Читать книгу Похождения «Подмигивающего призрака» - Валерий Ильичев - Страница 4

Губин оторвал листок от стенного календаря – до конца 1940 года оставалось чуть больше двух недель. На душе было мутно и тревожно. Накануне у него забрали для доклада самому наркому Лаврентию Берии оперативное дело «Виртуоз». Это не сулило ничего хорошего. Докладывать результат разработки пошел начальник отдела Смирнов. Он положил на стол всесильного наркома папку с собранными оперативными материалами и подробной справкой на Губина, ведущего разработку. Не предлагая сесть, нарком сквозь стекла пенсне внимательно прочитал сведения об оперативном сотруднике и, молча, воззрился на Смирнова. После мучительной для подчиненного паузы с нескрываемым раздражением поинтересовался:

– Почему в нашей системе работает человек с высшим образованием? Государство потратило на его обучение большие деньги, а он, вместо того чтобы трудиться в народном хозяйстве, занимается оперативной работой. Это нерационально. Вы знаете мое отношение к этому вопросу. Так в чем же дело?

– Товарищ нарком, вы абсолютно правы. Но товарищ Губин – старый член партии. К нам в госбезопасность перешел по набору из уголовного розыска в 1931 году. За десять прошедших лет зарекомендовал себя грамотным и умелым оперативным работником. И разработку изменника, английского шпиона Земнова он провел блестяще. Вот затребованные вами материалы.

– Хорошо, идите. Я посмотрю, что наработал этот хваленый вами Губин. Если хороший работник, то пусть пока работает, а потом видно будет. Слово «пока» нарком намеренно выделил и произнес с неодобрительными металлическими нотками в голосе.

Смирнов с облегчением покинул кабинет. Для него отношение наркома к сотрудникам с высшим образованием не было новостью. Но, идя по длинному служебному коридору, покрытому ковром, глушившим даже малейшие звуки шагов, Смирнов не переставал мучиться вопросом:

«Почему именно сейчас у наркома возник интерес к довольно обычной разработке среднего уровня чиновника, работающего в наркомате иностранных дел? А что если дело вовсе не в этом Земнове, а в самом Губине, завершающем его разработку? Это намного хуже. Мне могут припаять отсутствие бдительности. Скажут, что я пригрел в отделе скрытого врага, да ещё малюющего дома картины. Надо срочно от него избавляться. А жаль: оперативник он все-таки классный. Но своя шкура дороже!»

Заметив возле своего кабинета ожидающего результатов доклада Губина, начальник отдела поспешил его успокоить:

– Все в порядке. Нарком оставил материалы у себя. Будет внимательно изучать. Если в деле все в порядке, то и нечего беспокоиться. Ты человек опытный. Думаю, все обойдется. Иди, работай. Пока.

Смирнов и сам не ожидал, что автоматически повторит интонацию наркома, произнося угрожающее слово «пока». Но оно вылетело у него непроизвольно, невольно заставив подчиненного насторожиться и почувствовать, как тревожное ощущение грядущей беды заполняет все его существо. Выйдя из приемной Смирнова, он направился к себе в кабинет. Сев в кресло, Губин нервно закурил. Он знал, что сотрудники отдела не любят его, числящегося в передовиках невидимого фронта. К тому же лютое неприятие вызывало его увлечение живописью. Он и сам удивлялся, как при распространенных арестах среди чекистов его так долго не трогали.

Объяснение было только одно: он умел ловко оформлять дела врагов народа. Его разработки отличались изяществом и, главное, правдоподобностью. Помогали безудержная фантазия и умение смешивать подлинные факты с выдумкой так, что им можно было верить. И начальству, ошалевшему от грубых подтасовок о тоннелях, прорытых под Красной площадью в целях терактов в Кремле, приходились по душе дела, по которым опасные фигуранты очень правдоподобно вредили советской власти в пользу враждебных иностранных государств. Материалы разработок, представленные Губиным, успокаивали совесть начальства, позволяли верить, что их ведомство действительно занимается борьбой с реальными врагами. Губин это хорошо понимал, и до поры до времени это спасало его от злокозненных попыток коллег подсидеть удачливого майора.

И на этот раз он вновь возвращался мысленно к материалам разработки «Виртуоз»: «Где я мог допустить прокол? Дело-то в общем рядовое. Этот Земнов долгое время подвизался при нашем посольстве в Англии. Даже проявил себя неплохо при организации забастовки английских рабочих в конце двадцатых годов. Но потом был отозван. Трудился на ниве торговых отношений. Но в последнее время начали поступать сигналы о частых неформальных контактах Земнова и его жены скрипачки Раисы с представителями иностранных разведок.

