Читать книгу Заговор черных генералов - Вадим Хлыстов - Страница 6

Приказ по спецподразделению «Росомаха» № 994—02

04.02.34 г.

Приказываю:

1. Присвоить звание старшина особо отличившимся военнослужащим спецподразделения «Росомаха» согласно приложению № 1, с выплатой премиального вознаграждения в размере годового денежного довольствия.

2. Сформировать в спецподразделении «Росомаха» 50 (пятьдесят) новых взводов.

3. Назначить обозначенных старшин на должности командиров вновь образованных взводов.

4. Командирам новых взводов с момента доведения приказа приступить к формированию своих подразделений, согласно методике, разработанной группой психологии спецподразделения «Росомаха».

5. Создать в спецподразделении «Росомаха» 5 (пять) усиленных рот. Командирами рот назначить офицеров согласно приложению № 2.

6. Структуру усиленных рот сформировать согласно приложению № 3.

Командир спецподразделения «Росомаха» подполковник Ногинский С. Ф.

Центральный аппарат ОГПУ при СМ СССР

Сов. секретно

Экз. единственный

Дата: 05.02.1934 г.

Приказ № 43/698

Начальнику отдела кадров ОГПУ СССР господину Булатову Д. А.

Приказываю:

В тесном взаимодействии с представителями спецподразделения «Росомаха» при председателе ОГПУ СССР подобрать по специальной методике в ВС и ОГПУ СССР две тысячи лиц мужского и женского пола в возрасте до 30-ти лет и передать их в распоряжение представителей вместе с личными делами. Отбор начать с момента ознакомления с приказом.

Конечный срок исполнения приказа 30.02.34 г.

Председатель ОГПУ СССР

Ногинский С. Ф

Гауптвахта спецшколы 4-го Управления Генштаба ВС СССР Северо-запад Брянской области 06.02.34 г. 20 час. 02 мин. по московскому времени

Еле тлеющая лампочка под потолком внезапно вспыхнула, металлическая дверь в камеру резко распахнулась, и раздалась лающая команда:

– Арестованный Левашов, встать! Лицом к стене! Руки за спину!

Единственный обитатель камеры, лежащий на нарах, демонстративно неторопливо опустил ноги в сапогах на пол, с наслаждением почесал грудь под расстегнутой гимнастеркой, зевнул, встал, потом так же неспешно подошел к стене, развернулся к ней лицом и сцепил руки за спиной.

Начальник караула недобро прищурился и достал пистолет из кобуры:

– Я тебя сейчас научу Родину любить, сука. И команды научу быстро выполнять.

Он сделал два быстрых шага к арестованному и размахнулся, чтобы ударить того рукоятью пистолета по почкам, но его внезапно остановил негромкий приказ:

– Отставить…

Начальник караула замер, потом по-уставному развернулся, вложил пистолет в кобуру и вытянулся:

– Есть отставить, товарищ следователь.

В помещение вошел мужчина в военной форме без знаков различия. Он со знанием дела неоднократно бывавшего в таких помещениях человека осмотрел камеру, почему-то хмыкнул и, глядя поверх головы начальника караула, скомандовал:

– Вы свободны. Прикажите, пусть мне принесут сюда кипяток и сахар.

Дождавшись, когда за начальником караула гауптвахты закроется дверь в камеру, мужчина проговорил в спину арестованного:

– Можете повернуться и держать руки свободно, курсант.

Арестованный медленно повернулся к посетителю. Тот указал пальцем на табурет, привинченный к полу возле торцевой стороны грубо сколоченного стола:

– Сядьте туда, Левашов.

Дождавшись, когда арестованный выполнит его команду, посетитель сел напротив него на такой же привинченный к полу табурет, положил на стол тонкую папку и лениво ее полистал:

– Я старший следователь отделения внутренней безопасности 4-го Управления Генштаба Виноградов. Зовут меня Валерий Николаевич. Сутки назад вы, курсант Левашов, при проведении учебного занятия, имитирующего уход с проваленной конспиративной квартиры, убили трех курсантов спецшколы, исполнявших роль группы захвата. Начальником школы на первичном дознании установлено, что это убийство было совершено вами преднамеренно ввиду длительных неприязненных отношений, сложившихся между вами и убитыми. Вас ознакомили со статьей в Уголовном кодексе, по которой против вас выдвигается обвинение?

