Читать книгу Болотный клад - Валерий Гусев - Страница 4

Школа в Рябинках – это такой большой старый дом из старых бревен, в два этажа. Над широкой дверью табличка: «Школа им. пионера-героя Леонида Чижика».

Мы оставили велосипеды возле крыльца и пошли на задний двор. Там стоял здоровенный грузовик с березовыми дровами. Они были уже наколоты и на весь двор пахли березовым духом.

Водитель, как водится, сидел на подножке и ничего не делал, а возле машины суетился мелкий народ под руководством строгой дамы в очках и большой шляпе, которую она все время придерживала обеими руками, потому что ее с удовольствием теребил ветерок.

– Мэри Поппинс, – шепнул мне Алешка. – Она боится, что ее шляпу унесет юго-восточный ветер.

– Или северо-западный, – сказал я.

– Это наш директор, – строго сказала Танька. – Ее никогда никакой ветер никуда не унесет.

– Танечка! – обрадованно завопила дама. – Как вовремя ты появилась! Только на тебя одну надежда! Принимай командование! Выстраивай свой птичник! – Она поправила очки и шляпу и скрылась за дверью.

– А какой птичник? – спросил, оглядевшись, Алешка.

– Да вон возле машины галдят.

– Что-то не очень они на птичек похожи.

Танька рассмеялась. И объяснила:

– У них у всех птичьи фамилии: Галкин, Воронин, Уткин, Воробьев, Сорокин…

– А ты Журавлева, что ли?

– Почти. Скворцова.

Танька живо выстроила свой птичник в цепочку, и березовые полешки полетели в сарай из рук в руки. Мы тоже не остались в стороне.

– Нам много дров на учебный год нужно, – объяснила Танька. – В каждом классе по печке, печка в учительской, в спортзале, в музее, в буфете…

– Сделали бы отопление, – сказал я.

– Почти сделали. Нам выделили деньги, Ариадна Порфирьевна закупила все, что нужно – и топки всякие, и трубы, и батареи…

– А эта Ар… Андро… Андриана… это кто?

– Ариадна! Директор.

– Трудное имя, – вздохнул Алешка. – Как ты его запомнила!

– Семь лет запоминала! – засмеялась Танька и уронила полено мне на ногу. – Дольше, чем таблицу умножения.

– И чего? – спросил Алешка. И уронил другое полено. На мою другую ногу. – Чего с вашей котельной?

– А ничего! – Танька хмыкнула, а я успел отскочить. – Все это оборудование в одну ночь украли.

– Кто? – Алешка от злости уронил полено себе на ноги, но даже не пикнул.

– Откуда нам знать? Угостили сторожа сигаретой, он и уснул до утра. Участковый его сколько спрашивал: «Юра, припомни, кто тебе закурить дал?», а он одно и то же бубнит: «Темень была, не разглядел».

– Это какой Юра? – спросил я.

– Пеньковский. Тракторист. У него зимой работы мало, он нашу школу сторожит.

Мы с Алешкой молча переглянулись. То-то мне показалось, что дядя Юра какой-то грустный. И задумчивый. Правда, задумчивым он был всегда. Даже в дороге. Локоть на руль положит, голову ладонью подопрет – и думает. Однажды на птицеферму что-то вез и в задумчивости поворот проскочил. Так до самого райцентра ехал… в задумчивости. Но грустным мы его ни разу не видели.

– Перерыв, цыплята! – крикнула Танька. – Идите в буфет чай пить.

Пока весь этот птичий двор надувался чаем, мы с Танькой прошли в школьный музей. Там на самом видном месте висела увеличенная фотография пионера-героя Леньки Чижика, курносого такого пацана Лешкиного возраста. Может, чуть постарше. И все остальное было очень интересное. Во всю стену – карта партизанских действий; в стеклянных витринах – две пробитые пулями каски, обрывки ржавых пулеметных лент, позеленевшие патронные гильзы, автомат без приклада и без затвора. А в одном уголке – вроде партизанская землянка. Железная печурка, нары, застеленные хвойными лапами, столик на березовых чурбачках. На нем – коптилка из снарядной гильзы, помятый котелок, наверное, с кашей. На бревенчатых стенах развешано оружие. Конечно не настоящее, но очень похожее.

Все было очень здорово сделано. И казалось, что в этой землянке только что были люди. Пили чай, ели кашу, читали вслух газеты. А потом отправились на задание.

Алешке особенно оружие понравилось.

– Это Санька Скворец сделал, – похвалилась Танька. – Мой двоюродный брат. Он в любом оружии здорово разбирается.

