Читать книгу Болотный клад - Валерий Гусев - Страница 5

Когда мы слезли с велосипедов возле нашей калитки, солнце уже спряталось за дальними елями, а нас уже дожидались наши неугомонные строители. Во главе с главным полковником.

– Здравствуйте, – вежливо сказала мама, будто не узнав нас. – Вы к кому?

– Наверное, к Димке, – сказал папа. – Или к Алешке.

– А их еще нет, – сказал дядя Боря, трогая на поясе свой широкий армейский ремень. – Шляются где-то. Два наряда вне очереди! Более-менее.

Но нас такими штучками не возьмешь. Мы переглянулись, пожали плечами и взялись за велосипеды.

– Ладно, – сказал Алешка, – мы завтра зайдем. Рано утром. С восхода до заката.

– Передавайте им привет, – сказал я.

– Я им сейчас такой привет передам, – сказала мама, – мало не покажется! И с восхода, и с заката. Весь день где-то пробегали, а мы тут крутимся как белки в колесе. Идите ужинать!

– Руки мыть? – безнадежно спросил Алешка, протягивая ладони.

– Еще как! – ахнула мама. – А перед сном и ноги тоже.

– Ноги тут при чем? – буркнул Алешка. – Мы ногами не ужинаем.

В новом доме еще не было электричества – белки в колесе не провели, – но было очень уютно. У нашей мамы очень много всяких талантов. Она лучше всех ходит по магазинам, ставит градусники, проверяет дневники, готовит так, что пальчики до локтей оближешь. Но ее самый главный талант – обустройство жилищных условий. Когда мы всей семьей путешествовали по дремучим берегам Белого моря, мама так обустроила нашу драную палатку, что по утрам даже не хотелось из нее вылезать. Мало того что на окошке с комариной сеткой у нас висела занавесочка с двумя солнечными ромашками, так еще на березовом чурбачке всегда стояли свеча с коробком спичек и пластиковая бутылка с черничным морсом. Проснешься ночью и страдаешь: выходить или не выходить по надобности, а потом глотнешь чернички – и так славно до утра спится.

Вот и в новом доме тоже. Чистенько, занавесочки, на большом столе ровно, домовито так светит керосиновая лампа; в углу, на маленьком столике, помигивают и помаргивают оплывающие свечи – там папа и дядя Боря играют в шахматы. Небось весь день вот так они и крутились, как три белки в одном колесе.

Алешка подошел к ним, посмотрел на доску и деловито посоветовал дяде Боре:

– Лошадью ходи.

– Иди отсюда, – вежливо и с надеждой отозвался дядя Боря.

Но надежды его не сбылись. Алешка у нас хуже липучего комарика:

– Дядь Борь, ты ведь танкист?

– Более-менее, – задумчиво, не отрывая глаз от доски, почесывая затылок белым конем, отозвался наш более-менее дядя Боря.

– Дядь Борь, а танк может в болоте утонуть?

– Смотря какое болото и какой танк. – Дядя Боря не отрывался от доски.

– Танк железный, – пояснил Алешка. – Болото ржавое. – И подсказал: – Лошадью ходи.

– Лошадей больше нет, – вздохнул дядя Боря. – Твой батя их всех сожрал.

– А вытащить танк из болота можно? – не отставал Алешка.

– Смотря чем… Более-менее…

– Тебе мат! – сказал папа.

Дядя Боря тяжело вздохнул и показал белым конем на Алешку:

– Я так не играю. Уберите его от меня со всеми вопросами.

– Это только начало, – пообещал папа. – Он что-то задумал.

– Правда, что ли?

– Ну! Угонит из твоей части танк вместе с экипажем, заведет его в болото, а ты будешь его вытаскивать. Более-менее.

– Ага! Прямо сейчас.

– Садитесь, – позвала нас мама.

На другом конце стола она месила тесто для завтрашних пирогов. Когда наша мама что-нибудь готовит, она всегда такая задумчивая, что с ней очень интересно разговаривать. Особенно когда Алешка безостановочно рассказывает о наших дневных приключениях.

