Читать книгу Задачка со звездочкой - Валерий Гусев - Страница 3

Началось, правда, не сразу, не днем. А день мы провели и полезно, и приятно. Рано утром вместо зарядки помахали всеми руками машине, в которой уехали наши любимые родители, и пошли в магазин. Взяли чипсов и по пакету сока, завалились на свои матрасы, похрустели, похлюпали. Сняли с веревки свои плавки, забрали удочки и пошли на озеро. Накупались так, что у Алешки застучали зубы и по всему телу побежали мурашки; улеглись на уже согретый солнышком песок.

– Дим, – Алешка на минуту придержал зубную чечетку, – мое дело – наловить карасей, а твое – сделать из них завтрак.

– Завтрак уже был, – сказал я. – Сделаю обед.

Клев был хороший, ведерко быстро наполнилось золотистыми рыбешками, и мы пошли домой. Было жарко, повсюду чирикали птички, каркали вороны. В Пеньках весело лаяли лохматые «лекарственные средства», в ведерке плескались караси. Мы даже немного посочувствовали нашим родителям.

– Ничего, Дим, – сказал Алешка. – Мы им оставим рыбки. Так уж и быть – покормим.

Дома я занялся обедом, почистил рыбу, сварил уху на печурке и сделал карасиную жаренку. Лешка отправился в Пеньки к Анне Степанне уточнять биографию ее брата. А еще я сбегал к магазину и купил у местных бабулек банку настоящего молока.

Пока я возился с обедом, Лешка тоже управился. Вместе с ним заявился и Рекс. Деликатно улегся в уголке на Алешкиной постели. Мы дали ему несколько крекеров, он похрустел и задремал. Только время от времени приоткрывал глаза и подрагивал чуткими ушками.

Сначала мы похлебали ухи, а потом наелись жареных карасей. Немного увлеклись и уставились на пустую сковородку. Оставили бедным родителям, называется.

– Да ладно, Дим, – сказал Алешка, – завтра пораньше встанешь – наловишь рыбки, нажаришь. А на третье у нас что?

Я поставил на стол большую миску с клубникой, посыпал ее сахарным песком, залил молоком.

– Ты, Дим, здорово готовишь, – отдышался Алешка. – Особенно клубнику.

Из-за стола он вылез с трудом, футболка на животе у него оттопырилась, будто под ней прятался футбольный мяч.

– Ща, – сказал Алешка, – подышу немного, растрясусь и буду дяде Боре донос писать.

– Донесение, – поправил я. – Только дашь мне твое «правильнописание» проверить, а то напугаешь генерала.

– Его напугаешь… Рекс, пошли, побегаем немного.

Рекс стукнул хвостом об пол и с готовностью вскочил.

Я поставил на плитку воду для мытья посуды и выглянул в окно. Они там здорово бегали – один свернулся в клубок под березой, другой – в мамином гамаке. Растрясаются.

Спокойных и безопасных часов оставалось все меньше и меньше.

Когда я перемыл посуду, начистил картошку на ужин, подмел и прибрался, явились наши «бегуны».

– Отдыхаешь? – спросил Алешка. – А я вот опять буду работать.

Он сел за столик в углу, достал из карманов шортов бумажные клочки и, высунув язык, стал писать «донос» генералу. Пыхтел, вздыхал, ворчал, потом позвал меня. С гордостью показал свои труды. Я внимательно прочел и не сделал почти никаких замечаний.

– Лех, Серов пишется через «е», «Безъвисти» – такого слова нет.

– А какое есть?

– Есть два: без вести. И не «прапал», а…

– Исчез?

– «Пропал» – через «о».

– Надо же, – удивился Алешка. – Всю жизнь так писал. И – ничего. Ты сам тогда эсэмэску набери, ладно? А то дядя Боря растеряется.

Мы отправили дяде Боре текст и получили лаконичный ответ: «Донесение принял. Конец связи».

Тем временем засинели сумерки, сгустились. Всплыла круглая красная луна и запуталась в ветвях дальней ели. Птички уже замолкали, а которые чирикали, то очень сонно, будто желали друг другу доброй ночи.

Рекс встал, встряхнулся и посмотрел на нас, словно сказал:

– Ну, мне пора. Или остаться с вами? Не боязно вам будет ночью без взрослых? – Он себя тоже, наверное, взрослым считал. А нас – щенками.

