Читать книгу Левиафан - Валерий Ковалев - Страница 5

В первые дни июля ракетоносец вышел в заданный квадрат. Он находился в сотне миль северо-западнее Бермудских островов, и здесь надлежало провести месяц.

Этот граничащий с побережьем Флориды и Пуэрто-Рико район Атлантики, был печально известным в мореплавании. На протяжении последнего столетия при загадочных обстоятельствах в нем бесследно исчезли более сотни морских и воздушных судов. Здесь же, в октябре 1986 года погибла советская атомная подводная лодка К-219. По официальной версии она затонула из-за проникновения воды в отсеки, объемного пожара и аварии реактора. Однако, что с ней произошло на самом деле, установить не удалось.

Как всякий офицер-подводник, будучи по природе фаталистом, Морев учитывал все это только в профессиональном плане и в никакие сверхъестественные силы не верил. Однако в морских лоциях район значился опасным для плавания, и с этим следовало считаться. Тем более, что многие из членов экипажа в этих водах были впервые.

О том, что корабль прибыл в заданный квадрат и в какой именно, вахтенные офицеры сообщили боевым сменам на разводах, и теперь эта тема живо обсуждалась в старшинской кают-компании и курилке. Причем, как это часто бывает у моряков в дальних плаваниях, старшие и умудренные опытом, разыгрывали и всячески подначивали младших. А те воспринимали услышанное неоднозначно. Психика у всех разная.

Чтобы исключить всяческие кривотолки по поводу загадочного «треугольника», влияющие на боеготовность экипажа, Сокуров предложил командиру организовать для мичманов и старшин соответствующую лекцию, тем более, что на корабле имелся человек, знающий о нем многое. Это был штурман, капитан-лейтенант Гальцев.

– Ну, что же, валяйте, – согласился Морев. Лекция, дело хорошее.

Согласовав со штурманом время проведения, заместитель объявил об этом по корабельной трансляции. На следующий день все свободные от вахт были собраны в старшинской кают-компании, на торцевой переборке которой, специально для этого случая была вывешена карта Атлантики.

Для начала, оглядев присутствующих, Башир Нухович поинтересовался, кому из них доводилось бывать в этих водах. Поднялись несколько рук.

– Вот видите, – сказал заместитель. – Кое-кто здесь уже был и ничего. Жив. Теперь ваша очередь. А чтоб знать, что и как, послушаем Геннадия Алексеевича, он, как штурман, введет вас в курс дела.

После этого слово было предоставлено Гальцеву и тот спросил у моряков, что им известно о Бермудском треугольнике.

– Хреновое это место, – буркнул сидящий в первом ряду Ксенженко. – Мы в прошлом плавании тут чуть не потонули.

– Так, хорошо, – констатировал штурман. – Еще?

– На Бермудах отдыхают олигархи, – сказал интендант. – Там первоклассные отели и клевые телки, – подмигнул он соседу.

– Еще? – поинтересовался штурман.

– Да чего там, товарищ капитан-лейтенант, – улыбнулся один из старшин. – Все знают, что это аномальная зона и в ней исчезают суда. Но что и как, мы не в курсе.

– Достойный ответ, – ткнул в него пальцем штурман. – А теперь слушайте.

И лектор совершил экскурс в историю, из которого следовало, что Бермудский архипелаг, представляющий из себя полторы сотни больших и малых, покрытых тропической растительностью коралловых островов, был открыт испанским мореплавателем Хуаном Бермудесом в 1503 году. Располагался он в северо-западной части Атлантики, находился на перекрестке морских путей и был лакомым куском для европейских морских держав. В итоге его прибрала к рукам Великобритания и сделала своей колонией.

Далее штурман рассказал о многочисленных морских сражениях, происходивших в этих водах, пиратах, флибустьерах и покоящихся на дне сокровищах, что вызвало живой интерес присутствующих. Оживился даже флегматичный Ксенженко.

– И это все под нами? – удивился он. – Да, то еще место, здесь не соскучишься.

– Именно так, – сказал Гальцев и рассказал, когда и по каким причинам эта часть океана стала называться Бермудским треугольником, какие морские и воздушные суда здесь исчезли и что по данному поводу думает научный мир.

Все это время аудитория с интересом внимала рассказчику, а когда он закончил, последовал целый ряд самых разных вопросов. Одних интересовали причины столь загадочного явления, других ситуации, при которых исчезали суда, но никто не высказал опасений оказаться в числе пропавших. И это было неудивительно. Сказались особенности службы в подплаве, где такая вероятность присутствовала всегда.