Мама месила тесто, сдувая со лба волнистую прядь, и терпеливо, но лаконично отвечала.

– Мам, – Алешка говорил быстрее, чем жевал, – эта Танька – она грязи не боится.

– Это радует, – отозвалась мама и изо всех сил шлепнула комок теста об стол. Лампа подпрыгнула и замигала, Алешка уронил ложку на пол.

– Она, мам, так красиво в лужу шлепнулась! Как лягушка в пруд.

– Бедная девочка.

– Она и воды, мам, не боится. Здорово плавает. И дрова для школы таскает.

Ну и дальше все пошло у него телеграфным текстом: школа имени Чижика, украденное отопление, колесо у тележки, аржаной хлебушек, журавль у колодца, Майка у ведра, Мэри Поппинс в очках и в шляпе…

У мамы еще один талант есть – терпение. Она опять сдунула со лба прядку и сказала миролюбиво:

– Все! Идите спать. Я почти все поняла. Только вот зачем печке колеса, зачем Мэри Поппинс украла у дяди Юры очки, шляпу и дрова во время зимней спячки и что делал чижик у колодца?

– Танк воровал, – подсказал дядя Боря. И снова стал расставлять шахматы. – Они с Лешкой сговорились.

– Лошадью ходи, – проворчал Алешка. – А то опять проиграешь более-менее.

– А ты иди ноги мыть! – злорадно отомстил ему дядя Боря.

– Лешки тоже грязи не боятся, да, мам?

Вместо ответа мама бросила ему полотенце для ног. Лешка вздохнул с упреком, накинул полотенце на голову и побрел к нашему фургону. Вскоре оттуда донесся и прервался его пронзительный вой. Дядя Боря в испуге вскинул голову:

– Это у вас часто бывает?

– Если бы, – вздохнула мама. – От силы раз в неделю. – И пояснила: – Алешка одну ногу в тазик с водой опустил. – Вой повторился. – Это вторая нога окунулась.

– А вот и третья, – сказал папа.

– Четвертая, – подсчитал дядя Боря. – Он у вас более-менее сороконожка, что ли?

– Дим, – сказала мама, – иди разберись. Может, он там заплыв в тазике устроил?

– А чего так орать-то? – спросил дядя Боря.

– Будешь ноги мыть – узнаешь. Вода-то ледяная, колодезная.

– Истязаете ребенка. Но я-то орать не буду.

– Более-менее, – усмехнулся папа.

Истязают ребенка, как же… Я более-менее вежливо попрощался, пожелал всем доброй ночи и пошел разбираться.

Как я и предполагал, Алешка сидел на крылечке, босиком, с полотенцем на шее, а тазик с ледяной водой стоял поодаль, под березой. Лешка самозабвенно орал, время от времени сам к себе прислушиваясь, ловил далекое лесное эхо.

– Хватит выступать, – сказал я. – Уже поверили. Все твои ноги пересчитали.

Алешка с облегчением обулся:

– Теперь ты, Дим.

– Да не буду я ноги мыть!

– А тебя и не просят. Ты только поори.

Я не стал орать. Предусмотрительно намочил полотенце, повесил его на березку и выплеснул чистую воду из тазика.

И тут как раз пришла мама. И в первую очередь пощупала полотенце.

– Молодцы! – сказала она. – Самим же приятно лечь в постель с чистыми ногами.

– Кто сказал? – удивился я.

– Крышкин, – ответил Алешка.

– Это я сказала. – Мама протянула мне листочек из блокнота и деньги. – Завтра утром пойдешь в магазин и сделаешь закупки по списку. Мне уже надоело таскать сумки с продуктами и вертеться как белка в колесе. Это понятно?

– Более-менее, – сказал Алешка.

Мы заперли дверь, погасили свет и плюхнулись на свои матрасы.

– Как приятно, – сказал Алешка, – лечь в постель с чистыми ногами.