– А можно потрогать? – спросил Алешка. Он у нас тоже в любом оружии разбирается. Однажды даже гранату сделал и до смерти ею двух бандитов напугал.

Алешка снял со стены автомат и нахлобучил каску. И стал вдруг чем-то похож на Леньку Чижика.

– Тебе идет, – сказала Танька. – На тонконогий гриб смахиваешь.

Еще в одном углу мы увидели в рамочке под стеклом пожелтевшую газету военной поры. «За нашу Родину!» – так она называлась. И небольшая заметка в ней – «Рассказ пионера» – была аккуратно обведена красным фломастером.

– Еще один герой? – спросил Алешка.

– Ага, живая легенда. Дед Михеич. В Журавлях живет. Как миленький.

– А он чего натворил? Этот миленький?

– Он во время войны танк в болоте нашел.

– Какой танк? – Алешка во всю ширь распахнул глаза.

– Какой, какой… Настоящий. Вон почитай.

В заметке говорилось о том, что после освобождения области от немецких захватчиков местный школьник Семен Федосеев обнаружил в лесу советский танк. Экипаж этого танка прикрывал в одном из боев наши отступающие части, был окружен вражескими танками, но сумел прорваться и скрыться в лесу, однако попал в болото и потерял ход. Танкисты испортили орудие, сняли пулемет и ушли глубоко в лес. Вскоре они встретились с партизанами и продолжили борьбу с захватчиками в рядах партизанского отряда. Позже они перешли линию фронта и получили новую боевую машину. Лучше прежней.

А старый танк, застрявший в болоте, отыскал школьник из деревни Журавли Сенька Федосеев. Пошел он как-то в дальний лес по грибы и увидел заросший черникой холмик. Присел отдохнуть и набрать ягод и почувствовал, что сидит на чем-то твердом и холодном. Это оказалась крышка башенного люка. Мальчик побежал в село, где в это время стояла воинская часть, и рассказал о своей находке офицерам.

– Ты внутрь не лазил? – строго спросил мальчика командир саперов.

– Что я, дурак?

– Молодец! Танк может быть заминирован. – И майор послал своих бойцов осмотреть находку и проверить, не остались ли в танке какие-нибудь документы.

Бойцы проверили и доложили: «Проверено. Мин нет. Документов тоже. Даже гильз не обнаружено».

Так оно и было. Документы забрал экипаж, а гильзы собрал Сенька, который, конечно же, «в танк не лазил».

О находке доложили в штаб армии, попытались вытащить танк из болота, но он так прочно увяз в трясине, что это не удалось. А война ушла дальше на запад.

– Значит, танк не вытащили? – спросил Алешка.

Танька пожала плечами.

– И где же он теперь? Там же, в болоте?

Танька развела руками.

– Эх вы! – огорчился Алешка. – Такая у вас боевая школа, а вы забросили такой героический танк! Я бы его вытащил.

– Вот и вытащи! – обиделась Танька.

– А я знаю, где он?

– И мы не знаем.

– А кто знает? – вспыхнул Алешка. – Сенька-Федосейка?

Танька сначала удивленно моргнула, а потом обрадовано кивнула:

– А ты не дурак, Леха!

– Это давно известно, – отмахнулся Алешка.

– Пошли! – Танька решительно дернула его за рукав. – Пошли быстро. Разгрузим машину и зайдем к деду.

– К твоему, что ли? На фиг надо.

– К деду Семену. Федосееву. В Журавли.

– Давно пора, – с укором вздохнул Алешка.

– Только ты особо не радуйся – он небось ничего не помнит.

– Ничего! Вспомнит! Как миленький.

Журавли от нашей резиденции довольно недалеко расположились.

Сначала мы ехали цепочкой, а потом рядом – так удобнее было разговаривать.

– Вон там Журавли, – показала Танька. – По-за той горушкой.

– А на пузатой горушке это что торчит? – спросил Алешка.

– Вроде как музей. Там в давние годы была графская усадьба. И в ней поэт жил, не помню, как звался. От музея там одна комната осталась. Там Ариаднин брат живет, караулит.

– А чего там караулить?

– Вообще-то особо нечего. Два кресла, столик на ножках, какие-то портреты и веер сломанный. Да, и стихи поэта. Как же его?… Или Брянский, или Тамбовский.

– Поэты так не называются, – со знанием дела возразил Алешка. – Тамбовский! Окорок, что ли? А Брянский? Волк? Скажи еще «Тульский» – пряник.

– А ты вообще-то вредный.

– А то! Мы, Оболенские, такие. Нам грязный палец в рот не клади.

