Читать книгу Золото по ленд-лизу - Валерий Николаевич Ковалев - Страница 7

Высоко в арктическом небе парил старый кречет – небесный хозяин этих мест. Он изредка взмахивал широкими крыльями и вглядывался все еще зоркими глазами в проплывающую под ним тундру.

Вся мелкая живность – полярные куропатки, зайцы, песцы и лемминги, спешили укрыться в камнях, щелях и норах при появлении бесшумно несущейся по земле тени громадной птицы.

На очередном витке своего полета хищник что-то заметил у далекой гряды сопок и спланировал к ней. Затем мгновенно взмыл ввысь и заскользил обратно.

За свою долгую жизнь кречет не раз встречал то, что увидел. Это были двое бескрылых существ, способные метать громовые молнии в птиц. Одна такая, давным – давно, сразила его подругу. И хозяин небес помнил это.

– Санек, смотри какой обед летает, – с тоской поглядел вслед удаляющейся птице, бредущий впереди Тим, волочащий за собой по мху давно бесполезный «Суоми». Плетущийся сзади продолжал слепо двигаться, пока не уткнулся ему в спину и упал. На изумрудный мох. Такой мягкий и пахнувший свежестью.

– Все, Тим, я больше не могу, – прошептал он, закрыв глаза. В которых все плыло и кружилось.

Старшина устало сел рядом, утер изодранным рукавом ватника вспотевшее, лицо и уронил голову на грудь. Несколько минут в тишине слышалось только их хриплое дыхание да мучительный кашель Сашки. Свистящий и надсадный.

За прошедшую неделю ребята еще больше осунулись и почернели – рыба в мелких озерцах больше не попадалась, да и ловить ее было не на что, кончилась наживка. Питались молодым ягелем, изредка встречающейся прошлогодней вымороженной морошкой и вызывающими тошноту сырыми грибами. Сырыми. Потому, что варить их было не на чем.

Выбираясь из зыбкого болота, куда они ненароком забрели, беглецы едва не утонули и лишились котомки с огнивом, кресалом и котелком. К тому же Сашка вывихнул ногу, которая посинела и опухла, а Тим, постоянно жующий всякого рода зелень и даже кору деревьев, мучительно страдал животом. То и дело отходя в сторону, сдергивая штаны и приседая.

Все эти дни, неторопливо и упорно, за ними следовали волки. Теперь их было двое. Близко звери не приближались, но то и дело возникали на дальних сопках и марях.

Через некоторое время Сашка со стоном приподнялся, морщась от боли в ноге сел, бросил мутный взгляд на поникшего головой Тима и прислушался.

Откуда-то издалека, с простирающегося справа плато, едва различимо доносился волчий вой. Низкий, протяжный и тоскливый.

Сашка вздрогнул и повернул на него голову. В самом начале уходящего к горизонту массива, белело какое-то пятно. И не такое, как остатки снега, тающего в его складках. Яркое и серебристое.

– Тим, – хрипло прошептал он.

– Чего? – ответил тот, чуть шевельнув губами.

– Посмотри, что там, справа, за белое пятно. Или мне мерещится?

– Напарник поднял голову, потер лицо руками и стал бессмысленно озираться.

– Да справа, я тебе говорю. Вон, у плато, – показал в ту сторону приятель.

– И точно, Сань, что-то белеет. На снег не похоже, а? Широко раскрыл воспаленные глаза Тим.

– И мне так кажется.

Они с трудом поднялись, опираясь друг на друга и стали пристально вглядываться вдаль.

– Надо ближе подойти, в глазах все плывет, – пробормотал Тим, и парни, едва волоча ноги, побрели словно сомнамбулы в сторону возвышенности.

Примерно через километр пятно увеличилось, и им показалось, что оно шевелится.

– Дак это ж купол парашюта! – внезапно прохрипел Тим, и, спотыкаясь о кочки, заспешил к пятну. Едва поспевая, Сашка побрел за ним. То и дело падая, но снова поднимаясь.

