Читать книгу Эшафот и деньги, или Ошибка Азефа - Валентин Лавров - Страница 21

Ратаев вернулся в кабинет Зубатова. Тот пил чай, вылавливая ложечкой карамель из красной банки, увешанной золотыми гербами и украшенной надписью: «Товарищество А.И. Абрикосова и сыновей в Москве». Пригласил:

– Садитесь, выпейте чашечку.

– Спасибо, Сергей Васильевич, нет времени. С вашего позволения, отправлюсь на встречу с агентом…

– Кто такой?

Ратаев помялся, но произнес:

– В «Альпийской розе» меня ждет агент по кличке Иван Николаевич Виноградов.

– А, это тот самый, которому мы много платим? Постарайтесь выяснить через этого Виноградова, сколь успешно идет объединение эсеров, как построена партия, начиная с низов и кончая верхом? На какие низшие группы и ячейки она распадается? С какими партийными учреждениями находится в непосредственной связи? И главное: как обстоит с подготовкой терактов, на какой стадии и кто готовит?

Ратаев расхвастался:

– Да, я работаю в этом направлении, и мой агент дает очень любопытные сведения. И вообще, фигура эта весьма неординарная. Птица высокого полета!

Зубатов подумал: «Надо посмотреть, что это за фрукт». Вслух произнес:

– Леонид Александрович, не станете возражать, если мы вместе явимся на эту встречу? Не помешаю?

Ратаев положил себе правилом: со своими агентами начальство не знакомить, но изобразил на лице высшую степень счастья:

– О чем речь, Сергей Васильевич, буду рад! Кстати, агент требует премию за два месяца, а касса не дает, говорят: «Нынче денег нет!»

– Скажите, что я приказал выдать.

* * *

Полицейские начальники развалились в казенных санях, и старый извозчик Флегмон, лет сорок служивший в полицейском ведомстве, старательно укутал их ноги меховой полостью.

– На Софийку! – негромко приказал Ратаев.

Кучер все понял: к «кукушке», то есть к конспиративной квартире. Флегмон дернул вожжи, хлопнул по бокам сытого каракового жеребца. Тот, застоявшись, соскучившись по бегу, рванул с места, толкнул грудью валек, стремительно понесся мимо трактиров, портерных, ресторанов, лавок, выбивая копытами частую дробь, швыряя задними ногами снежные комья, ритмично и весело затряс дугой.

Огромная людная Москва утопала в рождественском снегу, морозный ветер приятно трепал усы, холодил щеки. Витрины магазинов были ярко освещены, в канун праздника особенно красиво украшены. Наряженные в меха дамы, бережно поддерживаемые под локоть кавалерами, шли по тротуару. Сани с шумом скользили по Тверскому бульвару, подпрыгивая на ухабах и с коротким звуком хлопаясь на полозья. Мальчишки, выскочив на проезжую часть, норовили зацепиться за задок, и кучер притворно сердитым голосом кричал:

– Вот я вас, шельмецов! – и грозил кнутовищем.

Мальчишки с веселым визгом бросались врассыпную.

Зубатов, повернув голову к спутнику, сказал:

– Как прекрасна жизнь! И почему люди не хотят жить в мире, спокойствии, дружбе? До чего же мы нация беспокойная!

* * *

В «Альпийской розе» было чисто, благопристойно, хорошо освещено, большие зеркала на этажах заключены в красивые резные рамы. На втором этаже три номера арендовал Департамент полиции.

В угловом номере стол был придвинут к кожаному дивану с высокой спинкой и заставлен крымскими винами и фруктами: виноградом, ананасами, бананами. На диване, развалясь, сидел Азеф в шелковой цветастой жилетке. Он попыхивал гаванской сигарой. При виде гостей не торопясь, медленно поднялся.

Зубатов подумал: «Азеф – образина жуткая. Неужели женщины его могут любить? Впрочем, нет такого страшилища, которого не полюбила бы женщина, особенно если страшилище денег не жалеет». Протянул руку:

– Приятно познакомиться! Люблю вино, с вашего позволения, выпью бокал массандры…

Ратаев засуетился:

– Сергей Васильевич, вам «Ай-Сереза»? Хорошего урожая, семьдесят пятого годика.

– Наливайте, Леонид Александрович, да Ивана Николаевича не забывайте. Ах, какой прекрасный рубиновый цвет! – Пригубил, почмокал губами. – Вкус полный, с мягкими тонами кофе. Давайте выпьем за ваши успехи, дорогой Иван Николаевич, – звякнул о бокал Азефа.