– Откусите? – усмехнулась Танька.

– Выплюнем!

Пузатая горушка с графской развалиной осталась в стороне, и открылся широкий полевой простор. А за простором – ладная деревушка Журавли.

Алешка огляделся, пожал плечами:

– Ну и где тут у вас журавли курлычут? Что-то не слышно.

Танька ехидно засмеялась:

– Это другие журавли. Они не курлычут – они скрипят. Сейчас услышишь

Из ближнего дома вышла бабулька с ведрами и направилась тропкой к колодцу. За ней лениво шла лохматая коза, потряхивая бородкой и нежно помекивая. Бабулька поставила ведра на приступочку возле сруба, поймала висящую над головой деревянную бадейку, схваченную блестящими обручами. Бадейка висела на длинной жердине, прикрепленной вверху еще к одной жерди. А та опиралась на высоченный столб. На другом конце этой жерди был примотан проволокой обрезок рельса. Для баланса. В общем, качели какие-то.

Бабуля, легонько перебирая жердь, опустила бадейку в глубину колодца и, так же легко вытащив ее, поставила на край сруба. Перелила воду в одно ведро, повторила операцию. Жердины при этом скрипели и покрякивали.

– Понял? – спросила Танька Алешку. – Это и есть журавль. Скрипучий.

– А похож, – одобрил Алешка. – Будто настоящий журавель на одной ноге стоит. И шея длинная. И своим клювом из колодца лягушек вытаскивает.

– И скрипит, – сказала Танька. – Будто курлычет. Потому деревня и прозывается Журавли. Здесь у всех такие колодцы – деревня на горке, вода глубоко, без журавля никак воды не достать.

Бабулька тем временем поставила одно ведро на траву – коза тут же подошла и жадно припала к воде.

– Любит Майка живую воду, – объяснила бабулька, перевязывая платочек на седой голове. – И молоко от ней такое чистое, светлое. Пользительное, вроде аспирина. Хотите спробовать?

Я ничего не успел сказать, как Алешка уже выскочил:

– А то! Я козлиное молоко только раз в жизни пробовал. В далеком детстве.

Соврал, как обычно. Чтобы приятное человеку сказать.

– Сей момент, – поспешила бабуля. Подхватила было ведра, но мы с Танькой успели ее опередить. – Вот спасибо, милки. Такие вы симпатичные. Прямо жених и невеста.

– Это я жених, – сказал Алешка. – А он брат жениха.

Танька рассмеялась, бабулька тоже, прижимая ладошку к сухонькому рту. Она загнала Майку во двор и вынесла кружки и банку с молоком. Да еще и черный хлебушек.

– Аржаной, – похвалилась бабулька. – Сама испекла. Малой, ну-ка бери горбушечку, в ней вся хлебная сила.

Алешка не подкачал насчет хлебной силы. Смолотил две горбушечки и выдул две кружки молока. Отдышался:

– Давненько я аржаного хлебушка с козлиным молочком не пробовал. Лет десять, наверное.

Бабулька посмотрела на него, с сочувствием склонив к плечу голову:

– А то пойдем, малой, я тебе щец налью. Уж больно ты худощавенький. В папку али в мамку?

– В братика, – сказал Алешка.

Я давно уже выбирал время, чтобы дать ему «ползатыльник», но Алешка меня опередил:

– Ну и чего ты расселся? Мы что, молоко пришли обедать? Или журавлей ловить? А танки кто будет из грязи вытаскивать?

– Танки грязи не боятся! – сказала Танька и смахнула с губы молочные усы. – Пошли!

Дед Семен Михеич Федосеев жил на самом краю Журавлей, над заросшим оврагом. Но мы в тот день до него так и не дошли. Едва отдышались от неожиданного угощения, а навстречу нам затарахтел трактор дяди Юры с прицепленной тележкой на разных колесах. Одно колесо вовсю болталось, вот-вот сорвется с оси.

Я замахал дяде Юре, он остановился и наполовину высунулся из кабины.

– Дядь Юр, колесо потеряешь.

– Наплюнуть. У меня этих колес полон двор. – Ему было просто лень заниматься колесом: все ехал бы и ехал – туда – не знаю куда.

– Давайте нам домкрат и ключ, поможем.

– И где я его возьму, этот домкрат? Поди, дома остался. – Дядя Юра поскреб затылок. – Однако ключ есть.

Мы стали кое-как затягивать гайки на колесе. Дядя Юра топтался рядом. Одной гайки не хватило – успела соскочить и потеряться.

– Наплюнуть, – сказал дядя Юра. – У меня этих гаек цельное ведро. Ну что, готово, буду ехать?

