Читать книгу Свинцовый дирижабль «Иерихон 86-89» - Вадим Ярмолинец - Страница 10

Сейчас под глазами у нее были темные круги, она выглядела так, словно пришла сюда после бессонной ночи.

– Старые знакомые, – сказал Кощей. – Живете здесь?

– Нет, к товарищу иду.

– Знакомьтесь, это – Лиза.

– Здравствуйте, – сказала она. – Мы, кажется, встречались. Как и все в нашей большой деревне. Вы идете к соседям Володи Кононова, верно?

Я кивнул.

– У меня к вам просьба. В его комнате остались кое-какие мои вещи. Я бы хотела их забрать, но проблема в том, что его дверь опечатана.

– Как же я могу вам помочь?

– Его окно выходит на тот же балкон, куда выходят окна ваших друзей. С этого балкона можно забраться в его комнату.

– Но окно, наверное, закрыто.

– Оно открыто. Его оставили открытым, чтобы там проветривалось. Если бы вы попросили своих друзей, чтобы они позволили мне выбраться на балкон… Вы можете?

– Давайте попробуем. Главное только, чтобы у них кто-то был дома.

– Ну, всё, оставайся здесь, – сказала она Кощею, и в голосе ее уже не было дружелюбия, а одна только усталость. – Я постараюсь быстро.

Дверь открыла Света.

– Привет, – сказала она, – а Мишки нет.

Когда я ей изложил суть дела, ее явно охватил азарт.

– Ну, давайте!

Она ступила на диван и, с треском освободив рамы от склеивавших их бумажных лент, открыла одну створку.

– Пролезете? Только разуйся, – сказала она мне, хотя требование относилось к нам обоим.

Я снял туфли, взяв их в руки, встал на диван, оттуда переступил на подоконник и спрыгнул на балкон. Надел туфли снова. За баллюстрадой стояла, едва покачивая пятнистой листвой, прозрачная стена платанов.

Лиза уже была на подоконнике.

– Помогите даме, пожалуйста. – Она протянула мне руку.

Балкон был заставлен всяким хламом, словно вывалившимся сюда из тесных квартир: напрочь проржавевшим велосипедом, фанерными почтовыми ящиками с расползшимися, сделанными химическим карандашом адресами, чемоданами с протертыми углами, погнутой и тоже ржавой птичьей клеткой, сундуком с облезшей кожей. Окно квартиры Кононова было распахнуто настежь, прорванный в нескольких местах занавес вздувался парусом и снова опадал. Одну створку окна придерживал утюг, вторую – чайник.

– Ну, вы – первая.

– Нет, вы первый и подадите мне руку.

В комнате пахло хлоркой. Ведро с раствором стояло посреди комнаты. У одной стены был диван, у другой – допотопный шкаф с зеркалом, у окна – этажерка, книги были сложены на ней кое-как, часть лежала на полу. Эта комната была больше двух комнат Климовецких, вместе взятых. Нетрудно было представить, как им всем не спалось от мыслей о предстоящем расширении.

Я обернулся, Лиза стояла коленями на подоконнике, в вырезе рубашки тяжело качнулась грудь. Перехватив мой взгляд, но ничуть не смутившись, она сказала:

– Ведите себя скромно, мужчина!

Она протянула мне руку, и я помог ей спуститься в комнату. Подойдя к дивану, она взялась одной рукой за его спинку, другой уперлась в стену и отодвинула его от стены. Присев на корточки – юбка туго обтянула бедра, – подняла идущую вдоль стены половицу, потом другую. Из темного отверстия извлекла увесистый бумажный пакет от фотобумаги, положив его на колени, вернула половицы на место. Все было как в шпионском фильме. Я, на всякий случай, поправил свой маузер.

Когда она поднялась, я подвинул диван обратно к стене. Она же прошла к платяному шкафу, распахнула дверцу, достала несколько висевших на вешалке рубашек. Отставив руку и повернувшись к свету, она рассматривала их одну за другой, словно выбирая нужную. И в этот момент мы услышали, как кто-то вставляет ключ в замок. Она в испуге повернулась ко мне. Мы замерли, слушая, как ключ елозит в замке. Потом из-за двери донесся приглушенный голос:

– Попробуй желтый.

