Читать книгу Зловещие тени Стинадлы - Вадим Россик - Страница 4

Глава 3

Оглавление

Среда. Восемь ноль-ноль. Прохладно, ветрено и опять идёт дождь. Несмотря на то, что сейчас ещё только раннее утро, уже довольно светло. В октябре вся Германия перевела стрелки часов на шестьдесят минут назад и теперь солнце вынуждено вставать для немцев на один час раньше.

Мы сидим на неудобных пластмассовых стульях в зале ожидания железнодорожного вокзала – ждём скорый до Нюрнберга. Мы – это я и Марина. Возле нас стоит чемодан на колёсиках с моими вещами. В кармане у меня лежит билет до Праги и обратно. Марина так крепко сжимает мою руку, как будто боится, что я растаю в воздухе.

– Таблетки взял? – заботливо спрашивает супруга в сотый раз.

– Взял.

– Не забывай их принимать. Я положила в чемодан жареную утку. Смотри, не заляпай одежду.

– Ладно.

– Как доберешься до места – позвони мне.

– О’кей.

Марина судорожно вздыхает. Глаза на мокром месте. Я целую её в щеку.

– Ну, что ты так волнуешься, золотко? Всё будёт чики-пуки. Я обещаю.

– Ага, ты всегда так говоришь, – плаксиво канючит Марина, – а сам вечно влипаешь во всякие истории. Я тебе уже не верю.

– Если ты мне не веришь, тогда почему отпускаешь в Прагу?

Марина неохотно признаётся:

– Мужикам иногда нужно давать погулять, а то они перестают слушаться.

Улыбаясь, снова целую любимую супругу в щёку.

– Какая ты всё-таки умничка, Маринка!

– Но ты напрасно думаешь, что я отпускаю тебя одного, – вдруг добавляет Марина. – Я нашла для тебя ангела-хранителя.

– Какого ещё ангела-хранителя?

Неожиданно в зале ожидания появляется наш Саша. В руке он с заметной натугой тащит большую серую сумку.

– Халло, мама! Халло, Вадим!

– Халло!

Саша ставит свою поклажу на пол и с облегчением плюхается на стул.

– Уф, еле дотащил! Тяжёлый, зараза.

– Какими судьбами? – спрашиваю я молодого человека, косясь на сумку.

– Мама велела взять малыша у коллеги по работе. На недельку. Петруха тоже русак, поэтому малыш понимает по-русски. Вот я его и принёс.

– Зачем тебе Петрухин малыш? – недоумеваю я.

Саша смеётся:

– Да не мне! Это для тебя, Вадим.

Я поворачиваюсь к Марине.

– Ты можешь толком объяснить, что всё это значит?

Марина наклоняется к сумке и осторожно расстёгивает молнию. Из недр выныривает собачья голова и вопросительно поднимает правую бровь. Пёс не похож на карликовый пучок шерсти, но и не относится к той породе огромных собак, которые, если лизнут тебя, то ты до вечера будешь мокрый с головы до ног. Это вполне себе упитанный английский бульдог овсяного цвета с тёмной грудью.

– Знакомься, – говорит Марина. – Это твой ангел-хранитель до понедельника. Его зовут Малыш. Он настоящий чудо-пёс: знает команды, подаёт лапу, приучен к туалету, мало ест и прошёл курс поводырей слепых.

– Ты что, Марина?! Зачем мне поводырь? Я же не слепой! – возмущаюсь я на весь зал ожидания. – Что я буду делать с этой псиной на фестивале культуры?!

– Зато мне будет спокойнее знать, что ты не один в этой твоей Праге.

– А мне?!

– И тебе, дорогой! – решительно заявляет Марина. – Не хочешь ехать с Малышом – оставайся дома!

Этого ещё не хватало! Сердито разглядываю своего ангела-хранителя. В нашем форде есть освежитель воздуха фирмы «Ппуко» в виде лежащей на брюхе собаки. Конечно, не очень удачное название для освежителя. Этот Малыш – копия «Ппуко».

– Мама, купи щенка! – орёт какой-то мальчуган, тыча пальцем в Малыша. Это мимо нас тянет на буксире своего оручего отпрыска полная дама в шубе из искусственного меха. Дама такая объёмная, словно забыла родить ещё одного мальчугана.

