Читать книгу Большая книга приключений с привидениями - Валерий Гусев - Страница 11

Папа зачем-то собрался в Москву. А мама обгорела на карьере. Мы намазали ей спину сметаной, уложили в постель и, проводив папу, поняли, что обстоятельства для подготовки операции «Бременские музыканты» складываются весьма благоприятно.

Алешка своими планами со мной особо не делился, использовал меня как подсобную силу. Но, судя по его действиям, готовилось, как сейчас везде говорят, грандиозное шоу.

Сначала он послал меня к тете Клаве за морковкой. Потом велел потихоньку от мамы отрезать из ее запасов кусок вареной колбасы и кусок сыра. Все это он измельчил и сложил в два пакета.

– Я пошел, – деловито сообщил он. – На репетицию. Ты за мамой приглядывай и обед приготовь.

Распорядился, командир!

Но я не обиделся, только назло сварил на обед овсянку под маминым устным руководством.

Алешки долго не было. Пришел он домой усталый, загадочный; наскоро пообедал, даже не обратив внимания на то, что он ест, и опять удрал. А вернулся, похоже, с новой идеей.

Он долго приглядывался к маминому гномику, брал его в руки, вертел во все стороны, а потом проворковал сладенько:

– Очаровательное сказочное существо, да, мам?

– Главное – очень доброе, – сказала мама, что-то начиная подозревать.

– А добро всегда должно бороться со злом, – сделал неожиданный вывод Алешка. – Ты мне это еще в первом классе говорила.

– По-моему, – сказала мама, как будто что-то припоминая, – когда я училась в первом классе, тебя еще на свете не было.

Алешка не стал уточнять, кто когда учился и что тогда говорил. Когда ему бывало очень надо, он умел не спорить со старшими.

Лешка присел к маме на раскладушку, а гномика посадил себе на колени.

– А давай его Ганей назовем.

– С чего бы это? – удивилась мама.

– А он очень на Пал-Данилычева сурка похож. Ты сама говорила.

– Алексей! – Голос мамы из больного и слабого стал вдруг твердым и железным, как кочерга. – Что ты задумал? Если обменять гномика на сурка, я против. Раз и навсегда.

– Ну что ты, мамочка! – Алешка сделал такие искренние круглые глаза, что мамины подозрения неизмеримо возросли. И чтобы ее успокоить, он снова посадил гномика на полку.

А мама привстала, забрала его с полки и сунула под подушку.

Алешка проводил его задумчивым взглядом и снова удрал до ужина.

А когда мы отправились спать на свой чердак, сообщил:

– Грибок никуда не уехал. Будет пока здесь жить, аппаратуру стеречь. Мне Пал Данилыч сказал. Ты за ним приглядывай.

– За Пал Данилычем?

– За Грибком. И все время ему чего-нибудь подбрасывай.

– Не понял, – признался я.

– Эти… – споткнулся Алешка на трудных понятиях. – Как их!.. А! Негативные эмоции.

– Где ж я их возьму?

Лешка, похоже, и сам не очень разобрался в терминологии. Но выход нашел:

– Мышку для него поймай. Лягушку живую на стол подкинь. Или в кровать.

Тут уж я по-настоящему обиделся.

– Я тебе не кот, чтобы мышей ловить. И не цапля.

Лешка вздохнул: мол, с кем приходится иметь дело, и сказал:

– Ладно, я для тебя у Бакса буду мышей отбирать. Он их все время Мурке с поля приносит. А уж лягушек сам лови. У меня и так забот хватает: Разбой капризничает, нечисто работает. Да и Бакс лаять не хочет. – Он отвернулся к стенке и уже сонно распорядился: – Завтра у тебя зуб разболится. В Москву поедешь.

– Есть, товарищ генерал! – буркнул я и тоже отвернулся к стенке. Однако в душе ему посочувствовал – научить кота лаять непростое дело.

На следующий день мама была уже снова на своих постах, как она говорит: кухарки, прачки, банщицы. Выздоровела.

– А ты чего такой кислый? – спросила она меня. – Перекупался?

– Зуб что-то побаливает.

– Ну-ка, покажи.

Я распахнул рот.

