Читать книгу Семь звезд Гражуля Колы. Приключенческое фэнтези - Вадим Валерьевич Гуща - Страница 7

«Сказать? Не сказать. Сказать? Не сказать…»: – обрывая лепестки у измятой ромашки, я пребываю отнюдь не в радужном настроении. Лепесткам, попадающим в категорию «сказать» везет больше – я просто роняю их с гранитного парапета набережной. Растираю в пальцах следующий оторванный лепесток в маслянистый катышек и, прежде чем произнести очередное «не сказать», мрачно смотрю вниз. Темная на солнце вода Свислочи усеяна отплывающими по течению цветочными сомнениями. Затем я внимательно оцениваю истерзанное растение и, смачно матерясь сквозь зубы, выдергиваю очередную конечность у ромашки. Зачем ты приходила, навка? «Сказать». Почему Алеся промолчала о беременности? «Не сказать». Что такое выбор для волка? «Сказать». Почему Рыжая так испугалась моего вопроса? «Не сказать»….

Это вчера вечером все было просто. Упадок сил, нервная усталость и паршивый сон накануне не располагают к близкому общению. Алеся так долго сидела в душе, что я чуть не уснул в кресле в компании новостей по телевизору. Наконец-то, Рыжая вышла, завернувшись в махровую простыню, и попыталась, как можно незаметнее проскользнуть мимо меня в постель.

– Алька.

От моего оклика она едва не споткнулась, и в мельтешащей сполохами от кинескопа полутьме я вижу, как напряглась у нее под тканью спина в ожидании вопроса.

– Устала, милая?

– Да, очень, падаю, спать хочу.

Рыжая забирается на тахту, укладывается прямо на покрывало, и отворачивается к стене, свернувшись клубочком. «Чего же ты так испугалась простого вопроса, рыженькая?»: – думаю я, одновременно радуясь возможности отложить разговор о своей ободранной спине.

Я ткнул кнопку на пульте, заставив заткнуться телевизор, и поступил так же, как и подруга: душ с фрагментами тихих чертыханий при случайном прикосновении к царапинам, вторая простыня, тахта. Только вот уткнуться в стену и затихнуть у меня не получается. Во-первых, в нее уже уткнулась Алеся. Во-вторых, желудок жадно требует пищу, урча от неудовольствия. Литр или более крепкого кофе за вечер совсем его не успокоил, но даже сама мысль о чем-то более питательном, чем черный тягучий напиток, вызывает у меня сейчас резкие спазмы в животе.

Легкий ночной ветерок слегка покачивает шторы и в приоткрытое окно еле слышно доносится храп мегаполиса. Минск спит, а вот меня сон забыл, забыл, что я есть в этом мире. Я осторожно поворачиваюсь на спину, и принимаюсь в который раз за сутки тасовать мысли.

Навье, Навье, Навье. О чем не рассказала мне Рыжая, и что же такого важного я не могу вспомнить о тебе? Важного настолько, что на сцене появилась сама Паляндра. И что означает ее угроза переписать некую страницу истории? Одну лишь страничку, но события изменения всем своим негативом коснутся меня в полной мере. Подумаешь, как вариант, рыжая княжна попадет в татарский плен? Сколько их попадало туда в те времена и там же сгинуло? Вполне достаточно и рыжих и черноволосых. А если Алеся потомок той княжны? Тогда вполне реален вариант исчезновения ее из моей жизни. В том, что изменения не коснется меня, я уверен на все сто пятьдесят процентов, а иначе, зачем тогда волк Паляндре. Или это какая-то хитрость скучающей богини? Возможно, и богам не под силу ничего изменить в ткани мироздания? Потом неизвестно откуда появившаяся сексуально озабоченная еще одна навка. Пешка или фигура в начавшейся шахматной партии? Скорее, фигура. И очень сильная фигура. Ведь даже ее злобство Паляндру не разозлило вмешательство нежити. Наоборот, она приняла нового персонажа как приятную неожиданность и, несомненно, знает, что это была не первая наша встреча. Стоп, ошибка. И Алеся и ночная навка не нежить. Мое тело знает – живущие не так. Тогда кто они, черт бы их побрал всех вместе взятых? Навьи? Несомненно.

