Читать книгу Лихолетье. Книга II. Теплый сентябрь - Вадим Леонтьевич Самборский, Вадим Самборский - Страница 2

Мне повезло! Уже в который раз за последние несколько лет я смог выбраться из лап костлявой старухи с её смертной косой и остаться в живых. В последний раз безжалостная военная судьба мне улыбнулась после того как немцы, озлобленные нахальным налётом на склад артиллерийских боеприпасов, в середине мая сорок второго в пух и прах раздолбали наш партизанский отряд. Мы, несколько человек, с боем пробились через плотное кольцо, устроенное отряду егерями и, после нескольких дней мытарств по болотам и бескрайним лесным массивам Западной Белоруссии, добрались до соседнего партизанского отряда, из которого, опять же по воле случая, нас отправили транспортным самолётом на Большую землю. Оказавшись в подмосковном госпитале, я оправился от полученного ранения, пошёл на поправку и уже готовился снова отправиться на войну, как вдруг оказался под пристальным вниманием со стороны наших карающих органов, представители которых увидели в моей скромной персоне скрытого, умело замаскированного предателя и вражеского агента…

Неожиданно, после выпавших на мою долю допросов и мытарств, дело было прекращено и меня полностью реабилитировали. За время лечения и последующей проверки дотошными работниками особого отдела крови выпито было предостаточно – если всё посчитать, то приличное ведро, заполненное до краёв, точно! Сначала вели допросы в палате для выздоравливающих, после улучшения состояния здоровья, меня переселили в отдельную палату и несколько недель я был под охраной. Несмотря на то, что ослабленный организм ещё не полностью оправился от ранения, меня постоянно таскали в отдельный кабинет на беседы, которые больше походили на многочасовые допросы. Мне были предъявлены убойные обвинения – предательство, клевета и ещё многое другое, за что в военное время приговор суда железно гарантировал стенку. Следователи неоднократно делали мне самые не двусмысленные намёки и предложения, предлагая в лучшем варианте срок заключения в виде пятнашки лагерей, а самом худшем варианте расстрельный взвод в самое ближайшее время должен был "намазать" мой лоб своей "лекарственной зелёнкой"! Но я, более двух лет назад, в полной мере испытавший "общение" с этой братией, упорно отказывался ставить свои подписи на их хитро составленные протоколы, не поддавался на провокации, всячески отвергая все обвинения в свой адрес, и верил, что правда возьмёт верх. Видимо там, на небесах, кто-то за меня сильно молился, и судьба в очередной раз мне благоволила – в конечном итоге наши карающие органы во всём разобрались, и за полным отсутствием состава преступления дело было прекращено. Меня, к неудовольствию отдельных товарищей, бдительных сверх меры, полностью оправдали (уже во второй раз!), повысили в воинском звании, возвратили на службу и даже представили к правительственной награде.

Следователь, который вёл моё запутанное дело, оказался настоящим чекистом и порядочным мужиком, потому что смог поверить моим "невероятным россказням и байкам", воспринимаемым другими его коллегами, не иначе как какой-то не реальный бред. Этот "следак", больше похожий на школьного учителя, чем на чекиста, всё основательно записал, изучил и даже разослал запросы. Ему многое удалось выяснить о моём пребывании в 17-м Брестском пограничном отряде перед самым началом вражеского вторжения, первом дне начала войны и о моей более поздней борьбе с фашистами в партизанском отряде в лесах Западной Белоруссии. Следователь нашёл документальное подтверждение многим моим словам почти с самого начала нашей партизанщины, которая началась с конца лета сорок первого года и практически до дня полного разгрома отряда в мае сорок второго года. Тогда, в тихую весеннюю ночь с 10-го на 11-е мая, отряд окружили каратели и после многочасового боя он перестал существовать как боевая единица, за исключением нескольких израненных бойцов и меня, командира отряда, которым удалось пробиться через плотное вражеское кольцо и выжить. Мы отсиделись на болоте, кое-как смогли перевязать свои раны и добраться до соседнего партизанского отряда, откуда спустя несколько дней транспортным "Дугласом" были доставлены на аэродром на Большой земле, откуда сразу же по прилёту вместе с другими ранеными были отправлены на лечение по тыловым госпиталям. Прилёт самолёта в глубокий тыл партизаны давно ждали, но для нас он оказался просто подарком судьбы! Всё изложенное мною было отправлено этим дотошным следователем в Штаб партизанского движения, в разведывательный отдел РККА, Управление НКВД и в другие менее значимые Наркоматы…