Арестованный угрюмо кивнул головой:

– Так точно, гражданин следователь… Статья 136. Умышленное убийство военнослужащих при особо отягчающих обстоятельствах. Карается высшей мерой наказания.

– Можете мне что-то заявить по поводу выдвигаемого против вас обвинения?

– Нет, не могу…

Следователь закрыл папку и задумчиво постучал по ней пальцами:

– Не можете… не можете… – Потом равнодушно пожал плечами и неожиданно спросил: – Есть будете, Левашов?

– Нет, спасибо…

– Ну как хотите. Я, пожалуй, перекушу. А вы пока подумайте, вдруг что и надумаете…

В этот момент в дверь камеры громко постучали. Следователь скомандовал:

– Войдите.

Дверь распахнулась, и в камеру вошел часовой свободной смены. В руках он держал чайник и кулек с колотым сахаром. Виноградов указал на стол перед собой:

– Поставь сюда.

Дождавшись, когда часовой выйдет из камеры, следователь достал из кармана галифе банку тушенки, из-за голенища сапога хищно блеснувшую финку, одним движением вскрыл банку и начал с наслаждением есть с лезвия, равнодушно оглядывая арестованного. На лице того не дрогнул ни один мускул. Он даже не сделал непроизвольное глотательное движение, какое сделал бы на его месте любой человек, лишенный пищи и воды уже целые сутки. Следователь, съев содержимое банки, смачно рыгнул, не торопясь достал пачку папирос и с наслаждением закурил, продолжая безучастно изучать курсанта. Докурив папиросу до гильзы, небрежно бросил окурок на пол, лениво потянулся к чайнику, налил себе кружку кипятка, положил в нее несколько кусков сахара. Размешав сахар все тем же ножом, неторопливо поднес кружку ко рту, а потом внезапно, не размахиваясь, швырнул ее в лицо арестованному.

Тот, однако, все же успел подставить локоть, хотя сидел всего в полутора метрах. Но, по-видимому, этого отвлекающего движения и ждал следователь. Он каким-то обезьяньим движением, опершись рукой о столешницу, выбросил свое тело из-за стола и в воздухе ударил ногой справа в челюсть курсанта. Удар развернул арестованного на сто восемьдесят градусов, сбросив с табурета. Левашов, лежа на полу и уже «плывя», только на вдолбленных тремя годами тренировок рефлексах попытался вскочить и принять оборонительную стойку. Но он, чемпион школы по боевому единоборству, не успел… Виноградов непонятным образом оказался у него за спиной, заломил руки и, упершись подошвой сапога в основание черепа, грозя сломать шейные позвонки, прошипел сверху:

– Шутки закончились, сопляк. Отвечать быстро и не задумываясь. Это приказ, понял?

Левашов в ответ сумел лишь сипло выдохнуть:

– Понял…

– Учебный псевдоним?

– Хлюст…

– Направление подготовки?

– Германия, Австрия…

– Кто является канцлером Австрии?

– Энгельберт Дольфус…

Дальше следователь начал задавать вопросы во все возрастающем темпе, то почти доводя арестованного до потери сознания, давя сапогом, то позволяя тому немного прийти в себя, ослабляя давление. Вопросы были самые разные и странные – начиная от количества ступенек на лестнице, ведущей на второй этаж спецшколы, заканчивая названиями самых злачных мест Берлина и Вены.

Этот непонятный допрос продолжался уже около получаса, когда Виноградов внезапно отпустил арестованного, схватил за ворот гимнастерки и рывком усадил на табурет.

Курсант, приходя в себя, сделал несколько жадных, всхлипывающих вздохов, а потом тяжело закашлялся, держась руками за горло. Следователь вернулся на свое место и уставил указательный палец на арестованного:

– Слушай сюда, щенок. Предполагается, что ты увидел нечто такое, что заставило тебя усомниться в начальнике школы. Но тебя начали подозревать, и поэтому в течение последней недели четыре раза пытались убить эти трое, которых ты положил на тренировочном занятии. Ты понял, что на учебном задании твой последний шанс, чтобы оказаться хоть на время в гарнизонной тюрьме, в которую тебя в соответствии с протоколом должны завтра перевести, чтобы из нее сбежать.