– Короче, забирай Малыша и счастливого пути, – заканчивает дебаты Марина.

Что ж, Явь не предоставляет мне выбора. Смотрю на пса.

– Ну, что, Малыш? Источаешь преданность? Ты послушная собака?

Малыш утвердительно поднимает левую бровь и не делает попыток покинуть сумку. Такая терпеливость мне в нём нравится.

– Давай договоримся на берегу. Если будешь вести себя прилично, я буду звать тебя Малышом. Если нет – Ппуко. Хоть и не люблю обзываться. Выбор за тобой.

Малыш делает вид, что всё понял. Ладно, поживём – увидим.

– Поводок, намордник и собачьи консервы – в карманах сумки, – сообщает Саша.

– И постарайся, чтобы Малыш через неделю не выглядел так, будто питался на помойке, – добавляет Марина.

Электронное табло информирует нас, что скорый поезд до Нюрнберга через пять минут прибывает на четвёртый путь. Значит, пора выдвигаться на платформу.

Возле вагона последний раз целую Марину. Она ворчит, обнимая меня:

– Всё равно не понимаю, зачем ты едешь на этот фестиваль. Там же соберутся интеллигентные люди. Хоть веди себя прилично и не балуйся!

Я смеюсь:

– Не буду баловаться. Обещаю, что с первого января начну новую жизнь и буду во всём тебя слушаться.

Саша отдаёт мне сумку с Малышом. Пора расставаться. Скорый поезд останавливается в Нашем Городке всего на пять минут. Втискиваю себя в дверь вагона, оглядываюсь. Марина вытирает глаза платочком. Посылаю ей луч любви:

– Пожелай мне удачи, звёздочка.

Марина слабо улыбается:

– Удачи и обязательно принимай таблетки!

Кто не знает: германские поезда устроены не так, как российские. На станциях проводники не стоят с флажками у дверей и не проверяют билеты у пассажиров. Здесь входишь самостоятельно, идёшь по проходу до своего кресла, устраиваешься. Спальных вагонов мало. Европейские расстояния не позволяют долго спать. В основном, народ предпочитает путешествовать в удобных креслах с высокими спинками, как в самолётах или автобусах. Пассажирские места сгруппированы по четыре – два кресла напротив других двух. Возле каждой такой четвёрки на стене находится маленькое электронное устройство с фамилиями пассажиров, купивших эти места. Чужое место не займёшь. Впрочем, устройство вагонов различается

Уже в поезде понимаю, что, оказывается, я сел не в свой вагон. Вот какой рассеянный с улицы Бассейной! Или это Маринка виновата со своими слезами? Отвлекла. Теперь ничего не поделаешь. Гремя чемоданом, веду себя по почти пустому вагону. Тяжёлая сумка с Малышом давит на плечо. Дальше мой путь лежит через вагон-бар. У барной стойки пожилые дядьки пьют кофе. Я тоже хочу кофе, но, пока поезд не тронулся, мне необходимо угнездиться. Наконец, вижу своё имя на экране устройства. Других имён там нет. Значит, еду без соседей. Убираю чемодан в багажный отсек над головой, сажаю себя в кресло, ставлю сумку, в которой сопит мой ангел-хранитель, под ноги, с облегчением вздыхаю. Всё, я готов. Можно отправляться.

Я еду в Нюрнберг. Там я должен сделать пересадку на автобус до Праги. Марина, которая покупала мне билет в автомате на вокзале, сказала, что выбрала для меня самый оптимальный маршрут. Мне понадобится минимум усилий. В Нюрнберге у меня будет целых полчаса, чтобы дотопать до международного автобуса. Автобус прибывает на пражский Центральный вокзал в три тридцать пять. Мне хватит светлого времени суток, чтобы созвониться с Ульяной Сергеевной и на метро добраться до улицы Врановска. Дома я заранее посмотрел на карте, где находится эта улица. В следующий понедельник еду домой в обратном порядке: сначала на автобусе, потом пересадка в Нюрнберге на скорый поезд. Последний отрезок пути и здравствуй Наш Городок с улыбающейся Мариной на перроне.