И тут Алешка выдал:

– Дядь Юр, тебя наш папа просил зайти.

Дядя Юра облизнулся:

– На шашлык?

– На березовую кашу, – сказал Алешка.

– Почто? – удивился дядя Юра. Но не очень.

– Папа хочет спросить, дядь Юр, – брякнул Алешка, – ты кому школьное отопление продал?

У дяди Юры воротами распахнулся рот, а потом лязгнули зубы:

– Ты что, малой? Какое-такое отопление?

– Это тебе папа объяснит, – Алешка разве что не зевнул с безразличием и повернулся к нему спиной: – Едем дальше.

– Постой, постой! – дядя Юра засуетился. – Это кто же на меня набрехал? Что проспал ту ночь, не отказываюсь. Неведомо, как сон меня сморил. Но чтоб чужое продать, у Юрки не водится. Так и скажи бате. У Юрки крадут, а сам Юрий Иванович – никогда!

– А у вас что украли? – спросил я, сам не зная почему.

– Как же! Бороны железные, целую сцепку, аж шесть штук. И проболки моток.

– Дядь Юр, – засмеялась Танька, – ну кому нужны твои бороны? Ты у нас один тракторист на весь край. Потерял небось, когда с поля ехал.

– Стало быть, кому-то глянулись.

– А батареи кому глянулись? – опять за свое Алешка.

– Откель мне знать? Ты, Леха, прям как наш участковый. Тот тоже все выспрашивал: с кем общался, с кем видался, куда ходил? Да ни с кем я не ходил! Всю ночь на крыльце просидел. Одного только мужика и видал.

– Какого мужика? – это мы с Алешкой в один голос спросили.

– Обыкновенного. В куртке и в штанах.

Ну, это понятно. Зимой все мужики ходят в штанах и в куртке.

Танька в наш разговор не мешалась, только глаза туда-сюда гоняла, а в глазах – явное одобрение.

– Интересное дело, – пробормотал Алешка. – Чего это у вас мужики зимними ночами бродят. В штанах и в куртках.

– А без штанов холодно, – по инерции объяснил дядя Юра. И спохватился добавить: – Он заблудился. Ехал на фуре в Подлипки и дорогу потерял. Стал у меня спрашивать. Хороший мужик. Сигареткой меня угостил. Я хоть и некурящий, а сигаретку взял. Даром же.

– А что потом? – спросил я.

– А ничего. Сел да уехал. А я еще на крылечке посидел, подмерзать стал. Дай, думаю, чужой сигареткой согреюсь.

– Согрелся?

– Не то чтобы очень… Но вроде ничего. На ступёнки присел – и сморило меня. Стало быть, согрелся. – Тут дядя Юра немного опомнился: – А чего вы ко мне пристали, мальцы? А ну кыш по домам!

– Ладно, – согласился Алешка, – можешь к полковнику не ходить. Только скажи, как этот добрый мужик выглядел?

– В куртке…

– И в штанах. Не повторяйся. Ты лицо его разглядел?

– А то! Еще как! Только темно было – не очень видать. Да еще у него воротник поднятый был и шарфом укутанный. Вот шарф хорошо разглядел. Такой из себя шерстяной, почти до носа.

Мы с Алешкой вздохнули. Дядя Юра хлопнул дверцей и уехал. Алешка едва успел забросить гаечный ключ в тележку. Танька усмехнулась:

– Ну, великие сыщики, много узнали?

– Сколько надо! – огрызнулся Алешка.

– А мне понравилось. – Не поймешь, правду сказала или в шутку.

Тут мы спохватились, что «день клонился к закату» и «солнышко уже присело».

– Попадет? – спросил меня Алешка.

– По полной программе.

– Хотите, я с вами пойду? – предложила Танька. – Скажу вашей маме, что я вас дровами задержала.

– Не надо этих жертв. – Но я заметил, что Алешке это предложение пришлось по вкусу. И он взял его на заметку – пригодится!

Мы сели на велосипеды и помчались по домам.

– А танк я вам найду! – крикнул Алешка вслед Таньке. – И печку школьную тоже! Гуд бай, май лав, гуд бай!

– Лех, – спросил я, когда мы немного отъехали, – зачем ты так круто с Юрой? Ведь ясно, что он ничего не крал.

– Я знаю, Дим. Я нарочно его встряхнул. Чтобы вспомнил. И чтобы о себе подумал. А то он весь вареный и задумчивый.

Кто знает, может, он и прав. Доктор ведь тоже больному иногда больно делает, чтобы его вылечить.