Как сейчас помню одну из наших "бесед" с этим человеком:

Ты пойми! отбросив все присущие работникам этого ведомства фамильярности и нарушая инструкцию ведения допроса, говорил мне следователь. Есть чётко прописанная процедура по проверке всех лиц, находившихся во вражеском плену или на временно оккупированных наших территориях на предмет сотрудничества с фашистскими спец.службами. Такая проверка по времени может занимать от нескольких недель до нескольких месяцев. Твой случай особый! И я пока не располагаю данными, что вы были перед самым началом войны на территории Брестской области и в самом городе Брест, где якобы выполняли задания нашего ведомства. Нет никаких документов, подтверждающих, что вы встретили врага 22 июня 1941 года на одной из пограничных застав 17-го Брестского ПО, принимали участие в боях в составе этой пограничной заставы, а затем после соответствующего приказа отошли с линии границы и далее отступали с нашими частями вглубь страны. Как и нет подтверждения тому, что вы воевали в составе сводного пограничного полка, попали в окружение, оказались на временно оккупированной врагом территории и стали заниматься диверсиями в немецком тылу. Более того у меня нет никаких данных о том, что вы были в партизанском отряде, возглавили этот отряд, состоящий из таких же как вы "окруженцев", гражданских лиц и пленных красноармейцев. Отсутствуют какие бы-то ни было сведения, подтверждающие что ваш, якобы отряд вёл полноценные боевые действия в тылу немецкой армии и наносил врагу большой урон.

Немецкое командование оценило наши головы и назначало за них большую денежную награду в рейхсмарках! Это же можно проверить… Их листовки, думаю, до сих пор развешаны по деревням на всех столбах и плетнях. Через соседний отряд мы регулярно отправляли на Большую землю разведданные и свои отчёты о проделанной работе! В конце концов, есть же свидетели! Расспросите доставленных самолётом вместе со мной партизан. В тыл нас вывезли вместе с другими ранеными. Или вы гражданин следователь, сейчас скажете мне, что делать вам больше нечего, как кого-то или что-то искать в этой военной неразберихе? перебиваю следователя.

На сегодняшний день это только ваши слова, и я могу сказать только одно – ваш непосредственный начальник капитан ГБ Краевский Александр Иванович пропал без вести 22 июня 1941 года. О его судьбе ничего не известно. Пограничники пока тоже молчат – ответа нет. На мой запрос, отправленный в Штаб партизанского движения, пришёл лаконичный ответ, что они о вашем отряде не знают! Как и не знают и о том, какие боевые действия в немецком тылу вы вели. По их данным такой партизанский отряд в списках Штаба никогда не значился! выслушав мои аргументы, следователь спокойно продолжает разговор дальше. В подтверждение своих слов он показывает рукой на лежащий перед ним листок с машинописным текстом: Отсюда следует, что всё вами ранее сказанное, подтвердить никто не может. И я не знаю, чем вы на самом деле занимались в Западной Белоруссии почти год. Но я буду проверять всё, что вы написали мне здесь своей рукой. Вас, гражданин Горский, пока спасает только то, что вы и нескольких раненых бойцов сюда были доставлены нашим транспортником, как вы говорите, на Большую землю. Я вам обещаю, что лично опрошу экипаж "извозчика", постараюсь разыскать и допросить всех раненных, которые вместе с вами были доставлены тем рейсом в наш тыл.

Я тогда в первый раз услышал слово "воздушный извозчик", которым следователь назвал тихоходный транспортный самолёт…

Товари… извините, гражданин следователь, разрешите мне ещё раз рассказать и дополнить один эпизод из нашей боевой деятельности? спрашиваю разрешения у следователя.

