Читать книгу Русские женщины привилегированных сословий в Италии и на Лазурном берегу Франции - Валентина Петровна Олейникова - Страница 2

Глава 1. Формирование и развитие российской диаспоры в итальянских государствах
1.1.Зарождение и развитие русско-итальянских политических и социально-культурных связей

Оглавление

Официальный интерес к Италии со стороны России впервые проявился в XV веке. Сложная ситуация в Европе, общая турецкая опасность, заставлявшая искать надежных союзников, коммерческие интересы стали причиной нескольких дипломатических поездок как из Флоренции в Москву, так и обратно. Плыли по довольно сложному маршруту: из Архангельска вокруг континента до Ливорно, а затем оттуда добирались до Флоренции[51]. Со своей стороны папский Рим имел намерение обратить Русь в католическую веру[52]. Интерес к Италии у русских никогда не угасал, ибо это была не только заинтересованность в поиске торговых партнеров и политических союзников против серьезного врага – Турции, но также искреннее признание того, что «римские храмы далеко превосходят остальные всего мира красотой, вложенным в них трудом и великолепием»[53].

Во второй половине XV в. Московское княжество, собрав вокруг себя разрозненные земли Северо-Восточной Руси, освободилось от Ордынской зависимости. Новый статус потребовал соответственного архитектурно-эстетического оформления, что стимулировало рост интереса к изучению итальянского опыта. Из Италии в Россию поехали купцы и мастера как пушечного, так и строительного дела, впоследствии часто не возвращавшиеся[54]. Русские бояре видели почти в каждом шпиона Папы Римского, а потому назад их не желали отпускать.

Папа Сикст IV способствовал заключению брака между Иваном III и племянницей последнего византийского императора Зоей Палеолог. В этом поступке также проявилось желание иметь союзника в борьбе против Турции. В мае 1472 г. русские послы прибыли в Рим на переговоры, где были хорошо приняты папой. В базилике святого Петра было совершено бракосочетание через доверенное лицо. Зою отправили в Россию, где она получила имя Софья[55]. С этого момента, по мнению итальянского журналиста Д. Пуччо, «при царском дворе подул ветер перемен… Невесту Ивана III сопровождала многочисленная свита из доверенных лиц, среди которых были и венецианские врачи Антон Немчина и Леон Жидовин»[56]..

Софья предложила пригласить итальянцев для возведения в Кремле нового храма Успения Богородицы. Итальянские архитекторы должны были перенести изысканные формы Ренессанса в российскую столицу. По «научению» воспитателя Софьи – кардинала Виссариона – посол великого князя С. Толбузин доставил А. Фьорованти, главного архитектора Болоньи, имевшего на Апеннинах известность инженера-специалиста по выправлению и укреплению заваливающихся башен. В 1484 г. – через 5 лет после окончания работ над собором – Фьорованти, теперь уже как специалист в области артиллерии, был отправлен помогать другому итальянцу – А. Фрязину – строить стены Кремля[57].

Уже на рубеже XV–XVI веков лучшие умы Италии понимали, что на их родине архитектура Возрождения оказалась сильнее в теории, чем на практике, что неоднократно отмечалось историками архитектуры. «Ренессанс XV в. во многих отношениях был более велик в том, что он хотел сделать, чем в том, что он действительно сделал»[58], а потому «архитектурное сотрудничество» Италии и России оказалось чрезвычайно выгодно как для начинающих русских мастеров, так и для опытных итальянских творцов[59]. Гениальные работы итальянцев по переустройству Московского Кремля повлияли на развитие русской архитектуры на рубеже XV–XVI вв., что затем повторилось в начале XVIII столетия, а также в его конце.

В архивах также сохранились сведения о поисках политического и торгового сотрудничества. В 1526 г. на переговоры между Василием III и польским королем Сигизмундом I … был приглашен и представитель папского престола Джан Франческо ди Потенца[60]. Русскому послу было поручено предложить папе Григорию XIII «быти в единачестве и в докончанье и против басурманских всех государей стояти заодно хотим».