На советском, а затем и российском флоте, подводников приучали к этой мысли постоянно, начиная со стен военно-морских училищ и заканчивая учебными отрядами подводного плавания. Более того, на берегу и в море, при заступлении на вахту, до боевых смен доводили информацию о наиболее серьезных, связанных с гибелью личного состава, авариях на подводных лодках. Это была жестокая, но жизненная необходимость. Накладывало свой отпечаток на психику подводников и постоянное общение с ядерным реактором и оружием. В результате, чем дольше они служили, тем более философски относились к бренности земного бытия.

После завершения лекции, оживленно переговариваясь, большая часть моряков направилась в курилку, обсудить то, что услышала, а некоторые остались в кают-компании «забивать морского козла». Эта издавна культивируемая на флоте игра, занимающая по популярности второе место после перетягивания каната, пользовалась в экипаже неизменным успехом. Правда, с некоторых пор, серьезную конкуренцию ей стали составлять нарды, но на корабле ими увлекались в основном офицеры.

…Потекли монотонные дни боевого дежурства. Таясь в глубинах, ракетоносец неспешно бороздил отведенный ему для атаки квадрат. В строго определенные часы менялись вахты, дважды в сутки корабль подвсплывал на сеансы связи и, обменявшись с базой импульсом информации, снова растворялся во мраке.

Ход времени как бы замедлился и люди в прочном корпусе жили подобно автоматам. Вахта, сон, прием пищи, вахта. Периодически все это разнообразилось просмотром видеофильмов, посещением сауны и спортзала.

Для Морева и старших офицеров крейсера, служивших в подплаве не один десяток лет, все это было обыденным и привычным. Они давно свыклись с монотонностью и рутиной морской службы, и воспринимали все как должное. У более молодых членов экипажа в душе еще теплилась романтика дальних плаваний и их особое предназначение, вбитое в головы отцами-командирами.

На шестидесятые сутки плавания у многих стали отмечаться начальные признаки психологической усталости – раздражительность, замедленность реакции, нарушение сна и аппетита. Основной темой разговора стали береговые воспоминания.

И тут заместитель, по опыту знавший, что в таких случаях следует делать, преподнес экипажу сюрприз. Еще до выхода он навестил в гарнизоне семьи всех офицеров и мичманов, у которых они были и, не афишируя этого, сделал аудиозапись голосов их родных и близких. Жены, как правило, желали свои мужьям удачного плавания и скорейшего возвращения, а дети декламировали для них незатейливые стишки или исполняли песни.

В один из дней, согласовав вопрос с Моревым, Башир Нухович обратился к экипажу с этим важным сообщением и запустил по боевой трансляции соответствующую запись. Как известно, моряки не отличаются сентиментальностью, но каждый из подводников слушал, затаив дыхание. У тех же, чьи чада шепеляво читали стихи или пели песенки, глаза подозрительно блестели. Что делать, в дальних плаваниях все воспринимается не так, как на суше.

А еще через сутки, после завершения очередного сеанса связи, в центральном посту появился бледный техник ЗАС и вручил Мореву бланк полученной телеграммы. В ней предписывалось: ракетное оружие привести в полную боевую готовность, перейти в режим непрерывной связи и находиться в готовности немедленного применения ракет по специальному сигналу.

– Свободен, – бросил ему капитан 1 ранга, прочитав короткий текст. Вслед за этим на корабле сыграли боевую тревогу, крейсер всплыл на необходимую глубину и началась подготовка ракетного комплекса к старту.

Будучи военным и не первый год командуя стратегическим ракетоносцем, Морев отлично понимал, что кроется за этим приказом и воспринял его как должное. Перехватив тревожный взгляд старпома, он нахмурился и протянул ему бланк телеграммы.

– М-да, – пробормотал Круглов, пробежав текст глазами. – Такое на моей практике впервые.

– Все когда-то бывает впервые, – пробурчал Морев. – Сергей Ильич, – обернулся он в сторону принимающего доклады из ракетных отсеков вахтенного офицера, – вызови сюда заместителя.

Через несколько минут в центральный поднялся запыхавшийся Сокуров. Ознакомившись с переданной ему старпомом телеграммой, капитан 2 ранга судорожно сглотнул и уставился на Морева.

– Такие вот дела, Башир Нухович, – констатировал тот. – Зачитайте текст боевому расчету ГКП[7], – кивнул он на присутствующих в центральном.

Когда телеграмма была зачитана, в нем наступила гнетущая тишина, а потом кто-то из офицеров тихо спросил, – неужели это война?

– Не будем гадать, – коротко ответил Морев, встав с кресла. – Наше дело выполнять приказ.

После этого он быстро спустился в люк и направился в свою каюту. Там, набрав цифровой код, открыл дверцу командирского сейфа, откуда извлек пистолет и пакет с боевыми перфокартами. Сунув оружие в карман и закрыв сейф, Морев с пакетом в руке вернулся в центральный.

Чуть позже там появился Березин и попросил Морева показать ему телеграмму.

– Пожалуйста, – протянул он контрразведчику бланк.

