Читать книгу Торговая, таможенная и промышленная политика России со времен Петра Великого до наших дней - Валентин Витчевский - Страница 6

Эпоха императрицы Екатерины II (1762–1796). – Фритредерские тенденции в таможенных тарифах с 1767 по 1782 г. – Либеральная промышленная политика и оценка ее

Петр Великий, как мы видели, почти насильно привил России, до тех пор еще совершенно первобытной, определенные хозяйственно-политические начала Запада. Если эта «европеизация» и не была вполне приспособлена к условиям русского народного хозяйства, то все же было установлено по крайней мере духовное соприкосновение с культурно и экономически более прогрессивными странами, выбранными в качестве образца для подражания. Западноевропейские течения и идеи легче, чем прежде, находили себе почву и распространение в России. Тонкий слой более или менее просвещенных элементов, покрывший к тому времени толщу темной народной массы, обнаруживал тенденцию усматривать в чужестранных образцах масштаб для оценки отечественных явлений и подвергать последние соответственной критике.

В особенности в последней четверти XVIII в. восприимчивость к «духу времени» сделалась в России необыкновенно интенсивной. Петровскими реформами высшие общественные круги выведены были из безнадежной ограниченности их кругозора. Если современники Петра Великого не сумели тотчас же проникнуться экономическими идеями Запада, то следующие поколения сделали в этом отношении большие успехи. Им помогло и то обстоятельство, что на трон вступила императрица, сама одухотворенная идеями просвещения и прогресса; то была Екатерина II (17621796), «философ на троне».

Источником философских и экономических идей Екатерины II была господствовавшая тогда французская школа; императрица заявила себя ревностной сторонницей светских гуманитарных идеалов Вольтера и Дидро и усвоила экономическое учение Кенэ и других физиократов. Если меркантилисты усматривали спасение подвластной массы в государственном принуждении, то по учению физиократов гармония экономической жизни создается свободой индивида в сфере хозяйственных начинаний. Индивидуалистическое учение о естественном праве проложило путь теории свободной торговли. По Кобдену, свободной торговли требуют «Бог и природа»; Екатерина II хотела внести и свою лепту в исполнение этого требования. Абстрактные идеи претерпевали, впрочем, при перенесении их на почву действительности весьма существенные изменения. Хотя Екатерина II придерживалась взгляда, что «торговля уходит оттуда, где ее угнетают, и приходит туда, где не мешают ее спокойному развитию», однако она была очень далека от того, чтобы открыть границы империи для беспрепятственной свободной торговли.

Как бы то ни было, таможенный тариф 1 марта 1767 г. представляет собой по сравнению с тарификационной политикой 1757 г. решительный шаг по пути к «свободной торговле». В секретных предуказаниях, которыми должна была руководиться комиссия для выработки тарифных ставок, намечаются, между прочим, следующие начала: 1) продукты, которые не могут производиться в России, но представляются необходимыми, должны оставаться свободными от обложения или же с них должны взиматься лишь совершенно незначительные пошлины; 2) товары, производство которых внутри государства еще не начиналось, должны оставаться свободными от обложения в видах поощрения земледелия и мануфактуры; 3) продукты, внутреннее производство которых представляется неудовлетворительным в качественном или количественном отношении, должны быть обложены в размере приблизительно 12 % их стоимости; 4) с продуктов, ввоз которых мог бы затруднить конкуренцию русским фабрикантам, пошлина должна составлять 3 % их стоимости, причем в мотивах указывается, что такая пошлина должна быть достаточна для поощрения производителей и что в противном случае производств не следует заводить[20]; 5) наконец, высокими ввозными пошлинами должны быть обложены предметы, служащие потребностям роскоши – по тогдашним понятиям[21].

Этот таможенный тариф, выработка которого началась тотчас же по вступлении на престол императрицы Екатерины II, в некоторых своих частях носит еще явные следы петровского меркантилизма. Поворот к более либеральному пониманию торгово-политических задач совершился лишь постепенно и обнаружился яснее только в таможенном тарифе 1782 г. Последний отменил прежде всего сохранившиеся еще вывозные пошлины и запрещения импорта и во многих случаях уменьшил тарифные ставки.

