Читать книгу Искалеченный мир - Вадим Громов - Страница 6

– Хорошо сидим… – Знаток убрал благодушную улыбку и повернулся к дороге, откуда донёсся шум как минимум двух автомобильных моторов, приближающийся со стороны Великого Новгорода. Из «дзота» появился ещё один человек, с двойником дробовика, стоящего около двери. Человек чем-то неуловимо смахивал на Ловкого: такая же чернявость, длиннорукость. Нос, правда, был не курносым, скорее – картошкой. Семейный бизнес на большой дороге.

Через полминуты к месту общественного питания подкатили два довольно обшарпанных драндулета, безоговорочно проигрывающих в презентабельности по сравнению с «Горынычем». «Патриот Спорт» и «Опель Антара». У «опеля» наглухо отсутствовал передний бампер и было помято заднее левое крыло. А «Патриот» мог похвастать цепочкой пулевых пробоин, наискось протянувшихся через заднюю дверь. Хорошо хоть из багажников не торчало по меланхоличному жмурику. Для полноты картины.

Мо́лодцы, неспешно покидающие салоны авто, выглядели если не разношёрстым сбродом, то лицами с серьёзной претензией на этот статус. Шашлычник незаметно напрягся, продолжая колдовать над мангалом, разродившимся новой порцией волшебных ароматов. Его брат смотрел на вновь прибывших отсутствующим взглядом, держа дробовик наготове. Что будем заказывать?

– Не ссы, шеф! – Один из индивидуумов, с физиономией заслуженного анархиста на почётной пенсии, начал подходить к «дзоту», демонстрируя пустые руки. Хотя, судя по красноречивой выпуклости в районе пояса, у него при себе имелось что-то габаритное, вроде того же «Феникса». При одном взгляде на этого адепта «матери порядка» страстно хотелось держать палец одной руки на спусковом крючке, а во второй руке – «Ф-3» с выдернутым колечком.

– Расслабься, – повторил «анархист». – Нам бы пожрать да ещё чего покрепче. Хлопот с нами не будет, мы ж не шушера какая. Почти пацифисты – каких ещё поискать.

– Точно! – осклабился, показывая почти полное отсутствие верхних передних зубов, второй «пацифист» с вытянутым лошадиным лицом и жидкими волосами. – Больше таких безвредных созданий на Материке не найти. Ха-ха-ха!

Они дуэтом зашлись в лающем смехе, длившемся очень недолго. Отсмеявшись, «анархист» поглядел на Ловкого голубовато-блёклыми, навыкате, глазами и сказал тоном, в котором смешались четыре пятых приказа и одна пятая снисходительности:

– Давай, земеля, шевелись. Пацаны жрать хотят. Не обидим, не бзди…

– У нас сначала платят, потом заказывают. – Ловкий поглядел ему прямо в глаза. – В долг и за уважуху – не кормим. Для непонятливых у нас другое меню имеется…

Он покосился на родственника, стоящего в трёх шагах от него и держащего дробовик с непринуждённостью человека более чем искушённого.

– Лумумба! – Чуть повернув голову, «анархист» крикнул куда-то в сторону, и один из девяти путешественников, альбинос с ослепительно-белым, почти неестественным цветом волос и рублеными чертами лица, равнодушно кинул ему какой-то свёрток. Тот поймал его и, подойдя к по-прежнему пребывающему в состоянии некоторой напряжённости чернявому, развернул промасленную бумагу, демонстрируя содержимое.

– Годится? – Ловкий едва заметно кивнул, забрал плату и вернулся к мангалу, начиная нанизывать на стальные жала шампуров новые куски маринованного филе.

– Гуляем, черти! – Субъект с лошадиным фейсом хлопнул в ладони и порулил к свободному столу, мазнув глазами по исподволь наблюдающей за разворачивающимся действом пятерке. Дольше всех его взгляд задержался на Лихо, даже после недавних событий выглядевшей весьма заманчиво. Негромко, но явственно причмокнув, он осклабился и, не задерживаясь, пошёл дальше.

Блондинка встретила его взгляд равнодушно, словно смотрела сквозь пустое место: отвернулась.

Алмаз вопросительно посмотрел на неё, слегка поведя подбородком в сторону новых едоков. Лихо отрицательно качнула головой, давая понять, что не уловила ничего, расходящегося между словами явно околокриминальных гаврошей и её внутренними ощущениями. Алмаз понимающе кивнул и не стал пододвигать «калаш» поближе.