– М-может это ошибка? – ознакомившись с текстом, заикаясь, произнес тот.

– И что вы предлагаете? – ответил вопросом на вопрос Морев.

– Я мог бы запросить подтверждение своего начальства, – поколебавшись, сказал Березин. – Если вы разрешите воспользоваться связью.

– Это исключено, – сказал Морев. – В данный момент корабль находится в боевом режиме и станции включены на прием.

– В таком случае, разрешите мне опросить шифровальщика, вдруг он чего-то напутал?

– Не возражаю, – последовал ответ. – Но только после отбоя тревоги. А сейчас прошу не мешать работе боевого расчета.

– Хорошо, – пробормотал старший лейтенант и, вернув Мореву телеграмму, неверными шагами двинулся к трапу.

– Эко его забрало, – проводил Березина неприязненным взглядом старпом.

– Александр Иванович, я с твоего разрешения к «засовцам», – сказал заместитель.

– Давай, – согласился тот. – Заодно проверь там правильность дешифровки.

Когда от командира БЧ-2[8] поступил доклад о готовности ракетного комплекса к боевому использованию, напряжение в центральном возросло. Каждый думал о том, что произошло в том мире, откуда они пришли и каким будет очередной приказ из Москвы.

А на суше уже сутки шла ядерная война.

Началась она на Ближнем Востоке, до банального просто и обыденно. В процессе все усиливающегося противостояния Израиля со странами исламского мира он осуществил очередной воздушный налет на атомные объекты Ирана. Тот ответил ракетными ударами по Тель-Авиву и Хайфе. В силу несовершенства, две из ракет отклонились от заданного курса и взорвались на территории Пакистана, который, посчитав их индийскими, нанес ядерный удар по Дели. Далее сработал принцип «домино» и через несколько часов ракетным обстрелам подверглись территории еще нескольких государств Ближнего Востока.

Попытки ООН остановить все разрастающийся в Азии ядерный конфликт, ни к чему не привели, и он набирал обороты.

…Мертвенную тишину центрального разорвал зуммер корабельного телефона и, приложив трубку к уху, Морев услышал в ней взволнованный голос начальника радиотехнической службы.

– Товарищ командир, в океане отмечаются шумы, которые мы не можем классифицировать, – докладывал тот.

– Как это понимать? – нахмурился Морев. – Они что, внеземные?

– Трудно сказать, но явно новые и нам неизвестные.

Через пару минут встревоженный Морев был в рубке гидроакустиков. На экране станции отмечалось необычное свечение, а в наушниках, которые ему протянул акустик, слышался далекий, подобный эху гул.

– Такое впечатление, что «фонит» весь океан, – взглянув на командира, произнес с недоумением начальник. – Конкретного источника импульсов, аппаратура не фиксирует.

– Хорошо, – снял наушники Морев. – Продолжайте наблюдение. Скорее всего, где-то подводное извержение вулкана.

На самом деле он так не думал, все больше убеждаясь, что на материке разразился ядерный конфликт, и океан, как громадный резонатор, доносил его звуки в океанские глубины.

За долгие годы службы на атомном флоте, Морев неоднократно участвовал в учебных пусках межконтинентальных ракет и отлично представлял их разрушительную силу. Сброшенные в 1945 году американцами на Хиросиму и Нагасаки атомные бомбы не шли ни в какое сравнение с тем, что имелось на борту его крейсера. Залп шестнадцати межконтинентальных ракет с разделяющимися ядерными зарядами, упрятанных в корабельные шахты, мог стереть с лица земли почти всю Европу или добрую часть Америки вместе со всеми их обитателями.

В памяти возникла давняя встреча с одним известным академиком из института Курчатова. Тогда группе командиров атомоходов, находившихся на переподготовке в Обнинске, была прочитана обзорная лекция по теории «ядерной зимы», которая произвела на них сильное впечатление.

Лекцию Морев аккуратно записал в свою офицерскую тетрадь, но теперь мало что помнил из нее.

– Вот и пришло время испытать эту теорию на собственной шкуре, – поежился он, и, связавшись по телефону с секретчиком, приказал тому принести тетрадь в центральный. Через несколько минут, поднявшись туда и расписавшись в формуляре, Морев уселся в свое командирское кресло и открыл объемистый фолиант в черной обложке. Скользнув глазами по оглавлению, он нашел нужные страницы и углубился в исполненные аккуратным штурманским почерком строки:

«…В результате серии ядерных ударов возникнет множество независимых пожаров, которые, объединяясь в один мощный очаг, образуют огненный смерч, который уничтожит миллионные города, как это отмечалось в Дрездене и Гамбурге в конце второй мировой войны.