Стартанули. Статичная картинка за окном плавно уплывает назад. Наш поезд быстро набирает скорость и через минуту городские здания сменяет унылый однообразный пейзаж: природа в дождь. Мне удивительно то, что состав двигается по рельсам без привычных перестуков и потряхиваний на стыках. Как будто стальные колёса катятся по стеклу. Но мне это нравится.

Не успел я привыкнуть к новым ощущениям, как по внутренней связи объявляют: «Дамы и господа! В связи с тем, что неизвестный мужчина совершил самоубийство, бросившись под поезд на нашей линии, возможно опоздание в Нюрнберг на сорок минут. Просим вашего понимания». Я понимаю, что всё становится очень плохо. Плохое начало, не к доброму концу. Не мог этот самоубийца немного подождать, пока мы проедем? Ему без разницы, а мой автобус из-за него теперь уйдёт в Прагу на десять минут раньше прибытия нашего поезда. У меня же нет этих десяти минут!

Легко постукиваю кончиками пальцев по сиденью. На моём тайном языке это означает: «Без паники!» Вынимаю мобильник, набираю Маринин номер. Она отзывается мгновенно, как будто ждала, что я позвоню. Взвинченный, говорю ей про тревожное объявление.

– Не переживай, родной, – успокаивает меня Марина. – Если ваш поезд опоздает, то автобус тоже задержится. Такое правило.

Уже весело прощаюсь с супругой. Как хорошо, что моя Маринка знает всё!

Над входом в вагон висит большое табло, на котором бегущая строка сообщает пассажирам текущую информацию о поездке. Двадцать первый век. Читаю на табло: опоздание сокращается до тридцати пяти минут. Ну, вот, жизнь-то налаживается! На этой радостной волне я вспоминаю про Малыша. Что там поделывает мой ангел-хранитель? Открываю сумку. Жизнь – это череда встреч и расставаний. Вот мы и встретились. Да, Малыш? Но Малыш на меня не реагирует – крепко спит. Храпит, словно прапорщик. Ну и ладно.

Железнодорожный вокзал в Нюрнберге – шумный, неуютный, кишащий народом муравейник. Конгломерат деловитых иностранцев всех типов и обличий. В зале ожидания на круглых тумбах сидят местные «синяки» – бабы и мужики. Они громко переругиваются хмельными голосами. Сразу видно, что Нюрнберг – город большой. Дома каменные, люди железные. Никакого сравнения с чистеньким и малолюдным Нашим Городком.

Смотрю на время. Наш скорый поезд опоздал всего на пять минут. Для скорого поезда совсем не плохо. Теперь я должен найти автобус до Праги. В моём билете указано, что пересадка займёт семь минут. Хорошо бы ещё знать, в какую сторону идти. Наобум вывожу себя на улицу. У вокзальных дверей вижу указатель. Вот теперь всё ясно – я ошибся. Мне нужно в противоположную сторону. Чувствую, как я устал – голова кружится сильнее обычного, ноги ватные, сердце стучит, как барабанные палочки, плечи ноют. Мне невмоготу тащить чемодан и сумку с Малышом. Придётся сделать нелёгкий выбор. Опускаю сумку на заплёванный асфальт, расстёгиваю молнию. Малыш смотрит на меня, выжидательно подняв правую бровь. Мол, какие-то проблемы?

Я выковыриваю сонного пса из сумки, ставлю на ноги, пытаюсь одеть ему намордник. Напрасно. Малыш отворачивает морду до тех пор, пока я не выдыхаюсь. В его глазках застыл вопрос: ты думаешь, что умнее меня? Надеюсь, что в моих глазах он читает ответ: успокойся, псина. Так все люди думают.

Засунув бесполезный намордник обратно в сумку, я пристёгиваю поводок к ошейнику.

– Надеюсь, что ты будешь счастлив со мной даже на привязи. Шагай вперёд, поводырь!

Я слегка дёргаю поводок, но Малыш и в этом не проявляет ни малейшей склонности к сотрудничеству. Он просто ложится на брюхо и отворачивается от меня.