Арестованный исподлобья недоверчиво зыркнул на следователя:

– А откуда вы?..

– Неважно. Отвечай на вопрос.

Левашов закрыл глаза, несколько раз вздохнул, а потом, как будто внутренне бросив себя в ледяную воду, безнадежно прошептал:

– Да, именно так…

– Что ты увидел? Телись быстрее!

Арестованный, глядя в стол, тихо заговорил:

– Нас учат связывать разрозненные факты, гражданин следователь. Это основа основ нашей будущей работы. И поэтому нам надо постоянно тренироваться в таком анализе. В любой обстановке… Понимаете, у начальника школы окна в кабинете неизменно закрыты шторами. Так вот, когда он шторы открывает, то в этот день обязательно, подчеркиваю, обязательно идет в читальную комнату при библиотеке, где хранятся подшивки газет, и час проводит за конспектированием статей из «Правды» или «Известий». Казалось бы, в этом нет ничего особенного… Но эти распахнутые неукоснительно шторы прямо-таки кричали о связи между конспектированием и чем-то еще… Ну я, ради тренировки, решил выяснить какая связь между этими событиями…

– И что выяснил?

Левашов криво улыбнулся одной стороной рта:

– Он, как все, конечно, работает над статьями, иногда подчеркивая отдельные слова и даты. Но, когда я связал его подчеркивания за месяц, записывая в отдельный блокнот, выяснилось, что это псевдонимы курсантов, их возможные краткие биографии и направления учебы. Дело в том, что подчеркнутые слова в одном номере газеты выглядели действительно бессмыслицей. А вот за месяц они превращались в конкретный короткий текст. В тот же день, когда начальник школы работает в читальной комнате, газету из подшивки забирает библиотекарь. Она коммунистка, еще с дореволюционным стажем, служила когда-то в ЧК. А сейчас, в связи с возрастом, заведует нашей не секретной библиотекой и имеет свободный выход за пределы школы. Так вот на следующий день газета опять оказывается в подшивке, но все подчеркивания уже затерты…

Следователь быстро перебил курсанта:

– Блокнот твой сохранился?

– Нет, гражданин следователь. Исчез…

– Ну тогда получается, что твое заявление голословно и фактов, подтверждающих его, просто нет в природе. А наоборот, есть факт убийства тобой трех курсантов. Вот и весь расклад.

Арестованный понурил голову:

– Можно сказать и так…

Следователь брезгливо скривился на последние слова курсанта, опять оглядел камеру с какой-то непонятной, еле уловимой ностальгией, а потом придвинул к себе продолжавшую лежать на столе тонкую папку, которую принес с собой:

– В общем, скажем так – подготовка у тебя на уровне и даже в критических ситуациях твоя голова работает, Левашов. И ты правильно вычислил своего начальника школы с его агентурой… Не буду делать из этого особого секрета, что он и группа его помощников с некоторых пор находятся в разработке службы собственной безопасности Управления. Только дело в том… что ты, идиот, почти поломал долгоиграющую операцию, рассчитанную на годы вперед, по дезинформации английской МИ-6. Понимаешь, что ты наделал?.. И есть мнение, что, чтобы хотя бы попытаться вернуть все в старое русло, тебя целесообразно оставить на предстающую ночь здесь… Силовую группу прикрытия начальника школы ты завалил. Он остался практически один, не считая этой старой калоши библиотекарши. Но он обязательно, используя втемную караул вашей гауптвахты, попытается тебя сегодня ночью удавить в этой камере. Ну там попытка к бегству после нападения на старшего командира, то-се… Сам понимаешь, как это будет преподнесено… Тогда он, может быть, отменит уже посланный сигнал о возможном провале и все через некоторое время устаканится… И в интересах дела я просто вынужден сейчас сделать вид, что ты мне ничего не говорил, и пригласить в эту камеру начальника караула. Я заявлю ему, что ты строптивая сволочь, не понимающая своего положения, молчишь, и прикажу «вразумить» тебя к завтрашнему утру, когда я тебя якобы приеду забирать.