Царь Иван IV обещал предоставить свободный проезд итальянским купцам через Россию в Персию и Индию. Уже в середине XVI в. в Москве торговал флорентиец Д. Тедальди, пользующийся доверием Ивана Грозного. Именно с его слов иезуит А. Поссевино[61] писал о российском царе: «Иван Грозный вопреки тому, что о нем говорят, человек современных взглядов. Его постоянная забота – это вывести свое государство из той обособленности, от которой оно страдает»[62]. В 1602 г. по просьбе великого герцога Фердинанда I царь Борис Годунов дал разрешение на торговлю в русских землях уроженцу Флоренции С. Луссию с сыновьями[63].

Великое герцогство Тосканское более других итальянских государств, продолжало прагматично сближаться с Россией. Одним из самых ярких примеров были инициативы по развитию главного порта государства – Ливорно. В 1592–1593 гг. Фердинанд I Медичи издал два указа, получившие общее название «Ливорнийское законодательство» («Legge Livorniana»). Герцогство нуждалось в развитии морской торговли и экономики, поэтому коммерсантам, принадлежавшим к некатолическим религиям, гарантировалась свобода культа, в том числе погребений. Организованное православное греческое кладбище в Ливорно и поныне остается единственным самостоятельным православным некрополем на итальянской территории. Учрежденное в 1778 г., оно пользовалось покровительством российских властей. На гравюре конца XVIII в., изображающей ливорнийское кладбище, начертано: «Sotto l'alta protezione di S. M. Paolo l'Imperatore di tutte le Russia» («Под высочайшим покровительством Е. И. В. Павла, Императора Всероссийского»). Среди погребенных в Ливорно были подданные Российской империи, скончавшиеся во Флоренции, Риме, Пизе, Неаполе[64]. Первая официальная делегация из России посетила Ливорно по пути в Венецию в декабре 1656 г. Посольство возглавляли И. Чемоданов и дьяк И. Постников. Губернатор Ливорно Серристори сообщал герцогу Леопольду во Флоренцию о распорядке дня московских послов, прикрепляя к своим письмам сводки из газет[65]. Интерес к нравам северной державы проявился в 1657 г. в нескольких городах Италии, где вышли произведения: «Путешествия по Московии» А. Олеария и «Московия» Р. Барберини.

Сложность отношений с Венецианской республикой объяснялась нерешительной позицией русских царей в вопросе оказания помощи в ее борьбе с турками. У венецианского посла Альберто Вимина да Ченеда, проделавшего огромный путь, чтобы склонить Россию на союзничество, осталось неприятное впечатление от «политики невмешательства» царя Алексея Михайловича. Неудивительно, что посольство И. Чемоданова оказалось безрезультатным, русским было отказано в праве беспошлинной торговли[66].

Петр Великий изменил не только направление русской внешней политики. Огромное внимание он уделял проблемам градостроительства, поэтому стремился, как приглашать в Россию итальянских зодчих, так и готовить в творческой атмосфере Италии свои инженерно-архитектурные кадры, ибо «заботился дать образование дворянам больше, чем другим сословиям»[67].

В благодарность за союз в борьбе с Портой Петр попросил Венецию принять нескольких «недорослей» для обучения морскому делу и артиллерии[68]. Он помнил об отрицательном опыте правления Бориса Годунова, когда ни один из русских студентов, посланных на обучение в Европу, не вернулся, и все же рискнул[69].

Среди первой группы, отправленной для учения в Голландию, Англию и Италию, были члены видных придворных семей, 23 человека имели княжеский титул[70]. Таким образом, начиная с петровского времени русские еще сильнее сосредоточили свое внимание на Италии как стране, «…где следовало совершенствоваться художествам, откуда можно было приглашать архитекторов, живописцев, скульпторов, декораторов для оформления обеих столиц»[71]. Италия стала одним из самых важных пунктов в топографии путешествий петровского времени – дипломаты посещали Рим, Флоренцию, Мальту; молодые дворяне в Венеции учились морскому делу, в Падуе – медицине, в Рим изучать различные искусства поехали П. Ерохин, Т. Усов, Ф. Исаков, П. Колычев, И. Мордвинов[72].

