Читать книгу В свой сон тебя не приглашу - Валерий Столыпин - Страница 8

Милая, ты спишь, раскинув руки,

Погрузившись в омут сновиденья.

Боже мой, какое наслажденье,

И какие сладостные муки!

Алексей Порошин

– Ты меня любишь, – спросил Антон жену, пришедшую с работы на сорок минут позже обычного, что случалось последнее время чаще и чаще. Не то, чтобы он обиделся или расстроился, просто заметил неожиданно – что-то в их жизни изменилось, и задумался.

– Любила. Но это было давно. Теперь даже не знаю. Ты изменился, стал чужим, далёким. Заметил, что наша квартира стала какой-то заброшенной, пустой? Видел, дверца у шкафа отвалилась, кран течёт. Всё потихоньку разваливается. Жизнь тоже.

– Ищешь повод для скандала?

– Вовсе нет. Ты задал вопрос, я на него отвечаю. Скоро год как мы с тобой не гуляли, не мечтали, не разговаривали по душам.

– Тоже заметила? Скучно стало вдвоём, подруга. Я вот всё думаю, как вышло, что мы с тобой оказались семьёй, не напомнишь? С чего всё началось?

– Ты был самый лучший. Я таяла от твоего взгляда, с ума сходила от прикосновений, от необыкновенного запаха. Когда ты сказал “люблю”, меня трясло целые сутки. Пять минут без тебя были испытанием, несколько часов – пыткой. Первый поцелуй казался волшебной сказкой. Кажется… нет, точно – я была счастлива. А ещё… ещё ты умел делать для меня кое что особенное, но это потом, после свадьбы. Теперь, увы, разучился дарить праздничное настроение, стал равнодушным, ленивым.

– Я тоже тогда терял рассудок, боялся, что не полюбишь меня, позже, что когда-нибудь могу тебя потерять. Серые глаза, милые кудряшки, плавные линии силуэта. Ты казалась мне такой совершенной, такой восхитительной, такой изящной, волнующей, нежной.

– Теперь не кажусь?

– Не то, чтобы очень. Теперь мне есть, с чем сравнивать. Это был сон разума. Ты обыкновенная, как все.

– Следовательно, я в твоём сне – чудовище. Прикольно.

– Нет-нет, не так. Наверно я повзрослел, понял, что придумал тебя, сочинил безупречный образ. Так бывает. Наваждение, галлюцинация, морок. Разве у тебя не так?

– Меня всё, почти всё в нашей совместной жизни устраивает, кроме… впрочем, неважно, я готова подстраиваться, уступать, но ты тоже постарайся.

– Зачем? Давай разведёмся.

– Долго думал, любимый? Как ты себе это представляешь?

На лице Вероники отразилось раздражение, следом недоумение, обида, потом брезгливость и злость. Она беспомощно сжимала кулачки, часто-часто моргала, выкатила из глаз пару хрустальных слезинок, которые немедленно промокнула платочком.

– А давай, сколько можно играть в любовь с тенью! С чего начнём?

– С обнуления конечно. Снимаем с себя ответственность за отношения, быт и всё прочее. С этого момента мы – свободные люди. Предлагаю отметить. Приготовь что-нибудь вкусненькое, а я сбегаю за вином. Тебе какое взять?

– Мне Мартини и апельсиновый сок, но готовить не буду.

– Почему?

– Потому что у нас свободные отношения. И отмечать развод я буду не с тобой, а с Игорем.

– С каким это ещё Игорем?

– Стоп, Антон, остынь. Ты же обнулился. Мы теперь сожители, вынужденные до официального развода находиться в одной квартире, так? Хочу сообщить радостную весть другу, порадоваться вместе с ним.

– Вот значит как! Тогда и я тоже… это… к Людке пойду, к Миковой. Домой не жди.

– Тогда я Игоря сюда приглашу.

– С какой стати!

– Свобода, Антоха, мечта поэта. Сама хотела предложить, ты оказался смелее.

– Давно ты с ним? Кто он, любовник?

– Почему я должна перед тобой отчитываться? Друг, просто друг.

– Ты его любишь, то-есть… спишь с ним?

