Читать книгу Искалеченный мир - Вадим Громов - Страница 5

До дороги, ведущей в Замурино, было не больше минуты езды. Внедорожник уверенно катился по щербатому асфальту, приближаясь к главному посту. «Пешеходов» становилось всё больше, словно они выходили проводить оставшихся в живых. Только в их глазах, вместо прощальной грусти, по-прежнему колыхалась багровая пелена голода. Печати Всплеска.

Слева и справа, вынырнув из-за угла древней блочной пятиэтажки, показались ещё две группы мертвяков, экземпляров по тридцать – сорок в каждой. Улица в этом месте сужалась, если немного промедлить – они закупорят своими телами проезд, и придётся делать крюк, чреватый неизвестно какими последствиями.

– Гони! – Алмаз с ходу врубился в вероятную опасность, но Герман уже перебросил скорость, от души притоптал газку, заставляя «Горыныча» буквально прыгнуть вперёд, на прорыв.

– Па-абереги-ись! – Знаток вжался в кресло, ожидая неминуемого удара. Разминуться с парой «пешеходов» не было никакой возможности, они сунулись наперерез, стоя прямо на пути.

Прежде чем усиленная «кенгурятником» – шипастой решёткой, сваренной из стальных труб – личным дополнением Глыбы, – угловатая морда почти шеститонного «Горыныча» смяла два потерявших человеческих облик силуэта, Алмаз успел узнать одного из них. Это был тот самый любопытный молодой дозорный, в числе других сменивший их с Шатуном вчера вечером на посту.

Внедорожник тряхнуло, но несильно. Колёса раздавили что-то податливое, превращая это в бесформенный набор костей и плоти. Книжник утробно ёкнул, но сдержался, не испачкав салон содержимым своего желудка.

«Горыныч» смёл с пути ещё одного, зацепил крылом ещё, ещё… Но прорвался, не завяз в наплывающем в двух сторон скопище мёртвой плоти, ведомой одним инстинктом.

Знаток перевёл дух, ухмыльнулся, глядя в зеркало бокового вида, как толпа «пешеходов» продолжает преследовать их, несмотря на быстро увеличивающийся разрыв в расстоянии.

– Я от бабушки ушёл, я от дедушки ушёл. А от вас, фанатов сыроедения, и подавно дёру дам.

Внедорожник проскочил пост, вдребезги разнеся опущенный шлагбаум, – времени соблюдать все приличия и покидать машину, чтобы поднять его, не было. Тем более что в опасной близости ошивалось ещё с десяток персонажей утреннего кошмара.

– Всегда мечтал это сделать! – Знаток хлопнул по «баранке», провожая взглядом разлетающиеся обломки полосатой преграды. – Вроде бы и юность уже давно пропала за горизонтом, а всё никак не могу на степенность и прочие атрибуты прилагающегося возраста перестроиться… Шалун, одним словом!

Лихо скептически, чуть заметно покачала головой, соглашаясь с «шалуном». Шалун, Шатун, сплошные шипящие, ещё какого-нибудь Шамана не хватает, просто так, для комплекта. Один бы делал, второй трепался, а третий многозначительно молчал.

– О чём думаешь, красивая? – Герман посмотрел в зеркало заднего вида на молчащую Лихо. – Может, расскажете, что вообще происходит? Давай, не томи душу, выкладывай. Мы теперь в одной сцепке, чего уж там…

– Книжник, просвети вкратце… – Лихо дала знак очкарику, и тот заговорил, посвящая Знатока в детали вчерашнего общения с представителем параллельного мира.

– …В общем, как я понял – наша точка является ключевой, как бы основным пунктом, не задействовав который, не получится вообще ничего, – деловито пояснял Книжник. – После запуска деактиватора начнётся цепная реакция, уходящая уже за пределы Земли, в результате которой всё должно вернуться на круги своя. Вероятность удачного завершения операции, со слов бывшего обладателя деактиватора, – примерно семьдесят пять – восемьдесят процентов.

– И, как я понимаю, вы собрались довести начатое до логического завершения, – задумчиво сказал Герман, когда Книжник иссяк.