Чернявый притащил следующую порцию собачатины, скороговоркой пожелал приятного аппетита и сбрызнул обратно на рабочее место. То ли имел место быть некоторый мандраж перед новой партией клиентов, то ли в том промасленном свёртке было нечто такое, за что следовало расшибиться в молекулы, но угодить по полной. Подхихикивать, поддакивать и даже сбацать на столе подобие стриптиза, эротично размахивая грязноватым фартуком. Но, если верить иногда долетающим до стола друзей отрывкам похабных реплик, исполняющей стриптиз на столе желали видеть только Лихо.

Блондинка не реагировала никак, сосредоточенно доедая последний кусок. Ещё пару минут – и они двинутся дальше, оставив этому отребью яркое впечатление для непременно грядущей мастурбации. Да и бес с ними, с озабоченными.

С соседнего стола вдруг донеслись азартные возгласы, похожие на скоропалительно заключаемое пари, потом двое хлопнули друг друга по ладоням, и, в заинтересованном перекрестье взглядов, самый молодой «махновец» поднялся, держа курс к столику пятёрки.

– Спокойно, – процедил Герман, краем глаза следя за приближающимся хмырём. – Доедаем, допиваем, не нервничаем… Говорить буду я.

– А чё, мужики… – Подошедший по-хозяйски упёрся кулаками в стол. Обвёл всех, кроме Лихо, простецким взглядом оборзевшего до полного неприличия двуногого, чувствующего за собой превосходство в силе. – Девочкой не поделитесь? Братва очень просит уважить…

На Лихо он не смотрел, словно вопрос был уже решённым, оставалось только шлифануть кое-какие шероховатости и уводить предмет разговора на свою территорию. По его мнению, здесь вообще некого было бояться.

Пожилой пентюх с непонятным, тушующимся взглядом? Тощий, нескладный прыщ в окулярах? Белобрысая курва с классными буферами и несколько подпорченной внешностью? Кого тут бояться? Не смешите мои стельки… Пушки у них, правда, неплохие, но это ещё не показатель.

Амбал, похожий на страшный сон титанов рестлинга, смотрящий немигающим взглядом, и второй – невысокий кадр, на лице которого нельзя было прочитать ни единой эмоции, вызывали некоторое опасение. Но соотношение сил всё равно составляло примерно три к одному, поэтому шибко увечить нервную систему загодя… определённо не стоит. Сядет матрёшка на конус… а куда она денется? – коли уж так выразительно приглашают.

Блондинка сидела с мёртвым лицом, только в пальцах подёргивалась увесистая вилка, которой так удобно засадить в глаз, без проблем достав до мозгов. Если они есть, конечно же…

– Не, ну чё вы деревянные такие? – делано огорчился переговорщик, повысив голос, чтобы его монолог доносился до притихшей в ожидании гоп-компании. – С вами же по-хорошему базарят, людям тоже тепла хочется. С такой давалочки ничего не отслоится, чтоб мне так жить. Девятью хренами – больше, девятью – меньше… Один хрен.

Он коротко хохотнул над собственным пошлым каламбуром, и из-за его спины донёсся взрыв смеха, сопровождающийся парой хлопков в ладоши. Лихо скользнула по нему отсутствующим взглядом, глаз за что-то зацепился, она вгляделась получше. Мысленно выматерилась – от души, витиевато.

Нависший над столом джентльмен удачи, могущий в любой миг словить от вилки в глаз до «маслёнка» в левое яйцо, был мутантом. Это в корне меняло дело. Ни одна команда, каким бы лихим ремеслом она ни занималась, никогда не возьмёт к себе мутанта. Отличающегося непредсказуемым, зачастую агрессивным стилем поведения. Значит, либо это ржущее по поводу предстоящей свободной любви мудачье совсем съехало с катушек, либо они занимаются вовсе уж исключительными вещами. О которых даже не хотелось думать. Самое невероятное, что «хамелеоны» молчали, не отзываясь ни единым радужным переливом. Но это точно был мутант, Лихо готова была спорить с кем угодно, не боясь проиграть.