Интенсивное выделение тепла в центре такого смерча поднимет вверх громадные массы воздуха, создавая ураганы у поверхности земли, которые будут подавать все новые порции кислорода к очагу пожара. Смерч поднимет в стратосферу дым, пыль и сажу, которые образуют тучу, закрывающую солнечный свет, после чего наступит «ядерная ночь» и, как следствие, «ядерная зима».

Данное характерно при использовании примерно семидесяти пяти процентов суммарного потенциала ядерных держав. Это так называемая всеобщая ядерная война, первичные, немедленные последствия которой характеризуются огромными масштабами гибели и разрушений. При ином, «щадящем» сценарии, расходуется менее одного процента имеющегося в мире ядерного арсенала. Правда, и это восемь тысяч двести «хиросим», где только в первый день погибло более ста сорока тысяч человек.

Сажа, дым и пыль в атмосфере над регионами северного полушария, подвергшимися атакам, из-за глобальной циркуляции атмосферы распространятся на огромные площади, через две недели накрыв все Северное полушарие и частично Южное.

Немаловажно, сколько времени сажа и пыль будут находиться в атмосфере и создавать непрозрачную пелену. Находящиеся в них частицы аэрозоля будут оседать на землю под действием силы тяжести и вымываться дождями. Все это приведет к тому, что ядерная зима затянется на неопределенное время.

В итоге, главным климатическим эффектом ядерной войны, независимо от ее сценария, станет «ядерная зима» – резкое, сильное и длительное охлаждение воздуха над континентами. Особенно тяжелые последствия возможны летом, когда над сушей в Северном полушарии температура упадет ниже точки замерзания воды. Иными словами, все живое, что не сгорит в пожарах, вымерзнет.

«Ядерная зима» повлечет за собой лавину губительных эффектов. Это прежде всего резкие температурные контрасты между сушей и океаном, поскольку последний обладает огромной термической инерцией, и воздух над ним охладится гораздо слабее.

Образовавшиеся на огромных площадях мертвые леса станут материалом для вторичных лесных пожаров. Разложение этой мертвой органики приведет к выбросу в атмосферу большого количества углекислого газа, в результате чего нарушится глобальный цикл углерода. Уничтожение растительности, особенно в тропиках, вызовет активную эрозию почвы.

Помимо названного, «ядерная зима» несомненно, вызовет почти полное разрушение существующих ныне экосистем, столь важных для поддержания жизнедеятельности человека.

Критическая точка, после которой начнутся необратимые катастрофические изменения биосферы и климата Земли, уже определена. Ее «ядерный порог» очень невысок и составляет порядка ста мегатонн.

Никакая система противоракетной обороны не сможет быть на сто процентов непроницаемой и гарантировать хотя бы относительную безопасность того или иного государства. Между тем, для непоправимой беды хватит и одного процента существующего ядерного арсенала, что составляет примерно сотню боеголовок межконтинентальных баллистических ракет, по совокупной мощности равных пяти тысячам «хиросимам»…

Морев перевернул очередную страницу, но там начиналась новая, не относящаяся к прежней, тема.

– Что ж, – подумал он, – достаточно и этого. И впервые по настоящему ощутил неотвратимость того, что должно было произойти.

Смерти Морев не боялся. Он достаточно долго служил на лодках и свыкся с мыслью о ней. Уверен он был и в экипаже. Каждый, прослуживший в подплаве несколько лет, в море неизбежно превращался в боевого зомби, автоматически выполнявшего все то, что от него требовалось. Это подтверждал опыт прошлой войны, который постоянно культивировался и вбивался в головы всех последующих поколений подводников.

Обведя глазами напряженно застывший на своих местах боевой расчет, Морев приказал сидящему на рулях боцману точнее держать глубину и повернулся к старпому.

– Юрий Михайлович, зайди к ракетчикам, а затем проверь все другие боевые посты. Меня интересует психологическое состояние людей.

– Слушаюсь, – кивнул старпом и, прихватив с собой ПДУ, исчез в полумраке люка.

На третьем часе напряженного ожидания, на трапе звякнула ступенька и тяжело отдуваясь в центральный поднялся заместитель.

– Вот, – протянул он Мореву подрагивающий в руке бланк шифрограммы.

Чувствуя неотвратимое и каменея лицом, тот взял бланк и впился в него глазами. Там был приказ о нанесении ядерного удара десятью из шестнадцати ракет.

Чужим голосом командир оповестил об этом боевой расчет, на корабле сыграли тревогу, и крейсер стал выходить в ракетную атаку, совершая необходимые эволюции по глубине, скорости и курсу. В пульт управления ракетами были заложены извлеченные из пакета перфокарты. Затем Морев, заместитель и командир БЧ-2, вставив в него стрельбовые ключи, включили «ядерную кнопку». С этого момента пошел необратимый отсчет времени, отведенной автоматике для выполнения залпа. Вцепившись руками в подлокотники кресел, боевой расчет замер в напряженном ожидании.