– Ну, что же ты? Решил побыть крутым Ппуко? Берегись, станешь не нужен!

Всё напрасно. Никакой положительной реакции на мои уговоры и угрозы. Мне кажется, что вредная псина рассеянно пересчитывает ноги прохожих, мелькающие у него перед носом. Может, Малыш не бульдог, а помесь ленивца с упрямым ослом?

Потратив пять драгоценных минут, сдаюсь:

– О’кей, ты победил, – неохотно признаю я. – И что теперь? Хочешь обратно в сумку?

Малыш поворачивает ко мне башку и согласно поднимает левую бровь. Надеюсь, что я правильно его понял.

– Ну, уж нет, Ппуко. Я тебя не потащу. Слишком ослабел. Прими это, как горький факт. Теперь тебе придётся позаботиться о себе самому. Я не собираюсь из-за твоих капризов опаздывать на автобус. Всё, я пошёл. Чюсс!

Раздражённо отстёгиваю поводок, швыряю его в сумку, пустую сумку вешаю себе на плечо и, не оглядываясь, бреду за угол. Где-то там должен быть другой выход из вокзала с автобусом на Прагу. Малыш встаёт и плетётся следом за мной. Картина под названием: «Человек и собака, не обращающие друг на друга никакого внимания».

Я угадал: за углом стоит двухэтажный автобус с огромной надписью «Прага» во весь борт. К открытой двери тянется очередь пассажиров, обвешанных багажом. Молодой человек в униформе смотрит билеты и грузит чемоданы в багажное отделение под автобусом.

– Это ваша собака, сэр? – спрашивает по-английски молодой человек в униформе, когда очередь доходит до нас с Малышом. Видимо, экипаж состоит из чехов.

– Да, моя собака на неделю.

– Нам запрещено возить собак без намордников, сэр.

Лаконично, но главное – сразу стало всё понятно. Устало объясняю:

– Поймите, это очень робкий пёс. Его нельзя оставлять одного. У него аллергия на одиночество – сразу сопли из носа и слёзы из глаз. Он же небольшой и ему кажется, что все крупные существа хотят разорвать его в клочья. Он совсем бестолковый. Нужно постоянно всё ему объяснять. Да вы и сами видите.

Малыш с глупой мордой слушает мою речь. Из пасти свисают вязкие слюни.

– Нам запрещено возить собак без намордников, сэр, – твёрдо повторяет молодой человек.

У меня нет сил спорить дальше – пять минут назад Малыш высосал последние.

– О’кей. Я что-нибудь придумаю.

Возвращаю себя за угол, открываю чемодан. Так я и знал – в нём ещё достаточно свободного места. Открытый мной закон вселенского баланса гласит, что если где-то на одну собаку становится меньше, то в другом месте – на одну собаку больше, поэтому без лишних разговоров укладываю в чемодан Малыша. Он безропотно устраивается на стопке моей одежды. Чемодан сделан из жёсткой пластмассы, поэтому я не боюсь, что Малыша раздавит. Воздух туда тоже поступает.

– Лежать! Жди! – на всякий случай приказываю я псу. Марина говорила, что он обучен командам. – Отныне мы живём по чешским правилам. Будешь хорошей собакой, снова станешь Малышом и полюбуешься Златой Прагой.

Проделываю обратный путь до автобуса. На этот раз всё в порядке. Молодой человек наклеивает на вещи бумажные ярлычки с номером моего места, затем аккуратно укладывает сумку и чемодан в битком набитое багажное отделение.

– Прошу вас пройти в автобус, сэр. Мы отправляемся через минуту.

Едва успеваю усадить себя в кресло, как автобус с грузом из пятидесяти трёх человек и одной собаки трогается. Прощай, Нюрнберг! Нас ждут мокрые поля, покрытые рядами солнечных панелей, громадные башни ветряных электростанций с трёхлопастными пропеллерами, лениво крутящимися в пасмурном небе, и раздавленные ёжики на гладком полотне автобана. Здравствуй, Чехия!

Что я знаю о Чехии? Листаю путеводитель. Небольшое государство, гордо расположившееся в центре Европы. Официальное название: Чешская Республика. Площадь: около восьмидесяти тысяч квадратных километров. Население: десять с половиной миллионов. Столица: город Прага – один миллион двести пятьдесят тысяч жителей.