Было еще довольно светло. В окно гляделась луна, уложила на пол светлые тени. Где-то под потолком робко зудел ранний комарик. В Алешкиной тумбочке что-то скреблось и шуршало.

– Мышка? – спросил я.

– Майские жуки в коробочке.

– Тебе это надо?

– Пригодятся, – Алешка поворочался, устраиваясь поудобнее. Сказал мечтательно: – Эх, Дим, какое у нас впереди лето!

– Ага, – я уже задремывал. – Рыбалка, грибалка, купалка…

Вдруг Алешка подскочил так, будто его укусил майский жук:

– Два наряда вне очереди! Купалка на рыбалке! Мы с тобой, во-первых, найдем этого жулика, который отопление у школы украл, а во-вторых, найдем танк и вытащим его из болота. Это понятно?

– А зачем? – я уже с трудом одолевал хороший дачный сон.

– Мама на нем будет в магазин ездить. А то ей уже надоело сумки таскать. Как палке в колесе.

– Белке, – с трудом поправил я.

– Ни разу не видел белку в колесе. А палок сколько хочешь.

Пришлось объяснить, спотыкаясь на каждом слове. Белка в клетке… Ей надо бегать, чтобы выжить… Приделали колесо… Она в нем скачет…

– Вот кто это придумал, – сказал Алешка, – его бы самого в колесо посадить. А белке нужно по деревьям бегать. Нужно ей это колесо, как маме танк!

– Ты же сам сказал.

– А ты и поверил. Доверчивый ты наш. – Алешка сел, обхватил руками коленки. На его лицо падал лунный свет, и оно почему-то показалось мне гораздо взрослее, чем на самом деле. – Дим, у тебя совесть есть?

– Даже две, – буркнул я, засыпая. – Одна для дома, другая для школы.

– Хорошо устроился.

Что-то мне в его голосе не очень понравилось. Даже сон куда-то отступил. А я так люблю засыпать в первую ночь на даче! Сквозь мягкий сон наваливаются всякие хорошие мечты предстоящего лета – солнечного, веселого, интересного. Тут тебе и рыбалка, и грибалка, и купалка… И танк, и школьная печка, и бедолага Юра…

– …ты, Дим, сам подумай! Может, в этом танке наш дед воевал…

– Прадед, – поправил я машинально.

– Какая разница, в общем, наш потомок…

– Предок, – опять поправил я. Надеюсь, моим потомкам воевать не придется.

Но Алешка, похоже, меня не слышал:

– Или чей-нибудь другой дед или потомок. Он защищал нашу страну от фашистов! А если бы не защитил, ничего бы у нас не было. Никаких наших родителей. И нас с тобой тоже не было бы. – Тут он замолчал – самому, наверное, стало страшно. – И неужели мы с тобой, предки этих молодых солдат, оставим их боевое оружие в гнилом болоте?

Алешка, хоть и путал предков и потомков, задел меня здорово – какая-то третья совесть внутри меня зашевелилась.

– Мы с тобой вытащим этот танк и поставим его возле школы имени героя Чижика. Танькин птичник покрасит его зеленой краской и нарисует на башне красные звездочки! И мы с тобой будем гордиться. Тебе хочется гордиться?

Вообще-то мне спать хочется. Но если я сейчас скажу об этом Алешке, то навсегда потеряю свой авторитет старшего брата.

– Лех, я с тобой согласен, но ты подумай – как нам этот танк отыскать в каком-то болоте? Семьдесят лет прошло, даже больше, и никто не знает этого места.

– Дед Семен знает! – запальчиво возразил Алешка. – Нашел он этот танк один раз, найдет и второй.

– Как у тебя все просто. Деду вон сколько лет! Он уже ничего не помнит.

– Это ты ничего не помнишь! А я помню: наш дедушка говорил: «Куда очки только что положил – не помню. А вот как первый раз в школу пошел – помню как сейчас». У них, Дим, у стариков, всегда так: тут помню, а там не помню.