Своего сподвижника П. Толстого Петр Великий направил в Италию для «обучения навигацкой науке». Любознательный Петр Толстой не только в совершенстве овладел итальянским языком, но и вел дневник своего двухлетнего путешествия. Один из потомков в этой связи писал о Петре Андреевиче: «Вообще он все сравнивал с тем, что знал и видел в России». Не могла не поразить его Венеция, где «водяные улицы», да к тому же «саней и вовсе не знали». По всей Италии привлекли внимание Толстого монастырские библиотеки и аптеки. В Падуе осмотрел аптекарский огород. Очень понравилась неаполитанская академия, где насчитывалось более 4 тысячи студентов, которые «… учатся до философии и до богословия и иных высоких наук и анатомии»[73]. Проявляя большой интерес к книгоиздательству в библиотеке одного монастыря обнаружил прекрасно изданный фолиант на латинском языке: «История Московская». На досуге перевел «Историю о настоящем управлении Турецкой империи». После возвращения на родину П. А. Толстой стал известным политиком, сделав свою карьеру на «неаполитанском деле» царевича Алексея[74], ибо за мастерски проведенную операцию по захвату беглого царевича был удостоен в благодарность графского звания[75].

В этот же период к политико-дипломатическим мотивам отъезда добавились не только образовательные и религиозные, но и выезд очень незначительной части молодежи по «романтическим» причинам: одни чувствовали «зов дальних морей», другие искали «лучшей доли». К концу XVIII столетия по всей Европе, как столичной, так и провинциальной, окончательно сложилась еще один обычай – традиция выезжать за границу для завершения теоретической части программы обучения. В Россию эта «мода» на образовательные поездки молодых людей проникла опять-таки из Европы. Согласно идеям европейского просвещения образование и усвоение достижений предшествующих культур должно было идти как теоретически, так и путем непосредственного знакомства с их памятниками и, в первую очередь, с памятниками античных культур. Как писал в 1779 г. французский литератор Ж. Ж. Лаланд: «В Италии красивых, важных и уникальных вещей больше чем во всей остальной Европе»[76].

В 1791 г. во время путешествия «с целью изучения искусств и наук древности» скончался в Риме 24-летний дворянин из Ливонии Вильгельм фон Гроте, заведующий императорскими конюшнями Екатерины II. Благодаря стараниям его родного брата Фридриха, на могиле был установлен мраморный саркофаг. Погребение сына рижского купца на кладбище Тестаччо в Риме является самым старым среди сохранившихся захоронений российских подданных в Италии[77]. Впоследствии традиция посещать Италию в рамках общеевропейского путешествия распространилась среди русской знати всех возрастов. «Два города – Рим и Неаполь, казавшиеся воплощением эстетических и моральных ценностей Южной Европы, олицетворяли собою итальянский миф единства природы и искусства. Входящие в обязательную культурную программу для всех путешествующих по Европе, эти города были также вожделенной целью русских художников, интересовавшихся, прежде всего, классической античностью и поздним итальянским Возрождением. В начале XIX в. особое значение начинает приобретать Флоренция»[78].

В то же время все больше развивалась традиция приглашать итальянских архитекторов и художников в Россию. Одним из первых по рекомендации ландграфа Гессен-Гамбургского Петр I пригласил графа Ф. Санти – пьемонтского дворянина, который в 1722 г. был определен «для отправления геральдического художества», т. е. составлять геральдику российских городов. В 1739 г. российскую столицу посетил итальянский просветитель Франческо Альгаротти в составе делегации, прибывшей на свадьбу Анны Леопольдовны. В дневнике путешествия, легшем в основу книги «Письма о России», автор писал о харизматической миссии Петербурга, как «окнище (finestrone – В. О.), вновь открытом на севере, из которого Россия смотрит в Европу»[79]. Данная аллегория впоследствии была использована А. С. Пушкиным[80].