– Да чё вы мнётесь, как стручок у импотента? – удивлённо хмыкнул мутант. – Может, вам с нас плату брать как-то неудобняк? Давайте бесплатно! Мы в ответ постараемся вашу шкуру надолго не задерживать. Отработает за три подхода, по троих за раз приласкает – и гуляй, усваивай гормоны. Тем более что вы с ней, я гляжу, не особенно ласково… – Он кивнул на синяк блондинки. – А мы с ней со всей галантностью. Глядишь, ещё и кайф поймает. Чтобы за девять раз, и далеко не на полшишки, кайфа не словить – не бывает такого. Поймает, куда она денется…

Лихо, не отрываясь, смотрела на чуть видные, зеленоватые, пульсирующие вздутия, находящиеся у него чуть ниже правого уха. Явный признак мутации, и, если раздеть «махновца» догола, непременно обнаружится ещё что-нибудь более отталкивающее, чужеродное. Вроде крохотных, нетерпеливо шевелящихся присосок, располагающихся в районе живота. И при прикосновении к ним кого-нибудь чужого выделяющего вязкую субстанцию, обладающую свойствами клейкой кислоты. Прожигающей бедро взрослого мужчины насквозь за четверть минуты. Или двух недлинных – сантиметров по двадцать – гибких жал, растущих чуть ниже ключиц. Способных в ближнем бою в считаные мгновения пробить одежду и безошибочно поразить нервные узлы противника. И это ещё довольно безобидные «награды» Сдвига. Бывает не в пример серьёзнее.

Но, как уже успела убедиться Лихо, мутация – это не- обязательно что-то отталкивающее внешне. Не гнилая чешуя, которой покрыта половина морды, или метровые клыки, торчащие из ушей. Такие ублюдочные оказии тоже попадались, хоть и довольно редко. Мутация в подавляющем большинстве случаев шла изнутри, затрагивая даже не внутренние органы, а душу. Именно то, что делает человека – человеком. Души у мутантов, в девяноста девяти процентах случаев, были гнилые. Порченые. Тот же кровохлёб, тварь по своей сути безмозглая, приносил гораздо меньше вреда, чем мутанты. Которые практически не отставали от человека в умственном развитии, зато обладали целым букетом моральных пороков, не считая, конечно же, изъянов физических.

Но хуже всего было то, что убого витийствующий продукт сочетания отметин Сдвига и обычного гомо сапиенса по сути дела являлся миной замедленного действия, готовой рвануть в любой момент, даже без видимой причины. Мутантам зачастую не требовался какой-то конкретный повод для выплеска агрессии, они могли «взорваться» из-за выеденного яйца, из-за любого искажения аномальной активности, по неведомым для других причинам. Не каждый первый, но очень многие. И не было какого-либо мерила, способного с ходу дать знать, представляет ли данный экземпляр особую опасность или же можно разойтись миром. Мутант мог выглядеть как помесь чупакабры с золотой рыбкой, с незначительным добавлением людского, и быть почти безобидным. И наоборот.

Даже в Тихолесье, не говоря уж о менее дружелюбных местечках, было принято негласное соглашение. С мутантами не иметь никаких дел. Даже если тебе притаскивают цистерну первосортной «горючки» и, жалостливо ёрзая на коленях, просят принять в дар. С проявляющими агрессию безо всяких либеральностей проделывали нехитрые манипуляции с помощью ручного оружия, после чего они становились циничной пародией на дверь, в которой просверлили множество отверстий для глазков. По сути дела мутантов просто-напросто выживали из мест относительно обетованных. И никому не было интересно, куда они пойдут и что с ними будет. Забот хватало и без них. Потом они почти что исчезли. Во всяком случае, Лихо уже лет пять не встречала ни одного, не считая тех моментов, когда в самих Суровцах рождался мутант. Тут же завершающий свой толком не успевший начаться жизненный путь.

«Махновец» выглядел расслабленным, беззаботным – но где-то внутри него наверняка тикал часовой механизм, отсчитывающий последние секунды до взрыва. Лихо напряглась, сжимая вилку покрепче, поувереннее. Выход был только один – валить наглухо. Убивать. Пока не случилось непоправимого.

Самым плохим было то, что больше никто – ни Шатун, ни Книжник, ни другие – не осознавал полной опасности. Для них «махновец» был заурядным «ловцом удачи», мелочовкой. Которую можно скомкать в два счёта, как листок бульварного чтива перед предстоящим использованием по прямому назначению. Надо было подать знак, как-то указать на ключевой момент, предупредить! Она не успела.