Кем и чем знаменита Чехия? Перечислять можно долго. Сожжённый на костре церковный реформатор Ян Гус. Слепой предводитель гуситов Ян Жижка. Писатели: умерший от истощения корифей литературы страха и абсурда Франц Кафка, изобретатель слова «робот» Карел Чапек, чудак и непоседа Ярослав Гашек. Звонкоголосый поп-певец семидесятых Карел Готт. Ещё у чехов есть по умолчанию великолепное пиво, годные, вишнёвого цвета мотоциклы «Ява», отстойные трамваи и позорные самосвалы «Татра», надёжные, как дедушкин сундук, автобусы «Шкода». Кроме того, оказывается, Чехия занимает первое место среди европейских стран по бисексуализму, группенсексу, содомии и прочим сексуальным извращениям. Так что страна интересная.

Смотрю в окошко. Судя по дорожным указателям, Чехия действительно небольшое государство. Каково это – быть чехом и понимать, что такие же, как ты, люди заканчиваются в пятидесяти-ста километрах от тебя? Всего час езды и вокруг уже чужой народ с другим менталитетом, языком, привычками, юмором. Как тревожно, наверное, это осознавать. Мне, бывшему жителю гигантской страны, такое чувство неведомо.

А что там у нас со Златой Прагой? Это древний город, полный мрачной мистики и печального очарования. Место, где происходило множество таинственных событий, так и не нашедших своего разумного объяснения. Чего стоит один голем – глиняный великан, созданный в шестнадцатом веке главным раввином Праги Йехудой бен Бецалелем для защиты евреев от преследований. Раввин – знаменитый каббалист и талмудист – смог оживить голема и заставить его служить себе. Легенда говорит, что останки голема до сих пор находятся на чердаке Староновой синагоги, прикрытые полуистлевшими синагогальными облачениями и обрывками древнееврейских книг. Вот бы взглянуть!

Напоминаю себе, что я еду в Прагу не на экскурсию. А зачем я туда еду? Ну, написал какой-то одержимый дурацкий людоедский рассказ. И что? Разве это достаточная причина для того, чтобы сорваться с места и в компании с чужим бульдогом мчаться за тридевять земель? Даже если это тридевять земель по немецким меркам.

По салону проходит молодой человек в униформе. Он несёт поднос с одноразовыми стаканчиками. Я и не подозревал о таком сервисе. Кофе? Не помешает. Подаю парню полтора евро и забираю один стаканчик. «Спасибо. – Пожалуйста, сэр». Осторожно отхлёбываю кофе. Он горячий, сладкий, с молоком. Такой, какой я люблю.

История «Умри от удовольствия» связана с чем-то очень нехорошим. Я почти физически ощущаю зло. Из-за этого я и потерял покой. Что, если любитель человечинки действительно существует? А вдруг всё написанное в рассказе правда? Дикая, невозможная правда? Тогда что? Как рука правосудия дотянется до чудовища? Большой вопрос. Ведь никто не встанет на уши. Никто даже не видел «Умри от удовольствия». Эту мерзость читал я и, возможно, второй член жюри. Юлия Леонидовна видела рассказ, но не читала, а я заглянул во тьму. Зачем автор послал его на конкурс? Псих пообещал, что вечером исполнит свой страшный замысел. Он отправил файл Юлии Леонидовне за пять минут до полудня и через несколько часов она пропала. Может быть, псих писал своё произведение для самой Юлии Леонидовны? А она в запарке не стала его читать и сразу переправила мне.

Жаль, кофе быстро кончился. Вкусный! Отдаю стаканчик молодому человеку, который снова идёт по салону, собирая пустую посуду.

А может, я всё выдумываю, зря жути нагоняю? Может, и нет никакого людоеда, а есть талантливый писатель ужастиков? Вот будет забавно, если в Праге меня встретит живая и невредимая Юлия Леонидовна. Впрочем, дай бог, чтобы так оно и было.

