Читать книгу Гимназистка Лиза. …когда любовь коварней морфина - Вадим Сатурин - Страница 5

холодные пальцы… мокрая кожа.

рвется Он подсмотреть твои сны

и прячется вором третьим под ложе,

когда откровенья состоят из весны.

Горько признать, но скромная и малообщительная Лиза не понравилась своим сокурсницам и уж тем более старшекурсницам уже с первого месяца проживания в гимназии. Вызвано это было сразу несколькими причинами. Во-первых, София, истекая завистью и злобой, в тот же миг растрезвонила всем и вся о переданном Фрау фон Шварц чеке, придав этому факту самый наихудший окрас. Она напрочь забыла причину, по которой Оливия дала кругленькую сумму, но во всех красках и подробностях рассказала о взятке Коменданту. Во-вторых, быть может, по злому стечению обстоятельств, Профессор Беррингтон не смог подыскать золотые часы, цепочку и кулон с выгравированным гербом гимназии. Вместо этого в своем личном сейфе он нашел все те же предметы, за исключением одной маленькой детали – они были сделаны из серебра. Элизабет, будучи левшой от рождения, надела часики на правую руку, а посчитав дурным тоном носить кулон поверх одежды, спрятала его под платье. Как бы смешно это ни звучало, но своим внешним видом она стала отличаться от окружающих ее девушек, которые ежеминутно бросали косые взгляды в ее сторону, шептались и обсуждали.

Третьей причиной презрения стали стихи. Бесконечным пустым разговорам и сплетням Лиза предпочитала литературу, а надоедливым и безвкусным местным газетам – свой собственный дневник, который она вела с первого дня своей сознательной жизни, рассказывая в нем о своих переживаниях, страхах и жизненных смятениях. Крайне редко она писала стихи сама, но когда что-то таинственное начинало «зудеть» в груди, девушка брала ручку, на одной стороне листа быстро записывала свои мысли, соблюдая все правила написания стихотворений, вносила правки, переворачивала лист и уже красивым почерком переписывала стих, выводя каждую букву. Признаться, порой оставалось много пробелов и несрифмованных строк.

Пожалуй, никто из окружения гимназии не симпатизировал Элизабет, кроме самого Профессора Эдгара Беррингтона, который находил в юной девушке образ женщины, способной сводить с ума любого мужчину и ставить на колени перед собой даже самых наглых и хитроумных стерв, коих повидал наш белый свет. Почему это было так? Об этом знает только сам Профессор, который не раз признавался себе в том, что Лиза не просто внешне похожа на его умершую в 25 лет жену, но и несет в себе часть ее характера. «Осколки души! В ней осколки ее души! – твердил он себе постоянно. – Быть может, душа моей Джулии, отделившись от тела, зависла где-то на подступах к небесам, стала истинно эфемерной, застыв в бренном полете над землей, а спустя годы ворвалась в девичью душу Лизы?» – спрашивал он себя, будучи запертым на ключ в своей комнате, и выпивая не больше ста грамм виски. Каждый день Эдгар не находил ответа на свой вопрос, молча готовил раствор для «морфиновых процедур» перед сном и смотрел на то, как все вокруг, и даже вечер рьяно окунается в ночь, расширенными зрачками своих безумных карих глаз.

Немаловажно отметить еще одну причину. Хельга фон Шварц с первых дней работы в гимназии всем сердцем была влюблена в Беррингтона, видя в нем свой идеал мужчины, ум, серьезность, интеллигентность и даже некоторую, скрытую от посторонних глаз, брутальность. Ей нравились и его снобизм, и перфекционизм, и уж тем более чрезмерная любовь к психоанализу, порой доходящая до паранойи. Увы, Фрау любила Эдгара безответно, но, вечно погруженный в свои заботы, он не видел в ней женщину, замечая только коллегу, ответственного работника и советника по индивидуальным программам для гимназисток.