– Изумительная безупречность логики, – пробормотала Лихо, нащупав лежащий в кармане деактиватор. – Нет, я собиралась его на первой же барахолке обменять на фуфырик огуречного лосьона. Если, конечно, такой сыщется в наше время. И нажраться до невменяемости. Ты ведь мне веришь, Знаток?

– Изумительная утончённость юмора: – Герман начал плавно поворачивать руль, вписывая машину в поворот. – Но, продолжая логически развивать твоё предыдущее высказывание, мы получаем следующий вираж сюжета. Так как огуречного лосьона сейчас не сыскать, даже в обмен на мою жизнерадостность, то остаётся только одно. Пойти и употребить его по прямому назначению. Не лосьон. Деактиватор.

– Найти бы человека, который тебя на кривой «кляксе» объедет, – сказала Лихо. – В точку, Знаток. В самую что ни на есть точку.

– Я так полагаю, что координаты точки вам известны?

– А как же… Книжник, вноси дополнения.

Очкарик без промедления извлёк из глубин своего «харда» нужный файл и ознакомил Германа с его содержимым. Замолк, ожидая ответной реакции.

– Путь неблизкий, да всё буреломами. – Знаток вынес свой однозначный вердикт и почесал бороду. – Сколько, говоришь, времени до полного экстаза неконтролируемой халявы осталось? С месяц?

– Не больше месяца. – Лихо покривила губы. – Я, если честно, на Андреича рассчитывала. Мы, хоть люди не криворукие, но у него всё же связи и тому подобная амброзия. Сам понимаешь, ему поверили бы гораздо быстрее, чем нам всем вместе взятым… Тем более что всё это в большей степени смахивает на полную и законченную шизофрению. В крайнем случае – на фантастический рассказ, коллективное творчество отделения для детей с задержкой умственного развития. Если бы я не умела отличать правду от остальных побрехушек, то сама ни за что бы не поверила…

– Истину глаголешь, дитя моё. – Герман задумчиво крутил руль, «Горыныч» уверенно мчал по знакомым пейзажам, приближаясь к Замурино. – У Андреича была шикарная перспектива возглавить крестовый поход против этой опостылевшей прозы бытия. А уж как я буду скучать по его фирменному первачу, ты просто не представляешь…

На несколько минут воцарилось тягучее, неловкое молчание, впереди замелькали окрестности Замурино. Знаток сбросил скорость, превратившись в живой сканер, прочёсывающий прилегающую местность. Как, впрочем, и весь остальной экипаж внедорожника. Признаков жизнедеятельности видно не было. Вообще никаких.

– Или это не слишком искусная западня. – Герман оторвался от созерцания крохотного поселения. – Или здесь стряслось что-то, не укладывающееся в широкоформатные рамки моего жизненного опыта. Больно уж тихо, полное благолепие… Как на погосте.

– Всеобщая точка зрения высказана в полном объёме. – Алмаз ещё раз пробежался взглядом по виднеющимся как на ладони строениям. Замурино в ярких лучах розоватого дневного светила производило впечатление если не ужасное, то вполне гнетущее. Несколько кирпичных домишек, пара качественно проржавевших, но пока ещё худо-бедно годных ангаров, исполняющих сразу несколько функций, вроде склада, гаража и прочих социально необходимых элементов. И единственная пятиэтажка, точнее – бывшая пятиэтажка, у которой почти полностью был снесён пятый этаж. Всё бы ничего – по Материку хватало таких вот напрочь заброшенных, опустевших островков, дававших людям кров и какое-нибудь занятие, с помощью которого можно было иметь свою корку ржаного. Но сидящая в «Горыныче» пятёрка чётко знала, что ещё вчера в Замурино если не кипела, то вполне побулькивала размеренная «жизня». Не могло в Замурино не остаться вообще никого, хотя бы один «пешеход», если предположить то, что Всплеск достал до поселения, – просто обязан был болтаться здесь, похабя бытие своим небытиём. Что здесь стряслось? Что?

– Едем дальше? Или сделаем короткую остановку? – спросил Герман. – Я высказываюсь «за». Если коллектив «против» – продолжаем колесить.

Лихо коротко переглянулась с полуобернувшимся к ней Алмазом, Шатуном. Кивок, кивок, кивок.