– Товарищи, а вы вообще кто? – Голос Светы прозвучал неестественно громко.

– Из ЖЭКа.

– Очень хорошо, что вы из ЖЭКа, потому что у нас заявление на вселение. Нас тут трое живет на пятнадцати метрах, а у меня скоро двойня будет. Так вы, пожалуйста, никаких планов не стройте.

– Заявление подадите в установленном порядке. А кричать не надо.

Этого диалога в коридоре хватило как раз на то, чтобы мы перебрались через подоконник на балкон. Занавес, подхваченный сквозняком от открытой двери, взмыл в воздухе и опустился у нас над головами.

– Только внимательно, – послышалось из комнаты. – Участковые, наверное, кроме бабок, ничего и не искали.

– А что здесь искать? Я говорил с соседями. Характеризуют его как полного идиота. Никто к нему не приходил, кроме его телки.

– Ищи, – повторил первый, и я узнал голос Майорова.

– Товарищ капитан, помогите шкаф отодвинуть, – сказал голос помоложе.

Шкаф, мелко задрожав, отодвинулся от стены.

– Ничего.

Чиркнула спичка. Потянуло табачным дымком.

– Я же говорю, ничего.

– А это вон что?

– Трусы какие-то. Бабские.

– А ты говоришь – идиот.

– Ну, чтоб трусы с бабы снять, много ума не надо.

В комнате засмеялись.

– А ты остряк, я вижу.

– Да чё там, обычный я, товарищ капитан.

Мы сидели прямо под окном, и я подумал, что если курящий захочет стряхивать пепел за карниз, то непременно увидит нас. Сдерживая дыхание, мы переползли за сундук, я сел, прижавшись спиной к его деревянному боку, а Лиза села передо мной. Чтобы занимать меньше места, я раздвинул ноги и прижал ее к себе, уткнув шись лицом в ее волосы. На шее, покрытой светлым пушком, была тонкая золотая цепочка. Розовые уши просвечивались на солнце.

Она взяла мои руки и с груди переместила на живот. Я слышал, как тяжело ударяет ее сердце. Или это было мое сердце. За этими ударами я перестал слышать, что происходило в квартире Кононова. Я снова обнял ее за грудь и осторожно прижал губы к ее шее. Я ощутил, как она расслабилась и со вздохом навалилась на меня. Рука моя сама забралась к ней под юбку, но она прошептала мне в ухо: «Только не здесь» – и сжала мою руку бедрами. Мы сидели так, пока из окна Климовецких не показалась голова Миши.

Улыбаясь, он сказал:

– Всё, можете вылезать.

Выйдя на улицу, мы увидели появившегося из подъезда дома напротив Кощея. Лицо его, казалось, было сведено судорогой, рот с фиолетовыми губами перекошен.

– Успела?

– Успела.

– Где?

– У него в сумке.

Сказав это, Лиза ни движением головы, ни взглядом не обнаружила, где пакет. Перед тем как выходить из квартиры Климовецких, она попросила положить его в мою сумку и накрыла сверху скомканной рубашкой, которую достала из шкафа.

– Шпионские страсти какие-то! – сказал Кощей, нервно оглядываясь и поправляя ворот рубашки. – Еще не хватало на старости лет сесть. Так, давайте быстро отсюда, а по дороге решим, что делать.

Мы двинулись вниз к Пушкинской.

– Какой план?

– Я иду домой, – сказала Лиза. – Я могу хоть пару часов поспать перед работой? Проведешь меня? – Она повернулась ко мне.

– Я могу. А что в пакете?

– Личные вещи.

– Если нас остановят, я могу сказать что это твои личные вещи, или лучше сказать, что нашел на улице?

– Только каркать не надо! – резко бросил Кощей. – Все, Лиза, под твою ответственность, я исчезаю.