Спустя полчаса, тяжело дыша, напарники стояли у лежащего на земле купола парашюта. Его шелк серебристо блестел в солнечных лучах и едва уловимо колыхался от порывов легкого ветра.

– А где ж летчик? – посмотрел Сашка на Тима.

– Хрен его знает – мрачно пробурчал тот, – наверное, в тундру ушел. Чего ему тут делать?

Он видел, что парашют не такой, с какими приходилось иметь дело, и насторожился.

– Давай, по быстрому, сворачиваем купол. Шелка на портянки нарежем, а стропы на снасть пригодятся.

Сопя, парни потянули к себе неподатливый купол и обнаружили под ним наполовину ушедшее в мох тело человека.

– Вот он, твой летчик, – тихо сказал Тим, опускаясь у тела на колени. – Совсем свежий.

Через секунду, в его руке появился извлеченный из кобуры на поясе мертвеца вороненый пистолет.

– «Вальтер, – восхищенно прошептал Тим. – У меня такой был. И выщелкнул из рукоятки обойму. В ней масляно блестели патроны.

Он загнал обойму обратно и сунул оружие за пояс. Потом нагнулся, вынул из кармашка кобуры запасную обойму и опустил ее в карман ватника.

– А ну-ка, давай вытащим этого асса, – обернулся к стоявшему рядом с открытым ртом приятелю.

Вместе, путаясь в стропах, они с трудом извлекли из пропитанного водой мха неподатливое тело, и оттащили чуть в сторону.

Затем с минуту рассматривали его.

Вместо лица, у немца была размокшая в воде губчатая бесформенная маска с расплющенным носом и темными прядями прилипших ко лбу волос.

– Ты, гляди, не рыжий, – удивленно протянул Сашка.

– А почему он должен быть рыжим? – отозвался Тим, расстегивая на меховой куртке летчика молнию.

– Не знаю. Мне все фрицы такими кажутся, – шмыгнул носом Сашка.

– Ты смотри, какой был красавчик, – хмыкнул Тим, протягивая ему извлеченное из нагрудного кармана немца удостоверение пилота «люфтваффе» и пухлый кожаный бумажник с золотой монограммой.

С фотографии на документе, на Сашку холодно смотрел молодой симпатичный парень с аккуратной прической и пробором на голове. Чем-то похожий на артиста.

– Лейтенант Отто фон Вернер, – по складам прочел матрос.

– Ты слышишь, Дим? Целый «фон», это у них вроде нашего графа.

– Да, парень видать был не бедный, – смотри какие у него часы.

Сашка принял из рук приятеля отсвечивающие тусклым металлом необычно тяжелые часы с браслетом и внимательно стал их рассматривать. На задней крышке имелось клеймо – орел со свастикой, а также какая-то гравировка.

– Фельдмаршал Геринг, – разобрал он последние слова. – Ни хрена себе! Тим, эти часы от Геринга!

– Я ж тебе и говорю, что не простой это немец. Надо отсюда быстро сваливать, его могут искать. Стоп, а коль фриц дохлый, значит «нз» у него цел. Как это я сразу не догадался?

Он отстегнул на груди немца металлические карабины, а затем, перевалив того на живот стащил с тела парашютный ранец. Потом, щелкнув клапанами карманов, извлек оттуда поочередно две плитки шоколада, пачку прессованного изюма, небольшую ракетницу с запасными ракетами, таблетки сухого спирта и спички, в непромокаемой упаковке.

– Живем, Санек! – радостно воскликнул старшина, сунув ракетницу и шоколад тому в руки, а остальное быстро распихал по карманам.

После этого Сашкиной финкой они отрезали от купола несколько строп и большой кусок шелка, которые затолкали в оставшуюся котомку. Парашют же свернули, туго перетянули стропами, сунули внутрь несколько камней и утопили в разлившемся неподалеку снеговом озерце. С талою водою.

