Читать книгу Задачка со звездочкой - Валерий Гусев - Страница 4

Следующее утро было выходным. И папа остался на даче.

После завтрака мама оторвала очередной листок календаря.

– Так… Дело к осени. – Разочарованно посмотрела на оборотную сторону – кроссворда нет – и что-то там стала читать. А папа взял косу и вышел на улицу.

– Я это буйство прекращаю. – И он показал рукой на разросшуюся траву.

У нас классный участок. Никаких огородов, никаких теплиц – одна сплошная дикая природа и одна клубничная грядка. Трава – по пояс, грибы – до колен, березы – до неба. Они так хорошо шумят в ветреную погоду, шелестят под дождем и так славно затихают под луной. На самой большой и старой березе – скворечник. Это у нас такое общежитие. Скворцы быстренько выводят и выкармливают своих птенцов и уводят их тусоваться в рощу. А освободившуюся жилплощадь занимают полевки – симпатичные такие мышки. И на ближайшей ветке тут же пристраивается соседская ворона Клара – в надежде поживиться вкусненьким мышонком. Алешка давно бы «снял» ее своей рогаткой, но он ее (ворону) уважает – прошлым летом она помогла ему раскрыть злостное преступление.

А под нашим фургоном обосновалось семейство ежей. Днем они шебуршат под полом, а ночью выходят на охоту. Наверное, потому мышки и выбрали себе безопасное место на березе – я ни разу не видел, чтобы ежи лазали на дерево. Впрочем, на нашем участке все может быть…

Папа взял с подоконника брусок и стал ширкать им по лезвию косы.

– Сейчас накосим, насушим, и будет у нас прекрасное сено.

– На зиму? – спросил Алешка. – А кому?

– Козлятам, – сказала мама в окошко.

Алешка аж подпрыгнул от восторга:

– У нас козлята будут? Целая стая?

– Они уже у нас есть, – сказала мама. – Парочка, безрогих таких.

– Не понял, – растерялся Алешка.

– А я понял! – сказал папа и взмахнул косой.

– Стой! – закричала мама прямо в панике. – Там же сныть!

– Где? – Папа уставился себе под ноги. – Где эта зверушка по имени Сныть?

– Это такая трава, – объяснила мама уже спокойнее и замахала оторванным листком календаря. – Очень полезная и вкусная. Вот, слушайте все! – И она прочитала с выражением: «Многолетняя трава семейства зонтичных… Размножается при помощи корневищ… Произрастает в Европе, Азии и в Северной Америке». Поняли? Дальше: «Встречается в дубравах, на вырубках, в хвойных лесах, в садах и парках…»

– Постой, мать, – попросил папа, – не так быстро. У нас ведь не Азия и не Америка.

– И не сад, и не парк, – добавил Алешка.

– Это еще не все, – сказала мама. – «Нередко сныть заполоняет придомовые участки там, где проживают нерадивые хозяева». Это понятно?

– Это понятно, – согласился папа. – Значит, ты у нас нерадивая хозяйка. Я и не знал.

– При чем здесь я? – удивилась мама. И снова взглянула на листок календаря. – Вот в чем главное. Слушайте, нерадивые хозяева. «Молодые листья сныти вполне съедобны и обладают довольно приятным вкусом. В них содержится витамин С! Рачительные хозяйки приготавливают на основе сныти весьма деликатесные салаты». Хотите попробовать? Здесь есть рецепт.

Мама не дала нам опомниться: папе велела накосить «молодых листьев сныти», а нас с Алешкой зарядила в магазин, чтобы мы закупили для деликатесного салата все другое, необходимое. Ингредиенты, как многозначительно сказала мама. Став из нерадивой хозяйки рачительной.

Мы добросовестно набрали целую сумку этих инде… ингре… В общем: яички, майонез, крабовые палочки, луковицы – сейчас уже все не вспомню. Словом, многоэтажные составляющие. А когда мы вернулись из магазина, то застали папу и огромную охапку травы на терраске. Папа осторожно пощипывал травку и пробовал ее на вкус. Лицо у него было сосредоточенное и серьезное, а в глазах светилось: «Пусть эту травку кушает наша рачительная хозяйка».

А она – хозяйка – развернула бурную деятельность:

– Отец, нарежь сныть мелко и аккуратно. Дима, свари яйца вкрутую. Лешка, не путайся под ногами. Рекс, пошел вон.