Азеф сунул в бокал нос, долго сладострастно втягивал запах и затем медленно, с явным наслаждением выпил. Настроение у него было отличным: Ратаев выплатил свою задолженность. Глядя задушевно в глаза Зубатова, Азеф сказал:

– Времена наступили тяжелые! Социалисты научились конспирации. Друг друга подозревают, в постели с женой небось слова лишнего не скажут.

Ратаев согласно закивал:

– Разумеется, после стольких провалов революционеры ходят напуганными. Так что, сударь, ведите свою линию аккуратно, вопросов никогда не задавайте, явным образом к их разговорам не прислушивайтесь. Делайте вид, что вы относитесь к их партийным делам, как к детской забаве.

– Сейчас пытаются объединить все идеологически близкие кружки под эгидой Центрального комитета партии.

Зубатов встрепенулся:

– Вот-вот! Процесс этот крайне нежелателен. Убеждайте сподвижников, что идея объединения обречена на провал: чем крупнее партия, тем больше амбиций и склок, тем больше провокаторов и особенно возрастает риск провала.

Ратаев, желая напомнить о своей значимости, вставил слово:

– Влияйте в том направлении, чтобы социал-революционеры свой штаб вынесли за пределы империи. – Посмотрел на Зубатова. Тот согласно кивнул. – В этом случае руководить партией будет труднее. И повторяю: Иван Николаевич, будьте как можно осторожнее.

Азеф улыбнулся:

– Осторожность с террористами, как с женщиной, хороша лишь до определенных пределов! К успеху ведет решительность и смелость. – Подумал, добавил: – Но если от женщины можно схлопотать по физиономии, то террористы сразу головы лишат.

Зубатов рассмеялся, Ратаев интересовался новостями, Азеф отвечал.

Зубатову этот разговор доставлял истинное наслаждение. Он спросил:

– Кого сейчас эсеры подозревают в доносительстве?

– Александра Алексеевича Чепика.

– Кто такой?

– Один из руководителей московской группы эсеров. Сын, если не ошибаюсь, чиновника. Ему лет тридцать с небольшим. Несмотря на солидный возраст, он все еще студент Демидовского лицея. Это очень энергичный парень, ловкий конспиратор. Он все время болтается по Европе, встречается с революционерами, во все вникает. Я уже писал Леониду Александровичу, – кивнул на Ратаева, – что следить за Чепиком почти невозможно, у него словно на спине глаза. Впрочем, Чепик собирается в Россию. Было анонимное письмо, в котором Чепик назывался «провокатором». Хаим Житловский пытался устроить за ним слежку, но тот сразу ушел от хвоста. Это еще более усилило подозрения. Об этом мне сам Житловский говорил.

Зубатов улыбнулся:

– Чтобы снять с революционера подозрения, его надо в тюрьму посадить.

– А еще лучше – повесить, – добавил Азеф. – У нас в Ростове жила тетя Циля. Она постоянно жаловалась на болезни, но ей никто не верил. Тетя Циля вдруг умерла. Тогда люди сказали: «А ведь и впрямь болела!»

Полицейские хохотнули: остроумие агента им пришлось по вкусу.

Доклад осведомителя нередко напоминает рассказ охотника: то же хвастовство, то же постоянное привирание, то же недоверие слушателей, которое они старательно скрывают, и большой общий интерес к этому самому разговору. Зубатов сыпал вопросами, как любознательный младенец:

– Не было ли слухов об организации каких-либо преступных актов? Где и какие образцы партийной литературы печатают или собираются печатать? Кто помогает эсерам деньгами? Нет ли у вас случайных сведений о замыслах уголовного порядка: о подготовке экспроприаций, убийств и прочего?

Азеф отвечал очень толково и кратко. Зубатов продолжал расспрашивать:

– А как, Иван Николаевич, у вас сейчас складываются отношения с руководством эсеров?

Азеф весело улыбнулся:

– Так они меня уже прозвали «бомбистом»! Я им объясняю: террористические акты – это самый короткий путь к свержению самодержавия! А у них уже только от этих слов сердце в пятки уходит, и смотрят на меня, как на безумца.

– Замечательно! Будьте другом революционеров, но сами таковым не становитесь.

Азеф согласно кивнул:

– Можно лечить холеру, но не надо ею заражаться!

– Нас больше всего интересуют два аспекта: организация террористических актов и создание подпольных типографий, – продолжал Зубатов.