– Лады. – Лихо выразительно посмотрела на Знатока. – Объявляется вылазка. С целью пополнения продуктового запаса. Идут Алмаз с Шатуном, остальные остаются на месте. Возражения есть?

Каким-то подобием возражения робко попытался разродиться Книжник, но был мгновенно приведён в чувство выкашивающим все ростки инакомыслия убийственным взглядом Лихо. Герман барабанил пальцами по рулю, искоса посматривая на примолкшего книгочея, уставившегося в окно с видом человека, потерявшего смысл жизни. Потом хлопнул его по плечу, ободряюще подмигнув.

Повернулся к Лихо.

– Несколько коробок с сухпаем должны находиться во-он там. – Он показал пальцем на ангар побольше. – В комнатухе, рядом со слесаркой. Как заходишь – налево. За остальное не скажу – не знаю… Удачи!

Алмаз на миг опустил веки, благодаря за информацию. Вылез из кабины, привычно перехватывая «калаша» так, чтобы в любое мгновение пустить в работу, не затрачивая дополнительных усилий. Лихо вышла следом, выпуская Шатуна.

– Без геройства, мальчики. Я, конечно, на сто кругов уверена, что вы вдвоём всё Замурино на молекулы раздербаните, если такая надобность вдруг возникнет. Но – не стоит. Тем более что от этого нового набора аномальных изысков смертушкой смердит гораздо резче, чем в недавнем прошлом. Так что без фанатизма, сухпай прикарманили – и обратно. Если его хозяин вдруг объявится, в полном адеквате и здравии, кантуйте сюда, потолкуем с удовольствием. Давайте, ни пуха ни пера!

– К чёрту! – сплюнул Шатун. Алмаз тоже плюнул себе под ноги и двинулся вперёд, наблюдая, фиксируя, сопоставляя. Шатун, страхующий его с помощью аргумента, носящего название «Вепрь-М», с расстояния в полсотни метров и с одного залпа оставляющего от человека что-то невнятное, шёл чуть позади. Замурино приближалось, Алмаз превратился в один сплошной комок нервов – но всё оставалось без изменений. Тишь, гладь, покой… Натянутые, как яйца толкача наркоты в мозолистой ладони Андреича. Давящие, ненормальные.

До указанного Германом ангара оставалось всего ничего – десятка полтора шагов. Алмаз обошёл небольшую кучу битых кирпичей и замер.

Перед ним находилось что-то непонятное, не поддающееся моментальному осмыслению, но вызывающее быстрое появление шершавого, сухого и приличного по размерам кома в горле. Шатун оказался рядом сразу после того, как Алмаз застыл, вглядываясь в непонятную находку. Всмотрелся сам, тряхнул головой, отгоняя внезапно и цепко присобачившийся к душе страх. Закрыл глаза, надеясь, что это ему померещилось, пригрезилось, и перед ним всего лишь продолговатая и довольно широкая рытвина, глубиной примерно в четверть метра, без…

– Да что же это за… – До Алмаза внезапно дошло, что он видит перед собой. И его беспощадно и незамедлительно вывернуло на землю, тугими спазмами выскребая из почти пустого желудка всё подчистую. Шатун оказался покрепче и просто отвернулся, не в силах смотреть на эту рытвину, покрытую грязно-красной кашицей, слизью, утерявшей всё сходство с очертаниями человеческой фигуры.

Это выглядело так, словно человека под огромным давлением размазали по земле. Как большим пальцем размазывают по столу или по стене насосавшегося крови клопа. Шатун вгляделся – невдалеке от этой рытвины виднелась ещё одна, и ещё… Да что здесь произошло, вашу мать?!

Алмаз вытер губы рукавом, ощущая во рту стойкий вкус кислятины. Сплюнул, посмотрел на Шатуна, с посеревшим лицом озирающегося вокруг. У самого входа в ангар была видна ещё одна продолговатая вмятина, заполненная всё той же вызывающей рвотные позывы слизью. Начинающей подсыхать и схватываться сверху мелкобугристой, трескающейся, коричневатой корочкой. На которую уже налетали вездесущие крупные, с зеленоватым отливом мухи, почему-то оставленные Сдвигом без каких-либо изменений. А, собственно, что ещё можно ухудшить в обычной трупной мухе?