Мысли текут, пластилиново деформируются, застывают, складываясь в странные фигурки пазла. Огромное пустое пространство игрового стола еще только начинает вырисовываться в мозгу, а я пока даже не знаю, из какого угла и каким образом начинать выкладывать картинку реальности.

Навьи. Чуждые. Ненавистные и враждебные всему человечеству в степени лютая злоба, как, например, вампиры или вурдалаки. Навидался я и этой нечисти, и их костей предостаточно. И то, что в Навье находится мир мертвых людей не подлежит никакому сомнению. Однако души мертвых могут быть и благосклонны к людям, как дзяды. Есть свои мертвые, есть чужие. И вчера навка не обратила никакого внимания на мои слова, когда я сказал, что не целую чужих мертвых. Она не чужая? Такая же, как и моя рыженькая?

Разум усиленно ищет место для первой фигурки мозаики. И вдруг в мешанине мыслей, в глубине мозга, всплывают слова древнего предания: – «…И не коня седлает Мать – седлает она Змея крылатого, и на лютом Цмоке летит на злых ветрах…».

Дракон Цмок – конь повелительницы Навье? Значит, никакую Макошь мы не видели? Это тоже была Паляндра – Мать Смерти! Я хватаюсь за появившуюся тоненькую ниточку и тяну воспоминания изо всех сил: – «… И в бурю и в дождь, и в ночной тьме и днем ясным, и крик ее – крик голодный, ястребиный…».

Нить становится толще, обрастает подробностями, как ствол дерева сучьями, ветвится: – «…И не стучит, не гремит копытом, а каленой стрелой летит дракон Цмок, и в руке держит Мать меч сверкающий, и вместо лица у нее череп золотой…».

Треснула стена забвения, и разум аккуратно ставит первый ассиметричный кусок пазла на свое место – я как двухнедельный щенок открываю глаза. Льются из недр спавшего до сих пор сознания слова стародавние, и я впитываю их, затаив дыхание. Словно наяву вижу, как медленно кружась в воздухе, опадают резные листья с могучего священного дуба. И созревшие желуди прорастают молодыми деревьями, подпирая кронами Вырай, а корнями вгрызаясь в Навье.

Моими корнями. Невр, Навье и Кройдан. Теперь я понимаю. Я перешел Калинов Мост через Сафать. Нет. Не так. Алеся промолчала, а другая навка мне сказала это своим телом прошлой ночью, но осознал я себя только сейчас. И мне больше незачем размышлять о хитросплетениях классификации нежити в Навье. Хотя, Невр свидетель, я совсем не желаю полученного знания. «Чтобы ты издохла, живущая не так!»: – ору я беззвучно внутри себя, сжимая до хруста в суставах кулаки.

Гонца, принесшего плохую весть, убивают, и мне невыносимо хочется удавить навку за это известие. Эта прекрасная лицом девичья часть из кошмарного пантеона живущих не так как бы ткнула в меня сейчас пальцем и произнесла: – «Вот ты и вернулся домой, живущий не так»…

Щелчок и я открываю глаза. Комнату заливают солнечные лучи. Значит, я все-таки уснул. Щелчок повторился, и тихий перезвон будильника из включившегося на журнальном столике ноутбука мягко напоминает об утре и намеченной встрече с Витенем. Тяну руку выключить звук, и спросонья не могу понять, что ее держит. Осторожно разворачиваю свое тело из спеленавшей меня саваном скомканной простыни, пытаясь не разбудить Алесю, и не показать неожиданно свои царапины. Наконец выпутываюсь из узлов ткани одновременно со второй волной высокотехнологичной утренней побудки. Черт, уже точно опоздал выключить.

Вспыхнул индикатор работы жесткого диска на передней панели ноутбука. Левый динамик хрипло каркнул что-то и вдруг выплюнул фальцетом на полной громкости: – «Зиг!». «Хайль!»: – многоголосо и радостно завопил ему в ответ правый. Я мгновенно затыкаю ему электронную глотку кнопкой «power» и смотрю на подругу. Алеся и не подумала открыть глаза. Я уверен – она проснулась и только делает вид, что нет. У спящих совсем не такое выражение лица. Пошевелилась слегка и опять затихла.