Губин хорошо понимал, что по роду службы Земнов с женой должен был посещать посольские приемы. Но на сигнал надо было реагировать. Установленное наружное наблюдение вскоре зафиксировало контакт семейной пары с английским торговым атташе при посещении Большого театра. Затем поступили сведения о совместном обеде с иностранцем в ресторане “Метрополь”». Дальнейшее было делом техники. Губин затребовал материалы о совершенных торговых сделках, в которых принимал участие Земнов. Нашел в них массу упущенной выгоды и для оригинальности вменил в вину Земнову не шпионаж, а экономическую диверсию в пользу иностранного государства. Будучи арестованным, Земнов оценил ситуацию реально и признал свою вину при условии, что пойдет по делу один, не давая показаний против своих коллег. Еще он просил за жену, не зная, что она тоже уже арестована как его пособница. Зато Земновы избежали пыток и физического воздействия.

Раз за разом анализируя законченную разработку, Губин пришёл к выводу:

«Вроде бы все сделано правильно и четко: придраться не к чему. Хотя ошибки можно обнаружить в любом деле. Посмотрим! Зато я знаю, кто мог на меня накапать. Это работавший со мною по делу мерзавец Никонов с оловянным взглядом. Вот уж подлинно Иван – крестьянский сын. Простого документа грамотно составить не может. А туда же: на мое место, сволочь, метит! Но ничего, я послал вчера запрос на его родину: действительно его отец из бедняков, как он сам написал в анкете, или подлежал раскулачиванию? Вдруг местные товарищи что-нибудь накопают?»

Губин не знал, что его шифровка пока еще не ушла. Продиктовав запрос, он не проверил его отсылку. Ему и в голову не приходило, что ответственная за передачу шифровки Галина из секретного отдела по уши влюблена в Никонова и успела его предупредить. Тот попросил не отсылать запрос в течение двух дней. Это давало ему возможность успеть свалить ставшего для него опасным майора. То, что его отец не являлся кулаком, было правдой. Но в биографии папаши было темное пятно: в 1925 году он уезжал на заработки в Москву и устроился работать личным водителем к товарищу Троцкому. Но, будучи одарен природным умом, уже через год почуял близость низвержения своего высокого хозяина, уволился и уцелел, вернувшись в деревню. Никонов никак не мог допустить, чтобы этот способный его погубить факт стал известен так некстати. Конечно, Галина рисковала, но Никонов заверил ее, что знает наверняка о предстоящем аресте Губина. И она, поверив обещанию сожителя в скором времени жениться, придержала отправку запроса.

А Никонов решил идти ва-банк и за собственной подписью передал непосредственно в секретариат наркома рапорт о вредительской деятельности Губина, злонамеренно покрывающего врагов народа. В качестве вопиющего факта он указал на племянницу Земнова, которая неоднократно встречалась в неофициальной обстановке с сыном торгового атташе под предлогом совершенствования общения на русском языке. Особенно подозрительной было совместное посещение консерватории, из которой молодые люди ушли с середины концерта и, сев в такси, сумели уйти от наблюдения. Вместе с тем, подчеркивалось в донесении, враг Губин предпочел закрыть глаза на предательскую роль племянницы Земнова Инны и этим потворствовал уходу от ответственности важного члена преступной группы. Закончил свой рапорт Никонов словами: «Надеюсь, враги будут наказаны. С коммунистическим приветом, лейтенант Никонов».

Сигнал сработал. В материалах дела четко были зафиксированы встречи Инны с сыном торгового атташе. А по уголовному делу ее не привлекли: девушка прошла лишь свидетелем. За подобную мягкость сотрудники наркомата внутренних дел и с меньшей виной слетали с должностей, арестовывались и шли вслед за своими бывшими фигурантами. А с учетом высшего образования и увлечения живописью у Губина после поступления доноса шанса уцелеть не было.

Губина арестовали в ночь с воскресенья на понедельник. Жена Лиза с ужасом смотрела на жалкое лицо поднятого с постели в одном нижнем белье мужа. Всегда уверенный в себе человек стоял неподвижно с вытянутыми вверх руками, терпеливо ожидая, когда ему позволят, наконец, одеться. Было ясно, что чекисты испытывают особое удовольствие от ареста своего уже бывшего коллеги. Они, проводя обыск, бесцеремонно толкали и переставляли Губина с места на место, словно это был уже не живой человек, а неодушевленный предмет наподобие старой табуретки.

