Читать книгу Ярослав Мудрый. Великий князь - Валерий Александрович Замыслов - Страница 4

Прежде чем перейти к сценам убийства князей Бориса и Глеба и борьбе Ярослава со Святополком, автор предлагает читателям «политическую главу», которая существенно меняет наши представления о событиях описываемой эпохи, преднамеренно затененных летописцами и русскими историками.

В наши дни прочно укоренилось воззрение, что князья Борис и Глеб не могут считаться как мученики ради Христа либо ради веры, ибо они стали святыми по политическим обстоятельствам, не имевшим касательства к их вероисповеданию. Борис и Глеб были жертвами государственного злодеяния. Причины свершенного канули в Лету, но потаенное смертоубийство Бориса и Глеба споспешествовало культовому восприятию их поведения. Их подвиг, как сказал историк[7], ставился основой христианского мироощущения древнерусского человека.

Годы правления князя Владимира выглядели весьма значительно.

Военно-политический союз Руси с Византией 987 года, обеспечивший Македонской династии императорский престол в Константинополе и скрепленный религиозно-церковными и династическими узами, придал княжеской власти на Руси державный характер.

Христианизации Руси в ее ключевых центрах споспешествовала византийская поддержка, поощряемая супругой великого князя Анной, дочерью императора Романа Второго и его жены, знаменитой Феофаны. При этом поразительно, что память о насаждавшей веру христианскую вкупе с равноапостольным князем Владимиром его царственной супруге окончательно запропастилась уже в первой половине ХI столетия.

Ознаменованное чрезвычайными в историческом охвате успехами правление князя-Крестителя завершилось открытым бунтом двух его старших сыновей, гибелью двух младших и междоусобицей, потрясшей устои Руси в течение пяти лет.

Знаменательно, что в борьбе за киевский стол ни один из князей не выдвинулся под знаменем отступничества. Христианство на Руси основополагалось государственным актом Владимира, и 28 лет его введения при жизни князя засвидетельствовали неотвратимость перемен. Собственный пример Владимира захватил частные верхи, многочисленную дружину, челядь, а также важную часть населения городов.

Отчего же были тайно умерщвлены Борис и Глеб? Мы находим простой и убедительный ответ в посвященных им произведениях: зачинщик «скрытоубиения», их брат Святополк, желал принять всю власть на Руси, устраняя из жизни всех своих братьев.

Но в древних текстах не найти ответа, почему Святополк, коему по старшинству полагался киевский стол, едва заняв его, поручил убить именно Бориса и Глеба, хотя по своей молодости не они угрожали власти старшего брата над Киевом. Разве что в порядке престолонаследия произошли изменения, кои и в летописи, и в их житиях обойдены странным молчанием.

Примечательно, что, опричь обоих сыновей Владимира, никто из ожесточенно боровшихся за Киев его сыновей, включая и «окаянного» изгнанника Святополка, не был лишен жизни.

Убийство Бориса и Глеба было сугубо политическим преступлением. Но тот факт, что они были умерщвлены подосланными убийцами, а не погибли в схватке за власть, придал их уделу свойства мученичества и жертвенности. Поэтому потаенный смертный приговор, хотя и был обоснован политически, в живом предании стал восприниматься как подвиг страстотерпцев, скрепивших своею кровью акт рождения христианской Руси.

Оформление этого предания в письменном виде и введение зарожденного культа новоявленных святых Бориса и Глеба в церковно-религиозную жизнь страны произошло в пределах того же ХI столетия.

Но в чем сокровенная тайна безвременного ухода из жизни Бориса и Глеба, каковы обстоятельства и время их праведного вхождения в святость?

* * *

Согласно достигнутому ранней осенью 987 года соглашению, русский князь 6 января 988 года принял таинство святого крещения. Летом 988 года Владимир встретил у Днепровских порогов багрянородную невесту и обвенчался с ней в Киеве христианским браком.

«Цесарица» Анна, как называет ее летопись, «дщерь Священной империи», как назвал ее будущий папа Сильвестр Второй, сестра византийских императоров Василия и Константина, стала единственной законной супругой женолюбивого Владимира.

Родившейся 13 марта 963 года Анне к моменту замужества шел двадцать шестой год, она была несколькими годами моложе Владимира.

Летопись упоминает Анну лишь дважды: в корсунском эпизоде о крещении Владимира и в сообщении о ее кончине в 1011 году. Загадочное умалчивание становится особенно странным в «Слове о законе и благодати».

Накануне своего поставления в митрополиты Иларион, прославляя Владимира и не забыв упомянуть его отца Святослава, деда Игоря и бабушку княгиню Ольгу, сына Ярослава с его женой Ириной и их чадами, ни словом не обмолвился о царственной супруге. А ведь Иларион произносил свою похвалу, стоя над мраморным саркофагом Владимира в «княжем» соборе – Десятинной церкви, где еще в августе 1018 года посреди храма рядом покоился прах его византийской супруги.

Вероятно, к середине ХI века саркофаг Анны с центрального места под куполом был сдвинут под спуд. Складывается впечатление, что как саму Анну, так и ее просветительскую деятельность в новообращенной стране пытались «задвинуть» в небытие.

Косвенные улики позволяют полагать, что Владимир с Анной не были бездетны. Подозрения и догадки насчет царственного происхождения Бориса и Глеба высказывались издавна. Уже в ХV столетии летописец утверждал: «да от царевны Анны Борис и Глеб».