Несколько секунд я вглядываюсь девушке в лицо, затем перехожу к более приятному осмотру обнаженного тела. Утренняя прохлада августа сквозь открытое окно вынудила бы ее натянуть простыню. Притворяется. Вот и кожа реагирует пупырышками совсем не от тепла. «Интересно, что сказал бы Витень, увидев отсутствие шрамов на ее груди? Ведь мы так и не вернулись к его вопросу вчера»: – думаю я. Наклоняюсь поцеловать чуть приоткрытые губы Алеси в качестве дополнительного будильника, и вдруг волна совершенно неожиданной злобы заполняет меня. Я едва преодолеваю жгучее желание грубо схватить ее за плечи, встряхнуть хорошенько, даже ударить, и проорать ей прямо в ухо простой вопрос: – «Почему ты испугалась? Ты же навка!». Потом вспоминаю, что я о себе узнал ночью без ее помощи, и с трудом, медленно-медленно, через сопротивление разума, начинаю загонять злобу внутрь. Пересилив необъяснимый порыв гнева, и просто вытянув из-под Рыжей часть простыни, аккуратно укрываю ее. Алеся с готовностью натягивает простыню еще выше и отворачивается к стене, как и вчера.

– Хорошо, Алька, – я очень стараюсь не показать мысли голосом, – поговорим позднее.

Швыряю свое махровое одеяние на тахту и иду в душ. Вода не успокаивает. Горячая, холодная. Злость рвется наружу и замораживается снова. Циклы повторяются и никаких изменений в эмоциях. Прекращаю издевательство над собой, иначе я точно простужусь. Вытираюсь досуха: царапины не доставляют существенных неудобств. Неторопливо одеваюсь, и тут же утробным урчанием напоминает о себе желудок.

На кухне меня встречает почти пустой холодильник. Ну, конечно, его же надо хоть иногда самого кормить настоящими продуктами. Из сразу съедобного одна растительность: салат из морской капусты в пластиковой упаковке и фрукты. Правда, есть еще сок и молоко. Черт, сплошная девичья еда. Внутри глухо ворочается и рычит злость, снова поднимая голову. Ладно, виновных поставим к стенке потом, а пока придется поесть в ближайшей кафешке.

Накидываю на ухо «хэндс фри», проверяю зарядку батареи на мобильнике и засовываю его в карман. Пересчитываю купюры. Наличных маловато. Не страшно – банковская карточка при себе, сниму в городе еще. Выхожу из квартиры и хлопаю входной дверью так, что у соседа снизу тоскливо завыла собака, как по покойнику…

Я продолжаю казнь ромашки, когда в кармане начинает дергаться телефон. По мелодии Витень. Уже пятый или шестой звонок. В этот раз решаю ответить, дотрагиваясь ромашковыми пальцами до гарнитуры.

– Да.

– Алекс, – в динамике недоумение, – мы же договорились встретиться еще три часа назад. Что случилось? Ты все время сбрасываешь звонок. И дома никто не отвечает.

Значит, и Алеся не желает подходить к телефону. Занимательно сегодня начался день. Витень должен был договориться в своей какой-то секретной медицинской исследовательской лаборатории, где он и Лера работают, сделать мне и ей тест ДНК. Очень уж нас вчера заинтересовало утверждение Паляндры, что мы не брат и сестра. Но мне совсем не до этого.

– Изменились обстоятельства. Все живы и здоровы. Потом перезвоню.

Я отключаюсь, не желая ничего объяснять, и едва телефон вернулся в карман, как у него снова начинается судорожный припадок вызова абонента какой-то девчоночьей попсой. На этот раз номер незнаком. Повторный тычок в гарнитуру для ответа.

– Хаюшки.

– Здравствуй, волк.

Знакомые приветливые колокольчики мелодичного голоска и останки ромашки падают на брусчатку.

– Что с ней? – хрипло выдыхаю я.