Позволив арестованному одеться, руководитель приступил к конфискации имущества. Губин с беспокойством наблюдал, как из квартиры выносятся наиболее ценные вещи. Внезапно руководитель оперативной группы стал небрежно перебирать стоящие на полках исполненные Губиным скульптурные изображения и сложенные в углу живописные творения. Заметив встревоженный взгляд хозяина, небрежно отодвинул ногой его картины:

– Не волнуйся, с этой мазней связываться не станем. За нее и гроша ломаного никто не даст. Так что оставим их здесь, так сказать, на память. Затем еще раз осмотрел голые стены и опустевшие комнаты:

– Ну все, пожалуй! Уже светает. Руки назад и вперед навстречу новой жизни.

Губин хотел на прощание обнять жену, но двое оперативников, крепко взяв его за руки, подтолкнули к двери. И тогда Губин выкрикнул заранее обдуманную фразу:

– Лиза, у тебя частые мигрени. Очень прошу, береги свою голову. Ты слышишь, береги свою голову!

Губина резко подтолкнули в спину, и он навсегда скрылся с глаз любимой жены. Через некоторое время до нее донесся урчащий рокот отъезжающей от дома машины.

«Ну, вот и все. Кончилась безбедная жизнь. Впрочем, я никогда не верила в долговечность счастья с этим неординарным человеком. Остро чувствовала, что он плохо кончит. Хорошо, хоть детей совместных не нажили. Странный он: уже много лет плохо спит по ночам, мечется во сне. Вот и сейчас при аресте какую-то ахинею несусветную несет: никогда я от мигреней не страдала. Стоп! Он эту фразу дважды повторил. Муж никогда ничего зря не делал. Расчетлив и хладнокровен был при любых обстоятельствах. Что он имел в виду, давая наказ беречь свою голову?»

Внезапно ее взгляд упал на собственное запыленное гипсовое изображение, изваянное мужем:

«Этот бюст мне никогда не нравился. Губин его изготовил за одну ночь еще пятнадцать лет назад, когда только поженились. Здесь я на себя не похожа: глаза выпучены и волосы спутаны. Похоже, муженек лепил ее в большой спешке. Стоп! Я, кажется, догадалась, что он хотел мне сказать».

Лиза взяла запыленное изваяние и безжалостно с силой ударила об пол. Среди разлетевшихся гипсовых кусочков сверкнул вкрапленный в лобную часть блестящий камушек. Схватив со стола нож, Лиза торопливо освободила спрятанную мужем от посторонних глаз драгоценность. Включив настольную лампу, поднесла бриллиант к свету. И камушек, словно выражая радость от долгожданного обретения свободы, поприветствовал свою новую обладательницу ярким переливом ровно выточенных граней. Лиза, боясь расстаться с внезапно обретенной бесценной вещью, крепко зажала ее в кулаке:

«Теперь понятно, почему он так хранил эту бездарную, наспех сляпанную в наш медовый месяц скульптуру. Считал ее своим талисманом. От ареста его этот бриллиант не спас. Зато сохранит от нищеты меня. Надо срочно продать этот камушек. И я могу обратиться за помощью лишь к знакомому адвокату Корину. У него имеются связи среди богатых торгашей. К тому же я давно нравлюсь этому хлыщу. Кроме него обратиться не к кому».

И Лиза, быстро одевшись, поспешила на улицу к телефону-автомату. Набрав знакомый номер, попросила Корина срочно приехать. После возвращения домой, села на стул и замерла в тоскливом ожидании.

Раздавшийся звонок в дверь известил о приходе Корина. Этот тридцатилетний модно одевающийся холостяк слыл покорителем женских сердец. Елизавета ему действительно давно приглянулась, но он не делал попыток к сближению, боясь мести со стороны её мужа сотрудника грозных карательных органов. И, поспешив по вызову к Губиным, из осторожности запретил себе даже думать о плотских наслаждениях.

Но, едва зайдя в опустевшую после обыска квартиру, опытный юрист сразу осознал всю опасность своего визита:

«Эта красивая кукла не нашла ничего лучше, как подставить меня под подозрение после ареста мужа. Когда заметают человека из их конторы, за ним, как правило, тянется обвинение в шпионаже. Неужели она думает, что будет открытый суд, и я посмею выступить в качестве защитника в таком тухлом деле?!»