Наверное, поэтому любовь, говорила она, есть тонкое сочетание в себе двух компонентов: драмы и лирики. Без переживаний нет любви, без любви невозможны чувственные терзания души и тела. Влюбляясь и любя, человек всегда будет ходить по острию ножа, норовя соскочить и упасть либо влево – в бездну драмы и печали, либо вправо – в море бесконечной романтики и страсти. Но нет никаких границ между ними, нет постовых, которые предупреждали бы нас о неминуемом падении. «Куда же упасть, решает не человек, – на своих занятиях по философии, говорила ученицам Хельга. – Решает тот, в кого влюблен ты. И если твоя любовь безответна и ребячески глупа, то винить в этом следует только себя, помня, что от нее не придумано никакое лекарство, а к морфию и опиуму слишком быстрое привыкание. Как и к любви, между прочим. Человечеству известны тысячи примеров того, как тесно связаны с собой любовь и безумие, любовь и ненависть, любовь и еще что-то, что мы не можем осознать по сей день. Пожалуй, нужно находиться за пределами истины, выше нее, еще невинней ее, чтобы это понять, мои ученицы…»

Но Классная Дама чувствовала, как смотрит на Лизу ее воздыхатель, как неожиданно загораются его полуприкрытые глаза, а руки начинают предательски дрожать, как у юноши в 17 лет. В такие минуты Хельга забывала о всякой этике, философии, нравственности и золотых правилах, отпуская внутри себя страшные проклятья и бранные выражения. В сумме, это и было четвертой причиной, по которой уже спустя три месяца проживания в гимназии, послушно выполняя домашние задания и впитывая в себя каждое слово на семинарах, Лиза оставалась одна…

Темной поздней ночью, когда на небе не осталось ни одной звезды, а луна спряталась за черную тучу, похожую на индийского слона, гимназистка почувствовала желание справить нужду, из-за того, что перед сном выпила много китайского байхового зеленого чая. Аккуратно, стараясь не будить проживающих в комнате девушек, на цыпочках, без тапочек по холодному полу Лиза пошла в дамскую комнату.

Ноябрь бился в окна.

На улице ветер завывал жуткую мелодию и нагонял на романтическое сердце девушки страх и бессонницу, а темнота… Ах, темнота касалась плеч холодными костлявыми руками и всегда была рядом!

Подойдя к двери туалета и несколько раз дернув за ручку, Гимназистка поняла, что комната заперта изнутри. Она посмотрела в замочную скважину – тишина и нет никого. Но что-то мистическое подсказывало ей, что там кто-то притаился, не шевелится и даже не дышит.

– Пожалуйста, откройте! – едва сдерживаясь, попросила она, но, не услышав ответ, метнулась на улицу. Входная дверь гимназии была также заперта.

Все вокруг было против нее, и даже проклятый дом. Когда она почувствовала, что уже обмочилась, в коридоре неожиданно загорелся свет. На Лизу уставились с десяток пар глаз во главе с Комендантом Хельгой.

– Дрянная девчонка! Неужели ты просто не могла дотерпеть до туалета. Дверь была открытой, распахнутой, специально для таких дурочек, как ты! – закричала она и отвесила несколько пощечин по лицу Гимназистки. Щеки от сильных ударов загорелись пламенем, а девушка под смех и презрительные возгласы сокурсниц, мокрая и униженная упала на пол. – Иди, прими туалет и выгляди как подобает женщине – чистой, аккуратной, красивой и лучезарной. Нечего реветь. Слезы – удел капризных истеричных идиоток. Здесь таких нет и не будет!

От стыда прикрывая лицо руками, Элизабет ушла в туалет, затем вернулась в свою комнату, но до самого рассвета, укрывшись теплым одеялом, не сомкнула глаз, смотря в потолок и думая о произошедшем инциденте. Она не могла поверить в случившееся и сомневалась в том, что дверь действительно была закрытой, и все это случилось по злому умыслу кого-то. И чем больше думала об этом Элизабет, тем темнее были тени обиды, зла и стыда на побеленном потолке. Ей хотелось немедленно забыть обо всем, утром понять, что это был всего лишь кошмарный сон, который никак не наступал и лишал ее этого права.