Сказав это, Кощей стремительно свернул на Пушкинскую и, сунув руки в карманы брюк, стал удаляться в направлении бульвара. Пиджак его был распахнут, штанины трепетали от встречного ветерка. Следуя за Лизой, я подумал: могли ли в этот момент следить за мной? Ведь Майоров был в квартире, а покинув ее, мог наблюдать за ней сам или оставить наблюдать кого-то из своих подчиненных. Правда, они не могли знать, что я был в комнате Кононова. Напротив, если они наблюдали за квартирой, то должны были убедиться в том, что я выполнил их поручение, побеседовав с соседями самоубийцы. Я с трудом сдерживался, чтобы не обернуться. Я, конечно, нервничал. Обняв Лизу за плечи, я снова спросил:

– Слушай, а если нас сейчас остановят, то…

– То что?

– Ну, что-что? – Я сделал попытку говорить шутливым тоном. – Поедешь за мной в Сибирь? Как подруга декабриста, а?

– А-а… Как подруга декабриста…

Она освободилась от моей руки. Мы молча поднялись до Маразлиевской, прошли еще несколько кварталов в сторону пароходства, миновав приземистый подъезд, вошли в крохотный двор с колонкой посредине. Каменные плиты – как волны моря. Деревянные, крашенные зеленой краской ступени, ведущие в ее парадную. Солнечный свет, проникая сквозь пыльное стекло над дверью, лежал белыми прямоугольниками на деревянных ступенях. Ключ под половиком у зеленой двери с медной ручкой в виде прогнувшейся русалки с закинутыми за голову руками. Коридор с входами в две крохотные комнаты. Она тяжело села на постель:

– Давай, разгружайся.

Я подал ей рубашку. Поднеся ее к лицу, она быстро вдохнула и тут же отбросила ее на пол:

– Ужасно. Пакет давай.

Я подал ей пакет.

– А что мы прятали-то?

– Семейный архив.

Она развернула пакет, запустила в него руку и достала несколько черных бумажных роликов, в каких хранят фотопленку. Она бросила их внутрь, закрыла пакет и, положив на пол, сильно толкнула под кровать. Пакет, проехав по полу, стукнулся о стену и замер там в темноте. Лиза вышла в коридор и скоро вернулась с начатой бутылкой водки, двумя гранеными стаканами и разрезанным пополам зеленым яблоком.

– Это для сброса напряжения.

Она вручила мне один стакан, половинку яблока и налила:

– За неожиданное знакомство!

Чокнулись. Опрокинули. Захрустели яблоками. Кислые яблоки удачно нейтрализовали горечь водки.

– Так чем же ты занимаешься?

– Участвую в заговорах, бегаю от милиции, достаю из тайников коробки с микрофильмами.

– А Костя говорил, ты работаешь в какой-то газете.

– Ну, это только в свободное от конспиративной деятельности время.

– А о чем ты пишешь?

– Послушай, о чем я пишу, это не очень интересно. Ты мне другое скажи: ты знала Кононова? Я видел тебя один раз в коридоре в той квартире.

– Я тоже тебя помню.

– Вы были близки?

– Да, ближе, можно сказать, некуда.

– А почему он покончил с собой?

– Почему он покончил с собой? – Она отбросила волосы с лица. – Почему он покончил с собой? Костя считает, что из Володи хотели сделать стукача, а он не хотел. Вот и всё.

– Ничего себе! Такие страсти в наше время.

– А его травить начали не в наше время. А потом уже травили по инерции. Он у них там на учете был, вот они его и вели. Пока не довели.

– А когда его начали травить? Он же ненамного старше нас был?

– У него родители были ссыльными. Сперва отсидели, потом жили в Казахстане. Он вернулся, поступил в университет, потом смотрит, там все одна ложь. Он бросил учебу, ну и тут на него насели. С исторического так просто не уходят. Знаешь, городок наш маленький, а им работа нужна.

– А я думал, его преследовали за то, что он буддизмом увлекался.