– Девочка останется здесь. – В голосе Знатока плавал айсберг, заключённый в панцирь из броневого листа. – Дальнейший разговор считаю бессмысленным и…

Лицо мутанта стало оплывать жутью, даже не от прозвучавшего отказа, а от того что ему ответили таким тоном. Лихо ёрзнула на широкой скамейке, вилка описала короткую дугу, выставляя наружу четыре потемневших от времени тонких серебряных зубца, нацеленных прямо в пульсирующие вздутия. Немного мешал Книжник, всё же собравшийся, вопреки запрету Германа, раскрыть рот, сказать своё веское слово. Но Лихо знала, что у неё получится.

Правая рука мутанта сделала быстрое, встряхивающее движение, как будто извлекала из рукава что-то мешающееся, ненужное… Плоское игольчатое тело заточки длиною с ладонь, блеснувшее от стремительного взмаха рукой в розоватом свете дня, юркой диковинной рыбкой нырнуло Герману под левую лопатку. Отточенно, наверняка. Почти одновременно с этим вилка Лихо до упора вошла «махновцу» в бугорок вздутия, брызнувший изумрудными струйками. Блондинка бы успела зачистить первой, но кто же знал, что эта сволочная метка своей эпохи, эта паскуда, мутант, окажется настолько проворным, что опередит.

Мутант умер мгновенно. Без крика, без дёрганий, без спецэффектов. Просто стоящий человек вдруг рухнул лицом в стол, не подавая признаков жизни.

– Бей! – Лихо изловчилась без лишних нежностей вломить начинающему подниматься Книжнику в подколенный сгиб и уронить его в промежуток между скамейкой и столом. И почти одновременно с этим качнулась вправо, сгребая со стола «Феникс». Ловя в прицел ближнюю горячую голову за соседним столом, работая на опережение. Мразь, в количестве восьми штук, среагировала оперативно. К блондинке, как в замедленной съёмке, стали разворачиваться сразу несколько стволов. Лихо выстрелила раз, другой…

Круглолицый рыжеватый «махновец», одетый в серый комбинезон с логотипом какой-то давно канувшей в Лету компании, откинулся назад, поймав пулю точно в ямочку на подбородке. Вторая вошла в шею, перебив кадык.

Совсем рядом что-то треснуло – коротко, резко. Краем глаза Лихо поймала Шатуна, встающего из-за стола и отделяющего крышку от опор одним непостижимо быстрым движением. Алмаз крутнулся волчком, перемещаясь в противоположную от Лихо сторону, рассеивая внимание «махновцев». «Калаш» уже плевался огнём, и не было силы, способной сделать так, чтобы вылетевший из него горячий свинец не нашёл цели.

Крышка стола, кувыркаясь, полетела в сторону противника, разбрасывая пустые бутылки с остатками еды в разных направлениях, и достигла цели, погасив собой несколько всё же прозвучавших выстрелов. Раздался проникновенный вопль: скорее всего торчащие из плотно сколоченных досок гвозди пробороздили чью-то морду. Шатун по дуге ушёл в сторону, держась чуть сзади Алмаза, понимая, что его помощь больше вряд ли понадобится.

Лихо отпрыгнула вбок ещё, «Феникс» рявкнул трижды, успокоив двух «махновцев», которые избежали контакта с массивной деревянной конструкцией. Неподалёку считаные разы откашлялся «дыродел» Алмаза, и наступила тишина.

Шатун огляделся, готовый в случае нужды воздействовать на ситуацию всеми имеющимися силами и возможностями. Чернявый с братом застыли форменными истуканами. Их не стоило ни в чём упрекать – вряд ли они, даже за свою жизнь в непосредственной близи от большой дороги, видели, как девять здоровых мужиков гарантированно превращаются в «груз двести» за самый минимальный отрезок времени. Главное, чтоб не начали палить куда попало, когда конфликт уже исчерпан.

Лихо бросилась к скамейке, из-под которой, пространно высказываясь сплошь нелитературными оборотами, выбирался Книжник. Но на очкарика ей было наплевать: живой – и ладно.

