Читать книгу Времена года - Валентин Лебедев - Страница 5

Откипела по новолунию черемуха, засыпав белым конфетти заводи, отцвела белыми шапками калина. По реке наметилась водная растительность, еще слабая, редкая, по отмелям погуще, кувшинки выбросили буро-зеленые бутоны, заполоскались по протокам низкими ветками ивы. Отметала икру речная рыбешка, щучьё поменяло зубы и снова гоняло по плесам мелочишку. Голавли на быстринах бухали хвостами – глушили еще слабеньких, сладких стрекозок. В воздухе нудела мошкара. Свежими росными восходами, душными, багряными закатами заполыхало лето. Вот-вот полетит поденка4, усыплет воду накрахмаленными, прозрачными крылышками, насытит рыбу, которая неделю будет отстаиваться в тенистых ямах, распухнув от обжорства, незаметно вздрагивая жабрами. Зверушки, птицы, исхудав от безмерной любви к потомству, будут поглощены заботами о пропитании чад. Подёрнется падевой пылью листва.

Июнь, июль пролетели в работе. Стопки полевых журналов с отчётами, с размазанными, подкрашенными кровью, комариными закладками, десятки километров профилей, изъеденные мошкарой лица, запястья – полевой сезон в разгаре. В августе дошла черника, красилась синим, белобокая брусника наливалась на вырубках, сгибая веточки тяжестью ягод. На пойменных болотах рассыпалась еще зеленоватая клюква. По низинным соснякам матово засверкала янтарём морошка.

Вертолет завис на минуту над площадкой рядом с избушкой, оставил меня и унеcся по своим делам в сторону Заозерья. Cо мной рюкзак, топор, чайник, спиннинг и небольшой запас продуктов – на пару дней. Предстояло переночевать и с утра начать подниматься по Суме в сторону Сумозера, сколько успеется. Хотелось поблеснить, пособирать морошки, посидеть где-нибудь под перекатом ночку, пожечь костер, помедитировать. Избушка была заселена, замка не было, вдоль теневой стены стояли два объемистых бачка из нержавейки, содержимое придавлено тяжелыми голышами. Пакет крупной сероватой соли. Ясно – рыбаки. Сейчас где-то промышляли, а то бы встретили. Еще по светлому, подчалили на шитике двое. Поздоровались, познакомились. Помог им вытащить улов, перебрать сетки. Почистили и засолили рыбу, сварили уху. Здесь же у костра, на воле и откушали. Уха «на весле». Достали из ведерка крупную рыбу и положили на весло, руками отделяли куски мяса, запивали, обжигаясь густым варевом. В дыму костра комар не особо донимал, да и попривыкли к нему за лето. Потом разговаривали разговоры и пили чай со смородинными молодыми побегами. Посидели душевно.

Утром, чуть забрезжило и я, распрощавшись с рыбаками, налегке, побежал по тропинке вдоль берега, вверх по течению. Тропинка то и дело ныряла в прибрежные заросли ивняка, перепутанного черемушника, опускалась к самой воде, перескакивала по валунам, обходя завалы, поднималась на обрывы в брусничник, кровянила им и торопилась за очередной поворот. Думал отойти от избушки километра два и там уже покидать блесну. Рядом-то уже все повыловили. Над водой поднимался почти прозрачный туман, на траве, листьях кустарника, тяжело легла роса. Солнце еще не взошло, но восток уже алел облаками, оттесняя темноту. Продираясь сквозь растительность попромок, в плечах стало зябко. Что бы окончательно снять с себя остатки сна, подставлял лицо встречным веткам, умывался прозрачной влагой, языком слизывал капли с губ, ощущая вкус созревшего лета. Тропинка вывела на открывшееся справа безлесое болотце. Ослепило солнечными лучами, зажмурило глаза, заискрило росными жемчугами, поразогнало остатки тумана, обдало теплом. По перекату перешел на противоположную сторону, окунулся в корявенький сосняк, давя сапогами брусничник. Походя, зачерпнул пальцами гроздья ягод, бросил в рот, раздавил зубами… еще… Организм ожил, окончательно проснулся, дышалось легко и свободно.