Единственным источником, отчетливо намекающим на царственное происхождение Бориса, следует признать замечание автора древнейшей «Службы Борису и Глебу»: «цесарским венцем от юности украшен пребогатый Романе, власть велия бысть своему отечеству». Это крестильное имя Борис мог получить по отцу Анны, императору Роману Второму. Борис-Роман родился около 990 года, когда Василий Второй при действенном участии русской дружины начинал завоевание Болгарии. О младенце рассуждали и в Царьграде, и в Киеве. Есть основания приписывать Анне и Владимиру план предоставления своему первенцу болгарского стола.

Глеб родился около 1000 года. Для Анны было очевидно, что стол Владимира полагался в наследство ее сыновьям, но без борьбы это право не удастся водворить в жизнь. Стремление королевы-матери обеспечить трон своим сыновьям было столь обычно для той эпохи, что его следует признать морально-политическим императивом.

Византийский институт цесаря-соправителя подсказывал, как слаженно соблюсти интересы обоих сыновей Владимира и Анны. Именно предоставление несовершеннолетнему Глебу места соправителя, то есть прямого наследника, объясняет, почему подосланные исполнители приговора вслед за Борисом «заказали» и юного князя.

На стремление Анны византизировать наследование киевского стола указывает еще одна существенная подробность.

Попав в крестившийся Киев, багрянородная Анна не пожелала снизойти до положения архонтиссы (византийский придворный титул, которым нарекали в Константинополе русских князей), но стремилась возвести своего супруга в равное ей достоинство и увенчать его главу стеммой[8].

Это не ставило русского князя на равную ногу с императором ромеев, но обозначало место рядом с ним в семье христианских государей. Раз болгарские цари Симеон и Петр смогли стать признанными в Царьграде венчанными василевсами[9], тем паче такая честь полагалась киевскому государю – супругу «дщери Священной империи».

Киев не отказывался от этой возможности, чему свидетельством златники и сребреники, на коих Владимир изображался с византийскими императорскими регалиями – в стемме с крестом посередине, с подвесками по сторонам, на троне, с нимбом вокруг головы и скипетром в руках.

Сыновья Владимира – Святополк со временем, а Ярослав с самого начала – отреклись от почести быть изображаемыми на монетах с царственными регалиями. Налицо реальный отказ от «византизации» киевского престола.

Можно предполагать, что оформленное хлопотами Анны Владимирово завещание позволило по византийскому обычаю торжественно поставить Бориса и Глеба в соправители еще при их жизни. Старшие же сыновья, заинтересованные в сохранении династической традиции права старшего в престолонаследии, искоренили греческие следы и в знаках княжеской власти. На небытие в первую очередь был обречен царский венец, а затем забыт так основательно, что столетия спустя, когда в Москве решили ввести чин венчания на царство, книжники в поисках традиции в родном прошлом связали свои домыслы с внуком императора Константина IХ Владимиром Мономахом.

Постепенно под влиянием Анны, ее византийских придворных чинов, не без участия дворцового духовенства пролегала себе дорогу мысль, что единственными законными наследниками престола являются сыновья Владимира от «дщери Священной империи». Факт же их кровного родства с Македонской династией (их дядей был сам император Василий Второй) решающим образом повлиял на политическое завещание Владимира Святославича. Оно должно было обеспечить Борису и Глебу киевский стол и верховные права на всю Русь, в то время как остальные его сыновья должны были довольствоваться периферийными уделами. Такой распорядок престолонаследия, скорее всего, оформился после 1008 года. Вероятно, еще при жизни Анны, то есть до 1011 года, состоялась церемония «настолования» по византийскому образцу, а быть может, и венчание на киевское княжение Бориса, как прямого наследника Владимира, и Глеба, как соправителя. Во всяком случае, к моменту смерти киевского князя при нем в Киеве был «цесарьскимь венцемь от юности украшеный» Борис, коему отец поручил противодействовать печенежским набегам.

В связи с ослаблением «византийской партии» после смерти Анны, среди других сыновей Владимира от не освященных церковью браков назревало брожение. В большей части Европы тогда всё еще преобладала давняя традиция брака без участия священника и вне церкви (иногда с его благословением на дому). В этом традиционном порядке принадлежность к династии, за редчайшим исключением, определялась по отцу.

Сам Владимир, рожденный от связи Святослава с придворной ключницей Малушей, не лишился от этого своих наследственных прав, хотя не только в разграбленном им Полоцке и полтора столетия спустя не забывали упрекнуть этим обстоятельством потомков «робичича» – сына рабыни.

Протест против решения отца перерос в заговор обиженных с участием Святополка, Ярослава и, вероятно, сидевшего в Тмуторокани Мстислава. О поведении остальных обойденных сыновей Владимира ничего не известно.

Узнавший о сговоре Владимир в первой половине 1013 года заточил в темницу Святополка. Планируемый Крестителем Руси в 1014 году поход на Новгород имел целью призвать к послушанию строптивого Ярослава, который, по точному замечанию С.М. Соловьева, «не хотел быть посадником Бориса в Новгороде и потому спешил объявить себя независимым».

Почти шестидесятилетний князь киевский часто недужил, и выступление не состоялось. В связи с предпринятыми Владимиром против Святополка и Ярослава шагами показательно сообщение Титмара Мерзебургского о том, что киевский правитель «всё свое наследие полностью оставил двум сыновьям, тогда как третий пребывал в заключении».

Толковать Титмара можно по-разному, тем более что сведения саксонского хрониста отрывочны, но вес их достоверности особый, так как эти данные появились в хронике из-за беспокойства Титмара за судьбу его собрата и друга – епископа Рейнберна, угодившего в эту авантюру заодно со Святополком и умершего в заточении в Вышгороде.

Сама запись позволяет судить, что Титмар располагал этим известием еще при жизни князя Владимира.

К моменту кончины отца Борис находился в Киеве практически в роли соправителя.