Читать книгу В окрестностях Рая - Валерий Свешников - Страница 2

Известно, что любой приезд как-то связан с отъездом откуда-то. У меня же возвращение в Ленинград оказалось обставленным сразу несколькими заморочками, предваряющими отъезд.

После многих передряг, случившихся со мной в тот год, я вдруг понял, что не стоит следовать принципам восточной философии и искать какие-то смыслы, а пришла пора решительно действовать. То есть мне надо поступать вопреки пословице: «Пришла беда – отворяй ворота».

Я спохватился вовремя. Поэтому стоило мне малость напрячься, в смысле, собраться с мыслями и силами, как в какой-то неведомой типографии закончилась черная краска. Видимо, где-то там наверху, тоже бывают авралы и неразбериха. Схватили первую попавшуюся, но это уже другая, а не прежняя – черная краска. А по мне, так любой цвет подойдет, лишь бы перебить эту полосу невезения.

Хорошо, что в конце года для половины сотрудников нашего института наступала пора отпусков с командировками. Я едва успел прилететь домой к Новому году.

Благодатное отпускное время в Ленинграде закончилось настолько быстро, что даже небольшая добавка командировочных будней, почти ничего не изменила – неотвратимо приближался перелет на Дальний Восток.

Как обычно, часть заданий по командировке я выполнял в Физиологическом институте, и поэтому зашел туда перед отлетом в Владивосток, чтобы отметить свою командировку.

Помню, что в тот день стояла хорошая солнечная погода. Я шел и радовался этому счастью и неожиданно у входа в институт я встретил Мих-МИха, наблюдающего, как какой-то его знакомый пытается завести мотоцикл.

То, что Мих-Мих – эрудит и знаток во многих областях человеческих знаний и бытия, я давно и хорошо представлял. Но то, что он имел некоторые представления и в мототехнике, не знал.

Оказалось, что все-таки небольшой и скромный опыт у него имелся. И поэтому с удивлением услышал, как Мих-Мих с участием жены – Аллы вели довольно осмысленный диалог с горе-мотоциклистом.

Выглядела эта беседа очень уморительно. Ведь Мих-Мих и Алла стояли на солнце в бесснежных (рабочих) халатах, надетых для физиологических опытов на животных. А вот потный и чумазый мотоциклист был в соответствующем одеянии. Поразительно, но это оживленное общение шло на равных!

Я конечно, подивился открытию новых талантов Мих-Миха и выразил свое искреннее восхищение. Наконец, упрямый мотоцикл ожил и его хозяин умчался по свои делам.

Мы прошлись по солнышку до дверей института. Постепенно в разговоре выяснилось, что Мих-Мих ищет сотрудника на «беременную ставку». А я, в свою очередь, поделился с ним тщетными поисками выхода из череды неурядиц. Тогда он возьми, да и предложи, мне занять это освобождающееся место.

Мих-Мих пояснил, что работа моя будет заключаться в освоении совсем нового микроскопа, работающего в отраженном свете. Этот прибор настолько новый, что нет специалистов по работе с ним. Поэтому новый прибор все равно придется осваивать кому-то из коллег его лаборатории и прислушиваться к советам сотрудницы, которая пока на нем работает, но со дня на день уйдет в декрет.

Я тут же дал согласие заняться такой работой. На все про все Мих-Мих просил уложиться в двадцать дней. Поэтому мой отлет и быстрое возвращение обратно не выглядели метаниями и поисками, а казались поездкой делового человека.

Но в небесной канцелярии подсуетились и все-таки нашли немного черной краски, чтобы у меня остались незабываемые впечатления о поспешном отбытии с Дальнего Востока. О перевороте контейнера под мостом я уже писал. Но под самый финал моего пребывания на Дальнем Востоке случилась еще одна закавыка.

Из Владивостока в аэропорт меня провожали друзья. Набилась полная «Волга», в которой все спешили горячо и всласть наговориться на прощание. Мы вспоминали прежние походы, приключения и совместную работу. А снаружи ярко светило солнце, и скоро даже стало жарко на майском солнцепеке. Я с трудом снял кожаную куртку в тесном салоне машины и положил ее к окну за задним сидением, да там и забыл.

Вспомнил об этой куртке уже прохладной ночью где-то в Сибири. И с очень большим сожалением подумал о своем промахе, когда прилетел в Ленинград. В Питере стоял почти мороз – около пяти градусов, хотя и тепла, но с дождем и ветром. А я прилетел в легкой рубашке.

Выручила меня, как часто это бывало прежде, советская пресса. На этот раз, это была газета «Правда». Хорошо, что она всегда имелась в продаже. Купил я центральный орган партии, расправил во всю ширь, потом сложил пополам и засунул его под рубашку, как теплоизолятор. Печатный орган не дал мне околеть, да и встреча с родными тоже согревала.

Как и обещал, через неделю я уже появился на рабочем месте – у новенького микроскопа. Помимо нового для меня занятия, появились и непривычные впечатления. Ведь каждый летний сезон мы на наших МЭСах работали безвылазно месяцами, а в Питере вдруг освободились целых два выходных дня в неделю. Как они оказались к месту, трудно даже сказать. Мы осваивали городские и окрестные достопримечательности и радовались неожиданным открытиям.