В списке всемирно известных итальянцев, строивших Петербург – имена архитекторов Ф. Растрелли, А. Ринальди, Дж. Кваренги, К. Росси[81]. Как уже было отмечено выше, среди них было немало и художников, ибо в XVIII веке влияние иностранных мастеров было так велико, что «практически все наши художники были либо их прямыми учениками, либо копиистами. Так, летом 1756 г. императрица Елизавета Петровна пригласила художника Пьетро Деи Ротари, известного портретом вышеупомянутого графа пьемонтского Франца Санти»[82].

Выступления итальянских артистов, особенно оперных певцов, также становилось неотъемлемой частью жизни русского двора. Это привело к организации в Санкт-Петербурге постоянной итальянской колонии, состоявшей, в основном, из зодчих и артистов.

Священник датского посольства писал: «Императрица содержит итальянскую труппу, состоящую примерно из 70 оперных певцов. Им выплачивают очень большое жалование… Они ведут жизнь, подобную знатным особам»[83]. В 1735 г. в Петербург со своей оперной труппой приехал неаполитанец Франческо Арайя, осуществивший постановку нескольких опер. Во второй свой приезд (уже при Елизавете Петровне) Арайя пробыл в России до воцарения императрицы Екатерины II – до 1762 г. Он, как и его коллеги, умел приспосабливаться к вкусам новой публики. Неаполитанские композиторы – Пиччини, Йоммелли… – славились по всей Европе тем, что умели трансформироваться под «стиль» французов, немцев, русских. В 1755 г. в Москве Ф. Арайя написал музыку для первой русской оперы «Цефал и Прокрис», что стало событием в истории музыкальной культуры. Либретто оперы было написано на русском языке А. П. Сумароковым. «Санкт-Петербургс-кие ведомости» писали: «Происходящее … увеселенье … великолепием возбуждает общее удивление. Шестеро молодых людей российской нации … представляли сочиненную полковником Сумароковым и придворным капельмейстером господином Арайем на музыку положенную оперу Цефал и Прокрис»[84].

В. П. Одоевский отмечал творческую деятельность и других мастеров оперного искусства: «С царствования Елизаветы Петровны (1741–1761) у нас появились итальянские певцы и капельмейстеры, между прочим, Галуппи, славный тогда преимущественно как сочинитель опер буффа»[85]. В открытом при Екатерине II «Эрмитажном театре» капельмейстерами были Сарти, Паизиелло, Чимароза, Галуппи. В оркестре играли Лолли, Виотти, Буньяни, Роде; пели примадонны Габриелли, Маркези, Тоди, Можорлети, Шевалье, Мандини[86]; танцевали Ле Пик, Дюпор, Росси, Сантини, Канциани. Декорации для театра писали Гонзаго и Губерти[87]. За техническую часть отвечал Бригонци. Перечень фамилий говорил о вкусах двора, что учитывалось при организации императорского театра. Так, на сцене театра в Эрмитаже, была поставлена комедия «Обманщик», сочиненная Екатериной II по поводу выступлений А. Калиостро и его супруги Л. Феличиане. И аристократы, убедившиеся в 1778–1780 гг. в незаурядных способностях Калиостро, вынуждены были принять мнение императрицы в качестве истины в последней инстанции и занести имя мага в разряд, «потерпевших неудачу» в России[88].

В мемуарной литературе сохранились исторические анекдоты об увлечении императорского Петербурга итальянской певческой школой. Так, французский мыслитель и моралист Николя де Шамфор в своих «Анекдотах и характерах» рассказывал о том, как императрица Екатерина II возжелала «иметь» в Петербурге вышеупомянутую певицу Габриели. Та запросила «пять тысяч червонцев на два месяца». Императрица приказала передать, что она подобного жалованья не дает ни одному из фельдмаршалов. «В таком случае, – парировала итальянка – пускай ее величество своих фельдмаршалов и заставляет петь»[89].