Корин буквально физически ощутил, как давнее страстное влечение сменяется раздражением и антипатией к этой глуповатой дамочке. Но Лиза сразу отмела его обвинения в наивности. Она заговорила четко и по-деловому сухо:

– Губина сегодня ночью арестовали, и мне придется жить без него. После обыска в доме случайно остался только этот бриллиант. Помогите мне его продать. У вас есть люди из торговли. Они умеют выгодно вкладывать деньги. Цены этому камушку я не знаю. Полагаюсь на ваше усмотрение и опыт. Вы, естественно, в доле, возьмите сами свой процент. Это надо сделать срочно. И я тут же уеду из Москвы от греха подальше к тетке в Таганрог.

В душе Корина поднялась буря сомнения:

«Очень уж рискованно! Но на этом камушке я смогу сделать солидный гешефт. Никогда не прощу себе отказа от такой возможности».

Пересилившая жажда легкой наживы заставила забыть об опасности:

– Хорошо, я попробую. Если компетентные органы поинтересуются о цели моего визита сюда, скажите, что обратились за юридической помощью, но я вам категорически отказал. Здесь, в вашем доме, я больше не появлюсь. Придите ко мне домой через три дня. Адрес вы знаете. Давайте сюда свое сокровище. И не сомневайтесь. Раз уж сказали «а», надо говорить и «б». Назад хода уже нет.

Лиза, помедлив, заставила себя преодолеть недоверие и протянула бриллиант адвокату. Тот взял драгоценность, положил в нагрудный карман пиджака и направился к выходу. Уже стоя в дверях, оглянулся и окинул похотливым взглядом стройную фигуру попавшей в беду женщины:

«Пожалуй, в случае удачной сделки я легко стану обладателем этого роскошного тела. Мне стоит по этому делу расстараться».

И, успокаивая хозяйку вновь, заверил:

– Я жду вас в моей холостяцкой берлоге. Думаю, вы останетесь довольны.

Лиза по-женски чутко поняла намек сластолюбца:

«Ну и черт с ним. Лишь бы дело провернул удачно, ловелас хренов».

В этот момент она уже не думала об арестованном ночью муже и всецело была поглощена планами об устройстве своего будущего. Но ее ждали напрасные хлопоты. На следующий день чекисты пришли и за ней. Никонов постарался убрать лишнего свидетеля, опасаясь, что Губин проболтался жене о сделанном им запросе. Когда ее уводили из окончательно опустевшей квартиры, Елизавета обреченно сознавала, что вряд ли когда-нибудь сюда вернется. И до боли жалела уплывший в чужие руки бриллиант, способный обеспечить ей безбедную жизнь.

Предчувствие ее не обмануло. Губина расстреляли через неделю, официально объявив, что он осужден на десять лет без права переписки. Впрочем, сообщать об этом было некому: Елизавета умерла в лагере от голода в бедственном 1943 году. Впрочем, к истории бриллианта «Подмигивающий призрак» это уже не имело никакого отношения.

Его новый владелец Корин после визита к Елизавете провел беспокойную ночь. «Зачем я, дурак, ввязался в эту историю с бриллиантом? Могут обвинить в связи с шпионом. Нет, я не полезу в петлю. Верну камушек мадам. И никаких альковных игр. Надо от этой особы держаться подальше. Целее буду».

Прошла неделя. Елизавета не появлялась, и Корин решил сам вернуть драгоценность. Приехав к дому Губиных, встретил у подъезда пожилую интеллигентную женщину. Решив подстраховаться, поинтересовался где живут Губины. И та, испуганно оглянувшись по сторонам, сообщила:

– Их нет. Сначала муж уехал в длительную командировку. А следом за ним и жена отправилась. Так что не ищите их. Бесполезно.

Поблагодарив за благородное предупреждение, Корин поспешно отправился к выходу из двора. Оглянувшись, натолкнулся на наполненный искренним сочувствием взгляд седой, много повидавшей в течение долгой жизни женщины. Приехав домой, закрыл дверь и достал из кармана бриллиант. После некоторого раздумья вынул из буфета жестяную баночку с надписью «Монпансье». Вскрыв крышку, выгреб часть леденцов и положил на дно бриллиант. Затем засыпал банку до верха сладким прозрачными конфетами и положил коробку в буфет на прежнее место. Он не знал, как распорядится доставшейся ему задаром ценностью. До начала Великой Отечественной войны оставалось менее шести месяцев.

1 октября 1941 года Корина вызвали в райком партии Бауманского района. Его принял один из секретарей. Глядя поверх головы Корина, осуждающе покрутил головой:

– Что же это вы, товарищ Корин, дискредитируете нашу партию? Не стыдно? Враг у ворот города. В районе формируется народное ополчение. Энтузиазм людей велик. Не успеваем записывать добровольцев.

