Читать книгу Сокровища Замка Тамплиеров - Вадим Иванович Кучеренко - Страница 7

Глава 6.

Оглавление

Солнце уже склонилось к зубчатым башням замка, когда прибыли последние гости и началось настоящее веселье.

Все уже выпили достаточно вина, чтобы суметь преодолеть стеснение, вынуждающего быть церемонным и скованным. То тут, то там звучали переборы гитары, раздавались хлопки и гортанные выкрики, и какая-нибудь из местных красавиц выходила в середину образовавшегося круга и начинала танцевать. Иногда в круг становился мужчина. Чаще всего это был танец качуча, который можно исполнять в одиночку, причем как женщинам, так и мужчинам. Ульяне он был знаком по балету «Хромой бес», который она как-то посмотрела в Париже в театре «Опера де Пари».

В тот вечер исполнявшая качучу прима-балерина выходила на сцену в баскском национальном костюме из розового атласа, с черными кружевными воланами и облегающей бедра и расширяющейся книзу юбке. На ее корсаже сверкала алмазная пряжка, а черные подобранные волосы украшали большой гребень и алая роза. В руках она держала кастаньеты, страстным звучанием которых сопровождала каждый свой шаг на сцене. Порой, подняв руки и склонив голову, она прогибалась назад так, что ее плечи почти касались сцены.

Это было очаровательное зрелище, которое не оставило Ульяну равнодушной. Но в сравнении с тем, что она видела сейчас, оно казалось жалкой подделкой, имитацией истинной страсти и настоящего народного испанского танца. Достаточно было услышать стук кастаньет, увидеть трепетание пальцев, услышать гортанный вскрик или хлопки, которыми местные танцоры или танцовщицы сопровождали свои движения, то глухие, то звонкие, чтобы понять разницу между сценической махо и реальной. И если в Париже Ульяна была очарована танцем качуча, то сейчас, наблюдая его во дворе своего замка, просто потрясена.

Артур, также смотревший с Ульяной «Хромого беса», был согласен с ней.

– Мне кажется, что любая из местных танцовщиц с легкостью затмила бы приму-балерину из «Опера де Пари», – восхищенно сказал он Ульяне после очередного танца. – Мы напрасно потратили наши деньги в Париже.

– Смотри не влюбись в одну их местных красавиц, – предостерегла его Ульяна. – Пусть я и не испанка, но ревнива не меньше, чем Фолет.

– Рядом с Марой все они блекнут, – сохраняя серьезный вид, ответил Артур. – А она сегодня не танцует. Так что ты можешь не беспокоиться.

Но он ошибся. Фолету удалось убедить жену в своей травме, но ему оказалось не под силу удержать ее, когда гитаристы заиграли прелюдию к пасодобле, музыку, под которую матадор выходит на арену. Коррида – любимое развлечение испанцев, и она намного больше, чем простое развлечение. Гитара не играла, а вызывала на схватку с разъяренным быком смельчака, готового рискнуть жизнью ради того, чтобы заслужить поцелуй своей возлюбленной.

Первым не выдержал Хуанито, которого Ульяна наняла ухаживать за лошадьми, приобретя их по совету Фолета, не любившего автомобили. В своей короткой курточке, узких штанах, белых чулках и черной треуголке низкорослый и сухощавый Хуанито сейчас ничем не походил на того молчаливого человека, который проводил почти все свое время на конюшне, предпочитая лошадей обществу людей. Это был настоящий тореадор, и не только потому, что он одел костюм тореадора. Хуанито, растолкав тех, кто преграждал ему путь, почти вбежал в круг и, подняв руки, замер в напряженной позе, давая понять, что он вернется с арены только победителем или погибнет в схватке не на жизнь, а на смерть. Зрители приветствовали его восторженными криками, подбадривая громкими ритмичными хлопками.

И тогда не выдержала Мара. Стряхнув со своей талии руку Фолета, она, при каждом своем шаге словно вбивая каблуки в землю, вышла в круг и встала перед Хуанито. Если он сейчас был тореадором, то она – мулетой, красным, словно кровь, куском ткани в его руках, который первым принимает на себя смертоносные удары рогов разъяренного быка.