– Иди, иди, – сказал Алешка. – Тебя уж дома заждались – целый день по гостям шляешься.

Рекс помахал хвостом, улыбнулся. Лешка открыл ему дверь.

Тут вдруг что-то меня толкнуло – зря мы его отпустили, лучше бы он остался…

Ночь началась беспокойно. Будто подготавливала нас к еще большим неприятностям.

Мы заперли дверь, погасили свет, улеглись. Я уже начал засыпать, а Алешка все вертелся и ворчал.

– Ты будешь спать? – разозлился я.

– Дим, кто-то щипается.

– Где щипается?

– По всем местам. На какой бок ни повернусь.

Я включил свет, осмотрелся. Ни комаров, ни жуков, ни лягушек. И кто его там «щипает».

– Спи давай, – строго сказал я и выключил свет.

Настала тишина. Только доносились кузнечики со двора и лягушки с озера. Я уснул и тотчас подскочил.

– Догадался! – радостно взвизгнул Алешка, включил свет и начал яростно перетряхивать постель. – Это песок, Дим, с озера!

Я тоже догадался. Когда мы, повалявшись на песочке, собрались уходить, я еще раз купнулся, чтобы смыть с себя песок. Алешка окунаться не стал, замерз.

– Обсыплется, Дим, по дороге, – отстучал он зубами.

Не обсыпался, значит. Я выгнал его на середину комнаты и обмахнул платяной щеткой, а потом полотенцем.

– Все? Обсыпался наконец?

– Ага, только в ушах еще осталось. Утром, ладно, Дим?

Мы снова выключили свет и улеглись. И тут кто-то тихо постучал в темное окошко.

Знаете, это не очень приятно, когда ты один дома ночью и кто-то к тебе стучится. А тут еще младший брат при тебе. С песочком в ушах.

– Кто там? – по возможности строго и бесстрашно спросил я.

– Откройте, пожалуйста, – попросил кто-то тихо и вежливо.

– А зачем? – резонно спросил Алешка.

А я пожалел, что рядом с нами не было в эту минуту нашего верного охранника Рекса.

– Я заблудился, – послышалось за дверью, все так же тихо.

Похоже, что ночной гость говорил так, словно боялся, что его услышит кто-нибудь кроме нас.

– А куда вы идете? – Я не то чтобы не торопился отпереть дверь – я вообще это делать не собирался. Нас уже многому научили в школе на занятиях по ОБЖ, родители да еще и телевизор.

– Мне нужно попасть в Петровки. Это далеко?

– Сначала прямо, – вмешался Алешка, – а потом два раза налево, в северном направлении прямо на юг. – Объяснил!

– Откройте, пожалуйста. За мной гонятся нехорошие люди. – Голос был уже не просто тихий, а даже испуганный.

Вот тут мы растерялись. Как быть? Не помочь человеку в беде? Человеку, за которым гонятся нехорошие люди? Нас этому не учили. Нас учили совсем другому. Ну, а если он сам нехороший человек?

Мы с Алешкой переглянулись. А я понял: решать мне! Как старшему брату. Вот задачка! Человек в опасности. А если я его впущу, в опасности может оказаться мой младший брат, наш Алешка…

– Открывай, Дим, – сказал Алешка и достал из-под подушки свою любимую рогатку. – В случае чего засветим ему в лоб – мало не покажется. – И он зарядил рогатку стальным шариком.

Эту знаменитую рогатку папа отбирал у него сколько раз. Даже пригрозил, что сдаст ее в Музей криминалистики. Как образец полухолодного оружия.

Ночной гость опять тихо постучал в дверь.

Стучал он тихо и даже как-то жалобно. Будто поскуливал под дождем голодный бездомный щенок.

Алешка отошел в угол, держа руку с рогаткой в кармане, а я подошел к двери и щелкнул задвижкой.

Человек за дверью вошел не сразу, постоял на крыльце, озираясь, потом шагнул внутрь. Немного зажмурился от света и сказал:

– Спасибо. Здравствуйте. – Правую руку он, как и Алешка, держал в кармане куртки.

Тоже, небось, с рогаткой. Или с пистолетом. Я уже пожалел, что мы его впустили. Но на первый взгляд он не показался мне опасным. Так себе прохожий, молодых лет и невыразительной комплекции. И лицо тоже какое-то невнятное. То ли спать хочет, то ли еще не совсем проснулся.

