Читать книгу Энциклопедия отношений - Валерий Кафа - Страница 7

– Ну чё, Василич, как памятник, вчера поправил? Зря отказался от моей помощи, вдвоем ведь сподручнее и быстрее бы сделали.

– Спасибо, Гена. Только мне ничего не пришлось делать. Теперь на кладбище есть бригада специалистов по оказанию ритуальных услуг.

– Да, я знаю. Только они ведь не бесплатно работают. Я б тебе помог, и ты бы сэкономил.

– Тебе бы только куда-то налево увильнуть, лишь бы налили, а дома ничего не делаешь. – По натуре молчаливая Таисия, жена Геннадия, сейчас выплеснула на мужа накопившиеся эмоции. По укоренившейся с советских времен привычке она надеялась на поддержку и влияние общества в нашем лице на исправление незадачливого мужа. Гену мы знаем как скромного, даже в какой-то мере стеснительного и трудолюбивого человека. Выезжая всем нашим коллективом на пикник, он всегда все заботы по розжигу огня, уходу за очагом и приготовлению шашлыков взваливает на себя. У каждого человека есть какие-то слабости. Гена никогда не откажется пропустить лишнюю стопочку. Однако он относится к тем людям, которые после отработанного не акцентируют внимания на своих затраченных силах, категорически требуя налить. Разумеется, он надеется, что перепадет, но если нет или нет возможности, то с добродушной улыбкой на лице смиренно соглашается. Сейчас они с женой остались одни. Их единственный сын уже выпорхнул из семейного гнезда. Отслужил в армии и куда-то уехал на поиски личного счастья. Мы, разумеется, Таисии сострадаем, но вмешиваться в личную жизнь ее мужа никакого права не имеем, и после ее реплики скромно молчим. Алексей Алексеевич, разряжая очередную напряженную ситуацию, обратился ко мне.

– А что там на кладбище серьезные проблемы были, Евгений Васильевич?

– Да ничего особенного, Алексей Алексеевич. Просто до Троицы решил навести порядок. Памятник немного накренился, да и ограду, столик, скамейку надо было привести в надлежащий вид. Время ведь летит незаметно, незаметно и Троица наступит. Вот и решил взять отгул, пока у нас затишье. – Все это время Люся молчала. Вероятно, искала подходящий момент для начала серьезного разговора, поскольку я так и не обратился к ней с вопросами.

– Слушай, Женя, для нас с Лешей ты как брат. И твоя Вера, и твоя дочка для нас были как родные. Да что говорить: Настя выросла у нас на глазах и была как дочка. И вот теперь их с нами нет. Пусть земля им вечно будет пухом. – Люся, хоть и не набожная, но перекрестилась. К моей жене она относилась с большим уважением, они даже были подругами. И наши дочки-одногодки тоже дружили. – Я до сих пор считаю себя виноватой в том, что в тот вечер не настояла остаться у нас ночевать и сама же вызвала им такси.

– Люся, пожалуйста… Сколько можно корить себя? Ты совершенно в этом не виновата. – Я поторопился ее успокоить, c трудом подбирая в такой ситуации внушительные веские слова. На выручку пришел Геннадий и выдал на гора увесистую массу внушительного.

– Слушай, Марковна, ты можешь объяснить вот такой феномен? Почему-то пониманием справедливости природа наделила всех по-разному. Есть подонки, которые абсолютно не мучаются угрызениями совести. А ты у нас, можно сказать, ангел во плоти. И все страдания, которые они должны переживать, берешь на себя. Кто мог знать, что в тот вечер им на встречку на огромной скорости выскочит пьяный придурок? Вот если бы ты могла еще и предвидеть, как Ванга, то, разумеется, не отпустила бы Веру и Настю. Василич правильно говорит, хватит корить и безосновательно мучать себя! Ведь сколько лет уже прошло. Нервные клетки ведь не восстанавливаются. Так что давай поднимай и свое, и наше настроение.