Герман лежал на скамейке, чудом не упав на землю. Широко раскрытые глаза быстро стекленели, он, возможно, ещё успел уловить гаснущим сознанием самое начало огнестрельного контакта, лицо было отмечено не успевшим воплотиться в жизнь азартом схватки. Сейчас он уже был там, где сходятся все дороги, и остаётся лишь оглянуться назад, жалея о том, что ты не успел сделать, завершить…

– Герман… – Книжник всхлипнул как-то безысходно и стал озираться по сторонам, словно ища, с кем можно будет поквитаться за потерю. Но девять «махновцев», только что получивших аттестат об окончании земного пути, лежали смирно, не делая никаких попыток получить подкожно ещё пару горячих пилюль.

Лихо выдернула заточку. Струя горячей крови выплеснулась в воздух, попав на лицо мутанта, смешавшись с изумрудной жидкостью, вытекающей из его шеи.

Заточка полетела на землю. Лихо закрыла Герману глаза, ещё раз посмотрела на понемногу становящееся упокоенным лицо. Устроила его на скамейке получше и пошла к чернявому, уже выходящему из ступора.

Брат Ловкого неуверенно повёл в её сторону дулом дробовика, но хозяин придорожной забегаловки, которую теперь с полным на то правом можно было назвать «В гостях у девяти мертвецов», махнул рукой, приказывая прекратить всяческие поползновения.

– Этого… – Для вящего понимания её слов Лихо показала в сторону Знатока, возле которого скорбно застыл Книжник. – Этого мы сейчас сами похороним. С остальными – делайте что хотите. Хоть на шашлык, хоть в качестве наглядного пособия для особо пробитых на всю бошку. Можешь вдоль дороги поставить и лепить клиентам, что лично девятерых списал. Не отрываясь от мангала. С машинами делай что хочешь, стволы наши. Лопата есть?

Ловкий собственноручно вынес шанцевый инструмент и даже простёр свою любезность до того, что указал небольшую полянку, метрах в ста за «дзотом», где можно было похоронить Знатока, не опасаясь, что его могилу загадят всяким мусором.

Шатун с Алмазом ушли и вернулись через пятнадцать минут, чтобы забрать тело.

– Подожди… – Книжник остановил громилу и осторожно коснулся плеча Германа, прощаясь с ним. Качнул головой, закусил нижнюю губу и быстро отошёл: отвернувшись, мелко-мелко и беззвучно вздрагивая плечами. Шатун легко подхватил тело на руки и понёс в рощицу.

Лихо задумчиво посмотрела вслед Шатуну, потом перевела взгляд на Книжника и впервые подумала, что иногда дар очкарика оборачивается самой мучительной стороной. Она со временем могла забыть что-то – детали, частности. Какие-то крючочки, способные зацепить в памяти и выволочь на белый свет воспоминания, обшарпанные до некоторой непрозрачности грузом лет и потому частично потерявшие свою остроту. А Книжник был обречён помнить это в полном объёме, не упустив ни малейшего нюанса. Всегда. Без надежды на забвение или хотя бы на незначительное искажение увиденного.

Чернявый с братом сноровисто принялись растаскивать кучу-малу, придавленную крышкой от стола. Лихо проводила взглядом утаскиваемого за ноги «анархиста», из левой глазницы которого торчала вилка. Алмаз сэкономил патрончик, в очередной раз доказав, что «Верная Рука – друг индейцев» по сравнению с ним – бездарный и не подающий ни малейшей надежды дилетант.

У остальных чётко сидело по одному «маслёнку» либо в сердце, либо в «бестолковке». А по-другому и быть не могло. Алмаз, и этим всё сказано.

Брат Ловкого поволок круглолицего, утихомиренного Лихо. Она всмотрелась: ошибки быть не могло. У него тоже наблюдались признаки мутации. И у сластолюбца с лошадиной рожей. Одна треть «махновского» отряда состояла из мутантов. Вашу мать, сколько же за ними тянется всякого?!

Лихо не страдала наличием в голове всяких пошлостей, вроде гуманистических иллюзий. Выражающихся в слепой вере в непременную добродетель незнакомых людей. И прекрасно понимала, что за такой артелью никак не может не оказаться того, что в Уголовном кодексе прошлой реальности без обиняков называется «особо тяжкими преступлениями, совершёнными с применением насилия».