Алмаз сделал шаг вперёд и понял, что странности на этом не закончились. Давленная до состояния кровавой размазни человеческая плоть пахла как-то необычно. В воздухе витал какой-то пряный, щекочущий ноздри запах. Не резкий, не всепроникающий, но неотступно висящий над рытвинами с их жутким содержимым. Самым худшим было то, что он не раздражал, от него не хотелось зажать нос и уйти как можно дальше. Он никак не сочетался с тем, чему он сопутствовал. Он не состыковывался с происшедшим, он был неправильным, неподходящим…

Дверь ангара была наполовину раскрыта, Алмаз сделал широченный шаг, почти прыжок, не желая ставить ногу в рытвину, которой было не миновать.

И остановился, внутренне зайдясь в тоскливейшем душевном вое. В полуметре от входа внутреннее пространство ангара шагов на десять вперёд было сплошь усеяно всё теми же багровыми, разнооттеночными, чуть выпуклыми кляксами, разве что не вдавленными в землю, а расплёсканными по бетону. Пряный запах стал чуть более резким, начиная кромсать желудок новыми позывами.

Алмаз сунул нос в локтевой сгиб поднесённой к лицу левой руки, стараясь дышать пореже. Натужно сглотнул слюну – раз, другой. И шагнул, стараясь ставить ногу как можно твёрже, представляя, что под ним просто бетонным пол, самый банальный пол, разве что самую малость пружинящий под ногами, неправильно пружинящий, бесконечно…

Открывший дверь до конца с коротким, но очень интенсивным визгом ржавых петель Шатун заглянул внутрь, закашлялся от неожиданно открывшейся ему картины и лезущей в нос пряной волны, хоть и заметно идущей на убыль. Алмаз, не оглядываясь, мотнул головой: «Оставайся снаружи!» – и пошёл, отыскивая место, о котором говорил Герман.

Налево, налево… Ангар был разбит на несколько разновеликих отсеков-закутков, возле одного из которых грудой было свалено разнообразное железо, имеющее явные следы слесарного воздействия.

Алмаз заглянул в соседнюю комнату справа он него, заваленную всяким хламом, без каких-либо следов сухого пайка. В комнату слева…

Упаковки нужного ему добра были заботливо уложены в чёрный тряпичный мешок, словно кто-то знал, что Алмазу так будет удобнее… Бред чистой воды, конечно же. Никто не ждал, когда он придёт, подготавливая сухпай для более удобной транспортировки; хозяин явно думал только о себе любимом. Но недавние события всё выгнули под самым неожиданным углом, поменяли приоритеты, поставили всё с ног на уши…

Алмаз не стал досконально обшаривать ангар – главная задача была выполнена. Да и новые впечатления не принесли никаких положительных эмоций, подталкивающих к дальнейшему шмону. Замурино, как и Суровцы, перестало существовать.

По-прежнему ощущая сквозь ткань рукава пряный аромат мертвечины, Алмаз вернулся к выходу, почти пробежав метры, отделяющие его от двери ангара. Шатун бдил, как первоклассная система слежения, и возле его ног не лежало ни одного ушатанного монстра, что позволяло немного перевести дух. Что бы ни резвилось в этой местности, обходясь с замуринскими так же, как асфальтовый каток обходится с оказавшимся на его пути червяком, сейчас его здесь не наблюдалось. Иначе бы, скорее всего, глинистая почва в Замурино пополнилась ещё двумя углублениями…

Напарники сноровисто, хотя и с отчётливым ощущением того, что Шатун доходчиво охарактеризовал как «очко жим-жим, но стыдиться как-то не тянет…», добрались до «Горыныча». Алмаз с ходу продемонстрировал добычу, перекинул её Лихо и, плюхнувшись на сиденье, начал яростно жестикулировать в довесок к короткому «уматываем!», давая Знатоку понять, что не хочет задерживаться здесь ни одной лишней секунды. Ни за какие разносолы, «кляксе» их в любую область!