Ладно, валяйте, только говорите кратно и по существу. А то у меня в "ДЕЛЕ" подшито столько всяких эпизодов, которые вы собственноручно описали, что когда их читаю, только диву даюсь – почему мы ещё не в Берлине, а вы не герой СССР? ВЫ не знаете? следователь устало улыбнулся уголками своих губ.

Не обращая внимания на его шутливо язвительный тон, начинаю рассказывать:

Почти перед самым разгромом отряда нам удалось удачно провести одну почти не выполнимую по замыслу операцию. Наша разведка обнаружила в глухом лесу, тщательно скрытый от посторонних глаз, немецкий перевалочный артиллерийский склад. Мои разведчики долго присматривали за этим местом, изучали подходы, фиксировали то, что немцы туда привозят и отправляют. Мы давно уже планировали сделать налёт на этот склад и взорвать всё, что там лежит. В последний раз разведгруппа засекла несколько грузовиков, прибывших на склад, с не совсем обычной тактической эмблемой. На крыльях машин был нарисован небольшой знак в виде розового слона, у водителей и солдат сопровождения окантовка погон и петлички на форме сильно отличались от тех, что нам доводилось видеть у немецких солдат ранее. Охрана этих грузовиков была в несколько раз больше обычной, когда привозят на склад простые боеприпасы. Всегда на разгрузку ящиков привлекают бывших наших пленных, выразивших желание добровольно служить немцам, с повязками "ХИВИ" на рукавах одежды. В этот раз ящики разгружали сами солдаты Вермахта, более того, им зачем-то выдали противогазы. За ходом всей разгрузки следил офицер в полевой форме войск SS. Все ящики уносили в отдельно стоящий сарай, у которого был выставлен постоянный пост охраны. Зачем? Ясное дело, что склад доставили или химические боеприпасы или ещё хуже – бактериологическое оружие. Не буду вдаваться в подробности, но нам удалось раздобыть один из ящиков, на крышке которого тоже был намалёван слон. У себя в лагере мы вскрывать ящик не рискнули, мало ли что может случиться, а людей жалко. По моей команде бойцы отнесли этот груз далеко в лес, где с большими мерами предосторожности открыли крышку. Руководил этим делом сержант войск противохимической защиты, у которого очень хорошо получалось в полевых условиях выплавлять тол из неразорвавшихся боеприпасов и лепить взрывчатку – одним словом отрядный умелец! В ящике компактно лежали четыре снарядные головки в надёжной специальной упаковке. Когда наш "химик" увидел, что нам попало в руки, то сначала его лоб покрылся холодной испариной, а руки начали трястись от волнения, охватившего этого, всегда бесстрашного, человека. Придя в себя, сержант озвучил, что это химические боеприпасы, причём, судя по маркировкам, датам на специальной упаковке и на корпусе самого ящика, выпущены в начале 1941-го года… собираясь с мыслями, я на минуту умолк.

Ну, чего ты замолчал? Давай продолжай! следователь строгим голосом заставляет продолжить рассказ.

Немцы пропажу обнаружили и подняли большой шум! Стали искать. Видимо их высокому начальству явно не улыбалось получать выговора и ехать продолжать службу на восточном фронте. Пытаясь всё исправить, против нас был брошен целый батальон горных егерей, который специально тормознули на ж/д станции, задержав отправку на фронт. Им была поставлена задача – прочесать всю округу, найти в лесу и уничтожить "русиш-бандит", а главное, вернуть на место секретную пропажу. Для егерей эта операция была чем-то вроде очередных учений или прогулки по весеннему лесу.