Вернулись Шатун с Алмазом, громила коротко кивнул. Мог бы и не кивать. Лихо и без того знала, что Герман будет погребен со всеми почестями, которые только можно придумать в эти минуты. Хотя, конечно же, какие тут могут быть почести, кроме более-менее прилично выкопанной могилы и потустороннего знания, что тебя хоронят не самые плохие люди, с которыми ты знался в той, насквозь сложной и ведущей в никуда жизни.

– Собираемся, – распорядилась Лихо. – Я – за рулём. Алмаз рядом. Только у этих приструнённых насчёт горючки пошарьте, если есть чего – тащите. Не пропадать же добру… Книжник, стволы собери.

Троица двинулась выполнять приказания. Блондинка подошла к Ловкому, воззрившемуся на неё с чётко улавливаемым уважением сильного к ещё более сильному.

– Ничего за последние сутки странного не было? Не считая сегодняшнего перепляса? Заметил чего, нет?

– Ничего. – Чернявый помотал головой с вдохновенной убедительностью, но Лихо и сама видела, что он не врёт. – Не было. Мы ж в Тихолесье, кажется… А что – должно было быть?

– Везучий ты человек, Ловкий, коли тебя пока не затронуло. Мой тебе совет – сворачивай лавочку и дуй поближе к народу. В Суровцы не суйся. Суровцев больше нет.

– Как?!

– Молча, Ловкий. Всплеск пришёл, когда не ждали. Держи «плескалку» вместо креста нательного и дальше решай сам. Я тебя предупредила. Если через месячишко ничего не прояснится, значит, на том свете свидимся. Счастливо оставаться. Да, и в Замурино не лезь. Там от населения одни кровавые мазки остались. Хорошо, что лично не видела, ребята поделились…

Она развернулась и пошла к машине, чувствуя на спине растерянно-озадаченный взгляд чернявого.

Забираясь на водительское место, которое, казалось, ещё помнит тепло тела Германа, Лихо увидела, как Ловкий что-то экспрессивно талдычит брату, делая красноречивые жесты всеми конечностями. Потом они быстро побежали к «дзоту», наверняка начиная распихивать по баулам всё заработанное нелёгким трудом на ниве частного предпринимательства. Спасение – спасением, а барыш бросать не годится.

Лихо повернула ключ в замке зажигания, и спустя полминуты «Горыныч» лёг на прежний курс, держа путь в бывшую Первопрестольную. Можно было ничего и не говорить Ловкому, уехать, оставив его в неведении относительно происходящего. Но чернявый абсолютно не виноват в происшедшем, он-то тут при чём? – пускай спасается, как может. Она не могла по-другому.

Но легче не стало. Перед глазами стоял блеск стальной рыбки, неумолимо приближающийся к спине Германа, который, скорее всего, так и не успел понять, что умирает… Ведь можно было не заезжать в эту шашлычную, перебились бы как-нибудь. Случайность, нелепая случайность. Одна такая спасла их четверых от неминуемой западни Всплеска, другая, словно отыгрываясь, забрала Знатока. И ничего нельзя вернуть, поменять, исправить… Но под сердцем всё равно сидела тупая шершавая заноза, беспокойно ворочающаяся от любого воспоминания о только что минувшем.

Лихо бросила быстрый взгляд в зеркало заднего вида. Книжник сидел, прижавшись лбом к стеклу, и как будто не замечал всех кочек и трещин, на которых даже великолепно сбалансированного для езды по бездорожью бронированного монстра нещадно потряхивало и водило из стороны в сторону.

И снова сосредоточилась на езде, благо что дорога стала сущим наказанием – немного зазеваешься и останешься без колёс.

«На таких трассах в преисподней лихачи и вся остальная братия, не нашедшая компромисс с правилами дорожного движения, на потеху чертям гоняет. – Лихо ловко объехала выбоину, которую мог оставить лишь налакавшийся первача тираннозавр, пытавшийся отплясывать „сударыню-барыню“ изо всех своих тираннозаврьих силёнок. – На спорткарах, без тормозной системы…»

Встречных машин больше не было, что не особенно удивляло, даже принимая во внимание то, что ещё три с лишним десятилетия назад трасса носила название федеральной. Но хрен его знает, что могло стрястись в других районах Материка за последние сутки… Было бы наивным считать, что все беды в одночасье рухнули лишь на многострадальные Суровцы, а в остальном, прекрасная маркиза, – везде тип-топ. Ну и, конечно же, ни для кого не было секретом, что во времена Сдвига механизм, имеющий двигатель внутреннего сгорания, – это более чем роскошь. Потому что горючка, наравне с едой, стояла вторым пунктом в списке жизнеобеспечения, сразу после оружия и боеприпасов.