Странно, но меня совсем не поражает, что навка, по крайней мере, не Алеся, свободно разгуливает по Минску, знает, как пользоваться услугами операторов мобильной связи, и, кстати, не ночью, а днем.

– Не волнуйся, волк, – смеется в ответ навка. – Мне необходимо с тобой встретиться прямо сейчас, – продолжает моя вчерашняя «партнерша» по ночным утехам.

– Да, конечно. Где?

Такого подарка я и не ожидал. Ненависть внутри уплотняется и затвердевает, узловатыми пальцами цепляясь за позвоночник, скручиваются в стальные тросы мышцы, блокируя нервные окончания. «Только не передумай о встрече, навка. Только не передумай»: – единственная мысль сейчас занимает весь мой мозг.

– Я чувствую. Очень слабо, но чувствую. Ты недалеко. Я на, – шум улицы в динамике, наверное, сверяется с названием на ближайшей табличке, – Замковой.

От радости я едва сдерживаю кровожадные эмоции:

– Старовиленская сейчас терпит мое присутствие. Ты права. Рядом совсем, через Свислочь. Ты знаешь, где Немига?

– Кто же не знает Немигу, волк, – серьезно отвечает навка.

– Если ты меня так чувствуешь, то возле торгового центра «Немига» найдешь? Или рассказать тебе, как меня узнать по внешнему виду и цвету одежды?

– Жди.

Короткий ответ и сигнал отбоя.

Кто бы мог подумать? Правило сработало в очередной раз – путь волка никогда не бывает прямым, но он всегда достигает своей цели. Черт, навке придется подарить еще немного времени, чтобы узнать и о том, другом, так напугавшем Алесю, пути волка.

Я дохожу до перехода на Остров. Торопливо спускаюсь к воде по ступенькам возле моста, ведущего до памятников Афганцам и Ангелу. Тщательно отмываю руки от липких следов ромашки и смотрю через Свислочь и Победителей на Замковую улицу: где-то там сейчас идет к Немиге навка, чтобы умереть последней смертью.

Пересекаю мост через Свислочь, прохожу мимо метро и поднимаюсь на второй этаж открытой галереи торгового центра. Витрина цветочного магазина. Интересно, как бы отреагировала навка, если бы я купил ей цветы? Упала бы в обморок? Или плюнула в меня?

Я пристально вглядываюсь в каждую проходящую мимо особу женского пола, вбирая в себя все впечатления о них, от каблучков туфелек или шнурков кроссовок до цвета глаз и причесок. Некоторым барышням это нравится, и они улыбаются в ответ; кое-кто из них, судя по реакции на мои взгляды, был бы не прочь и познакомиться; некоторые возмущенно фыркают и отворачиваются, а одна так прямо чуть не вывернула шею, оглядываясь в ожидании оклика. Чтобы поддразнить ее, смотрю, не отрываясь, вслед. Девушка останавливается, начинает рыться в сумочке, оглаживает платье на бедрах, искоса посматривая в мою сторону из-под светлой прядки волос. Не дождавшись никакого ответного сигнала, поворачивается и продолжает свой путь, виляя очаровательным задом так, что легко смогла бы подмести улицу, привяжи к ней метлу. Все не то.

Но вот что-то неуловимо знакомое привлекло мое внимание в поднимающейся по ступенькам на галерею очередной красотке. Навка! Заметила сразу, приветливо машет мне рукой. «Я же говорила, волк»: – именно так расцениваю я этот жест. Ослепительная внешность и эффектная фигурка чуть изменившейся с момента нашей последней встречи приближающейся девушки завораживает не только меня: каждый прошедший мимо мужчина пытается обратить на себя ее внимание. Даже двое, судя по манере поведения и одежде, гомосексуалистов, вихляющейся походкой совершающие предобеденный променад, толкают друг друга локтями, показывая на нее.