Пик популярности итальянских певцов совпал с гастролями великой Анжелики Каталани, посетившей столицу России в 1823 г. А 6 января 1825 г. итальянская прима участвовала в открытии в Москве здания Большого театра. Получив наслаждение от пения московских цыган, певица – в знак восхищения – подарила шаль цыганке Стеше, о чем написал А. С. Пушкин:


Не отвергай смиреной дани,

Внемли с улыбкой голос мой,

Как мимоездом Каталани

Цыганке внемлет кочевой[90].


Вершина же увлечения итальянским балетом (и начало создания русского) пришлась на 1830-е гг. Именно в это время приехала в Россию дочь известного итальянского танцовщика Ф. Тальони – выдающаяся романтическая балерина Мария Тальони, которая танцевала в Петербурге пять сезонов подряд, с 1837 по 1842 г. «Марию Тальони, – писал один из русских критиков, – нельзя называть танцовщицей: это – художница, это – поэт в самом обширном значении этого слова. Появление Тальони на нашей сцене принесло невероятную пользу всему нашему балету, и в особенности нашим молодым танцовщицам»[91].

К итальянскому творческому бомонду российской столицы постепенно стало присоединяться и торговое сословие, за благонадежность которого давали свои поручительства посольства. Например, Санкт-Петербургская управа Благочиния выдала билет для свободного пребывания в Санкт-Петербурге уроженцу из Милана конфетчику П. Аквати, который предоставил поручительства от неаполитанского министра дуки (герцога – В. О.). Серра Каприолы «на основании Высочайшего Манифеста ноября от 30 дня 1806 г. об иностранцах, по виду из комиссии для разбора иностранных учреждений»[92]. Итальянская колония «до 1828 г. была гораздо многочисленнее. Самый видный… был не из торгового сословия, а живописец и поэт Тончи… По части старинных картин был Бачи-Галуппи. Крупными виноторговцами были Нольчини, Ториани, Джулиани… Де Доменичис, профессор итальянской литературы при Московском университете, Кампиниони – скульптор, Монигетти – торговец гастрономических припасов, Диотти – оптик … Курти – макаронный фабрикант, Мориани, Томазини, а позднее Сапьенца, все трое – учителя пения… Потомство их обрусело. А. Нольчини переселился в Смоленск, держал гостиницу и был даже городским головою»[93].

Таким образом, «итальянцы и все итальянское было вокруг, входило в моду, веяло Европой и легкостью»[94]. Росло увлечение итальянским языком. По воспоминаниям А. П. Керн: «Мы вместе читали, работали и учились итальянскому языку у господина Лангера, тоже лицеиста»[95]. Биограф А. С. Пушкина, П. В. Анненков писал: «Пушкин успел выучиться на Юге по-английски и по-итальянски – и много читал на обоих языках», причем, в основном, поэт учился говорить по-итальянски в общении с многочисленными «носителями языка», в которых не было недостатка в Одессе[96].

С XVIII в. участились заграничные гастроли и итальянских цирковых артистов. О них историк цирка Д. Жандо писал: «Отсюда родом… (из северной Италии – В. О.) знаменитые семьи итальянских артистов, которые объехали весь свет и оставили наследников во всех концах земного шара»[97]. В России их привлекала и щедрая оплата их таланта, и горячий прием со стороны неизбалованных русских зрителей. Многие гастролеры осели здесь навсегда, положив начало цирковым династиям – Феррони, Танти, Валери, воспитав целую школу акробатов, борцов, клоунов, наездников. Цирк братьев Труцци, созданный в XIX столетии, пользовался огромной популярностью и в начале XX в., с успехом гастролируя в 1906 г. по России[98].

В итоге, благодаря отправке дипломатических миссий в итальянские государства, налаживанию контактов с Папой Римским, работе итальянцев в России и созданию итальянской колонии в Санкт-Петербурге, шло узнавание двух народов и укрепление социально-культурных и политических связей. Более того, как верно отметила исследователь С. А. Тетдоева, Санкт – Петербург стал ярким примером проявления такого процесса развития межкультурных связей, как «стимулированная диффузия», когда одна культура не просто проникает в другую, а стимулирует в ней творческие процессы»[99]. Диалог культур и традиции дружеских отношений должны были способствовать установлению и развитию официальных взаимоотношений между Российской империей и государствами Италии, созданию дипломатических служб, представляющих интересы своих государств и покровительствующих частным интересам своих подданных, выезжавших за границу.