– Как у вас светло! – сказал он вроде даже с недовольством. – И с улицы все видно.

– А нам скрывать нечего, – сказал Алешка.

– Да я не об этом. – Он прошел к столу и сел на табуретку. – Я почему к вам-то постучался? Потому что на весь поселок только у вас окошко светилось. Вот я и подумал: раз люди не спят, то можно их побеспокоить.

Я понял, что он совсем не то хотел сказать. Он хотел сказать, что свет в нашем окошке может привлечь нехороших людей, которые зачем-то за ним бегают. И я задернул на окне шторку, выключил свет и зажег свечи.

У нас ведь иногда отключают электричество. Время от времени. Ну, перед дождем, во время дождя, после дождя. А то и задолго до дождя. Поэтому у нас всегда под рукой запас свечей и керосина для лампы.

– Вот, – с удовольствием сказал наш незваный гость. – Так уютнее. А если у вас найдутся три корочки хлеба голодному путнику…

– Три ложечки ухи найдется, – буркнул Алешка.

Я разогрел остатки ухи, и наш гость на нее навалился. Ложку он держал в левой руке, а правую руку так и не вытаскивал из кармана. Заметил мой взгляд и объяснил:

– Я вообще-то левша. А правую поранил, когда отбивался от нехороших людей.

Уху он ел старательно и с аппетитом. А когда тарелка опустела, вздохнул и сказал:

– Из карасей уха, конечно, не уха. Так, вроде рыбного супа. А вот я делаю уху из десяти сортов рыбы. Наловлю всякой – тут тебе стерлядь, там осетрина, здесь пара линей, треска, навага, ершики… Все не упомню даже. Вот это уха!

– Разноцветная, – сказал Алешка.

– Многоэтажная, – сказал я.

– Именно что! А из карасей, конечно, не уха.

– Спасибо, что хоть такая нашлась, – неприветливо проворчал Алешка.

А гость спохватился:

– Ах да, конечно! Спасибо! Вы хорошие ребята. Я как из Петровок вернусь, обязательно вам что-нибудь подарю.

– Подводную лодку, – сказал Алешка мечтательно. С иронией.

– Можно и лодку.

– У вас их полно?

– Пара штук найдется. Не у меня, так у родни. У меня ее полно в Петровках.

Я понял, что он нас совсем не слушает. Он прислушивается к тому, что там, за дверью. Видно здорово его напугали нехорошие люди.

А за дверью уже была глубокая ночная тишина.

– Ну, спасибо вам, приютили, накормили. – Он встал и подошел к двери. – Только повторите все-таки, как мне до Петровок добраться. А то что-то я не понял: два раза на юг, один раз на север?

– Наоборот, – сказал Алешка. И стал подробно объяснять дорогу.

Если бы мне так объясняли, то я уже сто раз бы заблудился. Особенно меня насторожило, что Алешка настойчиво советовал ему идти через мост, мол, так намного короче. Но я промолчал – знал по опыту, что наш Алешка просто так никогда не врет: либо с целью, либо с пользой.

Наконец, незнакомец встал, направился к двери. Выглянул наружу и осторожно вышел.

– Ты зачем его на мост направил? – зашипел я на Алешку. – Он и так дорогу не найдет!

Дело в том, что моста через речку Еленку давно уже не было – его снесло прошлой весной ледоходом.

Алешка не поторопился с ответом, долго смотрел на меня, потом как-то увесисто и с сожалением сказал:

– Как ты живешь, Дим? Ты ничего вокруг себя не видишь.

Я даже машинально оглянулся.

– Ведь он все врет, Дим. А ты и не заметил.

Нет, кое-что я заметил. Про свою рыбалку и про разноцветную уху он наврал здорово. Для такой многоэтажной ухи надо наловить рыбы со всего света, из разных рек и озер и даже из морей и океанов. Но это вранье простительное. Каждый рыбак невольно возводит свой улов в какую-нибудь степень.

– Дим, он сказал, что у него в Петровках полно родни. А в Петровках живет только одинокий дедушка. Без всяких подводных лодок. Но главное вранье – что он поранил руку. Ты знаешь, почему он держал ее все время в кармане?

Я промолчал. Хотя мог бы сказать, что у него там пистолет.

Алешка тоже помолчал, а потом ляпнул:

– Я, Дим, не то что ты. Я кое-что все-таки углядел. Знаешь, что у него с рукой?