– Дырок нет, – сказала мама. – Чему там болеть? Перекупался.

У нее летом один диагноз.

А я почмокал, зашипел вроде как от боли и схватился рукой за щеку.

– Ну вот. – Мама искренне огорчилась. – А я к чаю варенья успела наварить. Тетя Клава малины нам собрала.

– Варенье? – охнул я. И спросил с надеждой: – А сладкое помогает от зубной боли?

– Ты что! – вскричал вредный братец. – Еще хуже будет.

За завтраком я только и делал, что постанывал то ли от зубной боли, то ли от зависти. Варенье получилось отличное: душистое, ягодка к ягодке. И даже манная каша его не портила. По Алешке было видно. Он, как Буратино, наворачивал ее «пополам с малиновым вареньем».

Что ж, ради торжества справедливости приходится иногда и пострадать.

Мама дала мне денег на дорогу, а Лешка, обежав стороной участки, вынес мне ее большую хозяйственную сумку.

…Славку Земскова, моего одноклассника, я застал на рабочем месте. На летние каникулы он устроился подработать в маленький магазинчик, где торговали всякими смешными ужасами: отрезанными пальцами, носами и ушами, страшными масками, всякими штучками для фокусов и прочими «приколами».

Денег на их покупку у меня, конечно, не было. Стоили эти игрушки довольно дорого. Но я знал, что в Славкины обязанности входил тщательный просмотр поступающего товара и отбор брака. Ведь если покупателю попадется халтурно отрезанное ухо, которое он собирался подбросить в суп своему вредному сослуживцу, естественно, он будет недоволен. Точнее – они. Оба.

Бракованные изделия складывались в подсобку, откуда их потом отправляли на свалку.

Славка мне обрадовался, мы поговорили о наших одноклассниках: кто, где и как проводит каникулы, поделились своими проблемами, а потом я перешел к делу.

Я откровенно сказал ему, что завтра к нам на дачу приезжает толпа всяких гостей на мамины именины. И среди них есть такие личности, которые вполне заслуживают, чтобы их немного попугать.

– Поможешь? Я тебе все верну, в целости и сохранности.

– Это не обязательно, – отмахнулся Славка. – Выбрось их потом куда-нибудь. Только не на дорогу, сам понимаешь. Пошли, выберешь, что тебе понравится.

Мы зашли в подсобку, в углу которой стояли две большие коробки, прикрытые старыми газетами.

Славка отбросил их – и мне понравилось. Я едва не сел на пол от страха. Вот еще кого надо бы наказать. Того, кто с любовью и мастерством изготавливает такую пакость.

Славка, посмеиваясь над моим бледным лицом, помог мне отобрать все что нужно и уложить в сумку. И я плотно застегнул ее на молнию. А Славка, провожая меня до дверей, давал мне профессиональные советы, как все эти прибамбасы получше использовать:

– Отрезанная голова, Дим, лучше всего смотрится, когда выкатывается из-под кровати. Она при этом еще глазами лупает. А черепом хорошо постучать в окошко, человек выглядывает: кто там? А там черепушка зубами лязгает. Вот эту штуку спрячь возле плиты. Она, когда чуть согреется, начинает выдавать душераздирающие стоны, будто привидение жалуется…

В электричке я пристроил сумку под сиденье (главное – не забыть ее там, а то в милицейскую сводку попадет) и… вдруг почувствовал, что у меня и в самом деле начинает ныть зуб. Вот к чему вранье приводит.

Я оперся щекой о ладонь и постарался задремать. По опыту знал, что иногда боль проходит во сне. Мне это почти удалось, как вдруг сзади, на смежном сиденье, послышался один знакомый до боли голос, а другой – совсем незнакомый.

Чуть скосив глаза, я убедился, что моя поездка приобретает опасный характер – за моей спиной сидели папа и, видимо, его сотрудник. Они тихонько обсуждали свои дела.

В первую секунду я был готов, позабыв про свою криминальную сумку, выскочить в тамбур и спрятаться в другом вагоне, а во вторую секунду любопытство победило страх.

И я настроил свои «локаторы» на их «волну». Слышно было просто безобразно, многое я не понимал, но переспрашивать, естественно, не решился.