Они начали сходиться и расходиться, чеканя шаг, с расправленными плечами и высоко поднятой грудью. Это был не танец, а схватка. Каждое их движение имитировало действия, происходящие на арене во время корриды. Повороты были резкими и экспрессивными. Гортанные вскрики терзали слух и волновали кровь. Апогеем стал финальный удар тореадора, когда он отбросил мулету и вонзил шпагу в шею быка. Бык рухнул перед ним на колени с предсмертным хрипом. Человек победил. Гитары сыграли торжествующий гимн.

Зрители бурно ликовали. Танцоры почти падали с ног от изнеможения, как физического, так и нервного. К ним подскочил, забыв о своей хромоте, которую он весь вечер старательно выставлял напоказ, Фолет. В руку Хуанито он почти насильно вложил бутылку с вином. А ладонь Мары приложил к своим губам и нежно поцеловал. И танцор, и танцовщица благодарно улыбнулись ему. Хуанито опорожнил бутылку одним глотком. А Мара ласково погладила мужа по всклокоченным волосам на голове, жестким на вид, но мягким, почти шелковистым, на ощупь.

К ним подошла Ульяна. Она была сильно взволнована и не скрывала этого.

– Хуанито, вы меня поразили, – сказала Ульяна. – Вот уж не думала, что вы так замечательно танцуете.

– Я тоже, – признался Хуанито и с восхищением показал на Мару. – Это все она. Я даже не помню, как танцевал. Помню только ее глаза. Они словно заворожили меня и вели за собой.

– Если ты, Хуанито, хочешь сказать, что я песанта, то встань в очередь, – лукаво улыбнулась Мара. Она уже пришла в себя. И даже ее высокая грудь поднималась и опускалась не сильнее, чем обычно. – Это уже не новость. Мой дорогой муженек много лет распространяет эти слухи. И только по одной причине – чтобы отвадить от меня всех остальных мужчин.

Судя по сконфуженному виду Фолета, эти слова были не далеки от истины. Хуанито насмешливо ухмыльнулся и поскорее отошел от них, поймав на себе разгневанный взгляд Фолета.

Ульяна хотела что-то сказать, но вдруг ее пробрал озноб, и она нервно передернула плечами, словно почувствовала прикосновение к ним чьих-то липких пальцев. Весь вечер ее беспокоило это противное чувство, не дававшее ей возможности от души радоваться и смеяться. Как будто кто-то смотрел ей в спину, и она почти физически ощущала этот неприятный взгляд, несущий угрозу. А сейчас на ее лбу даже выступила испарина, которую она нервно вытерла дрожащей рукой. Она постаралась сделать это незаметно, но Мара увидела этот жест и заметила бледность, проступившую на загорелом лице Ульяны.

– Тебе не здоровится, девочка? – спросила она Ульяну тоном, очень похожим на тот, которым с ней разговаривал Фолет.

И Ульяна почти невольно призналась:

– Да, что-то мне нехорошо. Сама не пойму, что со мной.

Мара посмотрела на нее внимательнее. И спокойно сказала:

– Тебя сглазили. Причем совсем недавно. И тот, кто это сделал, вероятнее всего, еще находится здесь.

– Сглазили? – попыталась улыбнуться Ульяна. – Не может быть!

Но Мара ничего не ответила. Вместо этого она положила свои руки на голову Ульяны и сделала несколько быстрых плавных движений от лба к затылку и обратно. Сжала виски, поймала ее взгляд. И несколько мгновений не отводила своих глаз, словно пытаясь что-то рассмотреть в глубине зрачков Ульяны. Затем отпустила свои руки и отвела глаза.

– Теперь лучше? – спросила она.

– Да, – ответила Ульяна после недолгой паузы. – Намного лучше. Голова не болит. И нет озноба.

Она действительно чувствовала себя хорошо. Это произошло так внезапно, что потребовалось какое-то время, чтобы это осознать.

– Я же говорила, что это сглаз, – сказала Мара. Она выглядела усталой и словно разом постарела на очень много лет. Снятие с Ульяны порчи отняло у нее не меньше сил, чем танец. – Теперь все будет в порядке. Но постарайся не смотреть никому в глаза. И думай только о хорошем, потому что дурные мысли подобны дурной болезни. Скажи то же самое своим близким, мужу и сыну. Кто-то, мне кажется, желает вам зла. Будьте осторожны. Я не всегда смогу оказаться рядом.