– Закрытый перелом? Золото, брильянты?

– У него на правой руке наручники!

Опа! Вот это очень плохо. Это вам не уха из десяти сортов разных рыб. Это очень подозрительно. Разные плохие мысли возникают.

– Лех, давай Степанычу позвоним.

Степаныч – это участковый нашей округи, очень хороший человек.

– Ага, – сказал Алешка. – Он здорово обрадуется, когда ему ночью позвонят братья Оболенские.

– А чего делать?

– Давай поспим до утра. Все равно этот рыбак будет всю ночь бродить.

– А если он обратно припрется?

– А мы замок на дверь повесим снаружи. Потопчется и опять мост пойдет искать.

Мы так и сделали. Я запер дверь снаружи – замок у нас большой, висячий, его издалека видно – и забрался через чердак в комнату.

Мы задули свечу и улеглись на свои надувные матрасы. И долго молчали, раздумывая. А потом Алешка сонно пробормотал:

– Не забыть бы завтра ухи от песка отряхнуть.

Про «ухи» мы, конечно, забыли. Да к тому же и заспались. Проснулись от тревожных голосов наших родителей за дверью.

– И куда они умелись? – говорила мама.

– Где-нибудь в гостях, – отвечал папа. – Завтракают. После обеда явятся.

– Когда придут, я им уши надеру, – пообещала мама.

– Очень кстати, – сказал Алешка, – они у меня все в песке.

– Отец, – сказала мама, – мне Алешкин голос послышался. Где-то вдали.

– Мне тоже, – сказал папа неуверенно. – Мать, они, наверное, в большом доме, решили там заночевать. Для разнообразия.

– Ты какое ухо выбираешь? – спросила мама. – Для разнообразия. – И сказала громко: – А ну-ка живо на двор!

Я отворил окно и отдал папе ключ. А Лешка жалобно проговорил:

– Нас кто-то запер. Какой-то нехороший человек. Ночной такой. Кажется, с подводной лодки.

Родители нас отперли, вошли, поставили на пол сумки с продуктами и спросили:

– Ну, показывайте. Где она?

– Кто? – спросили мы.

– Подводная лодка.

Мы изумились – неужели непонятно?

– Она уплыла.

– Да, – сказала мама с улыбкой, – она нам встретилась на шоссе. Голубая такая, да?

– Нет, – Алешка покачал головой, – бледно-розовая.

– Ну, значит, это была другая.

– Так. – Папа сел за стол и строго сказал: – Вранье закончилось. В чем дело?

Мы рассказали. Алешка добавил про кольцо наручников на руке ночного гостя. Папа нахмурился. И тут же позвонил нашему участковому:

– Доброе утро, Иван Степаныч. Спасибо, все хорошо. А у вас? Никаких ЧП? Никто из задержанных не сбежал ночью из-под стражи? Да нет, ничего, я разберусь. Обязательно. Будь здрав. – Папа легонько постучал мобильником по столу, задумался.

– Что там, отец? – спросила мама.

– Да пока ничего, все спокойно.

– Ну, а лодка-то куда делась?

– Тебе же ребята сказали: уплыла. Бледно-розовая такая. С голубым верхом. – Он встал. – Ладно, займемся делом.

Мы перетащили сумки в большой дом и стали разбирать продукты. Что-то вкусненькое мама выложила на стол, а все остальное убрала в холодильник.

– Вот, – с удовлетворением сказал Алешка, – теперь он доволен.

– Кто? – удивилась мама.

– Холодильник. Слышишь, как урчит? А когда он пустой, он совсем не так урчит. Он дребезжит от голода.

Такая привычка – одушевлять предметы – осталась у Алешки с самого раннего детства. Помню, он тогда даже как-то спросил:

– А когда хлеб кусают, ему больно?

– Смотря кто кусает, – сказал папа.

Мы позавтракали хорошими бутербродами, и Лешка умелся во двор – его басовито вызвал соскучившийся за ночь Рекс.

А папа мне сказал:

– Мне этот ваш гость с подлодки что-то не понравился, я им займусь. А ты за Алешкой приглядывай.

Мама посмотрела в окно и сказала:

– Надо бы его подстричь.

– Его сначала отловить надо, – сказал я. Алешка дико не любит стричься. «У меня потом три дня спина чешется», – говорит он.

– Ничего, – сказала мама. – Приманим чем-нибудь.

Подводной лодкой, например.