– Мы сделали запрос, – говорил папа. – Выяснилось, что в свое время Грибков занимал какой-то пост в кинопрокате. Используя прежние связи, он заключал договоры на закупку за границей двух-трех хороших фильмов. Выезжал туда, а там находил какие-нибудь причины для расторжения договора…

– Понятно, – кивнул его собеседник. – А на эти деньги он закупал всякую дрянь по дешевке.

– Вот именно. Здесь он организовал подпольную кинофабрику, размножал кассеты и торговал ими через свои киоски в отдаленных от центра местах. Причем с большим размахом. Я просмотрел массу газет с объявлениями и убедился, что он почти всю область снабжает.

– Лицензии у него, конечно, нет. И налоги он, конечно, не платит.

– Конечно. Сейчас мы подготовились к завершающему этапу операции. Изъяли некоторую документацию, вычислили почти все его торговые точки, определили почти всех участников этой аферы. Осталось несколько мелочей, и можно будет арестовывать всю группу. Теперь уж Грибков от ответственности не уйдет. И, кстати, в документах, которые я обнаружил в тайнике, часто встречается его фамилия, он и тогда много дел натворил.

– Наблюдение за домом можно снимать? – спросил сотрудник. – Никуда он теперь не денется.

– Не денется, – согласился папа. – Вот только никак мне не удается изъять самое главное – его рабочую тетрадь. Он туда все свои сделки заносит, все расчеты с помощниками.

– При обыске найдем.

– Надеюсь…

Не все я понял. Но зато вспомнил, на кого был похож таинственный прихрамывающий призрак возле Мрачного дома и в подвале с аппаратурой.

Ну папочка и вправду хитрец! Вот куда делся наш фонарик, вот зачем он привез ночной бинокль. Только вот как он выбрался из хозблока через припертую дверь?

Впрочем, эти профессионалы, как призраки, могут даже сквозь стены проходить – не то что через хилые двери с палками.

Дальше разговор стал для меня совсем непонятен, да и наша станция приближалась.

Я прихватил сумку и, прижав руку к щеке, чтобы хоть как-то замаскировать свое лицо, вышел из вагона и пошел в конец поезда.

Едва он остановился, я спрыгнул на платформу, а с нее прямо в лесополосу и помчался узкой тропкой к поселку, цепляясь громоздкой сумкой за кусты и ветки деревьев. Важно было обогнать папу и не вызвать его подозрения.

Выскочив из леса, я увидел неподалеку какую-то старушку, собирающую в посадках то ли грибы, то ли пустые бутылки, а вдалеке – неторопливо прихрамывающего папу.

Я спрятал сумку в кустах и смело вышел на дорогу перед самым папиным носом.

– Ты откуда? – спросил папа. – Встречать пришел? А Лешка где?

– Я в Москву ездил, – сказал я. – Зуб ночью разболелся.

– Ну и как? Выдрали?

– Нет, даже лечить не стали. Врач сказал, это у меня на нервной почве.

– Еще бы, – кивнул папа. – Ночами-то по подвалам лазить. И отца клюшками запирать.

Я сделал вид, что его не понял.

– Какого отца? – изумился я.

– Твоего. И Лешкиного. Не прикидывайся.

И я не стал прикидываться. И спросил:

– А как ты выбрался?

Папа рассмеялся:

– Да меня там давно уже не было. Я раньше вас ушел.

Как просто, оказывается.

Нет, не так просто.

– Но я же видел тебя в окно. Ты спал, отвернувшись к стенке.

– Я просто свернул одеяло, будто под ним лежу, а на подушку вместо своей головы положил маминого гномика. Все ясно?

Ясно. Нам, конечно, с такими профессионалами тягаться трудно. И опасно.

– А в доме ты нас запер? Нарочно?

– Я ж не знал, что вы там, – оправдался папа. – А вообще, теперь от этого дома держитесь подальше. Хватит. Дело серьезное. И опасное.

Мы уже подходили к нашему поселку, и я поторопился спросить про все остальное:

– Пап, а кто там выл, а? Так страшно.

– Да никто там не выл. Это у них, когда они через микрофон синхронный текст гнали, иногда что-то там резонировало.

Да, все очень просто.