Внезапно Мара покачнулась, и Фолет бережно поддержал ее под руку.

– Пойдем, дорогая, – сказал он, и в его голосе промелькнула нежность. – Ты слишком устала. Так танцевать в твоем возрасте…

– Не ревнуй, – мягко укорила его Мара. – Хуанито тебе в подметки не годится. И танцор он так себе. Не то что ты.

– Правда? – спросил Фолет. Его хмурое лицо просияло

– Правда, – успокоила его Мара. И попросила: – Проводи меня до стола, дорогой. Я хочу выпить вина, которое ты так расхваливал.

Они ушли, бережно поддерживая друг друга. Ульяна провожала их взглядом, пока они не скрылись в вечерних сумерках, окутавших замок. Электрический свет в субботний вечер не включали, чтобы не нарушать романтическое настроение. Двор освещали только несколько неярких костров. Блики и тени, повинуясь пламени, сменяли друг друга, образуя причудливые узоры на крепостных стенах, постройках, лицах и фигурах людей.

Вечер был в самом разгаре. Гости разбились по кучкам в зависимости от предпочтений в танце. Гитаристов и певцов, поддерживающих танцоров, было более чем достаточно. В центре одной из таких групп, исполняющей танец сардана, Ульяна увидела Артура. Этот коллективный танец не требовал особой подготовки и умения, его могли исполнять и молодые, и пожилые, главное было не сбиться с ритма. И Артуру это удавалось. Он был увлечен и радостно смеялся, забыв обо всем.

Ульяна невольно улыбнулась, увидев эту картину. Обычно Артур был более сдержан, стесняясь своей, как он говорил, неуклюжести. Он был ученый, и большую часть жизни провел в кабинете и лаборатории, игнорируя танцевальную площадку. И только с появлением в его жизни Ульяны все изменилось. Это не значило, что он увлекся танцами в ущерб науке. Но танцевать и смеяться он стал значительно чаще. И даже больше, чем Ксиу, который был серьезен не по годам, а танцевать, к великому сожалению Ульяны, не любил.

Подумав о сыне, Ульяна внезапно вспомнила предостережение Мары, о котором почти забыла, потому что не приняла его всерьез. И почувствовала, что ее сердце забилось сильнее и тревожнее. Она уже с полчаса, как не видела Ксиу. Потеряла его из вида, когда засмотрелась на танец Мары и Хуанито. Ульяна допускала, что Мара может быть права, предостерегая, но все-таки это был ее дом, и так не хотелось верить в худшее, тем самым невольно возвращаясь в прошлое. Поэтому, прежде чем очертя голову броситься на поиски сына или начать окликать его по имени, Ульяна, удерживая себя, попыталась отыскать его глазами в толпе. И вскоре, с облегчением вздохнув, увидела.

Ксиу был не один. Рядом с ним стояла какая-то женщина в черно-красных одеждах, почти неразличимых на фоне сумерек и пламени костров, сливавшихся с ними. Они с Ксиу о чем-то оживленно разговаривали. И беседа была интересной для обоих, Ульяна поняла это по оживленному личику сына и напряженному вниманию, отражавшемуся на лице его собеседницы.

– Ксиу! – невольно вскрикнула Ульяна, радуясь, что нашла сына, и он здоров и невредим.

Она была уверена, что ее возглас невозможно расслышать из-за музыки и шума голосов. Кроме того, Ксиу и женщина стояли достаточно далеко и были заняты беседой. Но каким-то образом женщина услышала ее. Она повернула голову еле уловимым движением, искоса посмотрела на Ульяну, и на ее лице отразилась досада, которую она не смогла скрыть. Она что-то сказала мальчику, опустив руку ему на плечо, и, не дожидаясь, пока Ульяна подойдет к ним, скрылась в толпе так стремительно, словно растворилась в сумерках.

Ульяна поспешила подойти к сыну. Ее тревога не только не утихла, а, наоборот, возросла – почему, она и сама не понимала. Ксиу тоже увидел мать и рассеянно улыбнулся ей. Он думал о чем-то своем.

– Кто это был, Ксиу? – спросила Ульяна, глядя на сына так, словно встретилась с ним после долгой разлуки. – Ты ее знаешь?