Ровно через минуту корпус ракетоносца затрясся от титанических ударов, и отсеки наполнились глухим ревом.

Из шахт, одна за одной, стартовала и уносилась к поверхности ядерная смерть.

Как только автоматика подтвердила выход последней, бледный Морев отдал команду привести в исходное стартовый комплекс, после чего крейсер с дифферентом на нос ввинтился во мрак и на предельной скорости стал уходить из района старта.

В момент пуска ракет он, безусловно, был засечен из космоса, и со стороны США должен неизбежно последовать ответный удар.

Через несколько минут бешеной гонки, сзади раздался нарастающий гул, с подволока отсеков на головы подводников посыпались стекла плафонов, и ракетоносец завертело в гибельном водовороте пучин. Практически лишившись управления, он падал на дно.

Срываясь на крик и преодолевая оцепенение, Морев приказал уцепившемуся за пульт механику аварийно продуть концевые группы цистерн.

– Есть, – прохрипел тот и потянулся к панели управления.

Спустя секунду ракетоносец вздрогнул от рева врывающегося в цистерны воздуха высокого давления, под ногами мелко завибрировала палуба, и гибельное падение замедлилось.

– Боцман! – рули на всплытие, в турбинном, прибавить оборотов! – выплевывал из себя команды Морев, впившись глазами в дрожащую стрелку глубиномера.

На тысячеметровой отметке ее ход замедлился, черное жало дрожа застыло и потом нехотя покатилось обратно.

– Девятьсот, восемьсот, семьсот… – шевеля побелевшими губами, выдыхал из себя каждый в центральном, словно молитву.

– Так держать, – сглотнул застывший в горле ком Морев, когда ракетоносец вышел на рабочую глубину, и, смахнув ладонью катящийся со лба пот, обессилено откинулся в кресле.

Ни он, ни другие в центральном посту еще не верили, что пучина выпустила корабль из своих роковых объятий. Провалившись на запредельную глубину, он остался цел и, судя по всему, не особенно пострадал.

Вскоре это подтвердилось и поступившими из отсеков докладами. В девятом вышла из строя автоматика, а в первом разгерметизировалась аккумуляторная яма и произошла утечка водорода. Не считая многочисленных синяков и ушибов, легко отделалась и команда. Однако ее психологическое состояние внушало опасения.

Все без исключения были глубоко подавлены и опустошены. Каждый с ужасом понимал, что свершилось непоправимое и сейчас в адском смерче погибает все то, что есть на суше. В том числе их родные и близкие.

Как и следовало ожидать, Морев вернулся к реальности первым. Сказался груз ответственности и многолетний, доведенный до автоматизма опыт принятия решений. Первым делом следовало уйти в запасной район, выйти на связь с командованием и получить дальнейшие указания. Согласно имеющейся на «особый период» инструкции, поставленную перед ним задачу корабль выполнил и должен следовать в базу. Если она, конечно, еще существует.

По канонам ядерной доктрины, которую знали все командиры стратегических ракетоносцев, базы, как таковой, скорее всего, нет. Они уничтожаются в первую очередь. Это Морев понимал со всей очевидностью и особых иллюзий на этот счет не питал. Но гарнизон, откуда пришел в Атлантику его крейсер, был особым. Еще в советские времена, в базальтовом массиве примыкающих к морю сопок, на глубине более сотни метров была создана вторая, предназначенная на «особый период» база, со всей необходимой для ведения ядерной войны инфраструктурой.

В ее громадном, сообщающемся с открытым морем пространстве, имелись пирсы и ракетные склады, плавкраны и мастерские, запасы продовольствия и медикаментов, а также оборудованный по последнему слову техники запасной командный пункт со спутниковой системой связи. Именно туда, в эту подземную базу и должны были возвращаться, таясь в глубинах, уцелевшие после первого обмена ядерными ударами подводные крейсера и грузиться новым боезапасом. А потом, выходя в прибрежные воды, осуществлять новые пуски.

Дав необходимые распоряжения механику об устранении имеющихся повреждений, и убедившись, что тот все понял, Морев приказал заместителю и старпому захватить с собой оружие и обойти боевые посты.

– Может не стоит? – засомневался Сокуров. – Получается, мы как бы не доверяем команде.

– Наоборот, – сжал челюсти Морев. – Это приведет многих в себя.

– И я так считаю, – согласился с ним Круглов, отпирая оружейный сейф и извлекая оттуда две флотские кобуры с «макаровыми».

Когда проверив оружие, офицеры исчезли в люке, Морев нажал переключатель «каштана» и поднес ко рту микрофон.

– Говорит командир, – разнеслось по отсекам. – По приказу Верховного главнокомандующего мы нанесли ракетный удар по Соединенным Штатам Америки и следуем в базу. За качественное выполнение боевой задачи экипажу объявляю благодарность.

