Читать книгу Динка - Валентина Осеева - Страница 7

Изо рта Динки льется вода, из груди вырывается громкий плач.

– Ну, оживела теперь! – весело говорит белобрысый паренек.

– Чья такая? – сочувственно спрашивает простоволосая женщина.

– Да, видать, с дачи. Мало ли их тут понаехало, – отвечает ей товарка.

– Да… река, она шутить не любит, – глядя на девочку, глубокомысленно бросает седой рыбак.

– И ведь скажи, куда заплыла-то! Чего ее занесло? – удивляются собравшиеся на берегу.

– А я тута недалечко белье полоскала. Слышу, ребята шумят: девчонка топнет! Батюшки, думаю, не моя ли? И, как была, подхватилась, бегу, ног не чую! Ведь вот тоже цельный день в воде торчит, хоть говори, хоть не говори… Ну, думаю, убью, на месте убью, коль моя! – тараторит какая-то женщина. – Ведь мне за ней приглядывать некогда… Я внаймах живу! – Она глубоко вздыхает и, взглянув на Динку, машет рукой: – Слава богу, не моя!

Девочка сидит на песке в мокром платье, с волос ее стекает вода, в ушах стоит шум. Она разбита, уничтожена, побеждена самым позорным образом, ее тащили за волосы, топили, как щенка. Она боится поднять голову, открыть глаза. Голоса взрослых долетают до нее откуда-то издалека, она не слушает и не понимает, о чем они говорят.

– Вот ты баешь: не моя – и слава богу! А что твоя, что чужая – все едино живая душа. Ведь это когда б не мальчонка, дак поминай как звали… – рассуждает рыбак.

– Он ее, дяденька, еще с баржи приметил да как сиганет в воду! – захлебываясь, объясняет подросток.

– Верно, верно, когда б не он, пропала бы… – подтверждают вокруг.

– Ишь сочувственный какой. Сам-то небось напужался до смерти… Инда трясет его, бедняжечку, – раздаются жалостливые голоса женщин.

– Обыкновенное дело, тоже воды хлебнул немало… А между прочим, мы с Митричем тащим их, а он вцепился ей в гриву и не пускает… Пусти, кричу, Лень! А он держит. То ли рука у него онемела, то ли боялся, что упустим ее, – усмехаясь, рассказывает белобрысый парнишка.

Ленька, стоя поодаль, ежится от озноба. Длинные холщовые штаны липнут к его ногам, лицо покрыто мелкой рябью, глаза смотрят испуганно… К кучке людей торопливо идет хозяин баржи…

– И ведь вот как чудно на белом свете, – степенно рассуждает Митрич. У него мягкие курчавые волосы с сильной проседью и такая же курчавая с проседью борода, а глаза светлые, лучистые. Такие глаза со светинкой называются «божий дар», и все, что бы ни говорил Митрич, они освещают своим внутренним чувством. – Чудно… – повторяет он, покачивая головой. – У бедного человека полна изба, иной и рад бы от лишнего рта ослобониться, дак вот ведь живут и в огне не горят и в воде не тонут, а у господ и няньки, и мамки, а дите углядеть не могут.

Динке холодно, она съеживается в комочек и еще ниже опускает голову. Какая-то женщина наклоняется к ней, гладит жесткой ладонью мокрые волосы и участливо спрашивает:

– Сымешь платьице-то? Пущай просохнет на камушках.

Но прикосновение чужой руки к волосам причиняет Динке сильную боль, она мотает головой и открывает глаза.

– Вставай, вставай, барышня! Накупалася, голубушка, вдосталь, другой раз не полезешь эдак-то, – ворчливо говорит прачка, отжимая подол Динкиного платья. – Ишь какая дачница купальная!

В кучке собравшихся слышится смех. Трошка и Минька, скрываясь за спинами людей, отходят подальше. Под тяжелыми сапогами хозяина баржи скрипит песок.

– Чего это тут собрались? – хмуро спрашивает он, бесцеремонно раздвигая народ и разглядывая Динку.

– Да вот утопленницу вытащили из воды. Ленька твой спасал… – поглаживая бороду, говорит Митрич.

– А и где он, Ленька-то? – оглядываясь, спрашивает хозяин баржи.

– Я тута, – тихо отзывается Ленька.

– Я те дам «тута»! – грубо передразнивает его хозяин. – Ты на барже должен быть. Пошто ушел без моего спросу?

Ленька со страхом смотрит в бородатое лицо.

– Так ведь он человека спасал, чего кричишь, Гордей Лукич? – вступается белобрысый паренек.

– Ты не пужай мальчонку зря, чего его пужать? Он не по своей воле убег! – говорит Митрич.

Хозяин молча отстраняет их, делая шаг к Леньке.

– Я ему покажу свою волю! Зачем убег, спрашиваю? – снова обращается он к мальчику.