– Помню – не помню… Ну найдем мы танк, а дальше что? Он наверняка по самые уши в землю ушел. Совочками будем откапывать? – Я так рассердился, что у меня даже сон пропал. Еще и потому, что знал: если Алешка что-то задумал, то мы все так закрутимся, что мама не горюй.

– Главное, Дим, найти. А уж как вытащить, я что-нибудь придумаю. Вон дядю Юру позовем с его трактором, на буксир возьмет!

– Ага, и по дороге он танк потеряет.

Мы так заржали, что, наверное, мама вздрогнула и проснулась. И думает – откуда у нас на участке табун лошадей?

Я уткнулся носом в подушку, чтобы сдержать смех, а когда поднял голову, Алешка уже мирно сопел. Ну правильно: сделал свое дело – и уснул. С чистыми ногами. И с чистой совестью.

Едва мы выползли утром на крылечко, потягиваясь и позевывая, возле калитки раздался оглушительный заливистый свист. И тут же со стороны нового дома отозвалась наша мама:

– Алексей, прекрати сейчас же!

– Это не он! Здрасьте! – Танька уже входила в калитку. – Это я!

– Это Таня, которая не боится воды? – деликатно спросила мама.

– И грязи! – добавил, уточняя, Алешка. – И козы Майки.

– Привет, – сказала Танька. – Вы готовы?

– Они еще не завтракали и не умывались, – сказала мама.

– Подумаешь, я тоже не завтракала.

– Вот вместе и позавтракаем.

– А чем? – Танька сощурила хитрые глаза.

– Да, – подхватил Алешка, – что у тебя сегодня в репертуаре?

– В меню, ты хочешь сказать? Пирожки с молоком устроят?

– Лучше с мясом, – сказала Танька, а мама улыбнулась – Танька ей явно глянулась.

За завтраком Танька понравилась не только маме, которая с удовольствием наблюдала, как она сметает пирожок за пирожком. Даже дядя Боря оживился. Обычно он пьет утренний чай неторопливо и со вкусом. При этом пыхтит и отдувается. А тут, испуганно глядя на быстро убывающие с блюда пирожки, зачастил, явно стараясь обогнать Таньку. Последний пирожок они ухватили одновременно.

– Боря, – сказала мама, – ты же офицер, настоящий полковник. Уступи даме.

– Танька, уступи старшему по званию, – сказал Алешка.

И Танька, и дядя Боря «обавременно» выпустили пирожок. Который тут же подхватил Алешка.

– Это мне премия, – объяснил он, – за то, что ноги холодной водой вчера помыл.

Тут мама обиделась:

– Я, например, каждый день умываюсь! И где мне премии?

– А ты не умывайся, – посоветовал Алешка. – И обидно не будет.

– Более-менее логично, – сказал дядя Боря и, вздохнув, повернулся к папе: – Пойдем работать, Сережа, раз уж эти бездельники все съели.

Домик деда Семена навис прямо над оврагом, на дне которого чуть слышно журчал ручей. И смотрелся этот домик как в старой сказке. Алешка даже немножко прибалдел:

– Ты чего, Танька, к Бабе-яге нас привела? Ей на обед?

– Испугался? – засмеялась Танька. – И правильно сделал. Этот дом раньше, очень давно, был деревенской кузницей. А кузнецы всегда считались колдунами. Видишь, дом на дубовых пеньках стоит, по-старинному.

И правда – избушка на курьих ножках. Да еще на земляной крыше поганки во весь рост вытянулись, черный ворон на закоптелой трубе клюв чистит – будто только что добрым молодцем пообедал. А на приступочке крыльца умывается после еды черный кот с белой грудкой.

– Не слабо, – сказал Алешка.

Но перед домом мирно и весело цвели какие-то цветики, ветерок выдувал наружу оконные занавески – будто домик приветливо махал нам платочками, звенел в зеленом овраге ручеек по камешкам…

Но вдруг где-то невдалеке, почти за домом, звонко протрещала автоматная или пулеметная очередь.