Читать книгу Тень Черной Березы. Сказка – Хоррор - Валерий Ларченко - Страница 4

Ощущение падения обычно заканчивается жёсткой, сокрушительной остановкой. Дима приготовился удариться о бетон или камень, зажмурившись, пока ветер ревел в ушах. Вместо этого он ударился обо что-то полутвёрдое. ШЛЮП. Это была не вода. Что-то было слишком густое, слишком тяжёлое. Он нырнул под воду, удар выбил из него дух, но вместо холодного потока воды озера его окутала вязкая, тёплая слизь. Он отчаянно брыкался, его ботинки не находили опоры в тяжёлой жидкости. Он открыл глаза и тут же пожалел об этом: мир был мутным, непрозрачным и белым, обжигающим роговицу, словно уксус. Он вынырнул на поверхность, жадно хватая ртом воздух. Запах мгновенно ударил его – стена зловония, от которой у него перевернулось в животе. Пахло, как в холодильнике, который не открывали целый год, – резкий, кислый запах испорченных молочных продуктов. «Саша! Катя!» Дима – закричал он, выплевывая вонючую белую жидкость изо рта. Он вытер лицо, но жидкость размазалась, как жир.

«Я здесь!» – раздался слева голос Кати. Она барахталась в течении, её светлые волосы, собранные в хвост, прилипли к черепу от белой слизи. «Я не умею плавать! Она слишком густая!»

«Это… это молоко!» – Саша вынырнул в нескольких метрах от него, отчаянно кашляя. «Я проглотила немного! Оно густое! Боже, какое густое и… какая гадость!»

Дима огляделся. Они упали в реку шириной около пятнадцати метров, медленно текущую между высокими, дрожащими берегами. Но это была не вода. Это была Молочная река из старых сказок – Молочная река. В сказках она была сладкой и сливочной, текла между берегами фруктового желе (киселя). Здесь молоко свернулось. Гигантские, желтоватые комья гнили покачивались в ручье, словно айсберги. Жидкость была серо-белой и пенистой от разложения.

«К берегу!» – скомандовал Дима, плывя брассом, который больше походил на ползание по мокрому бетону. «Течение тянет нас!»

Течение было небыстрым, но неумолимым. Оно тащило их к излучине реки, где белая поверхность бурлила, исчезая в тёмном туннеле из узловатых корней.

Дима первым добрался до Кати, схватив её за лямку рюкзака. «Прыгай, Катя! Сильнее!»

«Ноги застряли!» – крикнула она, и в её голосе нарастала паника. «Что-то держит меня за лодыжку!»

У Димы кровь застыла в жилах. Он нырнул, с трудом открывая глаза в жгучей мути. Под поверхностью, во мраке кислого молока, двигались бледные силуэты. Они выглядели как женщины, но их тела были вытянуты, а кожа настолько прозрачна, что можно было разглядеть пульсирующие под ней тёмные органы. Их волосы колыхались, словно водоросли. Русалки. Утопленницы. Одна из них держала Катину кроссовку. Её рука была перепончатой, пальцы заканчивались длинными чёрными когтями. Лицо её было застывшим от скорби, но рот был полон острых, как иглы, зубов, ухмыляющихся в предвкушении. Дима не думал; он отреагировал. Он вытащил из кармана швейцарский армейский нож, развернул лезвие неуклюжими, скользкими пальцами и полоснул по бледной руке. Лезвие вонзилось в запястье Русалки. Кровь не полилась; в молоко брызнуло облако чёрных чернил. Существо издало вопль – звук, вибрирующий в жидкости, словно сигнал гидролокатора, – и отпустило Катю.

Дима вынырнул, задыхаясь. «Плыви! Скорее! В молоке что-то есть!» Он схватил Катю и подтолкнул её к берегу.

Саша уже цеплялся за берег. «Помогите!» – закричал Саша. «Ил… он мягкий!»

Дима и Катя добрались до берега. Берег оказался не илом, а розовым и дрожащим. Кисель – фруктовое желе из крахмала. Но, как и молоко, с ним что-то пошло не так. Он был покрыт пятнами сине-зелёной плесени, пахнущей перебродившими ягодами и спиртом. Они карабкались по скользкому, студенистому склону. Их руки по локти погружались в гниющее желе, и они с чавкающими звуками выбирались на свободу. Позади них вода вскипала. Десятки бледных голов выныривали из воды, мокрые волосы прилипли к лицам, глядя на детей пустыми, голодными глазами.

«Бежим», – прохрипела Катя, стряхивая с рук слизь.

Они перебрались через кисельную грядку и рухнули на твёрдую землю. Земля здесь была утрамбованной, слежавшейся, покрытой серыми колючками. Они откатились от берега, тяжело дыша, покрытые кислым молоком и заплесневелой фруктовой слизью.