Ну вот, можно и проверить плес. Присел на камень, достал из рюкзака коробочку из-под ландрина5. Поворошил блесенки – пожалуй, вот эту, красной меди гитарку. Красную ниточку мулине приладил пучочком на тройничёк. Вытащил из суконного клочка иголку и навел зеркало на выпуклостях блесны (смотрись и брейся). Проверил карабинчики и петелькой за колечко соединил с леской. Взялся за конец удилища и пополоскал катушку в воде – чтобы не скрипела. Катушка легкая, дефицитная «Нева». Наметил, и легко взмахнув, запустил медяшку на ту сторону отмели. Катушка обдала веером брызг. Плавно притормозил большим пальцем и уложил блесну в прогалину зелени, торчащей из воды. Чуть поддергивая, повел поперек плеса. Блесна в пол воды цапанула за водоросли и потянулась за леской. Подобрал, встряхнул, освобождая от травы и снова закинул. Блесенка была что надо. Резвилась в воде, кувыркалась, сверкая красноватыми бликами, взмахивала красным хвостиком. Был бы я щюрцом – не утерпел бы – схавал. Забросе на восьмом, уже исхлестав вдоль и поперек плес, почувствовал резкий удар (сбоку атаковала) – подсек. Забилась, затрепетала, потащила куда-то в сторону, заплескалась по поверхности. Не большая щучка. Кило на полтора. Села хорошо. Особо водить не стал – взял на силу и вытащил в траву на берег. Красавица, пестрая, яркая, щерилась зубастым ртом, расправляла жаберные крышки, обнажая кроваво красные жабры. С добычей тебя, Валентин! Убрал в берестяной вкладыш рюкзака, отцепил от колечек – карабинчиков травинки и стал подыскивать новое место для заброса. Поднялся выше по течению и на свободном от кустов месте продолжил блеснить. Солнце во всю уже жарило, стрекотали кузнечики, синенькие стрекозки мельтешили под берегом, в поздних цветках трудились лохматые шмели, в рюкзаке шевелилась засыпающая рыба. Комары, уже как родные, почти не трогали. Попались еще пять штук щучек и один окушок грамм на шестьсот. Надо было остановиться, обработать рыбу, отдохнуть.

Собрал сухой плавник и между камнями у самой воды разжег костер. Зачерпнул на быстрине воды чайником и приладил над огнем. Пока закипал и настаивался чай, занялся рыбой. Отделил головы, хвосты, выпотрошил, обмыл внутри. Переложил тушки молодыми побегами крапивы, добавил несколько веточек можжевельника. Присолил. Все аккуратно сложил в короб. Окунька чистить не стал, потер солью и завернул в фольгу (таскаю на всякий случай), засунул под костер в угли. Обжигаясь, прихлебывал крепкий чай, наблюдал за рекой. Над шиверой6 плескалась мелкая форелька, небольшая совсем – с ладошку. Гудели насекомые, пару раз крупно бултыхнулось в водорослях, водомер бегал между листами кувшинок, иногда отдыхал на них. Из сосняка наносило смоляным духом, пахло перезревшими травами. Палочкой выгреб из углей покоричневевщую, отливающую золотом фольгу и распечатал. Развалил надвое душистую рыбу – благодать спустилась с небес.

Сполоснул чайник, залил, еще красные, угли, отозвавшиеся тучей пепла, и пошагал дальше. Под трехметровым обрывом угадывалась глубина. Коротко махнув удилищем – забросил блесну. Далеко с обрыва была видна играющая в прозрачной, чуть подкрашенной коричневым, воде, металлическая рыбка. Не торопился, подкручивал катушку. Из темной бездны неожиданно, одновременно, возникли, как подводные лодки, четыре тени, неспешно приближаясь к приманке. Ой – красавцы! Полосатые, с ярко красными плавниками, дрожащими от нетерпения, готовые к молниеносному броску, сопровождали блесенку. Не дал напасть, выдернул раньше, оставив окуней в недоумении. Быстро поменял блесну, прицепив беленькую вертушку. И начался концерт! В драку наскакивали на блесну, повисали по очереди и оказывались на берегу. Решил поиграть с рыбками. Закинул, быстро вывел на поверхность, выманив из глубины троих голодных хищников. Приподнял вертушку над водой сантиметров на пятнадцать, макнул пару раз и повесил над водой. Тут же один, самый смелый, выпрыгнул из воды, вцепился в блесну и повис. Ишь ты, как котенок за бумажной бабочкой! Выловил семь штук, ровненькие, не крупные, сковороднички.

Тропу перегородила, упавшая осина больше полутора метров в обхвате, закинув вершину почти до середины реки. Старая тропа ныряла под нее и использовалась небольшими животными. Новая – вела в обход, виднелись полусгнившие пеньки срубленных березок-осинок обозначающих просвет в зарослях. Побежал быстрее, раздвигая мешающиеся ветки, стараясь обогнуть препятствие. Чуть выше колен уперся в переплетение молодых ивовых побегов, застрял, надавил всем телом и ощутил пронзающую, царапающую боль. Отпрянул. Сквозь рваную штанину сочилась кровь. Зажал рукой рану и всмотрелся в ветки. Вот оно что. Трос. Внимательно осмотрел. Восьми миллиметровый трос, с надкусанными жилами, заплетенными в звездочки, ощетинившийся острыми, ржавыми колючками, образовывал петлю, расправленную между сторонами тропинки. Конец троса уходил вверх и был зацеплен за верхушку согнутой березки.