Она подходит ко мне: свежая, как цветы, которые я хотел купить, чтобы озадачить ее. На лице никакой косметики, а впечатление такое, что визажисты работают над ее внешностью круглыми сутками и солнечные очки с черными стеклами только добавляют ей шарма. Тело навки скрывает не традиционная белая туника Навье, а обнажают стильная блузка и шорты. Над кроссовками изящные лодыжки переходят в удивительно стройные загорелые ножки. Навки загорают? Или их тело такое от рождения? Я удивлен не ее модельной внешности, а современностью наряда и раскованностью, словно она все время живет в крупном мегаполисе. Впрочем, к удивлению ее красотой я уже должен бы и привыкнуть. Дом навки, дом живущей не так – это Навье, а там только крайности внешнего вида – или омерзение и ужас, или великолепие и ослепительность.

Навка улыбается и молчит. Все верно, она уже здоровалась по телефону. Мы пристально смотрим в лица друг другу, то есть, я смотрю в свое отражение в ее очках, а она на меня, наверное. Девушка настолько красива, что я сглатываю слюну прежде, чем начать разговор с грубости.

– Какие же сволочные дела привели представителя элиты нечисти в Минск?

Улыбка навки не поблекла, но она чуть-чуть нахмурилась:

– Обозвать вместо приветствия – это даже не в духе Пограничья.

– Ах, какие сантименты. Тем более, так далеко от Кройдана. Сколько же и какого зелья надо выпить, чтобы ты появилась здесь днем? Да что там днем, вообще, показалась в чужом мире?

– Далеко? С чем ассоциируется в твоем понимании Кройдан? Местом концентрации, так называемой, нечисти? Местом ужаса и страданий для человека? Землей навьев?

– Ну, уж не морской курорт, явно.

«Не стоит смотреть ей в лицо, лучше представлять, что я сделал бы клыками с ее плотью»: – проскакивает мысль. Я смотрю на шею навки, где тонко и часто бьется синей жилкой пульс. Но какая-то сила держит спусковой крючок всю дорогу лелеемой ненависти. Мало того, злоба внезапно прекратила грызть мои внутренности.

– Ты шел мимо метро? – спрашивает навка.

– Я все время хожу мимо метро и даже использую его, как транспортное средство. На «BMW» еще не скопил, – язвлю я в ответ.

– Надеюсь, сегодня тоже видел мемориальную надпись у входа станции «Немига»? Именно здесь, десять лет назад, жалкие представители рода человеческого с удовольствием топтали себе подобных из-за желания найти свободное место. Место, где можно просто укрыться от дождя. Пятьдесят или более раздавленных и продырявленных женскими и мужскими каблуками тел прекрасно оживляют урбанистический пейзаж, превратив его в подобие Кройдана.

– Слишком все просто.

– Немига, волк. Место, издревле поливаемое кровью врагов Рогволодовичей. Так что, я прекрасно себя чувствую в Минске и никакое колдовское зелье мне ни к чему, – навка мило улыбается.

– Рогволодовичи. Когда это было. Место давно утратило силу. А современное происшествие на Немиге трагическая случайность. Она не вызвана Паляндрой или другими силами, – возражаю я.

– Эмоционально, волк, эмоционально, – поправляет она меня, – в Немиге отразилось лучшее Кройдана. Я же здесь. Ты не сможешь закрыть глаза на этот факт.

– И никакого зелья для твоего присутствия не требуется?

– Нет. И у меня есть одна просьба. Не называй повелительницу Навье не присущим ей именем. Это меня коробит и вызывает желание убивать. Дополнительных титулов не надо. Ведь совсем не трудно сказать просто – Мать. Или обойтись без имен.

– Да, это не трудно. Я запомню.

«Да что такое произошло со мной?»: – в присутствии навки ненависть, подогреваемая всю дорогу сюда, спрятала когти, свернулась калачиком рядом с сердцем и затихла.

– Зайдем в кафе? Тень, напитки, кресла, – предлагаю я через силу.

– Конечно, разговор долгий, важный для обоих, – навка напоминает, что это именно она меня нашла.

Кафе «Сустрэча». Название соответствует. Толкаю тонированную дверь. Мельком замечаю, что навка тоже отражается в стекле. Вурдалаки и вампиры уж точно не ее родственники. Оглядываю зал. В помещении кафе совсем мало посетителей и большинство мест свободно. Странно, но зависть в мужском голосе «ого, отхватил кралю», донесшаяся сбоку, мне совсем не неприятна. Останавливаюсь перед столиком возле окна и предлагаю навке присесть. Она требовательно смотрит на меня. Чертыхаясь про себя, отодвигаю ей кресло. Навка улыбается и удобно устраивается на сиденье.