51

Di Salvo M. La missione di I. Сemodanov a Venezia (1656–1657): osservazioni e nuovi materiali // Archivio italo-russo. A cura di D. Rizzi e A. Shishkin. – Trento, 1997. – P. 57–84.

52

Инфессура С., Бурхард И. Дневники // Документы по истории папства XV–XVI веков. – М., 1939. – С. 59.

53

Поссевино А. Исторические сочинения о России XVI века. – М., 1983. – С. 60.

54

Габрический Г.А. Итальянские зодчие в России // Россия и Италия. Вып. 2. – М., 1996. – С. 225–231; Подъяполъский С.С. Итальянские мастера в России ХV-ХVI веков // Россия и Италия. Вып. 4. – М, 2000. – С. 28–52.

55

Винтер Э. Папство и царизм. – М., 1964. – С. 37–41.

56

Пуччо Д. Итальянцы в России. – Рим, 2008. – С. 45.

57

Никитин С. Итальянские истоки российского зодчества // Италия, жизнь как искусство. – М., 2008. – С. 61–62.

58

Зубов В.П. Архитектурная теория Альберти // Леон Батиста Альберти. – М., 1956. – С. 50; Федорова Е.В. Знаменитые города Италии. – М., 1985. – С. 236. Гении Брунеллески, Альберти и др. были способны создать не только принципиально новые здания, но и целые города, но реальность не давала такой возможности.

59

Никитин С. Итальянские истоки российского зодчества // Италия, жизнь как искусство. – М., 2008. – С. 63.

60

Иван Грозный надеялся, опираясь на посредничество папы и, заручившись поддержкой императора Рудольфа II, добиться более выгодных условий перемирия.

61

Язъкова В. Антонио Поссевино и его московская миссия (по материалам рукописных фондов Ватиканской библиотеки) // Россия и Италия. Вып. 2. – М., 1996. – С. 50–58.

62

Поссевино А. Исторические сочинения о России XVI века. – М., 1983. – С. 63.

63

К сожалению, в 1606 году они разорились и прекратили свою деятельность.

64

Талалай М.Г. Русские мемории на «Английском» кладбище во Флоренции // Julia Bolton Holloway, 1997–2008.

65

Русские не переставали удивлять местный бомонд как неумением пользоваться столовыми приборами, так и тем, что спали одетыми

66

Цит. по: Брикнер А. Русские дипломаты-туристы в Италии в столетии // Русский вестник. – М., 1877. – Т. 1. – С. 57–84.

67

Костомаров И.И. Русская история в жизнеописаниях ее главных деятелей. – М., 2009. – С. 690.

68

Там же.

69

Конрад Буссов утверждал, что на учебу во Францию, Англию и Любек Годуновым было послано по шесть человек. Другой иностранный хронист, Петр Петрей, утверждал, что несколько русских учеников были отправлены еще и в Стокгольм. К сожалению, все стали невозвращенцами

70

Очерки истории СССР. ХVIII век / под ред. Б.Б. Кафенгауза. – М., 1962; Очерки истории СССР с древнейших времен до 1861 года / под ред. П.П. Епифанцева, В.В.Мавродина. – М., 1983. – С. 336.

71

Лихачев Д.С. Русские и Италия // Strada V. Russi e l’Italia. – Milano, 1995. – Р. 6.

72

См.: Юсупов Э.С. Словарь терминов архитектуры. – СПб., 1994. – С. 90.

73

Толстой П.А. Дневник // Русский архив. – М., 1888. – С. 45.

74

В Неаполе пытался спастись сын Петра – царевич Алексей. Драматическая история, завершившаяся Королевстве Обеих Сицилий спорна с точки зрения морали, но с точки зрения политики конец ее был предрешен.