– Хорошо! Слушаюсь! – Произнося торжественно, уже с улыбкой на лице Люся «взяла под козырек», но опять на несколько секунд задумалась. – Дело ведь не во мне, мои дорогие. Мои страдания – это мои личные проблемы. Постараюсь больше никого не задевать. Я вот о чем хочу сказать. Наши близкие уходят, и мы, разумеется, горюем. Но мы-то пока живем. А пока живем, надо не только горевать, но и уметь наслаждаться данной жизнью! Твои психологические раны, Женя, за шесть лет хоть немного зарубцевались? Надеюсь, не собираешься бесконечно горевать? – Сидя передо мной на переднем сидении, она не обернулась ко мне, а пытала своим взглядом мое отражение в зеркале заднего вида. Я ничего не сказал, но с ее логическим раскладом был согласен и кивнул головой. Мое безмолвное согласие придало ей еще больше уверенности для дальнейшего выражения своей мысли. – Вот поэтому мы с Лешей и решили познакомить тебя с моей подругой. Ты обратил на нее внимание? Она сейчас едет в Костиной машине. – Люся была уверена, что я со вчерашнего дня все еще занят скорбными мыслями, отразившимися на моем сегодняшнем неординарном поведении. Если бы она знала о хаосе в моем сознании, наступившем после пробуждения от полной загадок проведенной ночи, а особенно от загадок, связанных с ее подругой детства, то, разумеется, она не спросила бы так наивно: обратил ли я на нее внимание? Скрывая свое состояние усилием воли, я «затушил» очередной всплеск мандража. И еще раз в знак согласия кивнул головой. – Ты знаешь, что я родилась и выросла в Белоруссии. Все школьные годы до поступления в институт, хоть Есения и на год младше, мы неразлучно с ней были рядом. Так что она моя подруга детства. А друзья детства – это на всю жизнь. Я уехала учиться в Москву, а она там поступила в медицинский институт. Всю жизнь работала педиатром. Там же и замуж вышла.

– Интересная история получается, Марковна. Насколько я знаю, твои родители родом отсюда и похоронены здесь. А как получилось, что ты родилась в Белоруссии? – Геннадий задал вопрос, который иногда возникал и у меня. Но по тем или иным причинам так ни разу и не поинтересовался.

– Родители Есении тоже родом отсюда. Наши отцы там служили вместе и подружились. После армии, когда поженились, приняли решение вместе поехать в Белоруссию. Потом в девяностые они также вместе решили вернуться на родину. Вот и вся история.

– А я, между прочим, так и предполагал. Отец говорил, что после смерти Сталина народ с облегчением вздохнул. И стал разъезжаться кто куда. Мой дядька по отцу с женой тоже в те годы отсюда уехал. Только не в Белоруссию, а в Краснодарский край. Правда, они не вернулись, по-прежнему там живут. И братья, и сестры двоюродные с семьями тоже там. Мы постоянно к ним в гости ездим. – Откровенно сказать, о таких вещах бытия советского народа в пятидесятые годы мне не известно. Да и откуда я мог узнать. Мои родители не стали испытывать судьбу на стороне. Все тяготы и лишения переносили здесь, на самой средней и климатической, и политической полосе страны. Мои размышления прервала Люся, продолжая излагать свои намерения.

– Понимаешь, Женя, что интересно? Ваши судьбы схожи прямо как близнецы. У нее тоже муж с сыном погибли в автокатастрофе, правда, восемь лет назад. И сейчас, чтоб не мучиться воспоминаниями, она продала квартиру и переехала на родину предков, то есть сюда, в наш город. Пока не приобрела новое жилье, временно живет у нас. Ты не обижайся, пожалуйста, Женя, но я без твоего согласия все ей про тебя рассказала и фотки показала. А она, между прочим, так долго и внимательно твое фото разглядывала, как будто старого знакомого увидела. – После этих слов, как и после пробуждения, у меня в ушах опять появился тонкий пронизывающий писк и в сознании всплыл клочок телепатической информации: «предмет моей пылкой страсти горит родственным пламенем». Где-то там в подсознании я был уверен, что она заинтересована мной. Но мы так устроены и нам необходимы фактические подтверждения. И в это подтверждение моей версии я уже поверил твердо. Вероятно, с физиономией с расширенными от счастья глазами и улыбкой до ушей я стал похож на последнего кретина. Когда сообразил, то резко опустил голову. Немного опомнившись, убедился, что никто не обратил внимания. Все «переваривали» свою информацию.

– Нам с Лешей почему-то кажется, что вы здорово друг другу подходите. Не знаю почему, но я в этом на все сто процентов уверена. Эх, как хочется, чтоб наши близкие были счастливы. Так ведь, Леша?

– Именно так, Люссия дорогая. Я тоже хочу, чтоб все были счастливы. А вот насчет подходят – не подходят, ты лучше знаешь. – Алексей Алексеевич, сидя за рулем, был занят преодолением сложного участка дороги и старался не разглагольствовать.