Арестованный поднял потяжелевший взгляд от стола на следователя. Тот в ответ безразлично улыбнулся:

– Да-да, именно так. Дело, как ты понимаешь, превыше всего. Поэтому извини, дружище, тебе придется остаться. И забудь про гарнизонную тюрьму. Перевозить туда тебя никто не собирается. Хочешь мне что-нибудь сказать?

Курсант на несколько секунд прикрыл глаза, тяжело вздохнул, а потом неожиданно упрямо мотнул головой:

– Я все понял. Надо – значит, надо. А говорить мне нечего…

Виноградов равнодушно пожал плечами, забрал папку со стола, поднялся со своего табурета и пошел к выходу из камеры. Но, не дойдя до двери одного шага, внезапно остановился и резко развернулся к арестованному. Тот продолжал сидеть за столом, угрюмо и зло глядя перед собой.

Следователь ухмыльнулся и опять сел на свое место. Он внезапно как-то внутренне изменился. Перед Левашовым сидел уже совсем другой человек. Курсант каким-то шестым чувством неожиданно понял, что это не следователь, а боец. Воин, взращенный каким-то чудовищным механизмом, способным перемалывать людей и делать из них то, что можно назвать одним словом – Хищник. Именно так, с большой буквы. И насколько он был недавно нелеп в своей попытке противостоять этой машине для убийства и добыче информации. А еще он понял, что они почти одногодки, но то, через что прошел сидящий напротив него человек, делает того неизмеримо старше, мудрее и циничнее…

«Следователь» еще несколько мгновений с любопытством рассматривал арестованного, а потом тихо проговорил:

– Можешь называть меня Горе…

Левашов весь подобрался, чувствуя, что наступает какой-то переломный момент в его жизни:

– Я понял, товарищ Горе…

Тот в ответ удрученно вздохнул:

– Ни хрена ты еще не понял, Хлюст. Ладно, ближе к делу. Будем считать, что первый этап ты успешно прошел. Перейдем ко второму. Тебе повезло. Во-первых – принято решение, что операцию с твоим начальником школы продолжать нецелесообразно. Во-вторых – мне нужны такие ребятишки, как ты: ухватистые, думающие, все подмечающие, умеющие грохнуть троих спецов, но при этом вроде как честные и порядочные. В общем, ангелы с дерьмом на крыльях. Поэтому я могу дать тебе шанс.

В глазах у курсанта плеснула надежда:

– Какой шанс?

Следователь, не отвечая, опять вытащил из-за голенища сапога финку, поднял с пола валяющуюся пустую банку, из которой ел тушенку, тремя быстрыми движениями превратил ее в небольшой лист жести и швырнул его арестованному. Потом расстегнул висящий на боку планшет, вытащил из него сложенную карту и бросил ее через стол курсанту:

– На карте красным кружком указана точка, где я тебя буду ждать через два часа, считая с этого мгновения. Как поступить с куском железа – сам знаешь. Что будет с караулом – мне неинтересно. Сумеешь выйти отсюда и добраться до меня, будем говорить дальше. Не сумеешь – значит, была неудавшаяся попытка к бегству убийцы трех курсантов спецшколы. Тебе две минуты на изучение карты. Время пошло.

Ровно через две минуты Виноградов встал со своего места и забрал у курсанта карту:

– Через полчаса сюда войдет начальник караула со своими людьми вправлять тебе мозги. Удачи.

Больше не обращая никакого внимания на арестованного, «следователь» подошел к двери камеры и стукнул в нее кулаком:

– Охрана, открывайте…

Дверь почти тут же распахнулась, и «следователь» скомандовал открывшему ее бойцу:

– Начальника караула – ко мне.