Работа кипела. Время близилось к обеду. Мама сдувала непослушную прядь со лба, а мы облизывались от нетерпения.

Наконец мы сели за стол. Мама торжественно поставила перед нами миску с салатом из листьев молодой сныти. Салат по запаху и вкусу оказался великолепным. Миска опустела. Мама торжествовала.

– Да, – сказал Алешка, облизывая майонезные усы, – вот это травка! Мам, а ее у нас навалом. Давай на зиму наберем.

– Ага, – сказал папа, – сделаем силос, как для коров. И будем держать его на балконе.

– В чемодане? – спросил Алешка.

– В бочке, – сказал папа.

– Или в твоих охотничьих сапогах, – предложила мама. И не дала нам опомниться: – За такой салат посуду моют нерадивые хозяева.

– Я радивый, – сразу отказался папа, – я на этот салат целый стог травы накосил.

Лешка меня обогнал:

– А я в магазин ходил. За этими… ингри… инди… яичками и майонезом.

Посуду пришлось мыть мне как самому нерасторопному. И вот когда я соскребал с тарелок в помойное ведро, что-то там зеленело. Целая охапка прекрасной молодой сныти, спасибо папе! Он ее мелко нарезал и аккуратно отправил «на выброс». То-то салат такой вкусный…

Чтобы не подводить папу и не огорчить маму, я быстренько вынес ведро на помойку. А когда вернулся, то возле нашей калитки стояли участковый и папа и о чем-то разговаривали. Я поздоровался и постоял рядом. Но ничего особенного не услышал. Участковый сказал папе, что ездил куда-то в лес к какой-то Лесной могиле. Он там проверял – не балуют ли черные копатели. Оказалось, что не балуют, потому что там выставили свои посты поисковики из отряда Олега Сизова.

Я толком ничего не понял, а папа пригласил дядю Степаныча на чашку чая. За столом участковый подробно расспросил нас о ночном госте. Когда пришел, что сказал, как выглядел, когда ушел? Участковый наши ответы записал, и они с папой еще немного поговорили.

– Может, заложник? – предположил Степаныч. – Приковали его к батарее, а ему удалось бежать, к примеру. А что в полицию не обратился, так не всякий заложник без вины…

Я слушал их разговор без особого интереса. Зато Алешка разинул рот и навострил уши по полной программе. Вскоре Степаныч встал и собрался уходить по своим многим делам, и опять они с папой вернулись к Лесной могиле.

– А кто в ней лежит? – спросил Алешка, не выдержав напора любопытства. – В лесной могилке?

– Так место в дальнем Семеновском лесу называется, – объяснил Степаныч. – Никакой могилы там вроде и нет.

– А «черные гробокопатели» чего тогда там ищут?

Степаныч усмехнулся:

– Клад они ищут. Вернее, склад.

Оказывается в Семеновском лесу во время войны была партизанская база. Однажды немецкие солдаты ее окружили, и партизанам пришлось отходить глубже в лес. Существует легенда, что на месте базы они оставили замаскированный склад оружия. Это оружие им сбросили на парашютах из Москвы. Вот черные копатели ищут это оружие.

– Я тоже буду искать, – пообещал Алешка. – Очень хочется какой-нибудь клад найти.

– Ну-ну, – усмехнулся папа, – покопайся.

В этих краях во время войны шли тяжелые бои. Я уже рассказывал, как мы прошлым летом раскопали в лесу настоящий танк. Сейчас он стоит памятником во дворе местной школы, которая носит имя юного партизана Чижика. И вообще, в этих краях уже не первый год работает поисковый отряд «Патриот». Мы с этими ребятами очень сдружились, потому что они делают очень важное и доброе дело. Проводят раскопки, собирают и захоранивают останки погибших бойцов, разыскивают их родственников, а все найденные реликвии сдают в музеи и в архивы. Поисковому отряду уже удалось установить многие имена пропавших без вести солдат и рассказать потомкам о местах их захоронения. В некоторых случаях даже получилось восстановить картину их последнего боя.

А вот «черные копатели» – это отвратительные мародеры. Все, что они находят на местах давних боев, продают коллекционерам, а если найденное оружие удается привести в боевой порядок, они его ремонтируют и продают бандитам.