После совещания мы сразу же решили, что такой "груз" должен быть немедленно отправлен в Москву, прекрасно понимая, что с "химией" шутки плохи, особенно на войне. Поэтому через пару дней я выделил шестерых бойцов и приказал им пробиться через лес и болото к соседнему партизанскому отряду, у которого по нашим данным была постоянная связь с Москвой. Обеспечить приём самолёта – задача не сложная, главное только найти в лесу подходящее место для полевого аэродрома, от волнения за пережитое опять прерываю свой рассказ и прошу у следователя разрешение выпить стакан воды. Бери, наливай воду в стакан, вон из чайника и пей сколько душе угодно. Тут тебе не на Арбате, вода бесплатная, он ждёт, пока я залпом глотаю целый стакан воды, потом второй, затем произносит: Что было дальше? Вам удалось доставить этот злополучный ящик в отряд?

Так точно, доставили! быстро отвечаю следователю. Нашим парням без приключений удалось дойти до соседей в отряд, которым командует товарищ «П». "Соседи" прониклись, в просьбе не отказали, приняли наших бойцов со всем радушием, связались с Центром и всё обстоятельно доложили. Самолёт из Москвы прилетел неожиданно быстро!

Ну, самолёт и самолёт… прилетел, улетел! Не тяни кота за причинное место. Долетел самолёт с вашим грузом? спрашивает следователь.

Самолёт долетел, это я знаю точно! Мои ребята должны были вернуться в отряд только после того, как придёт подтверждение из Центра, что груз уже на месте. А теперь самое главное – когда делается вскрытие ящика с находящимися в нём химическими боеприпасами или контейнерами с дрянью подобного рода, то внутри к содержимому всегда прилагается специальный формуляр, в который по правилам хранения в обязательном порядке вносится соответствующая запись о вскрытии, ставится дата и подпись вскрывавшего. Поэтому если найдётся ящик, а он не мог просто так пропасть, ведь ящик то не совсем обычный, на формуляре должна стоять моя подпись с расшифровкой "Горский", как командира, подпись нашего химика, тоже с расшифровкой "Чесноков". Внутрь ящика нами были положены ещё несколько "шильдов", срезанных с других ящиков из того же штабеля. Одна из головок боеприпаса была специально обёрнута плотной бумагой, на которой химическим карандашом написано подробное описание и рисунок тактического знака, солдатский погон с окантовкой бордового цвета, там же записаны номера грузовиков, которые привезли на склад эту химию. На листе также стоят наши подписи и даже поставлена печать отряда!

То есть, ты хочешь сказать, что вы даже свою отрядную печать завели? В первый раз о таком слышу!!! удивляется "следак"

А чего такого – нашёлся в отряде один умелец, в детстве резьбой по дереву занимался. С помощью опасной бритвы и простого перочинного ножика из резинового каблука от ботинка он вырезал круглую печать со звездой и названием отряда "СМЕРТЬ ВРАГУ!" Красное знамя, журнал боевых действий, печать отряда, Присяга бойца-партизана и всё остальное, что положено по уставу РККА – в отряде было и выполнялось неукоснительно! Мы же не махновцы какие-нибудь, а представители Советской власти в лице Красной Армии. А ещё мне пришлось командованию этого отряда передать всех наших связных, помощников и сочувствующих в городе, в деревнях, сёлах и на хуторах. Все связи, пароли и явки.

Следователь сразу же врубился и, протягивая мне чистый лист бумаги, приказал:

Вот тебе лист бумаги. Рисуй, как печать отряда выглядела – это первое. Второе – мне нужно, чтобы вся эта история с похищением химического оружия была в мельчайших подробностях, со всеми датами написана в письменной форме. Буду у своего начальства, ещё раз доложу о вновь открывшихся обстоятельствах по твоему делу, сделаю запросы и попробую во всём разобраться. Если будет надо, то подам рапорт на имя замнаркома Круглова. Он, как раз, сейчас курирует проверки таких бедолаг, как ты…

Этот чекист сдержал своё слово и действительно во всём разобрался! А ведь мог всё спустить на тормозах и влепить мне полновесную десятку, а потом отправить во вновь образованную штрафную роту или в штрафной батальон сроком на три месяца, чтобы искупил кровью "свою вину" перед Родиной…

Пока я лечился в госпитале и находился под надзором, был издан знаменитый июльский приказ, который буквально отрезвил многие головы в Армии, во Флоте и в нашем тылу своим содержанием и четкой формулировкой.