– Кого, мама? – с удивлением спросил он.

– Ту женщину, с которой ты только что разговаривал, – пояснила Ульяна, сама не понимая, что ее так встревожило.

– В первый раз увидел ее сегодня, – ответил Ксиу.

– А о чем вы говорили? – продолжала допытываться Ульяна.

– Да, в общем-то, ни о чем и обо всем, – пожал плечами Ксиу. – Мне было скучно, я сидел около костра и рассматривал карту. Ту самую, с крестиками, которую мы нашли с Артуром в библиотеке. Помнишь?

– Разумеется, – вздохнула Ульяна. – Еще бы мне не помнить!

– Так вот, я так увлекся, что даже не заметил, как она подошла, – продолжал Ксиу. – Поднял голову, а она стоит передо мной. Я даже вздрогнул от неожиданности. А она рассмеялась и спросила, что это за карта. Я рассказал ей о кладе, который может быть зарыт в окрестностях замка. Она слушала, а иногда даже задавала вопросы. Ей это было интересно, мама.

В последних словах сына Ульяне послышался упрек. И она почувствовала себя виноватой.

– Мне тоже интересно, – сказала она почти смущенно.

Но она видела, что Ксиу ей не поверил.

– Покажешь мне вашу карту еще раз? – спросила она. – Все-таки я лучше вас с Артуром знаю эту местность. Если хочешь, то давай прямо сейчас.

Глаза Ксиу засияли от радости. Но тут же снова загрустили.

– Нет, мама, тебе надо быть с гостями, – вздохнув, отказался он. – И ты еще даже не танцевала. А все ждут этого.

Ульяна оглянулась кругом и тоже вздохнула. Ксиу был прав. Она была хозяйкой замка и не могла уйти, оставив гостей одних. Это было бы, по меньшей мере, невежливо.

– Хорошо, тогда завтра утром, – решила она. – Сразу, как только я встану. Ну, или после завтрака.

– Хорошо, – кивнул Ксиу. – А сейчас ты иди, мама. Обо мне не беспокойся. Я еще немного побуду здесь и пойду спать. Вот только дождусь, когда ты станцуешь.

– Тогда не будем откладывать, – улыбнулась Ульяна. – Хотя, признаться, после танца Мары и Хуанито я чувствую себя очень неловко. Теперь я понимаю Федерико Гарсиа Лорку, который так восхищался танцем восьмидесятилетней старухи на конкурсе исполнителей фламенко в Хересе-де-ла-Фронтера.

– Это та самая старуха, что вырвала первый приз у юных красавиц, покорив зрителей тем, как она вздымала руки, закидывала голову и била каблуком по подмосткам? – спросил Ксиу. Ульяна часто рассказывала ему об этом эпизоде из жизни великого испанского поэта, и мальчик хорошо запомнил ее слова.

– Та самая, – кивнула Ульяна. – Так вот, Мара ей сто очков вперед даст, поверь мне. А кто я такая? Их жалкое подобие.

– Но для меня ты все равно самая лучшая в мире танцовщица фламенко, – утешил ее Ксиу.

– Не льсти мне, – погрозила ему пальцем Ульяна. – Не то я тебя поцелую при всех. Несмотря на то, что ты у меня уже такой взрослый и независимый.

И она выполнила бы свою угрозу, если бы Ксиу, оглянувшись по сторонам и покраснев от смущения, не взмолился:

– Иди же, мама!

Ульяна рассмеялась и отошла, возвращаясь к гостям. Она шла и почти физически ощущала на себе взгляды десятков танцующих и поющих людей, которые ждали, когда она присоединится к ним. И Ульяна не могла обмануть их ожиданий. Такой трусости она сама себе не простила бы никогда.

Ульяна подошла к сидевшему поодаль от остальных невысокому полноватому мужчине, который держал в руках гитару и с меланхоличным видом перебирал струны. Его наряд, состоящий из черных обтягивающих брюк, широкого пояса и белой рубашки с широкими рукавами, дополняла короткая, обшитая бисером, жилетка, называемая чалеко. Это был известный всей округе музыкант и певец фламенко по имени Хосе. Роскошные черные усы придавали ему грозный вид завзятого махо, всегда носящего в кармане наваху и готового в любую минуту извлечь ее, чтобы постоять за свою честь.