Дверь захлопнулась за его спиной, и послышались удаляющиеся шаги…

Левашов взял со стола лист жести, в который превратил банку Горе, и внимательно его оглядел. Сильными пальцами смял его, превращая в треугольник, за одну строну которого можно было крепко ухватится. Провел острым углом получившегося оружия по ладони, и на ней появились капли крови. Курсант задумчиво их лизнул, а потом тихо рассмеялся…

На узкую лесную дорогу, которую рассматривала сверху зимняя луна, тяжело дыша, выбежал мужчина в рваной гимнастерке. Гимнастерка была вся изорвана и в каких-то темных, почти черных пятнах. Несмотря на усталость, мужчина крепко держал в руках карабин, а на его поясе висела тяжелая кобура. Он остановился в тени сосны, взглянул на небо, ориентируясь по звездам, а потом настороженно огляделся по сторонам. Его внимательность была вознаграждена, так как метрах в пятидесяти от себя он увидел силуэт «эмки». Мужчина внимательно в него вгляделся, несколько раз глубоко вздохнул, успокаивая дыхание, а потом осторожно, прячась в тени сосен от предательского света луны и совершенно не хрустя снегом, начал подходить к машине, держа карабин на изготовку к стрельбе. Он уже было подошел к автомобилю вплотную, когда внезапно сзади в его затылок уперся ствол пистолета и послышался тихий голос:

– Брось оружие на землю и медленно расстегни поясной ремень.

Мужчина на мгновение замер, а потом разжал ладони. Его карабин почти неслышно упал в снег. Затем он нарочито медленным движением расстегнул ремень с тяжелой кобурой. Тот сытой змеей улегся рядом с карабином. Невидимый собеседник скомандовал:

– Теперь руки на машину, ноги как можно шире. Исполняй.

Мужчина немедленно выполнил и эту команду. Сноровистые руки быстро, но тщательно его обыскали, а потом послышался еще один приказ:

– Открой заднюю дверцу и сядь в машину.

Мужчина явно облегченно вздохнул и быстро проскользнул внутрь «эмки». Там, после ночного февральского мороза, было удивительно тепло. Беглец вдавился спиной в сиденье, пытаясь в нем растворить накопившийся в теле холод. Передняя дверь водителя открылась, в машину проворно сел другой мужчина, завелся двигатель, и автомобиль, не включая фар, двинулся вперед по лесной просеке. Проехав с километр в молчании, водитель чуть повернул голову:

– Рядом с тобой на сиденье пакет, Левашов. В нем телогрейка и ушанка. Можешь одеться.

– Есть одеться, товарищ Горе.

Водитель хмыкнул:

– Горе – это для особых случаев, курсант. Я теперь твой командир, и обращаться ко мне следует «господин Старшина». Почему «господин», объясню позже. Повтори.

– Вы теперь мой командир, и обращаться к вам следует «господин Старшина».

– Молодец. Слушай дальше. Ты теперь не просто убийца, а беглый убийца. На тебя уже разосланы ориентировки по всей стране с приказом живым не брать как чрезвычайно опасного преступника. Ты уже разжалован, уволен из рядов вооруженных сил и заочно приговорен Военным трибуналом к высшей мере наказания. И ты теперь Сапсан, а не Хлюст. Вопросы?

– Вопросов нет. И я теперь Сапсан.

– Отлично. Сейчас одевайся, Сапсан.

Дождавшись, когда бывший арестованный оденется, водитель, не отрывая внимательного взгляда от дороги, протянул руку к сиденью рядом с собой, взял с него большую металлическую коробку и передал ее назад:

– Внутри хлеб, сало, сахар и папиросы. Во фляге – чистый спирт. Можешь есть. Потом разрешаю выкурить три папиросы и сделать пять глотков спирта. Размер глотков и их периодичность – на твое усмотрение. Это будет твое последнее курево и спиртное на следующие два месяца. Действуй.

Ехали они долго, почти всю ночь. Сапсан, хоть и разомлевший от тепла, еды и спирта, старался постоянно следить, в какую сторону его везут. И он понял, что делал это правильно, когда внезапно машина остановилась. Горе несколько раз включил и выключил фары, а потом, не поворачивая головы, скомандовал:

– Назови направление нашего движения.

Бывший курсант спецшколы мгновенно подобрался:

– Мы двигались вначале на восток, а потом на юго-запад, объезжая Брянск, господин Старшина.