Герман не стал перечить. На лицах Алмаза и Шатуна всё было отражено гораздо впечатлительнее, чем это можно выразить словами. «Горыныч» рванул с места, набирая скорость, и через полминуты Замурино уже скрылось за деревьями. Оставив о себе лишь память, безумную память, в которой было место только рытвинам, на стенках которых подсыхала слизь с преобладающими оттенками багрового и красного. И витающего в воздухе запаха чего-то пряного, неузнаваемого, способного с этого времени вызывать только одну ассоциацию…

– Что там было? – спустя несколько минут затянувшегося молчания спросила Лихо. – Да не молчите вы, мать вашу дырявым ведром по шнобелю! Быстро прочухались и выложили! Всё, раскрыли душу, процесс пошёл!

Алмаз, не вдаваясь в подробности, сжато, в несколько фраз, описал всё увиденное. И вдобавок – унюханное.

– Я с таким ни разу не встречался. – Герман смотрел вперёд, на дорогу, но взгляд иногда растерянно рыскал, потухал. – А уж я повидал – мама, не куксись. Это что-то новенькое Сдвиг из загашника притопырил. Век живи – век удивляйся. Особенно если треть этого века приходится на такие вот мутные пертурбации…

– Логично. – Лихо скорбно пожевала губами, её глаза тоже поблёкли, но без той сероватой дымки, обычно предшествующей обнаружению лжи. – Сколько ещё нам открытий дерьмовых сделать дано на пути… Я вроде бы девочка не из пугливых, а пробирает. Честно.

– М-да… – глубокомысленно изрёк Книжник. – Подписываюсь под каждым словом.

Лихо ничего не ответила на очередное подтверждение того, что в коллективе царит чудное единомыслие. «Горыныч» двигался вперёд, пожирая расстояние бывшей федеральной трассы, за эти годы превратившейся в нечто, характеризующееся сплошь непечатно. По дословному выражению того же Знатока: «Сдвиг бы по этой непроходимости разок прокатить на отечественном автопроме, он бы устыдился, испугался и поспешил откланяться…»

Неизвестно, как в действительности обстояли дела с отечественным автомобилестроением до Сдвига, но «Горыныч» не шибко пасовал перед разбитой четырёхполоской, разменивая километр за километром.

– Ладно. Панихиду справлять будем, когда точно поймём, что анусом дышать – ну никак не выходит. – Герман шустро завертел «баранку», объезжая особенно похабную ямищу, способную сконфузить и полноприводного монстра, созданного оборонкой. – Есть вопросы более насущные. Всё-таки не на чахлый променад в полсотни кэмэ подписываемся. Пять тысяч вёрст – и то если по прямой, да с попутным ветродуем. Есть какие-то инициативные предложения? Пожелания? Конструктивная критика? Давайте, вносите общий вклад в великое дело – не мне же одному серым веществом вибрировать на предельных мощностях… И вообще – ничего, что я тут вроде как больше всех воздух сотрясаю? Для пользы дела, конечно же, но вдруг кому это поперёк тонкой душевной конституции? Я же всё-таки человек сторонний.

– Если бы меня в последние несколько часов хоть чуточку торкнуло, – Лихо улыбнулась самым уголком рта, – я бы тебя из-за руля собственноручно выкинула ещё в Замурино. Чтобы шёл на все триста шестьдесят градусов одновременно, мелкими шажками. Или там – вприпрыжку, как тебя больше устраивает… Считай, что ты в команде, если, конечно, у тебя нет других планов на будущее.

– Я, конечно же, слишком стар для всего этого дерьма. – Герман сделал шутливо-плачущее лицо. – Но ввиду того, что все мои планы пребывания в Суровцах откладываются по вине форс-мажорных штучек-дрючек… Короче – согласен на должность массовика-затейника, причём сугубо за харчи и овации развлекаемых. Оцените мою сговорчивость. Остальное – по обстоятельствам. Договорились?

– Если бы я знала индивидуума, с которым бы ты не договорился, – Лихо улыбнулась чуть явственнее, – я бы ему самолично небо в брюликах показала. Всеми возможными способами.

– Короче, договорённость вступила в силу?

– Точно.

– Вот и ладненько! – Герман усмехнулся и посерьезнел. – Лирика кончилась, началась работа. Ещё раз спрашиваю – есть какие-то предложения, доводы, ещё что-то? У нас ведь теперь только один вариант – бодаться до упора и молиться, чтобы упор не треснул. До бывшей Первопрестольной сначала добраться надо, потом – Урал, Сибирь. Места исторические. Жаль только, что к досдвиговой эта история никакого отношения не имеет.