Затем вернулись назад, Тим стащил с ног летчика меховые унты и швырнул их Сашке – бери.

– Не, – повертел тот головой. – Оставь себе, твои пьексы совсем развалились.

– Бери, я тебе сказал! У меня сорок пятый, а это как раз твой размер.

Сашка сунул унты в мешок. Затянув горловину веревкой.

Сняв с Вернера летный планшет, который Дим повесил на плечо, моряки отволокли тело к озерку, где утопили парашют, и тоже столкнули в воду. Знакомец Геринга побулькал и утонул. Словно его и не было.

– Туда гаду и дорога, – харкнул вслед Тим. – Отлетался.

После этого друзья вернулись к своей последней останове. По пути Сашка достал из кармана плитку шоколада, с молчаливого согласия Дима освободил ее от бумажной упаковки, разломил и протянул тому половину. Друзья принялись жевать его на ходу, мыча и чмокая от удовольствия.

У сиротливо лежащего на небольшом валуне «Суоми» они остановились. Тим, утерев рукавом губы, взял автомат в руки, вывинтил шомпол и с размаху саданул прикладом по камню. Затем сунул металлическую часть под слой мха, а приклад с шомполом спрятал за пазуху.

– Пригодится, для костра, – сказал он Сашке. После чего моряки снова отправились в путь. Стараясь побыстрее уйти как можно дальше.

С плато донесся тоскливый волчий вой.

– Шалишь, – обернулся назад старшина. – Теперь нас хрен возьмешь. Ходу, Санек. Ходу.

Когда потускневшее солнце завершило свой бесконечный путь к горизонту, а с затянувшегося тучами неба начал сеять мелкий зернистый снег, друзья, еле двигая ногами, подошли к обширному, преградившему им путь озеру. Его извилистые берега поросли карликовым лесом и чахлым кустарником, в котором жалобно пищала какая-то птица.

– Ушли порядочно. Тут сделаем привал, – покосился Тим на бредущего за ним в импровизированной накидке из парашютного шелка приятеля.

Они нашли место посуше, на небольшой скальной площадке, оставили на ней котомку, шомпол и приклад, после чего исчезли в леске. Откуда вернулись с охапкой хвороста и полной шапкой красно-бурых подберезовиков.

Пока Тим колол финкой на тонкую щепу автоматный приклад и разводил костер, Сашка достал из кармана их самодельную снасть, взял из вороха две палки подлиннее и пошаркал к ближайшему заливчику. Там он привязал к ним узловатую шелковую нить, наживил крючки половинками размоченной во рту изюмины, после чего забросил в воду.

Когда старшина, щурясь от едкого дыма и прихватив рукавом ватника конец шомпола, пек над огнем издающие дразнящий запах грибы, на берегу раздался радостный вопль и вскоре оттуда появился Сашка. Растянув губы в улыбке, он нес в вытянутой руке среднего размера серебристую рыбину.

– Подвезло нам, – оживился Тим. – Что за порода такая?

– Да похожа на хариуса, а там, кто его знает? Здесь все по чудному.

Старшина положил шомпол с уже испекшимися грибами на лежащий на камне лоскут шелка, вытащил из кармана пакетик с прозрачными таблетками и протянул другу.

– На, Санек, погрызи.

– Что это?

– Леденцы с ментолом, у фрица в планшете нашел. Там, кстати и карта. Идем мы, судя по ней, верно. Разве чуть отклонились к югу. Но топать еще далековато. Километров триста.

– Ну? Как тебе леденцы? – поинтересовался он, снизывая финкой грибы на шелк и насаживая на шомпол рыбину.

– Вкусные и во рту холодят, – прошепелявил Сашка.