– Хорошо. Сейчас будет проверка. Руки на колени и не делай резких…

Договорить он не успел, так как кабину машины с двух сторон осветили прожекторами, а возле бокового стекла со стороны водителя возник военный в белом маскхалате. Горе быстро опустил стекло и повернул лицо к неизвестному. Тот осветил его фонариком, перевел свет на Левашова, внимательно оглядел и несколько раз втянул носом воздух:

– Следующий кандидат, Горе?

– Так точно, господин лейтенант.

– Психопортрет, IQ?

– Универсал, сангвиник, сто сорок пять.

– Боевой псевдоним дал?

– Так точно. Сапсан.

– А почему пьян?

– Это мое решение, господин лейтенант. Он за последние сутки не менее четырех положил. В первый раз. Я перестраховался от возможного срыва.

Левашов неожиданно для себя очень тихим голосом его поправил:

– Шестерых, господин Старшина…

Его новый командир еле слышно коротко выругался. Неизвестный в белом маскхалате мгновенно перевел свет фонаря на Сапсана и рявкнул:

– Из машины его!

Бывший курсант даже не понял, как его вышвырнули из автомобиля. Вот он сидит в теплом салоне, а спустя мгновение валяется спиной на снегу в холодном зимнем лесу в окружении пятерых мужчин в зимних маскхалатах, которые направляют на него стволы оружия, очень похожего на модернизированные автоматы. Все эти люди были опасны. Запредельно опасны. Но самым опасным среди них, аж челюсти сводило, был тот, кого Горе назвал лейтенантом.

Левашов вдруг понял, что его сейчас могут просто пристрелить. Походя. Ведь он уже приговорен Военным трибуналом. А потом его новый командир, даже не обернувшись, уйдет с этими в маскхалатах. Потому что Горе для них – свой. И они для Горя – свои. А он, Сапсан, для них не просто чужой. Он никто. Он для них всех всего-навсего болванка, заготовка, из которой можно сделать нужный предмет, а можно ее просто выбросить из-за того, что болванка оказалась непригодной. И что они не просто сослуживцы, командиры и подчиненные, а есть нечто гораздо большее связывающее их, чем инструкции и уставы. Левашову внезапно до смерти захотелось, чтобы из него, из болванки, получилось то, кем эти люди в маскхалатах являются…

Лейтенант негромко, но очень властно скомандовал:

– Упор лежа – принять. На кулаках – сто отжиманий.

Пока Сапсан из последних сил отжимался, кляня себя за болтливость, лейтенант закинул автомат за спину, достал из кобуры пистолет, снял его с предохранителя и передернул затвор, досылая патрон в патронник. Потом присел рядом с бывшим курсантом спецшколы на корточки, упер ствол пистолета в его висок и почти ласково проговорил:

– Тебя звать – никак. Ты – ноль. Ты будешь говорить, только когда тебе разрешат. Ты даже дышать будешь по разрешению. Понял?

Левашов уже только на упрямстве сделал двадцать последних отжиманий, упал в снег лицом и захрипел:

– Понял, господин лейтенант…

Тот медленно убрал ствол от его головы:

– О, молодец. Быстро обучаемый…

А потом внезапно гаркнул:

– Встать! В машину!

Сапсан последним усилием воли рывком поднял свое страшно уставшее за последние сутки тело и бросил его в автомобиль на заднее сиденье. Там он положил руки на колени и выпрямился, глядя ничего не выражающим взглядом прямо перед собой, стараясь действительно дышать через раз…

Лейтенант опять склонился к открытому окну со стороны водителя:

– Ладно, Горе, можешь ехать дальше. Процедура стандартная: для кандидата – вошебойка, экипировка и прививки. Для тебя – рапорт об эвакуации кандидата. Но будешь мне, как командиру роты, каждую неделю докладывать об этом болтливом универсале. Свободен.

Машина уже с включенными фарами тронулась дальше, и Сапсан вдруг с удивлением обнаружил, что его новый командир при разговоре с незнакомцем был напряжен. Как годовалый волк рядом с матерым, опытным волчарой.

«Куда же я попал, куда же я попал» – начала биться у него мысль… Но уже через неделю эта мысль исчезла навсегда. Левашов точно знал ответ. Он попал в ад под названием «Росомаха»…