Машины, как правило, имелись у серьёзных группировок, вроде суровцевской. К какому виду жизнедеятельности склонялись эти группировки – особой роли не играло, главное, что они представляли собой реальную силу, способную на решительные действия, с помощью которых можно было обеспечить приемлемое существование в окружающей среде. Неважно – был это чистый криминал или мирная политика. «Мирная», конечно же, сугубо в тех рамках, в которых позволяло удерживаться нынешнее мироздание, никоим образом не заточенное под расцвет либерализма и демократии. И успешная добыча топлива была одной из задач, для положительного решения которой одиночки и мелкие, «дикие» криминальные формирования не годились. Только серьёзная сила, имеющая в своём активе всё необходимое для приобретения и безопасной транспортировки горючки к месту проживания. Нет, конечно же, автолюбители всех мастей могли иметь четырёхколёсного друга, вот только все горести и хлопоты, связанные с его содержанием и передвижением на нём, ложились исключительно на них самих. Любишь кататься – люби и от беспредельщиков отбиваться… Положение кое-как выправляло то обстоятельство, что после наступления Сдвига не только горючка, но и многие другие вещи приобрели (согласно каламбуру) свойства сохранять свои полезные свойства в несколько раз дольше, чем это было до новой реальности бытия. Еда могла храниться в пять, шесть, семь раз дольше, чем раньше. Одежда изнашивалась гораздо медленнее, металл ржавел ещё более неторопливо, и так далее, и тому подобное… Никто не забивал себе голову, почему произошло именно так, а не эдак. Подавляющее большинство мнений на этот счёт соглашалось с распространённой поговоркой: «С паршивой овцы – хоть шерсти клок». Тем более что на этом почти все полезности, принесённые катаклизмом, исчерпывались.

В багажниках «Антары» и «Патриота» нашлись две с половиной канистры горючки, самым законным образом перекочевавшие в грузовой отсек «Горыныча». Что позволяло чувствовать себя немного увереннее, на ноготок, на самую чуточку, но всё же…

– Что дальше будем делать? – Алмаз разорвал тягучую завесу молчания, выглядевшего как последняя дань Герману. – Проводника будем искать или в омут головёнками? Можно, конечно, как Знаток вчера предлагал, – спиритическое блюдечко вместо навигатора приловчить и переть, где – буром, где – аллюром, а где – не дыша и не пукая. Есть мнения?

– Есть мнение – доехать до златоглавой. – Лихо выехала на ровный участок дороги, радующий глаз своей изрядной протяжённостью, и притоптала педаль газа. – А там поглядим, покумекаем… Пылится у меня в заначке одна идейка, отнюдь не убогая, нет… Глыба, конечно же, что касается связей – был сущий кладезь, но кое-что и мне перепало. Есть один человечек, как Герман давеча изволил высказаться высоким штилем – из государственных. Не сошка-пристебай: важняк, тяжеловес. Андреич мне недавно задвигал, что тяжеловес этот снова хочет всё в кучу сгрести. Собиратель земли русской, ага… Не то чтобы идея плоха, нет. Только времени на её воплощение, как показывают последние изменения действительности, нема совсем. Тридцать пять… ну ладно – четверть века всё разваливалось, и уж за месяц – точно назад не склеить. По идее, мы ему сейчас, как козырной туз из рукава, без вариантов…

– А он тебя точно помнит? – Шатун с сомнением поглядел на Лихо. – Когда ты в последний раз там была? С полгода назад, не меньше…

– Да помнит! – хохотнула Лихо. – Он за мной в прошлые разы пытался приударить со всем старанием. Уже вроде в годах, но ба-альшой любитель сладенького, особенно таких редких экземпляров, вроде меня. Не за деловые качества, а за то, что я вся из себя натуральная блондинка. Если бы вы только знали, что он мне сулил за то, чтобы я в стольном граде осталась, у него под любвеобильным крылышком. Только куда ж я без вас, обормотов? – да и не нужны мне его карамельки… Должен он меня помнить, а уж Андреича – и подавно. Он через него примерно месяца три назад мне приветик передавал. Всё не оставляет надежды воспользоваться моим девичьим легкомыслием, старый развратник. Но, если подходить глобально – человечище серьёзный, без отталкивающих огрехов. Растолкуем ему расклад, глядишь – чем-нибудь обрадует. Ковровую дорожку до Байкала, конечно же, расстилать не кинется, но без подмоги не останемся. Такие вот перспективы…