После их «поисков» остаются разбросанные кости погибших солдат. Олег, начальник отряда «Патриот», рассказывал нам, что у них с копателями часто возникают схватки. Потому что терпеть надругательство над памятью павших воинов нормальные люди не могут и не хотят…

А теперь, похоже, и мы с Алешкой занялись благородным делом. Будем разыскивать следы разведчика Виталика Серова. Те самые следы, которые затерялись в далеких грозных годах.

Иван Степаныч уехал по своим делам, а мы пошли к Анне Степанне.

«Лохматые лекарственные средства», как всегда, встретили нас со всей радостью.

Витаминыч как-то сказал, что лучшее лекарство от всех болезней – это собачья любовь. Она самая искренняя, беззаветная и бескорыстная. Я всегда, когда общаюсь с собаками, отдыхаю от всех неприятностей. И у меня даже новые силы в душе поднимаются…

Сначала мы с Алешкой привели в порядок их вольеры, а потом выпустили всех разом на площадку. Площадку оборудовал наш лучший друг дядя Юра. Он не только тракторист, но еще и умелый плотник. Сделал все, как положено в лучших собачьих питомниках. Лестница, барьер, бум, сетчатые вольеры, ящик для всякого мусора. И собаки это все оценили.

Сначала они со звонким лаем обежали всю свою территорию, а потом «разобрались» по интересам. У каждой собаки были свои любимые развлечения.

Касторка больше всего обожала «салочки» с Алешкой. Причем соблюдала правила игры. Мчится по кругу, Алешка – за ней. И вот он касается ее хвоста, Касторка тут же тормозит, разворачивается и бежит за ним легким скоком. Догоняет, подпрыгивает и ударяет его в спину передними лапами так, что он летит кувырком. Не успеет Алешка встать, как она уже на другом конце площадки помахивает в нетерпении своим пышным хвостом. Алешка – за ней, а все другие собаки не вмешиваются, а с интересом и поскуливанием «болеют» за игроков.

Афобазол обожает высокую лестницу. Взбегает по ступеням на самый верх и хвастливо облаивает все окрестности.

Пирамидон и Анальгин с азартом бегают по буму. А остальные собаки с удовольствием скачут через барьер.

Барьер – это два столба с пазами. В пазы мы вставляем доски. Все выше и выше. Собаки яростно через них перемахивают, а когда мы ставим девятую доску, уже не прыгают одним махом, а повисают на передних лапах и карабкаются задними. Верхнюю доску – это в мой рост – только Рекс небрежно перемахивает одним прыжком. Валерьянка, надо сказать, в этих играх не участвует. Она – зритель и болельщик: скулит, переминается с лапы на лапу и взволнованно лает.

Самый цирк начинается, когда Алешка усаживает ее рядом и говорит:

– Полаем?

А то! И они на два голоса поднимают великолепный веселый лай, к которому охотно присоединяется вся наша стая.

– Повоем? – спрашивает Алешка.

И над площадкой взмывает голодный и тоскливый волчий вой. Впору в собачьем цирке выступать.

…Наконец, мы «разобрались» с собаками, побегали, попрыгали, полаяли и повыли и, отдышавшись, сели пить чай из маленького самовара, Алешка не утерпел и рассказал Анне Степанне, что привлек одного генерала, чтобы разыскать ее брата.

Старушка очень растрогалась и оживилась. У нее появилась надежда. И мы поняли: даже если у нас ничего не получится, все равно она будет очень благодарна.

– Теть Ань, – сказал Алешка, – а вы что-нибудь помните из своего далекого детства? Может, ваша мама что-нибудь рассказывала вам о вашем брате?

– Да я совсем малая тогда была, ничего еще не понимала. – Тут она задумалась. – Ребятки, дам-ка я вам почитать письма Виталика. Они у меня сохранились. Может, вы что-то там углядите. Уж больно вы сообразительные.

– А то! – с гордостью сказал Алешка. – Оболенские, они такие!

Анна Степанна встала, подошла к шкафчику и выдвинула один из ящичков. Достала из него какие-то бумаги, квитанции, коробочки, ленточки, брошки и бережно вынула с самого дна небольшой конверт. Раскрыла его и положила на стол несколько тетрадных листов.

Письма были написаны карандашом, на них сохранились треугольные сгибы, на обороте одного из писем я разглядел адрес. То есть письма были без конвертов. Я немного слышал о том, что во время войны конвертов, видимо, не хватало и листок складывали в треугольник, на чистой стороне которого писали адрес.