– Есть первый, есть второй, есть третий…, – поочередно замигали световые сигналы на пульте.

Через полчаса вернулись заместитель со старпомом и сообщили, что боевые посты проверены, личный состав в порядке.

– Добро, – кивнул головой Морев. – Михаил Иванович, – обратился он к делающему записи в вахтенном журнале помощнику, – объявите отбой боевой тревоги. Команде обедать. Всем двойная порция вина.

После этого, захватив ПДУ, Морев спустился вниз и отправился в свою каюту. Там, плотно прикрыв за собой дверь и щелкнув замком, он включил настольную лампу, обессилено присел на диван и бездумно уставился в пространство. Затем, тяжело вздохнув, извлек из небольшого встроенного в переборку холодильника запотевшую бутылку «Каспия» и, отвернув пробку, плеснул янтарной жидкости во взятый с полки стакан. Выпив коньяк и поставив бутылку на место, Морев взглянул на часы.

– А ведь они отсчитывают новое время, – промелькнуло в голове. И есть ли в нем его жена, дочь и родители? Ростов-на-Дону крупнейший индустриальный центр юга России и, по планам НАТО, подлежит уничтожению в первую очередь. Это Морев знал наверняка, что еще больше усиливало его душевную боль и тревогу.

Взяв с книжной полки оправленную в рамку фотографию жены с дочерью, где они были сняты прошлым летом на живописном берегу Дона, веселыми и беззаботными, Морев долго смотрел на нее затуманенным взглядом, а потом осторожно вернул обратно.

– А сколько таких женщин и детей я убил несколько часов назад? – неожиданно подумал он и вздрогнул от этой мысли. Проклятая служба, – заскрипел он зубами и до боли сжал кулаки. Затем подошел к умывальнику, открыл кран и сунул голову под холодную струю. Стало чуть легче.

В кают-компании он появился как всегда, в свежей кремовой рубашке с сияющими золотом погонами, свежий и невозмутимый. К этому обязывал статус командира. Обед шел в полном молчании и разительно напоминал поминки. Офицеры выглядели мрачно, подавлено и при взгляде на командира отводили глаза. Морев отлично понимал, что каждый из этих, немало повидавших и далеких от сантиментов людей, испытывают те же чувства, что и он.

Отказавшись от вина, Морев через силу проглотил обед и попросил сидящего рядом заместителя, вяло ковыряющего вилкой шницель, собрать в кают-компании после обеда всех командиров боевых частей и начальников служб.

– Хорошо, – с непроницаемым лицом ответил тот. – С людьми обязательно нужно поговорить. Только что мы им скажем?

– Я найду что, – нахмурился Морев и, встав из-за стола, направился в центральный пост.

Через час в кают-компании собрались все приглашенные. Они расселись по своим местам и в ожидании командира тихо обменивались короткими фразами.

– Товарищи офицеры! – скомандовал при появлении Морева, сопровождаемого заместителем старпом, и все встали.

– Садитесь, – махнул тот рукой и занял свое место.

С минуту Морев неподвижно сидел в кресле, собираясь с мыслями, а затем встал и обвел всех взглядом.

– Я собрал вас для того, – сказал он тихо, но внушительно, – чтобы напомнить, профессию военного каждый из нас избрал сознательно и добровольно. И то, что произошло сегодня, является ее закономерным проявлением. А поэтому прошу и дальше исполнять свой долг, как того требует присяга и отбросить прочь любые сомнения в правомерности наших действий. Я уверен, эту войну начали не мы.

Второе – судьба наших родных и близких. Все вы офицеры-атомщики и отлично представляете то, что происходит на суше. А значит, как бы тяжело ни было, всяческие переживания и эмоции на этот счет отставить. На вас смотрят подчиненные.

Теперь третье и главное – психологическое состояние вашего личного состава. Прошу доложить по боевым частям и службам. Вы первый, Геннадий Алексеевич, – кивнул Морев штурману.

– С моими штурманскими электриками и боцманами все в порядке, – встал со своего места Гальцев. – Настроение конечно не на высоте, но вахту несут исправно.

Аналогично высказались и другие, за исключением командира дивизиона живучести. После ракетного залпа с одним из его подчиненных случилась истерика, и он находился в санчасти.

– Очень уж этот Иевлев впечатлительный, – сокрушенно вздохнул пожилой капитан 3 ранга. – И есть отчего – раньше был журналистом.

– Сергей Васильевич, – нашел Морев глазами начальника медслужбы, – что с парнем?

– Ничего страшного, товарищ командир, – ответил тот, – последствия стресса. Дал ему успокоительное, сейчас спит. Кстати, примерно такое же случилось и с особистом. Тому пришлось сделать инъекцию промедола.

Только сейчас Морев заметил, что Березина нет среди офицеров, что, впрочем, было ему абсолютно безразлично.