– Ну, увлекался. Кто-то христианством увлекается, кто-то иудаизмом. Через него много книг передавали. Он с Вячеком был связан. Не слышал про такого?

– Нет.

– Про «Библиотечное дело» не слышал?

– Нет.

– Вячек был одним из держателей этой библиотеки. Его посадили. Еще пару человек посадили. Скоро выпустят, говорят. Вот, а Володю тогда не взяли. Вообще многие думали, что посадят больше. Тогда встал вопрос: они что, не знают всех? Это невозможно. Значит, оставили часть на потом, чтобы работа была. Володю комитет пас все время, просто не за что было ухватиться. Тягали на допросы постоянно: как книги попадают сюда, кто везет, кто переснимает, кто хранит? В конечном итоге они ему сказали, что, если он никого не сдаст, они ему подбросят что-то при обыске и все равно посадят.

– После чего он и покончил с собой.

Она откинулась на постель, устроила удобней подушку за спиной, поставила пустой стакан на живот:

– Да, но, ты понимаешь, он свои проблемы решил, а мне мои еще надо решать.

– Какие у тебя проблемы?

– Он постоянно приходит ко мне. Каждую ночь.

– То есть?!

– Каждую ночь он приходит и садится на край кровати, вот где ты сейчас сидишь. Я уже не выдерживаю этого. Посмотри, как я выгляжу.

Я посмотрел. Она неплохо выглядела, хотя и уставшей или действительно невыспавшейся – под глазами лежали тени. Но я думал о другом: мой поиск должен был ограничиться беседой с дворником и с Климовецкими, после чего я собирался сообщить начальству, что писать не о чем. Меньше чем за два часа я узнал, что Кононов занимался распространением антисоветской литературы, что в преступной цепи, которая тянулась из комнаты в бывшей подсобке кинотеатра, если не первым звеном, то одним из звеньев были Лиза и Кощей. Один из концов этой цепи – ибо она, вероятно, была большой, как паутина, и охватывала весь город – была книга «Зияющие высоты» Александра Зиновьева, распечатанная на фотокарточках размером 9 × 12 сантиметров и лежащая сейчас у меня дома, во втором ящике письменного стола, на дне коробки с другими фотокарточками. Я получил ее от Наташи, которая, вероятно, получила ее от своей подруги Лены. Откуда получила карточки та, я не спрашивал. Это было неприятно. Дали почитать, и всё. Кто? Конь в пальто. Толкни меня сейчас нечистая на тот путь, который помог бы мне устроить журналистскую карьеру, из свидетелей обвинения мне бы в конечном итоге пришлось бы стать одним из обвиняемых. В этом крохотном городе все были связаны.

– А знаешь, я могу тебе помочь, – сказал я.

– Как?

– Я писал недавно про одного передовика производства со сталепрокатного завода. Он на Пересыпи расположен. Там места такие дивные. Пустыри, заброшенные цеха, железнодорожные линии, трава по пояс, домики рабочих. Глушь страшная, как у Платонова. Я договорился с ним о встрече по телефону, приезжаю, а мне говорят, что он прихворнул. Ну, думаю, не ехать же еще раз сюда, пойду к нему. Взял адрес, прихожу. А у него что-то с ногами. Артрит, что ли. Или подагра, не помню. Ну, так слово за слово, разговорились, и он мне говорит, что, мол, лечит его только одна бабка. Какая-то местная цыганка Марина. Травами. И он тогда мимоходом так сказал, что она вообще от всего лечит: от заговоров, наговоров, каких-то заклинаний – короче, снимает сглаз и отгоняет нечистую силу. Он для порядка с иронией об этом говорил, ему явно неловко было, что он – передовик, а лечится у какой-то бабки, но…

– Ты сказал, ее зовут Марина?

– Да, именно Марина. Я запомнил, потому что мою маму так зовут.

– Мне про нее говорили, но не знали адреса. Сказали только, что на Пересыпи. Так ты можешь помочь найти ее? – Она сжала мою руку.

– Я могу связаться с ним, а он скажет.

– Свяжись поскорей, ладно?