– О-ла-ла, это что – ревность? С какой стати ты меня допрашиваешь, господин Ноль? Впрочем, мне скрывать нечего, коли мы в разводе: просто мечтаю отдаться ему как можно скорее. Дружить с мужчиной – извращение. Хочу почувствовать его в себе целиком.

– Думаешь вывести меня из себя? Так вот знай – у меня две любовницы: Людка и Полина.

– С Миковой связывать судьбу не советую. На передок слаба. А Полина, какая она, я её знаю?

– На, смотри; вот видео, вот фото.

– Симпатичная… но стерва, –  сделала заключение жена, демонстративно переодеваясь в театральное платье, нанося немыслимой яркости макияж, –  по глазам вижу. А так ничего: простенько, но со вкусом. Ладно, поговорили и хватит. Я ушла.

Антон закурил, включил чайник.

Настроение было безнадёжно испорчено. Идти никуда не хотелось.

– Игорь, значит! Муж про измену узнаёт последним. Дрянь! Так и знал, так и знал!

Вернулась Вероника утром. Шагом манекенщицы продефилировала в спальню, скинула платье, нижнее бельё, набросила пеньюар и скрылась в ванной.

Антон был ошеломлён её бесстыдством: вызывающей наготой, дерзким поведением, нарочито циничной демонстрацией беспредельной свободы.

– Она что, охренела, – возмутился он, – какая наглость, какая вопиющая мерзость –  щеголять перед мужем в неглиже после того, как переспала с любовником.

– Ты злишься, Антоша, я слышу. Полинка не дала? Сочувствую. А я… я такая счастливая. Давно такого блаженства не испытывала. Здорово же ты придумал. Мне так понравилось разводиться. Я ведь раньше не знала, что такое оргазм. Теперь знаю. Дотрагиваюсь сейчас до того места, ты меня слушаешь, где совсем недавно, буквально только что, был праздник… я ведь тебе супружеский долг отдавала, а ему… ему отдавалась от всей души.

– Какое мне дело, сколько оргазмов ты насосала!

– Не завидуй, Антоха, не злись. Я ведь не психовала, когда ты у Людки ночевал.

– Откуда ты знаешь?

– Запах, мужчина. Запах чужой самки, похоти, блуда. И ещё кое-что, чего не потрудился скрыть. Так вот, о чём я говорила-то? Ах, да, про оргазм…

– Какая же ты дрянь, Вероника! Я на работу. Вечером поговорим.

– Интересно, о чём? Вечером меня не будет. Когда заявление подадим?

– Да хоть сегодня. Нас, бездетных, в два счёта разведут.

– Чудненько! Ты жениться планируешь?

– Ну, уж нет! Я думал, что хоть ты у меня порядочная… оказалось…

– У тебя я и была порядочная. Сам сказал – надоело, скучно, каждый сам по себе, свобода и всё такое. Я женщина послушная: попросил – исполнила. Что не так-то?

– Всё так. Привет Игорю!

На душе у Антона было тоскливо и пусто.

На работе он повздорил с напарником, психанул на начальника. За что бы ни взялся – всё валилось из рук.

В итоге Антон сказался больным, ушёл на два часа раньше, купил бутылку водки, которую вскоре отдал опухшим от жажды алкашам, выпрашивающим у прохожих пару рублей на пиво.

Бродил неприкаянно, не в силах собраться с мыслями, злился на себя, на Людмилу с Полиной, на обстоятельства, заставившие сделать жене непристойное предложение, на Веронику, с радостью его принявшую, на неведомого Игоря, от которого она тащилась.

– Оргазм, видите ли, у неё! А у Людки, интересно, был хоть раз этот самый оргазм? Пойду, спрошу.

В парикмахерской у любовницы никого не было. Людмила сидела с закрытыми глазами, слушала что-то через наушники.

Антон посмотрел на неё и обомлел, не понимая, как мог Веронику променять на эту невзрачную женщину.

– Людка, – неуверенно начал он, – забудь про меня. Извини!

– Ты же развестись хотел, замуж звал.

– Передумал.

– Ну и вали отсюда! Женишок драный. Толку-то от тебя: ни украсть, ни покараулить.

