Читать книгу Мой маленький Будда - Валентина Ласлоцки - Страница 8

В предыдущей главе я описала лишь один случай, когда нам надо было встать на защиту интересов Имике. То было наше первое сражение с чиновниками, но, к сожалению, далеко не последнее. За последние 15 лет таких случаев было предостаточно. Не говоря уже о бестактности, невежестве, равнодушии простых обывателей. Или напротив – об их неуместном желании помочь любой ценой. И каждый из этих случаев причинял боль, ранил душу. Я не таю обиду на тех людей. Многие из них действовали не по злобе, а лишь по незнанию. Но сердце ноет: Имике вырос, он вынужден часто выходить из дому один, а люди мало изменились за последние полтора десятка лет. С кем и с чем он встретится? И я не смогу его защитить, как делала это раньше.

1.

Однажды (Имике было тогда лет семь) мы ехали с ним на трамвае. Не было двух свободных мест рядом, и мы сели отдельно. Имике смотрел в окно и вполголоса комментировал то, что видел. Сам себе, как это делают дети, не обращая внимания на окружающих, но и не мешая им. Напротив меня сидела женщина средних лет. Она оглянулась на Имике и, приложив указательный палец к виску, красноречиво покрутила им: мол, «дурак». Она явно не знала, что это мой ребёнок, и обращалась ко мне, ожидая одобрительной реакции на своё тонкое наблюдение. Но напрасно! Более того, удивляясь самой себе, я преподала урок такта не в меру умной тётеньке. Когда на следующей остановке рядом со мной освободилось место, я намеренно громко позвала Имике:

– Иди сюда, сынок!

Я поставила её в неловкое положение. Она покраснела и, пытаясь сгладить свою бестактность, начала слащавым голосом разговаривать с Имике и одновременно льстить мне: «Какой милый у Вас мальчик!» Мне было жаль её, я поступила некрасиво: я пристыдила её, хотя не в моих правилах ставить людей в неловкое положение, тем более преднамеренно. Но я защищала своего ребёнка и надеялась, что она надолго запомнит это чувство стыда и в следующий раз в подобной ситуации оставит своё мнение при себе. Запомнила ли? Я-то до сих пор не могу забыть эту неприятную сцену, будто это случилось только вчера.

2.

Имике уже ходил в школу. В тот день, как обычно, после уроков я зашла за ним, и мы отправились домой. Я отпустила его руку, потому что на улице Батори практически не было движения и не надо было волноваться, что ребёнок вдруг выбежит на проезжую часть. К тому же Имике уже твёрдо усвоил, что ходить можно только по тротуару, переходить дорогу только по «зебре», а главное – не уходить далеко от мамы. Он всего на несколько метров бежал впереди меня, завернул за угол и… исчез. Я звала, искала, спрашивала прохожих, но Имике нигде не было и никто его не видел. Всё это произошло за несколько минут. Я вернулась в школу. Вместе с учителями мы решили ещё раз осмотреть окрестности школы, прежде чем обратиться в милицию. Но до последнего дело не дошло. На соседней улице в телефонной будке женщина, крепко ухватив Имике за руку, информировала отделение милиции, что она «нашла на улице брошенного душевнобольного ребёнка». Мы попытались объяснить, что ребёнок совсем не брошенный (то, что он не душевнобольной, объяснять было бы бесполезно!), что он был не один, что он мой сын. Да это было видно и по реакции Имике, когда он нас увидел. Но женщина чувствовала себя спасительницей, героиней.

– Как можно отпускать такого ребёнка одного?! – Её голос звенел от возмущения и негодования. – Ведь с ним всё что угодно может случится!

Она упивалась своей «человечностью», своим гражданским самосознанием, и ей даже в голову не могло прийти, что именно она оказалась тем самым «что угодно», тем опасным фактором, который я не смогла предвидеть. Другая опасность в тот момент Имике не угрожала.

3.