На следующее утро после завтрака и перед занятиями к Лизе подошла Фрау фон Шварц.

– Ах, моя дорогая девочка, мне, верно, следовало успокоить тебя и не обвинять в случившемся, но я не смогла сдержать своей злости, – проговорила она. – Надеюсь, о нашем инциденте никто не узнает, а мы – все, кто это видели, похороним твой позор глубоко-глубоко в своей памяти?

– Да, конечно, – закивала девушка.

– Умница! – сказала Классная Дама и провела своей сухой рукой по пышным волосам Гимназистки. – Так часто нам приходится вычеркивать из памяти дурные моменты, отвратительных и скверных людей. Верно, если бы мы помнили все это, то сошли бы с ума еще в молодости, в часы наших первых грехов и ошибок. У каждого из нас есть свое маленькое кладбище в голове, на котором похоронены не только мрачные дни и дурное настроение, но и, зачастую, много всего прекрасного, – не сводя глаз, шептала на ухо Лизе Хельга. – Хоронить можешь ты, а могут похоронить тебя! Никогда не знаешь, кто и что там окажется. В этом наша жизнь прекрасна и до последней минуты – жестока.

Женщина повернулась спиной и ушла, добавив при этом:

– Я жду тебя на занятиях по живописи. Следи за временем, последние годы оно ценнее любви, Элизабет…

На занятиях по литературе во время изучения немецкой классики, когда гимназистки читали короткие новеллы по очереди вслух, Лиза позволила себе вольность повернуться в окно, посмотреть на небо и помечтать. Она беззаботно улетела в мир грез и прекрасных мыслей о своем будущем и совсем не заметила, как Сара – пышногрудая в свои 20 лет девица, прислужница Софии и Классной Дамы – бросила книгу ей на стол.

– Элизабет, вы не следите за текстом? – выждав 30 секунд, спросила преподаватель Анастасия, что стояла у доски и руководила процессом чтения.

– Что?.. Простите, я совсем задумалась! – честно призналась Гимназистка, как в ту же секунду получила сильную затрещину от сидящей на парте позади Софии.

К удивлению преподаватель не сделала замечание обидчице и сказала лишь: «Второй абзац с красной строки… и побыстрее!»

Подобных ситуаций было не меньше десяти. То Лиза случайно запнется ногой об ногу на бальных танцах, то забудет в своей комнате тетрадку с прилежно выполненным домашним заданием, а то и вовсе зачитается вечером стихов и проспит первый урок. Конечно же, никто из сожительниц не поспешит разбудить рассеянную девушку. Наоборот. Здесь каждый сам за себя.

За несколько месяцев совместного проживания гимназистки заметили, насколько крепок и безмятежен сон Элизабет, чем тут же решили воспользоваться в одну из ночей, привязав ее темные косы к спинке кровати. «Лиза! Лиза! Просыпайся немедленно, мы все проспали!» – закричали хором тупоголовая Сара и страшная, как похмелье поэта, Анна на радость своему вожаку Софии, которая потом во всех красках рассказала об инциденте Хельге. Классная Дама от души посмеялась, даже пустив несколько слезинок.

«От того, что Гимназистка резко подскочила, в комнате раздался громкий треск, мгновение спустя сменившийся криком, плачем и слезами. Лиза выла от боли не меньше часа», – быстро тараторила София, как в это время Элизабет приводила себя в порядок, торопясь ни в коем случае не опоздать на уроки.

Только опухшие веки выдавали море переживаний, в которые ей довелось окунуться, и слезы, до хрипа непохожие на слезы удовлетворения Фрау Фон Шварц.