– А можете ли вы что-либо предпринять, чтобы исключить такие случаи? – поинтересовался у врача заместитель.

– От стресса, да еще в таких условиях, никто не застрахован, – подумав, ответил Алубин. – Но с сегодняшнего дня я увеличу дозу брома в котловом довольствии личного состава. Он успокаивает. И еще бы я попросил вас, Михаил Иванович, – обратился он к помощнику, обязать всех свободных от вахт, ежесуточно посещать бассейн или сауну. Водные процедуры очень полезны для психики.

– Михаил Иванович, займись этим вплотную, – одобрил предложение доктора Морев. После этого он поинтересовался у начхима состоянием радиационной безопасности на корабле.

– Радиоактивный фон в пределах нормы, пробы воздуха и воды опасений не вызывают, – без колебаний ответил тот. Кроме того, я приказал усилить дозиметрический контроль в отсеках.

– Принимается, – кивнул головой Морев. – С сегодняшнего дня вместе со старпомом организуйте тренировки личного состава по защите от оружия массового поражения, а заодно проведите ревизию всех имеющихся на корабле индивидуальных средств химзащиты. Кстати, Иван Артемович, я уж и не припомню, когда это делалось в последний раз.

– Слушаюсь, – потупился капитан-лейтенант и сел на свое место.

– Надеюсь, все понятно? – обвел Морев взглядом присутствующих. – В таком случае, все свободны. Прошу приступить к своим обязанностям.

Как только он появился в центральном, стоявший на вахте Пыльников встревожено сообщил, что ему пришлось уменьшить глубину хода, вследствие резкого повышения рельефа дна.

– Какое еще изменение? – уставился на него Морев. – По лоции, в этом районе она больше пяти километров.

– Именно так, – согласился Пыльников. – Я специально уточнил у штурманов. Но гидроакустики выдают совсем иное – четыреста метров.

В прошлом Морев сам был штурманом и не раз сталкивался с подобными явлениями. В океане непрерывно происходили глубинные процессы, вызывающие подвижку земной коры и рельеф дна менялся. Но его озадачила слишком уж большая разница. Отклонение в несколько километров было чем-то новым. После этого в центральный незамедлительно были вызваны начальник РТС со штурманом, каждый из которых стал доказывать свою правоту. Выслушав их, Морев принял сторону акустиков – в данном случае он больше полагался на технику.

В полночь, удалившись от места атаки на значительное расстояние, подвсплыли на очередной сеанс связи. Поднявшись в сырой полумрак боевой рубки, Морев с внутренним трепетом поднял перископ, ожидая увидеть что-нибудь вроде начала «ядерной зимы» и ошибся. В темном куполе небе, как всегда, блестели мириады звезд, а до горизонта расстилалась фосфоресцирующая от многочисленного планктона, ультрамариновая синь океана.

Облегченно вздохнув, он стал привычно осматривать горизонт и в это время в рубку поступил доклад об обнаружении станцией РЛС неизвестного объекта. Получив его координаты, Морев довернул перископ вправо и едва не вскрикнул от удивления. На расстоянии нескольких миль, параллельно их курсу шло парусное судно.

– Что за черт, откуда оно здесь? – пробормотал Морев, вплотную прильнув к пористой резине визира. В нем четко просматривался неизвестный корабль, призраком скользящий по волнам. На палубе, под светлой громадой парусов и высоком мостике на корме, виднелись четкие силуэты людей.

– Мираж, или я схожу с ума, – промелькнуло в голове, и он на секунду зажмурил глаза. Снова открыл. Все оставалось по-прежнему.

Вспомнив, что перископ оборудован фотокамерой, Морев лихорадочно нащупал нужную кнопку и сделал несколько снимков. Затем, протянув руку к переборке, нажал тумблер висящего там «каштана» и снова запросил радиометриста наличие цели.

– Слабый сигнал по пеленгу двадцать, дистанция десять – металлически донеслось из динамика. – Пеленг меняется вправо…

– Есть, – буркнул Морев, после чего извлек из камеры кассету и, опустив перископ, шагнул в шахту люка.

– Ну, как там наверху? – тихо поинтересовался старпом, как только он ступил на палубный мат под люком.

– Нормально, – ответил Морев, наблюдая как тот задраивает тяжелую крышку. – На вот, поручи начальнику РТС срочно обработать и принеси мне, – протянул он старпому кассету.

– Есть, – кивнул Круглов и направился к ведущему на нижнюю палубу трапу. Внизу он с кем-то столкнулся, послышалось крепкое словцо, и из люка возникла бритая голова в пилотке.

– Прошу разрешения в центральный, – бормотнул, переступая комингс, взмыленный шифровальщик и, подойдя к Мореву, сбивчиво доложил, что сеанс связи не состоялся.