Ульяна с улыбкой тихо спросила его:

– Подыграете мне?

Хосе с готовностью кивнул и спросил:

– Что будете танцевать?

– Импровизировать, – ответила Ульяна.

Хосе кивнул с довольным видом. Он был горд тем, что хозяйка замка тамплиеров выбрала именно его, и не скрывал этого. Склонился над гитарой. Тронул струны. Кивнул Ульяне, давая понять, что готов. Гортанно вскрикнул и, аккомпанируя себе и Ульяне на гитаре, запел сочиненную им же песню.


Гитара подобна

Водопадам страстей.

Созвучны душе моей

Струны, поющие

О мечте,

Словно птицы, парящие

В высоте,

В знойном небе Испании.


Ульяна начала с сапатеадо. Каблуки ее туфель выбили по каменным плитам частую звонкую дробь, которую она сопроводила размеренными хлопками ладони о ладонь. Пальмас, как называют танцоры фламенко этот прием, заменили ей кастаньеты. Затем она вскинула руки и медленно, словно с усилием, развела их. Легкая дрожь прошла по пальцам изогнутых рук, спустилась ниже, прошла по плечам, груди, бедрам. Это был дуэнде, который снизошел на нее и овладел ее телом.


Шестиструнной магией

На корриде любви

Сердце ранено.

Разорви

Сети чар,

Путы ревности,

И восстань,

В музыке оживи!


Теперь, пока играла гитара, Ульяна не принадлежала себе, она подчинилась духу фламенко. И зрители поняли это. Они начали размеренно хлопать в ладоши и подбадривать танцовщицу криками, в которых можно было расслышать угрозу и тоску. А Хосе продолжал петь. Его песня была безыскусственна и проста, но она была понятна зрителям и, трогая их сердца, вызывала у них ответные чувства.


Вечная мятежница,

Плачь и пой в исступленье.

С тобой мы

Навеки повенчаны,

Урагана южного пленница.

Вдохновенно

Мое сердце пронзаешь стрелой

Самой тонкой звенящей струны.


Гитара, монотонный голос певца, сапатеадо и пальмас звучали все громче, надрывнее. И когда они достигли невыносимой для зрителей высоты, Ульяна вскрикнула, словно протестуя, и замерла. Теперь живым было только ее лицо. Все чувства, которые она переживала в душе, отражались на нем, сменяя друг друга. Страсть, гнев, отчаяние, надежда… Не было только смирения.


О, гитара, заложница страсти,

испанского солнца сестрица!

Вспышкам молний

подобная,

Пряной нежности волнами

Меня обними,

Ты – вестник любви и свободы,

Словно жар-птица.


И снова первыми ожили руки. Прозвучали хлопки ладони о ладонь, каблуки выбили звонкую дробь. Все повторялось, как сама жизнь. Смерти, как и смирения, не было. Уже изнемогавшая, казалось, Ульяна снова воспрянула и была готова к новой битве, вдохновленная страстным призывом, звучавшим в песне Хосе.


Ты – окно из темницы на волю,

Ключи от оков,

Порыв раскрыть крылья,

В небе полет.

Я – струна твоего вдохновенья,

Исполненье мечты,

Отлученье от страха, сомнений,

Беспредел высоты!


Гитара смолкла. Голос певца затих. Танцовщица стояла в той же позе, с которой начинала свой танец. Вокруг было тихо. Раздалось только потрескивание дров в костре. И где-то звучал надтреснутый голос ночной птицы.

Тишина продлилась несколько мгновений, показавшихся Ульяне бесконечными. А затем зрители начали хлопать, топать ногами и кричать, выражая свой восторг. И даже Хосе встал, восхищенный танцем. А Мара подняла вверх сжатый кулак с выставленным большим пальцем.

Это был настоящий триумф. Но Ульяна осталась к нему равнодушной. Такое бывало и раньше. Но тогда, в прошлом, ей было этого достаточно. Она была юной и глупой. Теперь все было иначе. Фламенко стало только частью ее жизни. И не самой значимой.

Она нашла глазами мужа и сына. И только после этого почувствовала себя по-настоящему счастливой.

Сокровища Замка Тамплиеров

Подняться наверх