Похожий случай произошёл несколькими годами позже. Имике уже самостоятельно гулял в нашем районе, знал домашний адрес, кто его родители, не говоря уж о своих личных данных. Я спокойно отпускала его, так как была уверена, что он никуда не уйдёт, не заблудится, не будет играть на проезжей части. В тот день он вышел покататься на велосипеде, как это было уже много раз. Недалеко от нашего дома (за два небольших квартала) он остановился, по всем правилам «припарковал» велосипед на парковке перед каким-то учреждением, где стояло несколько машин, и стал играть на площадке, посыпанной гравием (замечу, он не бросал камни, не трогал машин). Из окна конторы увидели «странного» ребёнка, сообщили вахтёру. Вахтёр завёл Имике в здание и стал его допрашивать: «Кто такой? Что делал на парковке?» и т. д. Конечно же, ребёнок испугался и не мог ответить на его вопросы. Его посадили на стул и позвонили в районное отделение милиции: «Мы нашли больного ребёнка!»

К тому времени я уже хватилась Имике. Прошло больше часа, как он ушёл из дома. Я вышла посмотреть, где он, и не нашла. На машине мы объехали весь район, но его нигде не было. Мы позвонили в милицию, и нам сообщили, что нашего сына «нашли сердобольные люди».

Я понимаю, что эти «сердобольные люди», как и та женщина на улице Батори, не хотели ничего плохого. Но ведь они же не хватают любого ребёнка, который один идёт по улице, и не тащат его в милицию! Почему внешность ребёнка-дауна, который ведёт себя абсолютно адекватно, пробуждает в них неумолимое желание «помочь»? И чаще всего не тогда, когда он действительно нуждался бы в их помощи…

4.

Будучи в длительных загранкомандировках, мы лишь однажды столкнулись с «дискриминацией по внешним признакам». В Кувейте мы хотели записать Имике в бассейн, потому что знали: регулярные занятия спортом не только укрепляют физически, но и развивают логическое мышление, наблюдательность, улучшают способность концентрироваться, ориентироваться в пространстве и во времени. Администратор бассейна, бросив беглый взгляд на Имике, сразу же отказал нам:

– Я хорошо знаю таких детей! У нас в семье тоже есть один даун. Нет!

Слава Богу, не от него зависело, что наш сын научился плавать. Более того, те, кто хорошо знает Имике, называют его не иначе как чемпионом. Уже несколько лет он член спортивного общества «Водомерка», которым руководит чемпионка московской Олипиады Чилла Матэс. Имике освоил все стили плавания, показывает хорошие результаты, принимал участие в международных соревнованиях (в Венгрии и в Бельгии). Его медали надо уже не считать, а скорее взвешивать. Он с удовольствием ходит на тренировки. Но в Венгрии в бассейне он видит только людей с ограниченными возможностями. Они тренируются отдельно от «здоровых». Почему?! Они же не заразные!

Иногда (как правило, в плохую погоду, когда я еду за ним на машине) я жду Имике после тренировки, стоя на площадке перед бассейном, и невольно обращаю внимание на родителей, которые тоже ждут своих детей. «Наших» сразу можно узнать. Они всегда стоят чуть-чуть поодаль и даже между собой редко общаются. Будто они относятся к какой-то низшей касте, представители которой не имеют права приближаться к «благородным». Будто они стыдятся самих себя, испытывая неловкость за то, что произвели на свет ребёнка, который не всем нравится. А ведь стыдиться надо было бы не им, а как раз тем, кто вынуждает их испытывать это чувство. Тем, кто считает себя «нормальными». Тем, кто считает ниже своего достоинства даже разговаривать с нашими детьми. Сколько раз во время прогулки с собакой мне пришлось выслушивать нарекания от таких же владельцев собак (привожу дословно):

– Скажите ему (не «вашему сыну» или «ребёнку», а просто «ему»), чтобы он выводил свою собаку на поводке! – и кивок головой в сторону Имике. Мне хочется объяснить им, что Ими не глухой, он всё прекрасно понимает, и с ним можно разговаривать без посредника. Да, у него «на лице написан» его диагноз, ну и что?.. Но чаще всего я молчу или просто извиняюсь за своего сына. Неужели во мне тоже потихоньку вырабатывается комплекс «низшей касты»? «Простите, что мы живём на вашей территории!..»