– «Зайти – не выйти», «Душегубка», «Чёртов заповедник»… – встрял в разговор Книжник или желая блеснуть эрудицией, или оттого, что ему надоело присутствовать здесь в виде бессловесного статиста. – Да как же мы…

– Молча! – оборвала его Лихо. – Или с криком. Как было сказано выше, хотя и немного по другому поводу, – «по обстоятельствам».

Книжник замолчал, покосившись на блондинку; впрочем, без какого-либо налёта обиды на лице. Виноват, сглупил-с…

– Нескромно замечу, что есть в моём присутствии один небольшой, но очень упитанный плюсик. – Знаток игриво поднял бровь и снова стал серьёзным. – Я те места, в которые нас судьбина из Суровцев перепасовала, – знаю. Не каждую кочку, конечно же, – но на три четверти отметился. Тёмные места, позвольте доложить без всякого жеманства. Книжник верно перечислил, но только самые прогремевшие. Да только их там поболе наберётся – конечно, не такой крупняк, как «Душегубка», но есть тревожные, есть… Возможно, придётся в обход петлять.

– В срок-то уложимся? – пробасил Шатун. – А то «петлять» можно до бесконечности, слышал я про такие выкрутасы…

– А тут как в лотерее! – Знаток пожал плечами. – Я, конечно же, не Вано Сусанидзе, который, насколько мне известно, никому в хреновые навигаторы не нанимался. Сделаю, что могу. Но гарантировать, сами просекаете, не получится. Это вам не в сортир поутру наведаться. Давайте загадывать не будем. Сначала до бывшей златоглавой доберёмся, потом ещё шажок-другой сделаем. Глядишь – и мы уже в кандидатах на получение специально учреждённой награды «Нагнувшие Сдвиг», первой и единственной степени. Что касается связей Андреича, о которых так прочувствованно вздыхала наша единственная представительница прекрасного пола, – есть они и у меня. Не так разветвленно, но конечно же, но вполне приемлемо. Глыба был человеком государственным, хотя осталась от того государства лишь похабная пародия. Уродливый слепок. И знакомства у Андреича были повыше – это да. А у таких как я – перекати-поле, завязки другие. Уровень, конечно, не тот, но хлама в друзьях не держим-с. Моральные принципы, ага.

– Звучит обнадёживающе. – Лихо глядела в окно, за которым проносился смешанный лес, пестрящий всеми оттенками синего. – Да ещё с учётом того, что моё чутьё безмолвствует, как «клякса» после правильного воздействия. Впрочем, и до него – тоже.

– Ну вот консенсус и явился во всём великолепии. – Знаток вгляделся вперёд, туда, где замаячило что-то похожее на придорожную закусочную. – Предлагаю перекусить. Конечно, после новых замуринских пейзажей кусок в глотку с натугой полезет, но всё же надо попробовать. От каждого куста мандражировать не годится. Будем бдить с тройным усердием – только и всего. В конце концов, я фаталист, хотя никому раньше в этом не признавался…

– Давай. – Лихо кивнула одна за всех, будучи уверенной, что возражений не последует. – Ломать хребет оппозиции лучше на сытый желудок…

– Золотые слова.

«Горыныч» монументально остановился на обочине, метрах в пятнадцати от приземистой постройки, чем-то неуловимо напоминающей дзоты Второй мировой. Построенной из причудливой смеси брёвен, бетонных блоков и металлических конструкций. Лихо видела эту забегаловку, случалось проезжать мимо, по пути в Первопрестольную, по делам Глыбы. В качестве вооружённого сопровождения и «детектора лжи», естественно… Но вот останавливаться и дегустировать – как-то не приходилось. Возле «дзота» находился средних размеров мангал, только что отягощённый несколькими шампурами. Возле мангала неторопливо и уверенно хозяйничал субъект лет сорока, чернявый, курносый, длиннорукий. Вроде бы лениво мазнувший взглядом по прибывшим, но чувствовалось, что оценка им будет дана самая исчерпывающая. Хозяин придорожной забегаловки – должность непростая, нервная, учитывая количество любителей набить желудок мясцом на халяву. Вон и дробовичок под рукой имеется, дающий понять, что лучше заплатить и есть без проблем.

