Читать книгу Иноплеменники России в Отечественной войне 1812 г. - Валерий Ульман - Страница 3

Причины, приведшие Францию и Россию к войне 1812 года, очень подробно исследованы во многих научных работах, поэтому, я не буду вдаваться в подробности, ограничимся несколькими определениями.

После поражения русских войск в битве под Фридландом в июне 1807 года Александр I заключил с Наполеоном Тильзитский мир, согласно которому обязался присоединиться к континентальной блокаде Англии, полностью отказаться от торговли со своим главным партнёром, исключить экспорт пеньки в Великобританию. Россия выводила свои войска из Молдавии и Валахии, завоёванных у Турции. Наполеона Тильзитский мир вознёс на вершину могущества, а императора Александра поставил в тяжёлое положение. Чувство обиды в столичных кругах было велико. «Тильзит!.. (при звуке сем обидном / Теперь не побледнеет росс)», – писал спустя 14 лет Александр Сергеевич Пушкин.

Как отмечают авторы «Биографического словаря» – «…результаты новейших исследований позволяют утверждать, что обе стороны практически одновременно начали подготовку к войне в 1810 году. Россия благодаря своей военной разведке имела достаточно полное представление о планах и силах будущего противника. Генерал М. Б. Барклай де Толли, назначенный 18 января 1810 года военным министром, сразу же приступил к проведению широкомасштабных преобразований, направленных на усиление армии и совершенствование системы управления вооруженными силами».[10]

Началом приготовлений Наполеона к войне с Россией считают призыв на службу в декабре 1810 г. 80 000 человек, «под предлогом противодействия высадкам Англичан». Начало «укрепления Данцига и к усилению тамошнего гарнизона». В декабре 1811 г. «последовал декрет о наборе 120 000 конскриптов для пополнения армии и 12 000 для флота». Приготовления России «к войне состояли: в исследовании прстранства, которое должно было служить театром войны; в усилении важнейших пунктов искусственными средствами; в укомплектовании войск, образовании резервов, устройства депо, магазинов, госпиталей и парков, сообразно с потребностями военного времени».

Когда стало ясно, что войны не избежать, «или отдалить её до некоторого благоприятнейшего времени, предстояло одно средство: поставить себя в возможную готовность к отражению силы силою. Всякие другие меры были бесполезны. Там недостаточны извороты политики, где оружие должно решить дело: против меча навостриваемого, надлежало навостривать свой мечь». Россия успела за 1810 и 1811 годы «усилить почти в двое армию; привести совершенно в оборонительное состояние важнейшие старые, и заложить, устроить и вооружить новые крепости; приготовить значительные всякого рода запасы, наполнить арсеналы оружием, учредить многие парки с военными снарядами и другими потребностями всякого рода, и сосредоточить почти неприметным образом силы свои на предположенных пунктах, сводя их из самых отдалённых мест государства. Словом – едва протекло 4 года после мира Тильзитского,… -Россия поставила уже себя в состояние противостать новым наглостям врага своего».[11]

Всё это удалось исполнить назначенному 18 января 1810 года, Министром военных сухопутных сил России – Михаилу Богдановичу Барклай-де-Толли. Он не был «царедворцем, карьеристом, чурался заискиваний среди приближенных к царской династии особ и фаворитов».[12] А, так как он был «человек весьма умный, образованный, деятельный, строгий, необыкновенно честный, а главное – замечательно знающий все мелочи жизни русской армии».[13], Профессор Н. А. Троицкий считает, что именно Барклай-де-Толли «возглавил всю подготовку к войне и повел ее энергично и планомерно… С 1810 года резко пошла вверх кривая военных расходов России».[14] В.Г. Сироткин отмечает, что «в 1809 году они составляли 64,7 миллиона рублей, в 1810 году – 92 миллиона рублей, а в 1811 году – 113,7 миллиона рублей, причем только на сухопутные войска».[15]

8 мая принимается постановление: «Об отдаче Сестрорецкого Оружейного завода в ведомство Артиллерийской Экспедиции». 21 августа: «О учреждении заводов от Артиллерийского Депортамента в С.-Петербурге и Москве для селитроварения», пункт № 3 гласит: «Кроме Петербурга учредить таковые же заводы в Москве, Крыму, в Оренбургской губернии и на землях принадлежащих заводам Шостенскому и Казанскому». 3 октября принимается постановление: «О мерах, приемлемых к заготовке орудий и Артиллерийских снарядов, нужных Военным Депортаментам».[16]