«Ненавижу это место», – прошептал Саша, вытирая язык рукавом. – «Хочу на дачу. Хочу бабушкиного супа. Не хочу этого».

Дима сел, оглядывая братьев и сестёр. Они были грязными и перепуганными, но живыми. «Проверь компас, Катя».

Катя пошарила в кармане и достала ржавый прибор, который им дал Полевой. Она протёрла стеклянный циферблат. Стрелка, похожая на кость, не указывала на север. Он лениво кружился, прежде чем зафиксировать направление – прямо перед собой, в густых зарослях мёртвых ив.

«Он смотрит туда», – сказала Катя дрожащим голосом. «К страхам».

«Отлично», – пробормотал Саша. «Что может быть страшнее, чем утонуть в прокисшем молоке?»

«Сейчас узнаем», – сказал Дима. Он встал и протянул руку, чтобы вытащить их. «Надо двигаться дальше. Запах молока… он привлечёт хищников».

Как по команде, из ивовых зарослей раздался шорох. Дети замерли. Дима вытянул свой маленький нож, чувствуя себя нелепо. На фоне Волка или Избушки – это лезвие было зубочисткой. Кусты раздвинулись. Это было не чудовище. Это была птица. Но это была самая жалкая птица, какую Дима когда-либо видел. Она была размером примерно с павлина, но выглядела так, будто ее протащили задом наперёд через дымоход. Ее перья были чёрными от сажи и рваными. Дым лениво вился из перьев хвоста. Она прыгала на одной ноге, другую пряча в обугленное оперение. Птица посмотрела на них одним ярким золотистым глазом. Она кашлянула, выпустив облачко пепла. «У вас есть свет?» – спросила птица. Голос её звучал как голос заядлого курильщика, пытающегося поговорить… с полным ртом гравия.

Саша моргнула. «Огонь?» «Спичку. Зажигалку. Кремень. Особенно сильную искру?»

Птица подпрыгнула ближе, обнюхивая их. «Фу. От тебя пахнет просроченными молочными продуктами. Противно. Я Жар. И я замерзаю насмерть».

«Ты Жар-птица», – поняла Катя, широко раскрыв глаза.

«Жар-птица. «Я была Жар-птицей», – с горечью поправила Жар. «Теперь я Тлеющая Птица. Тепловатая Птица. Кощей украл моё внутреннее пламя, чтобы топить свою сауну. Без источника тепла я к полуночи превращусь в кучку холодного пепла. Так что, ещё раз спрашиваю, вонючие обезьянки: у вас есть огонь?»

Дима похлопал себя по карманам. Спички в рюкзаке, наверное, промокли. А вот фонарик… «У меня батарейки», – ответил Дима. «И стальная вата в наборе выживания. Может, и искру высеку».

Глаза птицы расширились. «Давай. Высекай искру. Покорми меня, и, может, Кикимора тебя не съест».

«Чего?» – пискнул Саша.

«Болотная ведьма», – Жар указала закопченным крылом в сторону ив. «Она там живёт. Любит нежных детей. Особенно маринованных».

Дима действовал быстро. Он вытащил аварийный набор, который помог ему собрать отец. Взял батарейку из фонарика и пучок стальной ваты. Прикоснулся ватой к контактам. Бац! Вспыхнула ярко-оранжевая искра, и вата загорелась, раскалённая докрасна. Жар не медлила. Он вырвала горящую стальную вату прямо из руки Димы и проглотил её целиком.

«Эй!» – крикнул Дима.

Эффект был мгновенным. Сажа на перьях птицы растворилась в волне жара. Чёрное оперение вспыхнуло, превратившись в сверкающее золото и багрянец. Птица увеличилась вдвое, излучая тепло, которое мгновенно высушило молоко на детской одежде. Мягкий золотистый свет озарял тёмный лес, разгоняя фиолетовые тени. Жар встряхнула перьями, вызвав в воздух сноп золотых искр.

«А! Намного лучше. Я чувствую себя… горючим». Она посмотрел на детей, излучая величие. «Ты спас Жара. Теперь Жар у тебя в долгу. Это досадно, но я птица, верная своему слову».

«Ты можешь вывести нас отсюда?» – с надеждой спросила Саша.

«Летать? С этими калориями?» – усмехнулась Жар. «Я едва могу планировать. Но я могу вести. Ты ищешь Иглу, да? Найти Бессмертного?»»

Да», – сказала Катя. «Ты можешь отвести нас туда?» «Я могу отвести тебя к Железным Воротам», – сказала Жар, ее сияние пульсировало. «Но мы должны действовать быстро. Свет, который я испускаю… он привлекает то, что ненавидит свет».

Из темноты ив раздался пронзительный, чирикающий визг. Затем ещё один. Затем ещё дюжина. Видишь? – сказала Жар. – Бежим!»