Алмаз потянул носом.

– Собачатина, поди…

– Скорее всего. – Герман покопался в рюкзаке с боезапасом, выудил оттуда две «УРки» и уверенно направился к свободному, врытому своими двумя опорами в землю деревянному столу. – Это нам ещё повезло, что пёсик на шампуре доходит. Мне как-то случилось «попрыгунчика» дегустировать. Вот где больше слюной изойдёшь, чем наешься. Вкусный, зараза, но жилисты-ы-ый… А так – вполне организмом усваивается. А Тузика или там Барбоску я оприходую за здрасте…

Хозяин перевернул шампуры и неторопливо направился к рассаживающейся за стол пятёрке. Помимо дробовика, оставшегося стоять возле входа в «дзот» и выглядевшего вполне привычной деталью интерьера, Алмаз углядел у чернявого ещё одно изобретение пытливого инженерного ума, притороченное сбоку. Одну из разновидностей «KF-AMP», штатовской машинки с магазином на шестьдесят «маслят». Наверняка и патрончик в стволе имеется, чтобы со сдачей не волокитить, случись что…

– Мэтрам кулинарии моё почтение! – Герман широко улыбнулся, приветствуя хозяина безымянной харчевни. – Как делишки, Ловкий? Идут в гору с Божьей помощью и вот этого…

Он кивнул в сторону дробовика, продолжая доброжелательно улыбаться. Не сказать чтобы чернявый расплылся мёдом по карамельной глазури, но его настороженность почти исчезла, уступив место некоторой расслабленности. Знатока он явно знал.

– Да куда там – «в гору»?! – Ловкий вроде бы раздосадованно махнул рукой, опровергая слова Германа. Но в его глазах ворохнулась какая-то лукавинка, доказывающая обратное. – Клиент нынче пошёл ушлый, так и норовит всякое барахло подсунуть… – Чернявый снова замахал длинными руками, но Алмаз подумал, что прозвище «Ловкий» он получил явно не за умение насаживать на шампур по пять кусков одновременно. Хватко мужчина держит «пукалку», уверенно…

– Ну мы-то люди солидные! – хохотнул Герман, выкладывая «УРки» на отполированные множеством рук доски стола. – Нам по мелочам разбазариваться совесть не позволяет. Сообрази-ка на всех. А то лично у меня в желудке уже недовольство крепнет, а там и до более серьезных беспорядков недалеко. Думаю, что коллектив со мной солидарен.

Коллектив был солидарен, единодушен и слился в едином порыве, обоняя дурманящие запахи. Ловкий, в глазах которого растаяла последняя льдинка возможного недоверия, спокойно сгрёб со стола гранаты и вернулся к мангалу.

О том, что такое наличные деньги, обитатели Материка не помнили уже давно. Везде царил его Величество Натуральный Обмен, представленный во всём блеске и великолепии. Оружие и боеприпасы, на которые можно было выменять всё что угодно, проходили первыми пунктами в списке жизнеобеспечения. Самые порядочные меняли всё по уже устоявшемуся, хотя и всегда могущему быть подкорректированным ценнику. У персонажей, предпочитающих брать своё на дармовщинку, подкрепляя свою жизненную позицию разнокалиберными доводами, было два выхода. Или они получали своё, или их довод менял владельца, оказавшегося более расторопным и умелым в плане обращения со всем, в основе чего лежит принцип действия сжатых пороховых газов.

После Сдвига, когда первичные хаос и растерянность прошли, жизнь начала потихоньку налаживаться, хотя от прежнего социального устройства осталось то, что ранее упомянул Герман. Уродливый слепок.

Собственно, первые десять лет, кроме констатации факта, что был единичный случай буйства какой-то аномалии, в одночасье унёсшей чёртову уйму жизней, про Сдвиг как таковой никто не задумывался. Явных, да и косвенных признаков того, что главное – впереди, не имелось. Основные суждения по вопросу звучали примерно так: «Ну что-то было. Да, поганое. Да, жуткое. Но ведь прошло же?» Жизнь вроде бы пошла своим чередом, если не считать того, что население сократилось изрядно и за две пятилетки восстановилось всего на пяток-другой процентов; колесо цивилизации продолжило крутиться, ещё не осознавая, что это происходит по инерции.