– Я ж тебе говорю, с ментолом, это от простуды. Я такие на Северо-Западном фронте пробовал. Отобрал у пленного офицера. Готовились, все-таки фрицы к войне основательно. Все предусмотрели, не то, что мы, – нахмурился Тим. – Шапками закидаем.

– А все равно, под Москвой и Сталинградом их разбили. Да и здесь, на Кольском, они увязли.

– Это точно, – согласился старшина, подбросив в костер просохших веток.

– Хлипкие они уж очень. Вот мы с тобой из плена третью неделю идем. Полуживые, и без всего. А тот фриц, – кивнул головой назад, – с раскрытым парашютом в мох свалился и рожа всмятку. Ну да черт с ним, давай шамать. Кишки марш играют.

– Давай, сглотнул слюну матрос. – У меня тоже.

Тим разломил густо парящую рыбу на две части и большую отдал Сашке.

– Чего это ты меня все время подкармливаешь? То свою долю шоколада отдал, то эти таблетки, а теперь вот и кусок побольше? – обиделся ленинградец.

– Это потому, что салажонок ты еще, Санек, да и в лагере почти дошел. Так, что давай, наворачивай. А мне не впервой. Считай третий раз к своим выхожу – жестко прищурился старшина, блестя глазами.

Приятели стали жадно глотать сочную рыбью мякоть, обсасывая кости, а потом принялись за грибы. Пресные, но вполне съедобные.

– На вот еще, хлебни. У фрица в кармане нашел, – протянул старшина другу миниатюрную плоскую фляжку.

– Когда успел? – я и не заметил.

– И В Ростове мало кто замечал. Я пацаном водился с беспризорными и по карманам ловко притыривал, – беззвучно рассмеялся Тим.

– Вот жалко курева у фрица не оказалось, видать здоровье берег. Щас бы в самый раз подымить (вздохнул).

Сашка отвинтил колпачок, сделал глоток из фляжки и поморщился.

– Ну как? Получше «шила»? – поинтересовался старшина.

– А я его на «охотнике» один раз только и пробовал. Боцман не давал. Тоже говорил, что салага.

– Это коньяк, – приняв у него фляжку, сделал глоток и Тим. – Давай теперь ногу твою поглядим и спать.

Морщась, Сашка поднял до мосластого колена широкую штанину робы. Нога, от щиколотки до лодыжки, у него сильно посинела и распухла. Тим отчекрыжил финкой от парашютного лоскута длинную ленту и крепко забинтовал ею ногу матроса.

– Типа тугой повязки. А теперь спать. Утро вечера мудренее.

Друзья, как и в прошлый раз, сдвинули в сторону от прогоревшего костра горячие угли, вынули из котомки унты и скользкое полотно шелка, после чего улеглись на теплый гранит.

Унты они сунули себе под головы, полотнищем накрылись сверху и закрыли глаза. С неба невесомо продолжал сеять мелкий снег. Кружась в воздухе и не тая.

Утром, когда друзья проснулись, накидка и все тундра кругом, были покрыты его серебром, которое искрилось в лучах робкого солнца.

– Лето и зима одновременно, – пробурчал Сашка, стряхивая снег с шапки, и сладко зевнул. – Впервые по настоящему выспался. Без кошмаров.

– Еще бы, – откликнулся, лежащий рядом Тим. – Мы поели и неплохо согрелись.

Затем друзья встали, умыли снегом чумазые лица, и старшина ощупал унты. Они были полностью сухие.

– Снимай свои «гады», – кивнул на Сашкины, истертые до дыр ботинки. Тот уселся на котомку, сбросил ботинки с ног, стряхнул с них драные куски мешковины и пошевелил бледными, распухшими от сырости и стертыми в кровь пальцами.

Тим разрезал надвое, служивший им скатертью за ужином кусок шелка и протянул куски товарищу. После этого стащил с ног свои размокшие пьексы, и отрезал от одной из шелковых накидок, еще два куска. Аналогичного размера.