Спустя четыре часа и три стаканчика кофе наш забрызганный грязью автобус въезжает в чешскую столицу. Сказочная Злата Прага встречает нас блёклым небом, тусклым солнцем, линялыми стенами домов и заурядными лицами прохожих. А чему тут удивляться? Слякотная среднеевропейская зима. И то уже хорошо, что дождя нет.

Усталый автобус высаживает нас на Центральном вокзале. Молодой человек в униформе любезно подаёт мне багаж – почти пустую собачью сумку и чемодан с самой собакой. «Спасибо. – Хорошего дня, сэр!» Надо бы сердечно улыбнуться парню, но я не в настроении после долгого пути. Умираю с голоду. Ничего, у меня есть жареная утка.

Катя за собой чемодан, захожу внутрь вокзала. Главный пражский вокзал – обширный, с множеством залов и закутков. По сравнению с ним, вокзальчик Нашего Городка просто «ушёл курить». Усаживаю себя на первую же свободную скамейку. Первым делом необходимо проверить, как там Малыш себя чувствует. Открываю чемодан. На меня смотрит очень грустный пёс. Пёс-извинение. Я сурово разглядываю Малыша и то, на чём он лежит. Малыш отворачивает от меня башку. Из пасти подозрительно пахнет жареной уткой. Машинально постукиваю кончиками пальцев по скамейке. На моём тайном языке это означает: «Не ржать!» В общем-то, я сам виноват.

– Ну, что, наелся, Ппуко?

Малыш умоляюще поднимает правую бровь и издаёт жалобный звук.

– Не скули, как бобик на помойке! Будешь теперь сидеть в чемодане до самой Врановской.

С чёрствым лицом закрываю чемодан. Утиными костями займусь позже. Я должен сделать пару обязательных звонков. Первым набираю номер Марины. Упс! Мой мобильник не может найти оператора. Тогда звоню Ульяне Сергеевне. И тоже безрезультатно. Германская сим-карта в Чехии не функционирует. Ну и ладно.

Поднимаю себя со скамейки и решительно двигаю в сторону пункта обмена валюты. Спасение утопающих – дело рук самих утопающих. Обменяв сотню евро по, бог его знает, какому выгодному курсу, направляю свои стопы к метро. Вход в метрополитен тут же в вокзале. Я в курсе, что билет можно купить в автомате у входа или в билетной кассе. Такой билет действителен не только на метро, но и на остальных видах городского транспорта: трамваях, автобусах, даже канатной дороге и паромах через Влтаву. Однозначно выбираю кассу. Я принципиально не доверяю технике – она обманет тебя, когда захочет, а вот ты её не обманешь.

Очереди к кассе нет. Подхожу. Из окошка мне приветливо улыбается женщина средних лет. «Халло! – Халло!» Пытаюсь по-английски сказать, что мне нужен билет на три дня за триста десять крон. Женщина смущённо отвечает на чешском, что не понимает по-английски. А по-немецки? Тоже нет. А по-русски? Ура! Общий язык найден.

Попрощавшись с симпатичной билетёршей, пробиваю в жёлтом компостере новенький билет, спускаю себя по эскалатору под землю, сажаю в переполненный состав. Устроив себя на сиденье, рассматриваю своих попутчиков. Вокруг меня утомлённые пражане, возвращающиеся с работы домой. Перед каждым закрытием вагонных дверей приятный женский голос из динамиков предупреждает: «Бла-бла-бла, двержесезавирайи!» Легко можно догадаться, что это означает: «Бла-бла-бла, двери закрываются!»

От Центрального вокзала по красной линии «Ц» я доезжаю до следующей станции «Флоренц», там перевожу себя на жёлтую линию «Б» и отправляю в дальний путь до «Райской заграды». Моя станция предпоследняя на этой линии.

«Бла-бла-бла, двержесезавирайи!»

«Бла-бла-бла, двержесезавирайи!»

«Бла-бла-бла, двержесезавирайи!»

И так целых семь раз. Наконец: «Бла-бла-бла, двержесезавирайи! Пржишти станице Райска заграда!»

Вздрагиваю. Это же моя станция! Оказывается, я задремал.

Когда я выбираюсь из метро на тёмную улицу, там снова идёт дождь.

Зловещие тени Стинадлы

Подняться наверх