Читать книгу Вкус волчьих ягод - Валентина Гринкевич - Страница 7

На машине я доехала до конца деревни и припарковалась на более-менее ровном участке под одной из березок. Дальше проселочная дорога уходила в лес и была, действительно, не в лучшем состоянии. Чем убивать подвеску на таких ямах, правильнее прогуляться пешком. В этом я никаких сомнений не испытывала. К тому же Степка сказал, что дорога узкая, лес густой и, если придется на полпути разворачиваться, могут быть проблемы.

Я шла по лесу, и он мне не нравился: густой темный… Ветер шумел в ветках деревьев, иногда открывая взгляду яркое синее небо, но совсем ненадолго, будто дразнил. Где-то вдалеке негромко перекрикивались птицы. Земля мягкая, усыпанная хвоей и опавшей листвой так, что я даже собственных шагов не слышу.

Чем дальше уводила меня дорога, тем больше я сомневалась. Зачем мне этот хутор? Что скажу одинокой женщине? Чем обосновать забор воды из колодца? На кой вообще сдалась мне эта вода треклятая?! Надо было выписать результат и выбросить всё из головы. Есть ведь более приятные вещи о которых можно подумать. Егор, например…

Хотя какой Егор? Я замужем. Да. Пусть муж живет сейчас у любовницы и моей судьбой совсем не интересуется, но ведь штамп в паспорте пока никуда не делся. Или формальным штампом я просто прикрываю настоящую причину, по которой все еще мысленно называю Сёму мужем и не подаю не развод..? Может быть, на самом деле, я все еще… Нет! Нельзя даже думать! Сформулированное и произнесенные, пусть и мысленно, чувство окрепнет и начнет меня ранить… еще сильнее, чем сейчас… а мне надо излечиваться, а не усугублять болезнь…

Погруженная в свои мысли, я не заметила, как лес кончился. Даже остановилась от того, как неожиданно и внезапно перед глазами появился хутор.

Старая, совсем маленькая усадьба была похожа на забытый остров в океане леса. Приземистый деревянный дом с серой крышей, обильно поросшей мхом и лишайником. За домом среди деревьев угадывались очертания нескольких хозяйственных построек. Совсем рядом к забору притулился колодец. Чуть дальше небольшого размера огород и сад.

Хутор не выглядел совсем уж заброшенным, но ухода ему явно недоставало. Тропинка к калитке хорошо утрамбована. Забор весь увит диким плющом, так что сразу и не поймешь, то ли это рукотворный тын, то ли природа, сама позаботилась, взять одинокий дом в охранное кольцо.

Перед калиткой я остановилась и принялась осматривать двор, в попытке обнаружить хозяйку. Никого. Окна в доме темные. Висит ли на двери замок? Отсюда не разглядеть.

Дым из трубы не поднимался, но это ничего не значило… В последние дни октября по ночам холодно, но может с вечера хорошо натопили или используют электрообогреватели?

– Эй, хозяева! Есть кто дома? – громко крикнула я.

Мои слова даже эхо не подхватило, и ответа я не дождалась. Было тихо. Лишь поскрипывала во дворе старая груша, и под крыльцом краем глаза я уловила легкое движение. Наверное, ветер играет сухой травой, или туда юркнула кошка.

Похоже, что дома или никого нет, или занятая по хозяйству женщина меня не слышит. Колодец вон совсем рядом. Может я зайду, быстро водички черпану и уйду восвояси, никого не потревожив? А если кто выйдет… Скажу, что по лесу гуляла и к хутору случайно вышла. Чай лес здесь – не частная собственность, гуляй кто хочет.–Похоже, что дома или никого нет, или занятая по хозяйству женщина меня не слышит. Колодец вон совсем рядом. Может я зайду, быстро водички черпану и уйду восвояси, никого не потревожив? А если кто выйдет… Скажу, что по лесу гуляла и к хутору случайно вышла. Чай лес здесь – не частная собственность, гуляй кто хочет.

На калитке не то, что замка, даже щеколды не было. Только накинута на столбик петля, чтобы ветер калиткой не хлопал.