Весна и начало лета – это посевная страда у дачников. Хотя у нас не было своей фазенды, но у многих знакомых и близких они уже появились. Это увлечение связано с разнообразными полевыми работами, где всегда нужны помощники. Вот мы и становились временами сельхозработниками, приезжая в гости на дачи то к одним, то к другим родным и близким.

Везде нас принимали с радостью, и не потому, что нужны помощники в страду, а скорее, по причине редких встреч в последние годы. Ездили мы обычно втроем, то есть всей семьей. Увеличение народонаселения у нас предполагалось, но это дело неспешное. И вдруг численность семьи разом увеличилась.

Это случилось под вечер, когда пришел с работы. Еще открывая дверь ключом, я вдруг услышал какое-то рычание, похожее на собачье. Войдя в квартиру, увидел смотрящую на меня спаниельку. Она предупреждающе слегка рычала, но и помахивала своим куцым хвостом. Собака явно давала понять, что она стоит на страже для порядка.

Это был не просто подарок, а подарок судьбы. Дело в том, что в институтском виварии, время от времени бывали поступлении новых подопытных животных. И вот в одной из клеток среди новых собак Валя увидела грустные глаза красивой спаниели. Все остальные собаки суетились, лаяли, вставали на задние лапы и тянулись к людям, а эта спаниель спокойно сидела и очень печально смотрела прямо в глаза.

Как охотничья собака, могла оказаться среди бродячих псов, хотя и была она в возрасте, никто не знал. Но Вале сердце подсказало – надо спасти ее от участи подопытного животного.

Так у нас в одночасье появилась Чапа. Имя ей дала наша дочка, и мы с ним согласились, хотя для породистой собаки оно выглядело простовато. Чапа оказалась удивительно умной, отличной охотницей, доброй и ласковой. Ее возраст, похоже, перевалил через экватор, но она была еще бодра и неутомима. Мы с ней успели много раз отлично поохотиться. Об этом еще будет идти речь впереди.

После этого внезапного пополнения нашей семьи, мы уже ездили на прогулки только с Чапой. У меня же появилась новая обязанность, но приятная и в чем-то впечатляющая – утренние и вечерние прогулки с собакой в Сосновку или Удельный парк.

Между тем моя новая работа оказалась более, чем интересной. Я с удовольствием погрузился в проблему «голубой крови». Это название искусственный кровезаменитель получил потому, что порошок, который надо было всего лишь развести физиологическим раствором, чтобы получить нужный объем препарата, имел приятный голубой цвет.

В опытах он себя показал с самой лучшей стороны. Даже при потере половины объема крови животного, вовремя введенный кровезаменитель восстанавливал жизнеспособность крыс и кроликов.

От меня требовалось изучение с помощью нового микроскопа влияния на костный мозг этого препарата. Я, естественно, внимательно изучил руководство, прилагающееся к микроскопу, восхитился обещанными возможностями его, и начал присматриваться к открывающимся картинам. Они должны были показывать влияние «голубой крови» на костный мозг крыс.

Прошла первая неделя, а затем вторая, но что-то не ладилось в моей работе – то есть я ничего путного не видел. Мне стало немного не по себе, ведь я обещал Мих-Миху не ударить в грязь лицом.

А получалось так, что я ничем не могу помочь, хотя уже сижу, не разгибаясь, третью неделю. Мих-Мих успокаивал – присмотрись, как на нем работают в других лабораториях, но оказалось, что нигде такого микроскопа еще в глаза не видывали.

Но тут, как всегда неожиданно и невпопад, пришлось ехать «на картошку». И здесь меня нашла партия и послала на помощь сельчанам, правда, мы помогали в прополке, а не в уборке урожая. Мне бы самому кто-нибудь помог, а тут приходится отрываться на совсем уж бессмысленное «мероприятие» в самый разгар освоения прибора.

Единственное, что я мог сделать – это взять с собой более полное пособие для работы с этим прибором, с трудом добытое на ЛОМО – фирме-изготовителе этих микроскопов.

В тот раз привезли нас в совхоз близ станции Горьковская. Компания подобралась хорошая и веселая. Мы быстро подружились, так как оказалось, что почти половина «добровольно-принудительных» помощников колхозникам заканчивала наш университет.

И там, среди картофельных полей я узнал возможную причину неполадок в микроскопе. Мне посоветовали досконально проверить всю оптическую систему микроскопа. Ведь, не ровен час, моя предшественница – микроскопистка не захотела, чтобы кто-нибудь смог ее заменить. В смысле, занять ее законное место. Коллега, возможно, хотела вскоре вернуться на работу из декретного отпуска, и тогда могла бы показать, что она и только она, способна работать на столь сложном приборе.

Теперь мне сильно захотелось вернуться в институт и попытаться найти «проблему», случившуюся с микроскопом. Но моя тяга к возвращению на работу, стала выглядеть несколько искусственной, потому что работа не тяготила, а народ в команде подобрался дружный и веселый. Я с трудом дотерпел до окончания страды.

Когда же я вернулся, то быстро нашел микроскопную «проблему», и работа пошла. Я быстро наверстал упущенное. Настроение сразу поднялось.

Скоро мои родные уехали в отпуск, а я пока все пытался наверстать упущенное и, наконец, тоже получил отпуск.

Вскоре вместе с Чапкой я отбыл на отдых. Только не в Баден-Баден, а в Невель-Невель – в этот небольшой город, с которым потом будет связано много приятных впечатлений и воспоминаний.

Только там я ощутил полной мерой счастье от того, что я вернулся к своим родным.