Читать книгу Блуд на крови - Валентин Лавров - Страница 53

Петербург приятно поразил Анюту, которая, кроме Кимр, других городов не видала. Она любовалась громадными красивыми домами, стремительным бегом легких колясок, изящно одетыми дамами и господами, зеркальными вывесками и витринами богатых магазинов и кафе.

«Хорошими людьми», про которых говорил купец, оказался его двадцатипятилетний свояк Ермолай Белов. Это был коренастый щеголеватый человек с бесцветными навыкате глазами, жидкими белесыми волосами с пробором посредине, за которым Ермолай заботливо ухаживал.

Ермолай служил приказчиком в большом магазине, как раз напротив Николаевского вокзала. Это был сметливый и расторопный парень, твердо решивший нажить капитал и верою-правдою служивший владельцу магазина Федору Федоровичу Скоробогатову.

Искренне восхищаясь хозяином, пробившимся из мальчика на побегушках во владельца обширной торговли, ворочавшего многими тысячами, Ермолай в восторге произносил:

– Федор Федорович – человек ума просторного! Деньги лопатой гребет, совком подгребает, а трубку ассигнациями раскуривает.

Скоробогатов, в свою очередь, тоже отличал Ермолая. Если даже в самых богатых магазинах на бойком Невском приказчик самое большее получал за рабочий день целковый, то Ермолаю хозяин платил рубль с полтиною, да ко всем большим праздникам подарки подносил – «за усердие!».

* * *

У хозяина росла единственная наследница – дородная, вечно словно чуть заспанная, с гладким сытым лицом – дочь Олимпиада. И хотя она не была лишена некоторой привлекательности, но все у нее как-то неудачно с замужеством складывалось. Ей в грезах все мерещился какой-то сказочный Иван-царевич, а сватались сыновья знакомых с детства купцов – Федулы да Сидоры. Вот и надувала губки Олимпиада: «Не ндравится мне он, какой-то скучный, интересу в нем никакого!»

Отец свирепел:

– Почто выкобениваешься? Сурьезных женихов отвергаешь. Вот выдам за пастуха, так будешь с ним свиней пасти…

Но прежде пастуха появился лихой урядник казачьего полка Левченко, стройный красавец с закрученными кверху усами, решительными манерами и вдрызг проигравшийся в карты. Он лихо гарцевал на горячем жеребце под окнами Олимпиады, заламывал на затылок фуражку с золотой кокардой и посылал воздушные поцелуи.

Впрочем, как покажет жизнь, поцелуи были не только воздушными.