Но петля странная, не из веревки или проволоки, как можно было бы ожидать, а будто свитая из травы и тонких прутиков. Причудливо сплетена, а край петли весь в узлах: какие побольше, какие поменьше, а все вместе будто узор… Чего только в деревнях не придумают?

Под звук ржавых давно несмазанных петель я оказалась во дворе. Крикнула еще раз. Огляделась по сторонам. Никого.

В дом решила не идти. Ну правда… вдруг женщина отдыхает? Тем более, Степан говорил, что она уже стара. Может еще и слышит плохо… Мне тут буквально три минутки воды набрать. Я быстрым шагом направилась к колодцу, на ходу вытягивая из сумки специально приготовленную бутылку.

***

Будто тронуло что-то за плечо, кольнуло тупой иглой, на секунду сбило дыхание, которого и так не хватало…

Старуха, собиравшая клюкву с поросших мхом кочек, разогнулась. Взгляд обратила в себя, прислушалась к чему-то слышимой ей одной. Губы дрогнули сначала брезгливо, но после растянулись в полуулыбке. Женщина постояла еще несколько секунд, дернула головой и хмыкнула. Жаль клюкву бросать, совсем мало набрала… Но похоже, появились дела интересней, и кто знает, может толка от них будет поболее, чем от сушеных ягод.

Женщина оглядела поляну. Клюквы в этом году много, будто кто щедро окропил свежей кровью мох и тонкую траву – всё красно… Лес здесь влажный, болота рядом, самое место для кислых ягод. Но никуда не денутся. Кроме нее, собирать их здесь все равно некому. Да и много ли одной надо?

Женщина достала из-за пазухи небольшой холщовый мешочек, поднесла к губам и забормотала:

«Стой, злой, незваный, чужой, стой час, огонь угас, замри жизни силы запас, не повернись, не приближайся, меня дожидайся…»

***

– Чего тебе до воды моей? – раздался за спиной скрипучий старческий голос.

Я подскочила как ужаленная и обернулась. Передо мной стояла невысокого роста старуха. Лицо все посечено глубокими морщинами, волосы, выбивавшиеся из-под платка, совсем седые. Она была будто изможденная временем, сутулая под тяжестью прожитых лет, но в то же время… Взгляд ее был цепкий, внимательный, подмечающий каждую мелочь. За этими глазами чувствовался вовсе не стариковский ум.

Мне стало не по себе. Очень сильно не по себе. По спине пробежал холодок, а в кожу будто впились иголочки и разнесли по мышцам легкую ноющую боль, как если бы я долго стояла, не двигаясь, и тело затекло.

А еще вдруг стало неловко и даже страшно. Я растерялась, но хотела что-то ответить в свое оправдание. Открыла рот, чтобы произнести заготовленную заранее фразу, но язык не слушался. И не могла отвести взгляд от лица старухи. А та будто ощупывала глазами, копошилась в чувствах, читала мысли, видела мое прошлое… И только, когда сама захотела отпустить, узнав все что ее интересовало, старуха отвела глаза. Ко мне вернулся контроль над собственным телом и мыслями.

– Я по лесу гуляла… случайно хутор нашла… пить очень хотелось… – забормотала я, сама понимая, что несу околесицу.

– Пить захотелось? – с легкой ехидцей переспросила старуха, – Ну так пей!

Она кивнула на бутылку, с водой которую я успела наполнить из ее колодца.

Я смотрела растерянно, не зная, что делать.

– Пей! – с нажимом произнесла женщина.

Сердце в груди колотилось как бешеное. Я нехотя, но неотвратимо, будто кто меня заставлял, свинтила крышку с бутылки и поднесла к губам. От воды дохнуло болотным смрадом, тиной и затхлостью. Что за чертовщина? Когда я ее набирала, колодец был самым обычным, ничем таким не пахло. Скосила глаза и бросила взгляд на воду, оставшуюся в ведре.

Она была розоватой, с тонкими нитями красных разводов, будто туда линули крови. Рот наполнился вязкой слюной, в ушах зазвенело, к горлу подкатила тошнота, я чувствовала, что вот-вот потеряю сознание…

Пришла в себя, сидя прямо на земле, прислонившись к колодцу.