Как показали дальнейшие события – ничего не прошло.

Стартовую десятилетку Сдвиг разминался, подготавливая почву для более убойных «шалостей». На те же мутации, поначалу кажущиеся несерьёзными, немассовыми, почти никто не обращал внимания: что-то похожее встречалось и раньше. Пусть и в два раза меньше. Но ведь не в двадцать же? Кто-то из учёных бил тревогу, но, как частенько водится, его никто не слушал. А даже если бы и прислушались, это всё равно ничего не изменило…

А потом – грянуло. Разразилось: убийственно, паскудно, бесповоротно… После первого жуткого Всплеска экология, в которой прилежно и потаённо строился плацдарм для новых сюрпризов, принялась выкидывать фортель за фортелем, естественно – не дающих поводов для умиления. Совершенно ублюдочные твари объявлялись на белый свет если не пачками, то уж всяко не по чайной ложке, раз в три года. Дальше пошли физические, пусть и не совсем глобальные изменения в географии; пакости помельче, от которых тоже не было ничего радостного. Потом сопоставили события десятилетней давности и начавшийся хаос: нарекли Сдвиг Сдвигом, но лекарства от этой мировой гангрены так и не появилось. Какой смысл ломать голову над изобретением целебного снадобья, если не знаешь, для какой болезни оно предназначается?

Мир стал напоминать Средневековье с присущими ему чертами вроде феодальной раздробленности. То есть самой естественной формой для общества, по которому перед этим помесью танка с тяжёлым бомбардировщиком без всякого предупреждения прошёлся глобальный катаклизм. Только в последние несколько лет появились какие-то подвижки к упорядочиванию. Робкие, в большинстве своём корявые попытки создать хоть какое-то подобие досдвигового социума. В наилучшем положении находились крупные города европейской части России, оставшиеся с кое-какой производственной базой, хоть и впавшей в несомненное подобие комы, где на пару-тройку лет, а местами и больше. Что творится за границами Урала, в Сибири, знали очень немногие, вроде Германа. Не до этого было. Выпуск жизненно важных товаров потихоньку воскрес, естественно – не в том объёме, что был раньше, и преимущественно кустарным методом. В основном пользовались остатками из прежнего времени. Да и ведь население Материка было уже далеко не то, учитывая потери среди тех, кто не сразу приспособился к убийственным коленцам Сдвига, вроде Всплеска и прочих «пешеходов» со «свистоплясками». Плюс – угрожающе низкая рождаемость. Люди цеплялись за жизнь всеми возможными способами, но планета вымирала. Никто не знал, сколько осталось до полного финала, до последней черты… Не знал никто, кроме пятёрки, голодными глазами смотрящей на приближающегося к их столу Ловкого, несущего тарелки с аппетитно выглядящими кусками запеченной собачатины.

Чуть погодя на столе появились две литровые бутылки пива местного производства и несколько кусков хрусткого, суховатого хлеба с запахом дымка. Гурманы брезгливо поморщились бы, увидев эту трапезу, да только не было за этим столом гурманов…

Подцепив тяжелой вилкой, судя по всему – даже серебряной, кусок поаппетитнее, Лихо с наслаждением вдохнула запах мяса и принялась жевать. Отхлебнула чуть горьковатое, но вкусное пиво. Приходилось пробовать и не такую экзотику. Ведь, как частенько говорил Глыба: «Сдвиг научит тараканами как леденцами хрустеть». «Феникс» лежал рядом, прямо возле тарелки с мясом. На всякий случай.

– Пища богов! – Герман тоже вооружился вилкой, не иначе принадлежавшей в своё время какому-то аристократу, если исходить из её веса и внешней кучерявости. – Сейчас бы ещё первачка, да за хороший повод…

Он вдохновенно начал жевать, запихав в рот сразу два куска. Остальные без промедления последовали его примеру. Тарелки пустели на глазах, Ловкий пошёл отягощать мангал ещё одной порцией сослужившего свою последнюю службу четвероногого друга человека.