Неизмеримо более важным, чем облегчения, данные внешней торговле, было освобождение как внутренней торговли, так и промышленности от многочисленных тягостных ограничений, являвшихся частью пережитками из эпохи петровского правительственного гнета, частью отпрысками той произвольной и корыстной системы правления, которая господствовала до Екатерины II. Новая императрица тотчас же по вступлении на престол объявила отмененными все монополии частного и государственного характера в области торговли и индустрии. Впоследствии она торжественно провозгласила, что занятие промыслами свободно для всякого, и подтвердила свое стремление к созданию свободной внутренней конкуренции отменой учрежденной Петром Великим Мануфактур-коллегии. «Регламент Мануфактур-коллегии, – гласит соответственный указ, – был издан в такое время, когда для распространения полезных ремесел и фабрик собственная выгода казалась недостаточно заманчивой; тогда правительству приходилось, путем поощрения предпринимателей, бороться с существующими предрассудками. Но в настоящее время всем подданным предоставлена неограниченная свобода в их торговой и промышленной деятельности. Они не стеснены ни необходимостью испрошения концессий, ни надзором над их промыслами; лучшим и надежнейшим средством к развитию промыслов является теперь собственная выгода». Ввиду этого Екатерина «подтверждает», что «частные» фабрики и мануфактуры не должны быть рассматриваемы иначе как частной собственностью, которой каждый распоряжается по своему усмотрению, не испрашивая на то разрешения власти[22].

Из этих указаний следует прийти к заключению, что свобода хозяйственной деятельности и раскрепощение частной предприимчивости являлись краеугольным камнем в системе идей императрицы. Если прибавить к этому, что основным источником всякого внутреннего производства она считала сельское хозяйство и отменила запрещение вывоза хлеба, индустрию же считала заслуживающей исключительной поддержки лишь в определенных пределах, что машины она считала не безусловно и не при всех обстоятельствах полезными, так как они отнимают работу у рабочего и мелких производителей, и, наконец, что она восставала против роскоши и всяких монополистических привилегий, – то мы будем иметь все те взгляды императрицы, которые делают ее последовательницей физиократических принципов. При этом следует, однако, иметь в виду, что либерализм императрицы был весьма сомнительного свойства. Он обнаруживался только в сочинениях императрицы, реально же осуществлялся лишь постольку, поскольку это оказывалось совместным с политическими и фискальными интересами. Если, например, как уже упомянуто выше, введены были некоторые облегчения для ввозной торговли, то в основе этой меры лежало намерение удешевить сырье для внутренней индустрии; если, далее, императрица особо оттеняла важность мелкого производства вообще и в особенности ремесленного труда по сравнению с крупной индустрией, то и здесь решающее значение имели весьма реальные соображения.

«Сельская промышленность» сделала в течение XVIII в. поразительные успехи, частью в форме помещичьих промышленных предприятий, частью в виде самостоятельного семейного (кустарного) производства. Поместное дворянство было весьма заинтересовано в возможно широком распространении расцветавшего промышленного производства среди крепостных крестьян, ибо с этим, как мы это сейчас увидим, были тесно связаны его собственные материальные выгоды, и оно, как преобладающий при дворе общественный класс, сумело использовать в своих узкосословных интересах хозяйственно-политические течения эпохи и идеалистические наклонности императрицы. Те из крепостных крестьян, которые вместо того, чтобы отбывать барщину, занимались каким-либо промыслом и платили своим владельцам соответственный доходности промысла оброк, были для помещиков особенно выгодны. Отсюда и ревностная защита помещиками предоставления большей свободы промышленной деятельности крестьян. Они правильно уяснили себе, что в их руках находится главный рычаг национальной индустрии: человеческая рабочая сила.

Фактически русская промышленность развивалась в течение всего XVIII столетия главным образом на плечах крепостного крестьянства. И это почти одинаково применимо как к старым формам побочных сельскохозяйственных промыслов и кустарного производства, так и к новым фабричным организациям – и здесь, и там важнейшим фактором производства был крепостной труд. Создать прикрепленную к фабрике принудительным трудом рабочую массу долго составляло одну из серьезных забот государства, пока постепенно не вырос класс свободных наемных рабочих. Но пока эти свободные рабочие силы отсутствовали, именно несвободное население должно было доставлять материал для принудительных фабрик дворянства и государства, а равно недворянских владельцев (посессионные фабрики).

Промышленная политика императрицы Екатерины II существенно содействовала тому, что фабрики потеряли характер принудительных рабочих домов путем ограничения предоставленных прежде непомещичьим фабрикам привилегий в отношении покупки крепостных. Это не смягчило, впрочем, суровости крепостного права; отнюдь не преследовалось при этом и улучшение положения фабричных рабочих, но с точки зрения объективной хозяйственной политики это все же было прогрессом. В организованной Петром системе государственной опеки над промышленностью могла быть пробита брешь, так как экономические отношения не требовали уже такого же энергичного, как прежде, ведения промышленности на помочах; от этой системы пришлось отказаться в пользу принципа более свободной самодеятельности, так как политически-сословные влияния настойчиво указывали на необходимость нового порядка[23].