Очеп7! Елки палки – не сработал! Проросший ивняк обвил давно не проверявшуюся петлю и не дал сработать ловушке, которая была рассчитана на лося. Дикий способ – ну хоть проверяли бы! Одна не ставится. Надо было искать еще. Срубил нагнутую березу и убрал петлю. Стал осторожно продвигаться дальше. Тропа разветвлялась. По зарубкам поднялся по откосу, нашел еще одну петлю. Убрал. Из-за пригорка нанесло, еле слышным, смрадом, кислинкой. Предчувствуя беду, побежал на запах. Остановился в бессилии. Руки опустились, глаза застила пелена. Выбитая донельзя площадка метров восемь в диаметре. Вся кора с деревьев спущена, не толстые осинки сточены почти до середины, как будто бобры поработали, только древесина облохмачена (у лосей нет верхних резцов). Земля, без какой либо растительности. Мертвое пятно в клочках не сгнившей лосиной шерсти. В центре, через сломанную и обглоданную елку, на тросе, болталась в зеленых ошметках ободранной, голой кожи, задняя лосиная нога. Остальной скелет, вычищенный добела и разобранный по косточкам, разбросан повсюду. Еще один удар под дых – разваленный, совсем небольшой, череп сеголетка. В срубленной осине, в вырубленном углублении, кусок серой технической соли. Кто-то устроил солонец, затянул подходы в мертвые петли и забыл про него. Представилась картина трагедии. Сам не без греха, но сотворить такое – в страшном сне не приснится. Корова с теленком пришла к солонцу и залезла ногой в капкан, рванулась, затянула петлю, решив свою участь. Держалась сколько можно, объела все вокруг, сколько позволял трос. Лосенок не ушел от матери и погиб вместе с ней. Видно набрел медведь, хотел утащить труп, но трос не дал. Жировал на месте. Мелкие зверушки подчистили остатки. Все что осталось от двух лосей белело теперь среди деревьев, омывалось дождями, отполировывалось червями, потихоньку погружаясь в землю, обрастая травой, исчезая, забываясь. Срубил высоко осинку и повесил череп лосихи, обошел все вокруг, уничтожил еще две петли, постоял. Надо идти. Уставший от увиденного, побрел подальше от этого места, унося в сердце еще одну глубокую царапину. Километра через два присмотрел местечко для ночлега, на высоком берегу, на повороте. Обустроился. Приготовил щуку на рожне. На сосновые лучины нанизал крупные куски рыбы, воткнул над углями, запек. Поужинал, соорудил нодью8, чтобы долго горело, и лег спать с тяжелой головой. Спалось плохо, ворочался и только под утро забылся недолгим сном.

Проснулся от комариного гуда, провел по лицу ладонью, размазав кровь. Спустился к реке умылся и не попив чая, пошел вдоль реки, оставляя след по росе. Обловил пару мест, поймал трех щук. Одна попалась крупная, долго барахталась, сопротивлялась и вроде бы уже сдалась, но, под конец, выпрыгнула вверх свечей, перевернулась пару раз в воздухе и, на излете, резанула снасть. Поводки я не использовал. Катушка ослабла, подтягивая пустую леску. Щука ушла вместе с блесной. Ловить расхотелось. Побежал искать морошковое болото. Несколько раз переходил с берега на берег и, наконец, наткнулся на ягоду. Удивительная все же ягода морошка – крупная, упругая на ощупь, маслянистая. Единственная ягода, которой можно наесться. Поставил рюкзак к сосенке и стал собирать еще влажные от росы янтарные слипшиеся жемчужины. Небольшое болотце, но урожайное. Быстро набрал пятилитровое пластмассовое ведерко, сделанное из канистры, удобно закрепляющееся на рюкзаке ремешками. Наелся сам. Присел к деревцу, окинул полянку взглядом – разве соберешь все?!

Вспомнился рассказ знакомого охотника из Суоярви Володи Паншукова, как он собирал морошку. На любой случай у него была своя история.

– Набрел как-то я на ягоду – дымя самокруткой и прищуривая глаза, начинал он.

– Крупная, оранжевая – вот-вот перезреет. Вынул короб, а рюкзак подвесил на сучок невысокой сосенки, что бы видно его было, ну что б не потеряться – пыхнет дымом, оглядится (слушают ли его). Слушали! Поразвесив уши, готовые верить в любую небылицу.

– Ну, так вот – собираю, увлекся. То сюда нагнусь, то туда, то боком пойду, то задом. Хороша ягода, быстро прибывало в коробе. Нагнулся за очередной ягодой, потянул на себя… И тут сзади толчок! Кто-то бросился мне на шею и вонзил когти. – Пораскрывали рты, ждали продолжения, затаив дыхание.

– Ну, думаю рысь, загрызет ведь. Рву из под себя руками и ногами мох, срываюсь с места, опять ногами шаркаю, цепляюсь, нога за ногу, падаю лицом в мокрый мох, скидываю нападавшего. Вскакиваю и вижу – передо мной лежит мой пустой рюкзак. Оказывается – не заметил сзади сосенку, на которую повесил рюкзак, подпихнул ее задом, сучок не выдержал – рюкзак упал на меня и металлическими пряжками вонзился мне в шею… Вот я и подумал – рысь набросилась.

Паншуков улыбался. Мы просили рассказать еще. А рассказов забавных было великое множество. На душе потеплело от воспоминаний.

Попил чаю. Взвалил изрядно потяжелевший рюкзак, дошел до старой, полузаросшей дороги на Колово и свернул от реки. В темноте вышел к деревне и на последнем автобусе уехал на Пудож.