптура… При второй встрече аббат положил на стул свою черную с широкими полями шляпу и зашагал навстречу художнику, дружески вытянув вперед руки: «Вова!..» Но третьей встречи их не случилось. Приставленные к знаменитому зарубежному гостю люди из органов спросили как-то совсем не дружелюбно: «Как Вы хотите использовать мистера Джонсона?» – «Я от неожиданности этого вопроса чуть замешкался. Но им ответ мой был и не нужен. Развернулись и растаяли в толпе».

Не раз пожалел потом Егоров, что не вылепил портрет героини республиканской Испании Долорес Ибаррури, с которой познакомил его их общий приятель, пожилой московский художник. Они не раз втроем пили чай, вино. Пассионария была уже в очень почтенном возрасте, сухонькая, небольшого роста с зачесанными назад седыми волосами, но глаза остались словно из тех легендарных лет войны с франкистами. Иногда общались, сидя просто на полу, на ковре. Наверно можно и о Д. Ибаррури сказать словами Маяковского: «… А эпоха легко входила в двери, даже не задевая головой о косяк».

Осенью пятьдесят седьмого был построен Дом Художника – ул. Куйбышева 97, где на первом этаже выставочный зал и правление Свердловской организации Союза художников.

Долорес Ибаррури

А на трех этажах выше – квартиры и несколько мастерских. Володя и Лиля только поженились и получили жилье на третьем этаже, правда пока только комнату. Прекрасно отдохнули в Доме творчества в Хосте, где Егоров блистал на бильярде. Ровно через год после свадьбы, в августе пятьдесят восьмого в молодой семье родился сынишка Вадик, худенький, голубоглазенький, автор этих строк. И молодая семья получила отдельную квартиру на проспекте Ленина 62 в первом корпусе, где поселились многие свердловские художники. В этом доме располагался и большой ультрасовременный ювелирный магазин «Кристалл». Поэтому иногда обитатели дома так и стали говорить, что они живут в «Кристалле». В соседях художник Оперного театра Н. В. Ситников, живописцы Б. П. Глушков, А. П. Давыдов, Е. И. Гудин, Б. В. Кондрашин, А. М. Минеев, скульпторы В. М. Друзин, В. В. Криницкая… С Ситниковыми жили через стенку, сыновья подружились на всю жизнь.

Лилия и Владимир Егоровы на о. Капри

Теплые отношения сложились у Егоровых со всеми и, конечно, со стариком-художником Александром Макаровичем Минеевым, бескорыстно отдавшим все силы по превращению большого двора дома в сказочный оазис для здешней детворы. Макарыч для кристальского двора как Третьяков для Третьяковки, Самойлов для Синячихи, Окуджава для Арбата. Он родился во второй год юного двадцатого века, учился в студии Пролеткульта и работал декоратором Молодежного театра Верх-Исетского завода. С нежной иронией рассказывал тогда Владимир Егорович со слов свидетелей как в двадцатые годы молоденький Алексашка Минеев в бушлате и маузером в деревянной кобуре на боку, желтым вьющимся из под бескозырки чубом гарцевал на желтой кобыле по брусчатке бывшей Кафедральной площади, ставшей площадью 1905 года. Он был одним из организаторов Свердловской организации Союза художников в тридцать втором году и тогда уже писал уголки старого Екатеринбурга, уходящую натуру. Прошел всю войну, запечатлев ее и в своей живописно-графической серии «По следам отступающего врага». Внешне и темпераментом похожий на Суворова, он целыми днями носился по двору с кистями, красками, рубанком. В результате рождалась расписанная в стиле русского модерна деревянная горка, зимой заливаемая всем галдящим от восторга детским народом, большая восьмиугольная с нарядными металлическими цветами посредине песочница, резной цветной домик, бум с головой морского конька. А зимой до третьего этажа поднималась невесть когда появившаяся настоящая елка со сделанными рукой старика-кудесника шарами и игрушками со светящейся алой звездой наверху. Давно повзрослевшие дети двора и через многие годы вспоминают этот восхитительный мир.

В 1959 В. Егоровым создан бюст В. Белинского (120 х80 х60 см), который и ныне можно видеть в центре отлитой в чугуне галереи классиков русской и советской литературы на фасаде здания Публичной библиотеки имени Белинского, главной в городе и области. Этот бюст стал уже вторым, здесь зрителям предстает образ полностью преодолевшего плен юношеских иллюзий критика-реалиста. Впервые скульптуру увидели посетители Выставки работ свердловских художников 6 – 13 июня 1959, посвященной Неделе изобразительного искусства РСФСР18.

Наступили шестидесятые. В 1960 году Егоров был принят в члены партии, ранее, в 1957-м он окончил педагогическое отделение Вечернего университета марксизма-ленинизма, избирался председателем культмассового сектора профсоюзной организации работников культуры.

Они с Лилей много ездили по миру – Африка, Италия, Греция, Куба, Голландия, Финляндия, США… В Африке создана серия графических рисунков «По Африканским странам», 1961: «Город Рабат», «Берег Слоновой Кости», «Уголок джунглей», «Гвинеянка», «Безработный», «Торговец сувенирами», «С думой о Москве» (пастель, кар., тушь), а также портретная скульптура «Гвинейская женщина».

Рисунки экспонировались потом на Всесоюзной выставке «Художники, побывавшие за рубежом»19. В той поездке были и потом дружившие с Егоровыми уральский поэт Лев Сорокин, ученый-биолог С. С. Шварц с женой, экономист В. М. Готлобер (позже – основатель и первый ректор СИНХа), журналист Юрий Нисковских. Кстати, Нисковских снял фильм об этой их поездке, он сохранился.

Несмотря на разницу в возрасте с Валентином Готлобером, Егоров с женой сразу же поймали с ним общую волну. В искусстве Готлобер разбирался прекрасно. Да и не только в искусстве. На любую тему мог, чуть призадумавшись, прочитать импровизированную лекцию. Почти как Луначарский, способный два часа рассказывать чем отличается черт германский от черта старофранцузского. За словом в карман Валентин Михайлович не лез никогда. Во время пребывания их на борту теплохода в Средиземном море в Москве прошел Пленум ЦК партии, и аудитория попросила Готлобера рассказать об этом только что завершившемся событии. Егоров такую просьбу передал, сам не понимая как это возможно. Никаких связей с сушей у Готлобера не было. Под рукой были советские газеты, люди их читали, но они приустарели.