– Закажи что-нибудь.

Оборачиваюсь сделать заказ, и тут же отлепляется от барной стойки официантка и подходит к нам. Смотрит оценивающе на меня, и с откровенной, но тщательно скрытой, неприязнью на навку. Симпатичная физиономия у работницы кафе, но проблемы на любовном фронте и желания отыграться на сестрах по анатомии явно проступают на ней. Навка, конечно, чувствует лучше и мне становится не по себе от возможных последствий.

– «Лошадиную шею» и «Серебряную пулю».

Я уже отчаялся вызвать ненависть и, делая заказ, хоть названием коктейля пытаюсь уколоть навку ее происхождением еще раз.

– Я бы рекомендовала взять девушке «Сладкий яд». Он не настолько крепок и имеет более приятный вкус.

Официантка явно демонстрирует свое предвзятое отношение к моей собеседнице. Она словно нутром чувствует, кто перед ней, и мне понятно подспудное желание настоящей девушки предложить в качестве напитка эту термоядерную смесь, которую не рискнул бы пить и я, навке.

У не настоящей девушки едва заметно сжались кулаки, но голос, хоть и холоден, не выражает никаких эмоций:

– Вам сделали заказ.

– Одну минуту, сейчас бармен смешает.

Официантка крахмально повернулась и, покачивая таким же симпатичным, как и фронт, тылом, отплывает.

Провожаю ее задумчивым взглядом. И не чувствую с ней никакой солидарности. Я злюсь. Поразительно, но попытка постороннего человека доставить моральные неудобства навке мне неприятна. Очень неприятна. Непонятное чувство. Разобраться бы скорее. И я сажусь напротив.

– Не переживай за нее, я не устрою здесь разгром, – спокойный голос и легкая улыбка трогает нежные губы собеседницы.

– Черные очки? Тяжело глазам? Как вампирам?

Я не верю своим ушам. Мне же так хочется прикоснуться снова к этим губам. Неужели это мой язык трансформирует дикое желание сделать ей приятное в неуклюже завуалированный примитивный намек на нежить?

Навка секунду непонимающе смотрит на меня. Затем снимает очки, бросает их на столешницу и шипит сквозь зубы, приподнявшись в кресле, приблизив свое лицо почти вплотную к моему:

– Не сравнивай эту мразь со мной, волк. Иначе, я сочту себя оскорбленной.

Она не лжет: свет ей уж точно не страшен и в ее глазах мгновенно разгорается холодное пламя. Прозрачная, способная порезать льдом на расстоянии, острая синева глаз буравит меня. Она так перегнулась через стол, что поверх встопорщившейся спереди складками блузки я различаю не только каждый светлый волосок в ложбинке между ее грудей – я вижу все ее тело до самых бедер, стянутых кожаным ремнем. Сказать, что я поражен, значит, не сказать ничего. Великолепная девичья грудь, гладкий живот, тонкая талия, и никакого намека на шерсть и собачьи соски. Вот это зрелище. Лгут мифы. Не все. Но, во всяком случае, в этот раз лгут. Вряд ли многие видели какую-либо из них топлес, чтобы остаться в живых и записать правду без фантазий.

Навка медленно следует глазами по направлению моего ошалевшего взгляда. Ее злость тут же испаряется, и она откидывается назад, давясь смехом.

– Уже поздно краснеть, да? Лучше еще раз увидеть, чем сто раз услышать, не правда ли?

Я тупо киваю.

– Мне до чертиков интересно, что ты там увидел незнакомого? Достаточно ли хорошо было видно, волк? – продолжает потешаться она.

– Достаточно, – с трудом выдавливаю я из себя, – достаточно, чтобы сделать тебе комплимент при других обстоятельствах.

– Все обстоятельства перед тобой и я готова слушать, – голос навки нежен и сладок.