– Скверно, – нахмурился командир, – что-нибудь с комплексом?

– Нет, система в порядке, – сглотнул слюну мичман. – Не было сигнала со спутника. Он не появился в зоне приема.

– Этого нам только не хватало, – процедил Морев. Сейчас ему как никогда требовалась связь с берегом и информация о том, что произошло. Отсутствие спутникового сигнала в нужное время не было чем-то из ряда вон выходящим. Такое порой случалось из-за погодных условий. А может спутника уже нет? – шевельнулось в мозгу, и он тут же отогнал от себя эту мысль. Все выяснится через несколько часов, при повторном сеансе.

– Хорошо, идите и будьте наготове, – бросил он шифровальщику.

– Есть, – бросил тот руку к пилотке и скользнул в люк.

А Морев, сцепив за спиной руки, стал неспешно прохаживаться по центральному, анализируя все то, что произошло в последние часы.

Его размышления прервал появившийся в центральном старпом.

– Все готово, – сказал он ступив на палубу и протянул Мореву серебристый брелок флэш-памяти.

– Ну, что ж, пойдем взглянем, что получилось, – сказал тот и они отправились в командирскую каюту.

Там Морев извлек из стола ноутбук, включил его, вставил «флэшку» в гнездо и активировал ее. На мерцающем экране появился снимок парусника. Отображенный цифровой камерой в инфракрасных лучах, корабль выглядел неправдоподобно четко и величественно. Черный корпус, с идущей по всей длине широкой желтой полосой, закрытыми орудийными портами и вычурно оформленным мостиком на корме; три вздымающихся в небо мачты с белоснежными пирамидами парусов; далеко выдающийся вперед бушприт и силуэты моряков, застывшие в разных местах, казались нереальными.

– И что ты думаешь по этому поводу, Юрий Михайлович? – сказал Морев, когда они просмотрели все пять снимков и выжидательно уставился на старпома.

– Чертовщина какая-то, – озадаченно ответил тот. – Парусное судно в самом центре Атлантики, да еще в военное время? Глазам не верится.

– Я тоже сначала не поверил, но это факт, – ткнул пальцем в экран Морев. – Сейчас таких кораблей единицы. Я, например, знаю только наш, «Крузенштерн». А на этом, судя по виду, флаг Великобритании.

– Да, вроде он, – пристально вглядываясь в экран, – согласился старпом. – Нужно пригласить командира турбинной группы. Он ведь у нас яхтсмен.

– Вот как? – удивился Морев. – А по виду не скажешь. Давай – ка его сюда.

Старпом выщелкнул из переборки трубку и приложил ее к уху.

– Турбинный? Это Круглов. Срочно найдите Юргенса и пришлите в каюту командира.

Через несколько минут в дверь постучали и она откатилась в сторону.

– Прошу разрешения, товарищ командир, – с легким акцентом произнес стоящий в проеме хрупкий светловолосый парень.

– Входите лейтенант, – сказал Морев. – Так вы у нас яхтсмен?

– Да, – чуть улыбнулся тот. – З-занимался этим спортом в школе, а потом в училище. Участвовал в нескольких рег-гатах на Балтике.

– В парусниках разбираетесь?

– Нем-много.

– Что можете сказать об этом корабле? – кивнул Морев на экран ноутбука.

– Судя по виду и оснастке, эт-то английский фрегат восемнадцатого века, – наклонившись к столу, уверенно сказал лейтенант.

– А вы не ошибаетесь?

– Нет. У меня в кают-те есть справочник по истории парусного флота. Захватил в плавание, почитать на досуге. Эт-то точно фрегат. К сожалению, их больше не существует.

– М-да, – переглянулся Морев со старпомом. – Дело в том, Оскар Викторович, что я наблюдал этот корабль около часа назад, во время сеанса связи и заснял его на фотокамеру.

– Вот как? – ошарашенно произнес лейтенант. – Но современных парусных кораблей сейчас ед-диницы. И фрегатов в их числе них. Эт-то я знаю наверняка.

– А если его недавно построили и не успели внести в регистр? – высказал предположение старпом.

– Т-такое вполне возможно, – подумав, ответил лейтенант. Сейчас эт-то модно.

– Ну, что же, спасибо за консультацию, – сказал Морев, обращаясь к Юргенсу. – О том что видели, прошу не распространяться. Надеюсь, вы меня понимаете?

– Понимаю, – ответил офицер.

– В таком случае возвращайтесь к своим обязанностям.

Когда дверь за лейтенантом закрылась, Морев с минуту задумчиво барабанил пальцами по столу, а затем, приняв для себя какое-то решение, развернулся в кресле к старпому.

– Возьмем за основу твое мнение, Юрий Михайлович. Оно достаточно убедительно.

Затем выключил ноутбук и вернул «флэшку» Круглову.