Приятели туго навернули на ноги эти шикарные портянки, и снова обулись.

– Тим, тепло, как в печке, а веса никакого, – притопнул кожаным унтом о мох Сашка и улыбнулся потрескавшимися губами. – И кашель меня почти не бьет.

– Погрызи еще леденец и мне дай, – запихав в мешок остатки шелка, протянул к нему широкую ладонь напарник.

Матрос достал из кармана бушлата леденцы и оделил одним приятеля. С минуту они посасывали их, чувствуя на языках прохладу и щурясь от удовольствия.

Я уж и забыл, какой он есть на вкус, сахар. Оказывается сладкий, – пошутил старшина.

– А шоколад? – вскинул белесые брови Сашка.

– Так он же горький был. Ну, ты давай, достругивай приклад и готовь костерок, а я к озеру. Может рыба какая сдуру поймалась. Заодно и веток там наломаю.

Не появлялся он довольно долго, потом над озером гулко разнесся выстрел, и Сашка испуганно вскочил. Выдернув из ножен финку.

Через минуту из кустарника появился Тим, несущий в руке какую -то птицу и волокущий за собой несколько корявых сухостоин.

– Ух ты, куропатка! – удивленно воскликнул Сашка, пряча нож и всплеснул руками.

– Держи, – бросил ему еще теплую, рыжеватой окраски птицу, старшина.

– В березнячке подшиб. Там их целая стайка почками кормилась. Хороший у «вальтера» бой, – похлопал по рубчатой рукоятке торчащего за поясом пистолета.

– А вот рыбы нету, удочки я снял. Дай-ка мне портмоне фрица, там много бумажек. Я с вечера мха подсушил, может, приспособлю какую под цигарку.

Сашка достал из внутреннего кармана бушлата кожаный бумажник и протянул Тиму, а сам начал ощипывать куропатку.

Тот же, присев на корточки, достал из бумажника тонкую пачку рейхсмарок, несколько фотографий и какие-то сложенные вчетверо листки. Судя по всему, письма.

Снимки привлекли внимание старшины, и он поочередно стал их внимательно разглядывать.

На одном погибший был в парадной форме офицера «люфтваффе» и с какой-то расфранченной девицей в мехах, на втором в летном комбинезоне у «мессшершмита», а на третьей – рядом с грузным человеком. В высокой фуражке и мундире с аксельбантом, увешанном крестами, спесиво смотрящим в объектив.

– Вот тебе Геринг, – показал Сашке фото Тим. – Я видел его портрет в одной немецкой комендатуре, которую мы разгромили под Оршей.

– Ну и боров, – нахмурился матрос, заканчивая ощипывать птицу и смахивая рукой перья с колен. Кило на двести.

– И карта у этого фрица интересная, с их аэродромами и воинскими частями. Пригодится нашим. А вот из этого послания я себе самокрутку и сварганю, – развернул одно из писем старшина. – Судя по всему от «фрау. Бумага тонкая и духами пахнет.

Он ловко свернул из странички «козью ножку», достал из кармана бриджей горсть сухого бурого мха и наполнил ее. Примяв все большим пальцем. Потом взял из горящего костра ветку и прикурил. Задрожав ноздрями.

– У-у-у, – с наслаждением затянулся, и выпустил изо рта густую струю дыма. – Даже башка закружилась.

После этого, попыхивая цигаркой, Тим взял из рук Сашки ощипанную и ставшую намного меньше тушку куропатки, ополоснул ее в ближайшей лужице и насадил на шомпол.

– На, жарь пока, – протянул другу. – А я вон на ту горку взберусь, погляжу, как нам лучше озеро обходить (показал на высокую сопку).

Когда зарумянившаяся птица начала издавать дразнящий запах и постреливать в языках пламени голубоватыми искрами капающего с нее сока, старшина ввернулся и, тяжело дыша, присел у костра.