Анна Степанна сдвинула очки со лба на нос и сказала:

– Я вам сама прочту, буквы уже все стерлись, а я эти письма наизусть помню. А что непонятно, буду объяснять. Вот первое письмо из армии. – Она вздохнула и стала читать:

«Милая мамочка, я так соскучился! Как ты живешь, родная, как здоровье? Не голодно тебе? За меня не беспокойся. Я еще не воюю. Нахожусь в небольшом городке на берегу реки Волги, где мы проходим обучение».

– Это он учился в разведшколе.

«Кормят нас хорошо. И обмундирование приличное. Ты бы меня не узнала в военной форме. Занятий у нас много, сильно устаем и мечтаем поскорее дождаться отправки на фронт, чтобы бить проклятых фашистов. Скоро мы погоним их поганой железной метлой с нашей родной земли. Есть ли от папы какая-нибудь весточка?»

– Папа тоже ушел на войну, и от него долго не было писем, вот Виталик и беспокоился о нем.

«Вот и все мои новости. Целую тебя, родная, не болей. Твой сын Виталька. Да, самое главное – по окончании учебы нам присвоят офицерские звания. Так что скоро твой сын будет младшим лейтенантом. Сфотографируюсь и пришлю тебе карточку на память».

Анна Степанна отложила листок и промокнула платочком щеки. Потом подошла к окну и долго куда-то вдаль смотрела. Вернулась к столу, села, спросила Алешку:

– Лешк, а ты чего пригорюнился?

– Я на себя в самовар посмотрел, – объяснил наш тактичный малец. – Очень расстроился. Если бы вы посмотрели на себя в самовар, вы бы тоже огорчились.

Анна Степанна прочла еще одно письмо – уже с фронта. Вот важный отрывок из него:

«… Мне часто приходится бывать в тылу…».

Это он про немецкий тыл пишет.

«… И сердце трогают родные наши деревушки и села с милыми трогательными названиями. Рябинки, Артемки, Подлипки. И так больно, что они в грязных руках и под жестоким сапогом завоевателей. Ничего, мы скоро их вернем».

– А можно еще про деревеньки? – вдруг попросил Алешка. – Рябинки, Артемки… – И внимательно, словно запоминая, выслушал. И почему-то посмотрел на меня. Как-то вопросительно.

– Все эти письма, – сказал я, – нужно скопировать. Они и так уж все выцвели, скоро ни одного слова не разберешь.

– Да как же я их скопирую?

– Надо ксерокс сделать, – сказал я.

– И где я его возьму?

– На почте ксерокс есть. Давайте мы сходим.

– Вот как славно! – обрадовалась Анна Степанна. – Вот спасибо! Только не потеряйте.

– Ну что вы! – заверил Алешка. – Мы их из рук не выпустим. – И он вцепился в пакет с письмами.

Анна Степанна вдруг шлепнула себя ладошкой в лоб:

– Постойте! У меня ведь еще одно письмо сохранилось. От Виталькиного товарища. Вернее, он не совсем товарищ. Они с ним один раз только виделись, в тылу у немцев. Он танкист был, к своим прорывался на танке, а Виталик ему хорошее место подсказал, где можно было через оборону прорваться. – Она достала небольшую шкатулку. – Вот оно, может, в нем что полезное найдете. А вот это пилотка Виталика. Ее потом этот танкист с оказией передал. Только она без звездочки.

– Это не беда, – сказал Алешка. – У нашего генерала этих звездочек полно. Он не пожалеет одну для пилотки.

Мы забрали письма и пошли на почту. А по дороге завернули к дяде Юре, трактористу и плотнику. Он пил чай и смотрел телевизор.

– Чай будете? – спросил он, не отрываясь от экрана.

– Уже, – сказал Алешка и похлопал себя по животу.

– А чего пришли тогда?

– Дядь Юр, – спросил Алешка, – а у вас здесь есть деревня – Артемки?

– А тебе зачем?

– Надо.

– Есть, только далеко, верст десять будет. А по плохой дороге и того больше.

– Это почему? – спросил я.

– В объезд потому что. Минуя овраги. Не мешай, криминал пошел.

А на экране в самом деле появились интересные кадры, которые уже здорово надоели.

– Работниками правоохранительных органов, – скороговоркой сообщал диктор, – обезврежена преступная группировка. Изъято оружие и взрывные устройства. Ведется следствие.