– Что бы мы без тебя делали?! – Алмаз широко открыл глаза, с преувеличенным умилением глядя на блондинку. Потом хмыкнул и подмигнул уже без кривляния. С облегчением, которое обычно присутствует после появления чётких ориентиров в пространстве.

– А вы что, были бы способны без меня что-то сделать? – так же преувеличенно изумилась Лихо. – Ну кровохлёбу яйца оторвать – это я согласна, даже при условии, что нет у него никаких яиц… Но ещё что-нибудь? Без меня? Шутить изволите, господин юморист…

«Горыныч», управляемый твёрдой рукой, поглощал расстояние, приближаясь к первой точке их маршрута. За окнами мелькали давно и прочно заброшенные поселения в пять – семь безнадёжно покосившихся домишек и лес, лес, лес. Проехали Любань, Крестцы – от которых осталось что-то невнятное, выглядевшее красочной декорацией к состоявшемуся апокалипсису. Что, в принципе, недалеко ускакало от истины. Впереди лежала бывшая Валдайская заповедная зона.

Никакой нечисти в поле зрения не попадалось. Этот факт можно было считать большой удачей, правда неизвестно, по каким причинам случившейся. Может быть, всех гадов разогнала наконец-то нашедшаяся на них аномалия, а может – просто везло. Если не фантастически, то где-то очень рядышком…

Проехали Вышний Волочек, Тверь, Клин – там местами виднелись признаки функционирования гомо сапиенсов, судя по всему, ещё не изведавших грянувших перемен. Или хлебнувших, но не полным ковшом. Останавливаться и вызнавать новости четвёрка не посчитала нужным: вряд ли это принесло бы какую-то пользу. До Москвы оставалось совсем немного.

Миновали Солнечногорск, от которого, после окончания первой десятилетки Сдвига, остался насквозь неприглядный пейзаж, на довольно продолжительный период времени вызывающий стойкие ассоциации если не с преисподней, то с её преддверием. Побывав в Солнечногорске, можно было написать не один научный труд на тему «Нестабильное распределение аномального влияния Сдвига на окружающую среду». Если, конечно, осталось кому и когда писать эти пухлые тома словесной зауми, вместо того чтобы озаботиться становящейся всё более актуальной проблемой выживания.

Поменявшийся местами с Лихо Алмаз уверенно вёл «Горыныча» в быстро густеющих сумерках не самого безобидного фиолетового колера, приближаясь к МКАДу. После далёких от человеколюбия выкрутасов Сдвига, способных вызвать у душевно не стойких индивидуумов мгновенное помутнение рассудка, население бывшей златоглавой сократилось до двух с четвертью миллионов. Против тринадцати с лишком миллионов, проживавших до катаклизма. Окраины опустели, народишко перебрался поближе к центру, пережив все прелести, сопутствующие этому аналогу Смутного времени. Мародёрство, грабежи, разброд в умах, неуверенность в завтрашнем дне. Одним словом, всё то, что было описано в фантастическом ширпотребе, так беззаветно любимом Книжником. И в один (прекрасный, ага…) день ставшее доподлинной реальностью.

В общих чертах бывшая Первопрестольная являла собой некое относительно удачное подобие Суровцев с поправкой на некоторые критерии, конечно же. Управлять трёхтысячным посёлком или городом, где население, пусть и сократившееся в разы, но превышает два миллиона? Что вы выберете, учитывая то, что экологическая, экономическая, политическая и прочие обстановки изменились кардинально? Вот то-то…

– До центра бы добраться… А то не люблю ночевать на улице, тем более – в незнакомой местности, – сказал Шатун. – Неуютно мне.

– Не помешало бы. – Алмаз неторопливо преодолел преграду в виде лежащего поперёк дороги фонарного столба. – Думаю, доберёмся, места цивилизованные. Это дальше – вольному воля, а здесь, если, конечно, верить нашему «детектору лжи», вполне порядочные люди обитают.