– Ну что ты девонька. Сомлела чегось… на вот водички попей… – причитала склонившаяся надо мной старуха и протягивала кружку. – У тебя дни эти … женские… Такое бывает. Еще, кажись, и не ела ничего с утра. А уже гляди солнце скоро к закату… как тут не сомлеть? Конечно, сомлеешь…

Болела голова, и я с трудом разбирала, что она говорит. Женские дни? Ну да, как раз. Но она-то откуда знает? И почему солнце к закату, я же только недавно приехала. А из города выехала утром. Сколько тут прошло? Часа два не больше…

Я поморщилась и поднялась на ноги, глянула на небо. Действительно, вечерело. Что за ерунда? К черту всю эту деревню с их колодцами и хуторами! Надо возвращаться домой!

– Спасибо. Мне уже лучше. Хотя воды, пожалуй, попью, – я взяла протянутую кружку и сделала большой глоток. Заныли зубы, но холодная вода меня освежила и приятно смочила пересохший рот и горло. Я допила воду до конца. Обычная. Без вкуса и запаха…

– Пойду уж, извините за беспокойство. У меня машина в деревне, и правда стоит возвращаться, пока солнце не село. Осенью темнеет рано…

– Иди-иди, девонька… Иди-иди… – согласилась старуха и смотрела мне вслед, пока я не вышла из калитки и не скрылась в лесу. Я спиной почти физически ощущала ее тяжелый, пристальный взгляд.

***

Довольная собой, бормоча под нос, старуха направилась в дом. Потопталась на крыльце, скидывая калоши и вдевая ноги в теплые поношенные тапки.

Свет в доме уже горел, корзинка с клюквой стояла на столе на кухне. Не переставая бормотать, будто разговаривая сама с собой, старуха пошла к буфету. Достала из рассохшейся полки холщовый мешочек. Перебрала травы, сушившиеся на печке. Из стоявшего в углу веника вытянула десяток тонких, гибких прутиков.

Вернулась за стол и сдвинув корзинку в сторону, принялась узловатыми пальцами доставать из мешочка камешки и в ведомом только ей узоре раскладывать на столе.

– Воструха, свечи зажги! – крикнула она не оборачиваясь.

Из-за печки выползло странное существо. Сначала на четвереньках, но через пару шагов распрямилось. Существо внешне было похоже на женщину карлицу, но с длинным, загнутым книзу носом, подвижным как у крысы, и большими ушами, которые стояли торчком среди рыжих нечесаных волос. Лицо вострухи маленькое, сморщенное, как печеная картофелина. Движения суетливые. Глаза будто черные бусины, без белков и зрачков.

Воструха притащила две большие белые свечи, наполовину уже оплавленные, и поставила на стол перед старухой. Чиркнула спичками, зажгла обе, отошла в сторонку, присела на лавку внимательно, наблюдая за происходящим, но не вмешиваясь.

Старуха ловко, несмотря на перекрученные артритом суставы, мастерила из травы куколку. Перевязывала красной ниткой так, чтобы получилась круглая голова и торчащие в разные стороны руки, накрутила нить на поясе, завязала на три узла, а концы оборвала, помогая себе зубами.

Отложила куколку в сторону и принялась мастерить из прутиков клетку. Когда весьма схематичное подобие клетки было готово, женщина поставила ее на разложенные на столе камешки и поместила внутрь куклу.

Оглядела, осталась довольна результатом. Свечи к тому времени хорошо разгорелись и их ровные оранжевые лепестки не дрожали и не чадили, а стройно вытягивались вверх, подсвечивая странный натюрморт.

– Золы из печи дай! – бросила старуха в сторону.

Домовичка проворно вскочила, открыла в печке нижнюю заслонку, набрала совком серую остывшую золу и поднесла старухе под правую руку.

Та зачерпнула жменю, сыпанула на стол так, чтобы зола покрыла столешницу тонким сизым слоем. Затем старуха принялась пальцем чертить на золе ломаную линию вокруг клетки, приговаривая громким зловещим шепотом, пока не замкнула линию в полный круг:

«Встанешь, не благословясь, пойдешь, не перекрестясь, из чужой двери, в лес, где живут звери. Ни полна луна, ни денег мошна, не укажут дороги, бушь сидеть как в остроге!»