Громкий и сердитый голос выводит Динку из оцепенения. Она широко раскрывает глаза и, подавшись вперед, с ненавистью смотрит в бледное лицо мальчика с баржи, на мокрые пряди волос, прилипшие ко лбу, на синие губы. Ведь это же он! Это он ее топил! Она бы выплыла, волшебный лифчик сам вынес бы ее на берег, и она не захлебнулась бы водой…

– Зачем убег, спрашиваю? – гремит голос хозяина. Ленька, переминаясь с ноги на ногу, слабо взмахивает рукой, указывая на Динку:

– Вон… она тонула.

– Врет! Врет! – с неожиданной яростью вскакивает Динка. – Это он топил меня! За волосы! Топил! Топил! – Голос ее прерывается громким плачем. – Я маме скажу! Я все маме скажу!

Кучка людей с изумлением расступается.

– Ого! – слышится в толпе. – Вот те фунт!

Хозяин медленно подходит к Леньке и с размаху бьет его по щеке.

– Я не топил! – вскидывая вверх руки, отчаянно кричит Ленька.

Хозяин снова подымает тяжелую ладонь… Женщины, громко охнув, сбиваются в кучку.

– Стой, стой! – хватает его за рукав белобрысый паренек. – За что бьешь? Ты людей спроси…

– Чего кулаками сучишь, ирод поганый! – придя в себя, наступает на Гордея Лукича прачка.

– Кому веру даешь? Мы все на берегу были! – кричат вокруг женщины.

– Измываешься над сиротой. Бога не боишься! – причитают они, заслоняя собой Леньку.

– Мы все видели! Дяденька, не трожь его! Это она врет, ей-богу, врет! – волнуются подростки. Митрич сурово качает головой:

– Эх, ты, Гордей… Кулачник! За святое дело разбой учиняешь.

– А мне плевать на это дело! И совет ваш здесь не нужон. Я из-за него неприятности себе иметь не желаю! – Он указывает толстым пальцем на онемевшую от испуга Динку. – Слышь, матери жалиться пойдет! А кто отвечать будет? Хозяин! Да я с него три шкуры за то спущу!.. Пошел домой, гад!

Он хватает Леньку за плечо, тяжелым пинком бросает его вперед и, не глядя на людей, молча шагает за мальчиком, по пути настигая его ударами кулака. Ленька, плача и спотыкаясь, бредет по берегу. Вдогонку ему несутся горестные причитания женщин:

– Ох, божечка, божечка! И вступиться-то некому!

– А как ты вступишься, когда его полное право над мальчонкой, – хмуро говорит Митрич.

– Гляди, гляди! Опять бьет! Да что ж это такое, люди добрые! – волнуется прачка.

– Эх ты, паскуда! – неожиданно бросает Динке белобрысый парень и, сплюнув на песок, утирает рот рукавом. – Знал бы, не вытаскивал тебя, подлюку!

Общий гнев обрушивается на девочку.

– Маленькая ты, а бессовестная! Совести в тебе нет! – сурово корит ее рыбак Митрич.

– У-у, змееныш! Задушить тебя мало, не то что спасать! – знойно шипит прачка. – Чего мальчонку под кулак подвела? Ну? Что рот раззявила? Беги, жалься мамашеньке своей!

– Что ж, господское дите. Яблоко от яблони недалеко падает. Ихняя благодарность известна… – вздыхает другая женщина. Откуда-то из-за спин трусливо выглядывают Трошка и Минька.

– Тетенька, тетенька! Это Макака! – дергая прачку за рукав, гнусавит Минька. – Она знаешь какая язва! Чуть что – и в драку лезет!

– И каменьями кидается, – добавляет Трошка. Но Динке сейчас не до них. Как затравленный зверек, она испуганно водит глазами по лицам взрослых. Среди этих недобрых лиц – испещренное морщинами лицо старого рыбака. Мягкий укоряющий взгляд его внушает доверие. Динка бросается к нему.

– Дядечка! Дядечка! – бормочет она, прижимаясь к потной рубахе Митрича и захлебываясь слезами. – Дядечка… тот мальчик топил меня или спасал?

Женщины невольно затихают. Митрич наклоняется к девочке и удивленно смотрит в ее умоляющие глаза.

– Топил или спасал? – отчаянно цепляясь за него, повторяет свой вопрос Динка.

Митрич кладет руку на ее голову.

– Спасал, дурочка… – мягко говорит он.

– А… за волосы… зачем? – всхлипывает Динка.

Лицо Митрича освещается грустной улыбкой.

– Ну как – зачем? Ведь утопший не сознает себя, цепляется. Завсегда их за волосы хватают, – объяснил он.

Динка разнимает руки и, не глядя ни на кого, идет по берегу. Ноги ее тонут в песке, спотыкаются о камни.

Громкий плач доносится до оставшихся на берегу.

– Жалеет, – с чувством говорит Митрич и, словно извиняя девочку в глазах всех присутствующих, поясняет: – Глупая еще… Ишь, спрашивает, зачем хватал за волосья…