Вот и сконфигурировалась очередная фигурка пазла. Воздействие лунной ночи с навкой. Я ненавижу ее только на расстоянии и страстно желаю сломать ей шею. А сейчас мне безумно хочется сжать это тело в объятиях, а о причинении ему даже малейшей боли желания не возникает. Что же со мной происходит? Мысли в голове не просто разбежались: они спрятались в самых темных и сокровенных лабиринтах извилин и наотрез отказываются вылезать.

Навка легонько пинает меня под столом в голень – типичный человеческий жест нетерпения капризного ребенка:

– Ну.

– Не сейчас, – говорю я, выдыхая через силу.

– Нет?

В голосе навки напрочь отсутствует удивление, словно и не ожидала другого ответа:

– Хорошо, так даже лучше. Скажешь позднее, мне будет в разы приятнее.

– Позднее?

Нас прерывает официантка, принесшая напитки. Ставит бокалы на стол аккуратно, никаких попыток досадить. Уходит молча. Навка снисходительно улыбается мне и, отцепив от края стакана дольку лайма, делает маленький глоточек. «Все-таки что-то произошло»: – думаю я.

Девушка говорит, касаясь язычком оставшейся на губе капельки:

– Как ты уже смог заметить, название коктейля мне не подходит, но вот вкус восхитительный. Спасибо.

Что же произошло? Навка общается со мной уж очень по-дружески. Да и она для меня в несколько минут стала по-настоящему желанна. Я прекрасно осознаю, кто она и почему все Навье люто ненавидит других, но наша взаимная ненависть на данный момент испарилась, и мне это, несомненно, нравится.

– Навка, – я запнулся, – как-то странно и неудобно называть тебя никак, нежитью оскорбительно, а про себя обращаться к тебе «навка» не хочу. Как тебя зовут остальные? В Навье.

– Зовут? А как бы тебе понравилось? Звучное и приятное на слух имя? А вдруг оно окажется для тебя грубым или отвратительным?

Навка отставляет стакан и, загадочно улыбаясь, придвигает кресло ближе, наклоняется вперед. «Поцелуй меня или я сделаю это сам»: – хочется мне прошептать ей, и я тоже наклоняюсь над столом.

– Мне кажется у тебя красивое имя. Неповторимое, как и ты сама, – тихо говорю я. – Вот, уже и первый комплимент сделал. Значит, позднее уже наступило?

– Можно по алфавиту. Начинай выбирать. Я увижу, какое имя тебе по душе и назовусь им, – поддразнивает меня она.

– Хотелось бы сократить область гаданий, например, какой-либо одной буквой алфавита.

– Не стоит, волк

Девушка мгновенно стряхивает с губ улыбку, внезапно становясь серьезной, и последняя смешинка застревает у меня в голосовых связках при звуке ее голоса.

– Как скажете, госпожа…

Навка рисует своим стаканом какой-то узор на столе:

– Ты почти угадал с первой попытки. Почти угадал титул. В Навье у меня не имя – титул. Но, естественно, имя у меня тоже есть.

Я тоже стал серьезен и проглотил смех, на сухую, не запивая алкоголем:

– Как оно звучит?

– Надеюсь, оно тебе понравится. Очень надеюсь. Но это настоящее имя должен назвать мне ты сам. Так гласит закон.

– Назвать самому? Повторить неизвестное слово? Закон? – я едва не поперхнулся воздухом.

– Да, именно так, потому что я выбрала тебя своим волком.

Девушка кивает и произносит невероятную фразу обыденно, как будто, так и требуют обстоятельства нашей встречи.

– Выбрала? В смысле? Волком? Партнером для…

Враз пересохнув, губы едва обозначили окончание фразы, и я проглатываю последнее слово при взгляде на навку. Живущая не так кивает, подтверждая, мои слова.

– Волком, спутником в жизни, мужем. Разницы никакой.

Я все думал, какими же сюрпризами аукнется мне вчерашняя ночь, но такое мне и в голову не могло прийти. И по ее застывшему в напряжении лицу я вижу, что шуткам здесь не место, а флирт действительно закончился, не начавшись.

– Ты правильно понял, – навка смотрит мне прямо в глаза, – но я не хочу убить своего волка, как Рыжая.