– Сказал же, извини! Люд, а ты это… у тебя оргазм был?

– Ну, ты Антоха и придурок!  Был, конечно, но не с тобой.

– Врёшь ведь!

– Вру, не вру – не твоё собачье дело! Хреновый ты любовник.

– А замуж чего хотела?

– Без мужика тяжко. Плохонький да свой. Ты за своей Вороной как за каменной стеной, не знаешь, что такое одиночество. На всём готовеньком живёшь. Ладно, вали, не трави душу. Ты это… если передумаешь – приходи.

– Уходи, приходи. Не нужен мне никто. Без баб обойдусь. От них одни неприятности. Вот и Полинке позвоню – пусть на меня не рассчитывает.

Антон купил газету объявлений, просмотрел предложения съёма квартир. Цены были ого-го, не укусишь.

– К Витьке пойду жить, – решил он, – даром холостякует. Вдвоём веселее. Сейчас Веронику вызову с работы, пойдём заявление подавать. Мужик я или нет! Оргазм её задери вместе с  хахалем. Молодуху себе найду. Пожалеет ещё.

Заявление в загсе приняли, но дали время подумать.

Ночевал Антон у Витьки, который поведал ему о свободе и индивидуальности, – короче, братан, у меня подруга и всё такое. Погостил, уважил я тебя, дальше сам.

Не так Антон представлял себе развод. Не так. Не было на сердце радости, не было предвкушения праздника: ничего не было, кроме пустоты и горечи.

Вероника не обращала на него никакого внимания, словно не было Антона вовсе.

Обидно было. Столько лет вместе прожили. Что он – доброго слова не заслужил?

После работы Антон спешил домой, готовил ужин в надежде поговорить, обсудить. Тщетно.

Вероника улыбалась, вела себя шаловливо, как девчонка: напевала что-то легкомысленное, кружилась, прыгала на одной ножке, накупила целую стопку эротического белья, демонстративно задирала подол, как бы нечаянно оголяла грудь… и исчезала в ночи.

Антон ревновал, мучился, – постеснялась бы при живом муже наряжаться в такую срамоту. Специально дразнит, зараза!

Развели их до обидного буднично, за документами сказали прийти через неделю.

– Присядем на дорожку, – предложила бывшая, – обсудим житьё-бытьё. Квартира моя, точнее родительская, тебе ничего в ней не обломится. Пока не найдёшь где жить гнать не буду. Упрекнуть мне тебя особенно не в чем, мне с тобой было хорошо. Любовь не бывает вечной, я ведь понимаю. Знаешь, вчера мне было особенно грустно. Провожать последние часы истекающего по непонятной причине брака – то ещё удовольствие. Всплакнула, наткнулась нечаянно на стихи Тушновой. Кстати, её тоже Вероника зовут. Послушай. “А знаешь, всё ещё будет! Южный ветер ещё подует, и весну ещё наколдует, и память перелистает, и встретиться нас заставит, и ещё меня на рассвете губы твои разбудят. Понимаешь, всё ещё будет! В сто концов убегают рельсы, самолеты уходят в рейсы, корабли снимаются с якоря… Если б помнили это люди, чаще думали бы о чуде, реже бы люди плакали. Счастье –  что онo? Та же птица: упустишь – и не поймаешь. А в клетке ему томиться тоже ведь не годится, трудно с ним, понимаешь? Я его не запру безжалостно, крыльев не искалечу. Улетаешь? Лети, пожалуйста… Знаешь, как отпразднуем встречу!” Жаль только – не про нас это. Очень жаль.

– Ты серьёзно, Вероника?

– Куда серьёзнее-то… ладно: долгие проводы – лишние слёзы.

– Игорь ждёт?

– Что, кто… какой Игорь? Ах, да! Шутила я, поддержала твою игру, развлекалась.

– Да ладно! А ночевала где?

– У Янки спала. От неё Борис ушёл, вместе счастье оплакивали. Счастье, говорил Есенин, есть ловкость ума и рук. Все неловкие души за несчастных всегда известны. Это ничего, что много мук приносят изломанные и лживые жесты. Нам с тобой обязательно повезёт.

– Вероника!

– Что?

– Выходи за меня замуж.