Азеф закусил нижнюю губу, завел глаза к потолку, вдохновенно сочинял:

– Понимаю, понимаю… К примеру, Хаим Житловский, эта еврейская морда, подбивал меня пойти на убийство великого князя Константина Романова, это который поэт.

Ратаев удивился:

– К. Р.? Зачем? Великий князь так далек от политики…

– Я то же самое сказал Житловскому: «Это же национальное достояние, не хуже Семена Надсона!» Вроде пока что убедил. – Сделал страшную мину, вновь перешел на шепот: – И еще мне удалось Житловского напоить, и он проболтался: организация социалистов планирует убийство самого государя.

Зубатов весь подался вперед:

– Когда планируется акт? Каким образом? Кто? Где?

Азеф развел руками:

– Хотят купить аэроплан и сбросить на царя бомбу. – Поднял умные черные, как южная ночь, глаза на Зубатова. – Я собрался перевезти в Москву жену и сына, они пока в Берне. Однако у меня самого нет пока ни службы, ни разрешения на жительство, а я хочу сдать экстерном экзамен в электротехнический институт, чтобы иметь и российский диплом, а не только германский. – С укоризной произнес: – Когда меня в Германии на работу в контору Шуккерта на хорошую зарплату приглашали, так вы обещали теплое местечко в Москве. А теперь…

Азеф хитрил. Любе надо было закончить учебу в Берне, и они решили, что она вернется в Россию немного позже. Что касается Шуккерта, то читатель помнит, Азеф сам сбежал с этой службы.

Зубатов вопросительно взглянул на Ратаева. Тот утвердительно помотал головой:

– Устроим, на приличное место…

Ратаев обратился к Азефу:

– Вы привезли из Германии рекомендательные письма, которые помогут вам проникнуть в ряды местных социалистов?

– Я Хаиму Житловскому все уши прожужжал: хочу в Москве серьезно изучать марксизм! При моем отъезде он дал мне письменную рекомендацию к какой-то Немчиновой, что на Остоженке в своем доме живет, сказал, что у нее организован серьезный марксистский кружок. К ней приходит разнообразная интеллигентная публика, даже вице-губернатор Москвы бывает, устраиваются рефераты, диспуты.

Зубатов и Ратаев весело переглянулись. Последний сказал:

– Молодец, Иван Николаевич! Нас этот кружок очень интересует. Туда, скажу вам по секрету, порой заглядывает один из великих князей. Девица Немчинова очень собой хороша, вот бы вам к ней пролезть.

Азеф приосанился:

– Под юбку? Если начальство прикажет, готов выполнить любое задание!

Ратаев счастливо улыбался, а Зубатов спросил:

– А других рекомендаций получить не удалось?

– А как же! – крякнул Азеф. – Обязательно удалось! Житловский мне сказал: «Человек вы, Иван Николаевич, серьезный, делу революции преданный. В самую главную точку направляю вас – к мозговому центру и руководителю Северного союза социалистов-революционеров Андрею Александровичу Аргунову. Я дал вам лестную характеристику. Учитесь у Аргунова, перенимайте опыт. За его плечами тюрьмы, каторги, ссылки. Трудности его закалили, он сделался крепким, как кремень. Вы наша молодая смена. У вас все еще впереди – и допросы, и казематы, и эшафоты. Если мы не доживем, то вы обязаны увидеть светлое будущее!» – Азеф рассмеялся. – Я тут пошутил: «Увидим светлое, если нам царские сатрапы не сделают темную». Ха-ха! Этот Аргунов, как понимаю, в Москве социалистами хороводит, главный заправила.

– Рекомендательные письма при вас? – спросил Ратаев.

– К Немчиновой лежит между первым и вторым дном в чемодане. Там, кстати, и подрывная литература, которую я должен передать Немчиновой и Аргунову.

– Интересненько, очень интересненько! – потер руки Ратаев. – Передайте, а потом заберите, хотя бы часть, якобы для распространения. Мы сложим эти брошюрки в полицейскую библиотеку.

Азеф продолжал:

– А что касается письма к Аргунову, так его Житловский отправил по обыкновенной почте. Письмо, понятно, шифрованное, но у меня есть ключ. Я однажды дожидался Житловского, его жена меня чаем поила, а на столе, среди бумаг, увидал ихнюю секретную переписку и ключ. Я не удержался и переписал.

– Вот это зря! – поморщился Зубатов. – Слишком рискованно, и Житловский ведь мог проверять вас. Вы, скажем, переписывали шифр, а его жена наблюдала за вами через портьеру.

– Да, это моя оплошность! Но все от усердия, вот привез этот самый ключ к шифровкам.