75

Л.Н Толстой – потомок П.А. Толстого. Черты правнука Петра Андреевича, Ильи Андреевича, даны в «Войне и мире» добродушнейшему, непрактичному старому графу Ростову. Сын Ильи Андреевича, Н.И. Толстой был отцом Льва Николаевича.

76

Lalland G.G. Voyage en Italie // Alla ricerca del Sud… – Firenze, 1989. – P. 43.

77

Гасперович В., Шумков В., Талалай М. Тестаччо. Алфавитный указатель. – СПб., 2003. – С. 16.

78

Тонини Л. Заметки о роли Флоренции в русской культуре первой половины XIX века // Произведения русских художников из музеев и частных коллекций Италии. – М., 1999. – С. 31.

79

См.: Альгаротти Ф. Письма о России. – СПб., 2006. – С. 69.

80

См.: Пушкин А.С. Медный всадник.

81

По заказу Петербурга была осуществлена реконструкция Ново-манежного сквера, созданного еще в конце 70-х гг. XIX в. К 300-летию Петербурга в сквере были установлены бюсты Ф.Б. Растрелли, А. Ринальди, Дж. Кваренги, К.И. Росси – итальянских зодчих, строивших город, работы скульптора В.Э. Горевого.

82

Алексушина Т. Новое о старинных портретах // Наше наследие № 2 (21). – М., 1991. – С.10.

83

Беспятых Ю.Н. Петербург Анны Иоановны в иностранных описаниях. – СПб, 1997. – С. 123–145.

84

Цит. по: Корти М. Неаполь в Петербурге //http://archive.svoboda.org/50/Files/1996.html#1996-7

85

Цит. по: Одоевский В.П. Дневник. материалы. Переписка. – М., 2005. – С. 95–96.

86

Лаппо-Данилевский К.Ю. Об «итальянском дневнике» Н.А.Львова. – М., 2007. – С. 11.

87

Львов Н.А. Путевые заметки по Италии 1781 г. // Старые годы. 1909. № 5, № 7. – С. 27–28.

88

Карнович Е.П. Калиостро в Петербурге // Замечательные и загадочные личности XVIII и XIX столетий – СПб., 1884. – С. 123.

89

Цитируется по: Шамфор Н. Максимы и мысли. Характеры и анекдоты. М.: Наука, 1966; Вяземский П.А. Старая записная книжка. 1813–1877. – М., 2003. – С. 45.

90

Цявловская Т.Г. Комментарий к стихотворению А.С. Пушкина «Княгине З.А. Волконской» // Пушкин А.С. Полн. собр. соч.: в 10 т. – М.-Л., 1949. – Т. 3– С. 169.

91

Скальковский К.А. Балет. Его история и место в ряду изящных искусств. – СПб, 1882. – С. 23. В историю театра М. Тальони вошла как выдающаяся солистка Парижской «Гранд-Опера», первая решившая использовать в танце пуанты.

92

Билет на пребывание из С-Петербургской управы Благочиния. Ф. № 109 // Archivio private Mareshca – Serracapriola. Archivio del Stato Napoli.

93

Бутурлин Д.М. Записки 1813–1817 // Русский архив. № 6. – М., 1897. – С. 179.

94

Букалов А. Пушкинская Италия // La nostra gazzetta. Помпеи. 07.05.2009. – С. 27.

95

Керн А.П. Воспоминания о Пушкине, Дельвиге, Глинке // Воспоминания. Дневники. Переписка. – М., 1989. – С. 50.

96

Букалов А. Пушкинская Италия // La nostra gazzetta. – Pompei. 07.05.2009. – С. 27.

97

Жандо Д. История мирового цирка. – М., 1984. – С. 67.

98

Цирк Труцци // Новости дня. 23 сентября 1906.

99

Тетдоева С.А. Петербург как пространство русско-итальянского диалога культур XVIII – первой половины XIX века: дис. канд. культуролог. наук. – СПб, 2003. – С.141.

Русские женщины привилегированных сословий в Италии и на Лазурном берегу Франции

Подняться наверх