– Черт! Как вкусно пахнет. Да ты настоящий кок. Умеешь.

Затем разжал ладонь и показал Сашке два лежащих на ней кусочка металла. Это были изъеденный временем железный наконечник стрелы и позеленевшая бронзовая пряжка. С какой-то головой внутри. Зло улыбавшейся.

– Вот это да! – удивленно воскликнул матрос, взяв находки в руки и став их рассматривать. – Где взял? Я похожие видел в Эрмитаже.

– Там, – показал пальцем Тим на вершину сопки.

– На ней какое-то непонятное нагромождение камней, их довольно много, вроде колонн.

– А больше ничего нету?

– Нет, да и это я случайно обнаружил. Наколол ногу обо что-то. Нагнулся, смотрю, лежат подо мхом. Сколько этим штукам лет интересно? И чьи они, а, Саня?

– Наверное, викингов. Они с северными народами воевали, нам учитель по истории рассказывал. Слыхал о таких?

– Угу, – пробормотал старшина, – приняв назад находки. – Ну ладно, давай порубаем и в дорогу. Отложил их в строну.

Сашка рассек финкой куропатку на две равные части, протянул одну Тиму и они с наслаждением стали есть дымящееся мясо.

– Жирная, неплохо подъелась, – пробубнил старшина, вытирая ладонью текущий по подбородку сок. Приятель молча жевал, блаженно щуря глаза и дуя на дичину.

Через несколько минут от птицы не осталось даже косточек.

Тим вытер руки о мох, свернул очередную цигарку, закурил и, улыбаясь, поглядел на Сашку. Тот, причмокивая, облизывал масляные пальцы.

Потом снова взял в руки лежавшую рядом на котомке пряжку и еще раз осмотрел ее. Более внимательно.

– А ты знаешь, что на ней изображено? – потер находку о бушлат, взглянув на Тима.

Откуда? – в очередной раз затянулся цигаркой старшина, сплюнув горькую слюну. – Спроси чего-нибудь попроще.

– Это голова Горгоны.

– Что еще за голова? Впервые слышу.

– А вот послушай, – заблестел глазами матрос. – Это интересно.

По греческой мифологии, Горгона Медуза, она же стражник, защитница и повелительница, наиболее известная из трех сестер – чудовищ с женским лицом и змеями вместо волос. Ее взгляд обращал человека в камень. Была убита Персеем и упоминается в «Одиссее».

– Про Одиссея читал в книжке, – сказал Тим. – Ну-ну, давай дальше.

– Ну, так вот, – продолжил Сашка. – По преданиям, она была младшей дочерью морского волшебника Форка и единственная смертная из горгон. Родилась прекрасной, с чудесными волосами и победила богиню Афину в состязании по красоте. За что та, будучи мстительной, превратила волосы девушки в гидр, а затем предательски убила на поединке рукою Персея.

Кровь же Горгоны, вытекшая из обезглавленного тела, стала обладать чудодейственным свойством: та, которая текла из левой части, несла людям смерть, а из правой – спасала их от любых бедствий.

Вот такая история, Дим, – закончил свой рассказ Сашка. – Так что это ценнейшая находка, которой позавидует любой музей. На, возьми на память и храни (протянул пряжку старшине). А я оставлю себе наконечник. Если ты, конечно, не возражаешь.

– Точно, интересно – принял находку Тим, погладив ее пальцем. – Конечно же, возьму. А наконечник твой, владей. Широко улыбнулся.

– Ну а теперь вернемся к нашим делам, – сказал, опустив пряжку в нагрудный карман. – Обходить озеро будем с юга. Там равнинная тундра, а с севера сплошная цепь сопок. В них замаемся.

Вот сейчас перевалим, ту невысокую горку, – показал на последнюю к югу сопку и, как говорят, «вперед с песнями».

Спустя час, их удалявшиеся фигуры, виднелись на далеком склоне.