– Так я же, как секретарь первичной ячейки лично сагитировал семь человек.

– Вот то-то и оно! Анонимка пришла: дескать, Корин Петр Сергеевич зовет всех в окопы, а сам не спешит вступать в ряды ополченцев. Ты, Корин, учти, стараниями врагов слушок по городу вредный ползет: коммунисты только на словах патриоты, а сами за спинами других прячутся. Злонамеренно вспоминают Бывалова из кинофильма «Волга-Волга», который, засучив рукава, призывал помочь кочегарам, а сам в стороне остался. Так что давай, не отлынивай. Подобные слухи надо пресекать в корне. Пойдешь на фронт в числе первых. Возглавишь благородный порыв, так сказать.

– Хорошо, я, конечно, выполню приказ партии. Но у меня нет боевого опыта. Да и со зрением у меня нелады.

– Мы же тебя не навсегда на строевую службу призываем! Отгоним немцев от города – и через месяц вернешься к мирной жизни. Все, иди, записывайся. Завтра с утра будь на месте сбора. Смотри не опаздывай, а то лишим партбилета и зачислим в дезертиры.

Корин вышел из кабинета, ощущая дрожь во всем теле. Он никак не рассчитывал на подобное развитие событий. Когда пришел приказ о формировании народного ополчения, активно включился в агитацию: среди адвокатов смельчаков, желающих жертвенно сгореть в огненной буре войны, было немного. Избалованные безбедной жизнью, не привыкшие к физическому труду, эти люди хорошо понимали, что их ждет. Но, сагитировав семь человек, Корин посчитал свой долг выполненным. И вдруг теперь этот вызов.

Корин, направляясь домой за необходимыми на фронте вещами, всю дорогу гадал: «Какая же сволочь на меня жалобу накатала? Наверняка это Зудов. Его я не смог сагитировать. Вот он, опасаясь, что я сообщу о его нежелании идти на защиту Родины, и поспешил опередить меня. Ну ладно, делать нечего. Может, и обойдется: отстоимся где-нибудь в обозе на запасном пути, как тот броненосец из бравурной песни. Надо не забыть захватить больше теплых вещей, миску и ложку».

И тут Корин вспомнил о хранящемся в доме бриллианте:

«Куда мне девать этот камушек? Оставлять его в квартире нельзя. По всей Москве грабят опустевшие квартиры жителей, покинувших Москву. Значит, надо брать бриллиант с собой. Опасно, но оставлять драгоценность в опустевшей квартире – наверняка ее лишиться. А что если захватить бриллиант вместе с коробкой “Монпансье”? Скажу, что это мой неприкосновенный запас. Авось, уцелеем оба: и я, и бриллиант. А в случае беды камушком можно будет откупиться. Жизнь-то дороже».

Внезапно Корину пришло в голову, что в случае гибели никто о нем не будет жалеть. И убежденный холостяк впервые пожалел, что не удосужился раньше, до начала войны, создать семью.

Перед тем как покинуть уютную квартиру, Корин положил на дно вещевого мешка вместе с миской и ложкой жестяную коробку «Монпансье» с притаившимся до поры до времени бриллиантом.

В бой их соединение попало через неделю. С выданной накануне винтовкой-трехлинейкой с примкнутым штыком, Корин, зажмурившись от страха, побежал вместе со всеми вперед, не видя противника. Внезапно споткнувшись, упал ничком на землю.

Оглянувшись, увидел, что зацепился о тело бежавшего впереди молодого бойца. Еще не поняв, что случилось, окликнул:

– Эй, вставай!

Увидев, что солдат погиб, он ощутил ужас, заставивший вжаться в землю и замереть. Через несколько минут мимо него назад побежали уцелевшие в атаке бойцы. Один из них, с густыми усами, заметив испуганный взгляд лежащего на земле Корина, резко схватил его за шиворот и поволок в тыл. Свалившись в окоп, с силой шлепнул Корина по лбу:

– Очнись, малохольный! Уцелел – и ладно, пальни пару раз в воздух. С полной обоймой после боя можно загреметь под трибунал: скажут, струсил. Ладно, давай сюда винтовку.

Дважды выстрелив в воздух, усач представился:

– Теплов Иван Николаевич, слесарь с ЗИСа. Был на финской войне. А потому слушай меня, если хочешь уцелеть. Чу, вроде бы танки пошли. Наших здесь нет. Бежать надо: с винтовкой против тяжелой техники не попрешь. Давай за мной!