– Неслабо! – вдруг ахнул Алешка и подскочил к телевизору. Там как раз оперативники перебирали ножи, пистолеты и даже два автомата. – Дим, ты видел? – Алешка повернулся ко мне с распахнутыми глазами.

– Ну видел, – отмахнулся я. – Каждый день показывают.

– Я ж говорил: плохо ты смотришь!

– Чай будете? – опять спросил дядя Юра, берясь за чайник.

– Не, – сказал Алешка. – Мы на почту.

На почте никого не было. Только в углу, в закуточке, стоял ксерокс, а возле него сидел лысый, но с бородой дядька и читал газету.

– Что вам угодно, молодые люди? – спросил он и сложил газету.

– Нам копии вот этих писем надо сделать, – сказал я. – Четыре письма по два экземпляра.

Он поскреб бороду, подумал и сказал:

– Сорок восемь рублей.

Тут мы немного прокололись. Пошарили по карманам, наскребли только тридцать рублей. Переглянулись.

– Что, капиталу не хватает? – усмехнулся дядька в бороду. – Сделаем по одной копии. Давайте ваши бумаги.

– Только осторожно, – попросил я, – они ветхие. Времен Отечественной войны.

– Вот как? Ну-ка, ну-ка. – Он внимательно посмотрел на письма. – Ох, какой слабый текст. Боюсь, что плохо получится. Однако попробуем.

Заложил в ксерокс первое письмо, посмотрел распечатку, почесал бороду.

Копия в самом деле была почти слепая. Но дядька не отступился. Понажимал какие-то кнопки, подсыпал какой-то черный порошок. Снова загудел аппарат, снова вылез из него листок.

– Вот! Другое дело! – Дядька был доволен.

Пропустил через аппарат остальные письма. Вернул нам их и отдал копии. По два экземпляра, аккуратно вложив их в прозрачные папочки.

– Спасибо, – сказал я. – Мы вечером занесем вам остальные деньги.

– Никаких денег! – Он помотал бородой, как веником. – Святое дело! Фронтовые письма! Реликвии! – Проводил нас до двери и сказал: – Всегда буду вам рад. Открываю вам неограниченный кредит.

– Чего он нам открывает? – спросил Алешка, когда мы отошли от почты.

– Он теперь будет даром печатать все, что мы принесем, – объяснил я.

– Клево, – обрадовался Алешка. – Уж мы его без работы не оставим. С нами он не соскучится.

Не сомневаюсь. Не разорился бы только.

Мы сразу же пошли к Анне Степанне, чтобы она не волновалась, и отдали ей письма и копии.

Копии ей очень понравились:

– Вот теперь даже без очков читать буду. Чайку попьем?

– Нет, – сказал Алешка, – я еще от того чая не избавился.

Дома мы показали родителям копии писем. Оба вздохнули, а папа сказал:

– Да, это время никогда не забудется. Ни в одной семье.

– Пап, – спросил Алешка. – «Более-менее» не звонил?

«Более-менее» – так называл Алешка дядю Борю за его любимое присловье.

– Лех, это ведь не так просто, наберись терпения. Ты представляешь, что это такое – найти в архиве одного человека среди миллионов? Да еще по таким скудным сведениям.

Алешка вздохнул. Потом оживился:

– Пап, а ты любишь по оврагам ездить?

– По каким еще оврагам?

– По классным! Они крутые, обрывистые, а на дне болотистые ручьи! Можно сто раз застрять или перевернуться.

– Мать, ты как? – спросил папа. – Прокатимся по оврагам? Перевернемся пару раз?

– И сама не поеду, – сказала мама, не отрываясь от кроссворда, – и вас не пущу. Скажите лучше: планета Солнечной системы из четырех букв?

– Овраг, – сказал Алешка.

Мама нахмурилась, пытаясь вписать в четыре клеточки «овраг» из пяти букв.

– Считать научись, – буркнула она. – И вообще иди спать.

– Одно из двух, – сказал Алешка. – Не все сразу.

Когда мы улеглись в своем фургоне, он вздохнул и спросил меня:

– Дим, у дяди Юры в телевизоре ты ничего не заметил?

– Полосы какие-то.

– Оружие видел?

– Ну?

– Разглядел?

– Оружие как оружие. – Я отвернулся к стенке.

– Эх ты! А еще старший брат. Один автомат-то, Дим, был немецкий. Со времен войны.

Ну и что?