– Женщинам свойственно рассусоливать. Евгений Васильевич, я тебя давно уже знаю и скажу коротко. Есения Ефимовна характером чем-то схожа с тобой. Я, конечно, не психолог, но рекомендую обратить на нее внимание. Ну, а подробности с Люссией. Сейчас начались колдобины не для моего «Ауди» и не дай бог на брюхе уляжемся. – Этот участок дороги действительно похож на стиральную доску. Если закрыть глаза, то легко можно представить себя не в машине, а в лодке, раскачивающейся на волнах.

– А ведь действительно, Василич, засиделся ты у нас в «девках»… – После этих слов Гена осекся, сообразив, что ляпнул лишнее. Но, чувствуя молчаливую поддержку впереди сидящей четы Жилиных, продолжил. – Извини, что лезу в душу. Может, ты до сих пор скорбишь. Только я ведь от чистого сердца желаю тебе счастья. Пусть по-своему, по-мужски. Если ты решишь устроить новую жизнь – никто ведь не осудит. Некоторые вон через месяц уже себе находят… Так вот от себя рекомендую – обрати внимание на Люсину подругу. Она, между прочим, красивая, хоть и рыжая. Мне, например, очень понравилась. Если б ты видел, как она сверлила тебя глазами, когда ты вышел из подъезда. – Гена опять осекся, его лицо напряглось. Он сообразил, что красоту Люсиной подруги описывал с излишним пристрастием и посмотрел на жену, чтоб оценить ее реакцию. Таисия сидела, отвернувшись к окну, и как обиженный ребенок пальцем что-то «корябала» на стекле. Вероятно, после выплеснутой дозы вскипевших эмоций в адрес своего мужа еще не пришла в себя и по-прежнему с надутыми губами размышляла только о своем сокровенном. По ожившему лицу Геннадия было понятно – ситуация соответствует его излюбленному лозунгу: «Жизнь продолжается!».

Мы подъезжали к нашему «коронному» месту, где всегда отдыхаем. Я был рад, что его еще никто не занял. Только чувство радости было второстепенным. В первую очередь меня волновал вопрос – о чем я буду говорить со сказочной рыжеволосой феей.

От нахлынувшего приступа волнения в голове не осталось слов. Я помню, как в институте товарищи-однокурсники знакомили меня со своими подругами. Помню, как, стесняясь, представлялся, но по-юношески хорохорился, чтоб не ударить в грязь лицом. Но тогда все было по-детски наивно. Я тогда еще только начинал учиться жизни и не мог уловить чьи-то душевные вибрации. Как, например, сейчас чувствовал волнение Люси, которая, пока не вышли из машины, хотела успеть изложить свои планы в отношении меня и своей подруги:

– В общем так, Женя, мы решили познакомить тебя с Есенией поближе. Она, конечно, говорить об этом стесняется, но я-то знаю, что не против. У тебя сегодня какое-то непонятное состояние, поэтому, пожалуйста, веди себя вежливо, а то за эти годы совсем очерствел? Ну в общем я на тебя надеюсь. – Сейчас, наверное, впервые в моей жизни по моему самолюбию хлестнула волна эгоизма. По крайней мере раньше такого чувства я никогда не испытывал. Меня страшно задели последние Люсины слова. Стоп! Чтобы не сдвинуться по фазе, и именно сейчас в такой переломный момент моей жизни, необходимо спокойно и тщательно все проанализировать. Меня осенила мысль, что я нежданно-негаданно переживаю чувство любви с первого взгляда. Сразу встревожил вопрос: неужели все, кто это прошел, становились такими самолюбивыми стервецами? Неужели всех задевает самая безобидная критика. Тогда зачем она нужна такая любовь, которая затуманивает всю логику? От которой начинаешь жалеть себя и на всех обижаться, даже незаслуженно. Так ведь и с ума можно сойти. А как от этого избавиться? Наверное, никак. Не зря ведь в народе говорят: «Любовь зла…» Дальше не про меня, но смысл понятен. От любви сразу избавиться невозможно. Единственное лекарство – это время. Так, еще раз стоп. Я зашел, наверное, не на ту логическую тропу размышлений. Если я способен критиковать, а не жалеть себя, значит, я не законченный стервец. А если глубже вдуматься, то я вообще не эгоист. Не в моей натуре в первую очередь заботиться о себе. Вероятно, я вскипел от сегодняшней без привычки чрезмерной психологической перегрузки. Даже самые сердобольные люди иногда взрываются. И ученые говорят, что для психологической разгрузки проявление таких эмоциональных всплесков полезно.