Его касалось всё, от обувки солдат, до вооружения. 25 апреля принимается постановление: «О сапогах для пехотных полевых и гарнизонных войск», предписывающее тачать сапоги «…голенищи несколько короче; подошвы же должны быть по образцу прежнему». Были приняты оптимальные единые штаты гренадерских и егерских полков, бригад и дивизий. Аналогичная реорганизация была проведена и в кавалерии. Он создавал одинаковые условия для прохождения службы в разных подразделениях. Так постановлением от 10 февраля, предписывалось в Лейб-Гвардии полках и батальонах «…содержать на лицо то самое число лазаретных повозок… как в армейских полках». Постановлением от 16 июня вводятся «…новые образцы кавалерийскому ружью, как-то: карабинам гусарским и кирасирским, мушкетам драгунским и пистолетам, вообще одного сорта, для всех кавалерийских полков положенным…».

Он предвидел, что во время будущей войны, войскам предстоит преодолевать очень много водных преград и необходимость быстрого сооружения различных укреплений, поэтому заботился о Пионерных подразделениях (аналог сапёрных войск). 6 ноября принимается постановление: «О назначении в Пионерные роты рекрутов, хотя не так рослых, но молодых и расторопных, а преимущественно грамотных». Штат Пионерного батальона предусматривал; одну минёрную и три Пионерных рот.[17]

Летом 1810 года Барклай-де-Толли обратился к Александру I с докладом, в котором обосновал необходимость создания в Военном министерстве, секретного учреждения, специализирующегося на сборе, обработке и анализе разведывательной информации об иностранных армиях.[18] Получив согласие от императора, Барклай-де-Толли «учредил при посольствах России за границей службу военных атташе с дипломатическим иммунитетом. В Вене таковым был полковник барон Ф.Тейль фон Сераскеркен, в Берлине – подполковник Р.Е. Ренни, в Дрездене – майор В.А. Прендель, в Мюнхене – поручик П.Х. Грабе (будущий декабрист) и т. д. Барклай вменял им в обязанность добывать карты и планы военных операций, данные о численности, дислокации и перемещениях войск. «Употребляйте, – наставлял их Барклай, всевозможные старания к приисканию и доставлению ко мне сих редкостей какою бы то ни было ценою». Агенты доставляли Барклаю «редкости» чрезвычайной цены: Тейль – общую роспись австрийской армии, Ренни – прусской, Прендель – саксонской и польской, Грабе – баварской».[19] Новое учреждение получило название Особая канцелярия при военном министре. Это был первый орган военной разведки в России.

Военный историк Д. П. Бутурлин отмечает, что к июню 1812 г. российская армия была доведена до «400 тысяч человек регулярных войск, к коим должно еще присовокупить с лишком 70 тысяч человек гарнизона и более 100 тысяч нерегулярных войск». По его данным, «в российской армии состояло всего 498 батальонов и 409 эскадронов, не считая 97 гарнизонных батальонов. Внутренний состав дивизий также изменился: кавалерия, отделенная от пехоты, разделена была на две кирасирские, восемь кавалерийских и одну гвардейскую кавалерийскую дивизии. <…> Вся пехота разделена была на 27 дивизий, не считая лейб-гвардии, составившей отдельную дивизию». Всё это способствовало созданию «сильных резервов. Высочайшим указом от 16 сентября 1811 года предписан был рекрутский набор, по 4 человека с 500 душ мужеского пола. <…> Сей набор послужил к составлению многочисленных рекрутских депо, расположенных во внутренних губерниях, ближайших к тем, в коих собирались армии».[20] Н.А. Троицкий констатирует, что к февралю 1812 года, «вся наша регулярная военно-сухопутная сила, включая гарнизоны, инвалидов и рекрутские депо, простиралась до 600 т. человек. Почти половина их была расположена у западной границы, от Остзейских губерний до Волыни и Подолии».[21]

Созданное Барклаем «Учреждение для управления Большой действующей армии», заменившее устаревший Устав 1716 года, стало важнейшим законоположением, «в котором, с учетом происходивших тогда значительных перемен в военном деле, по новому регламентировались права и обязанности лиц, причастных к армейскому управлению. Во всяком случае, была создана новая правовая база для взаимоотношений между военачальниками различных уровней. Этот законодательный акт, как показали последующие события, можно назвать прогрессивным для своего времени документом».[22]

Оно предусматривало: «…2. Главнокомандующий Большою Действующею Армиею определяется приказом Его Величества по Армии и вместе указом Правительствующему Сенату…

4. Приказания Главнокомандующего, как в Армии, так и всеми гражданскими чиновниками пограничных Областей и Губерний исполняются яко Высочайшие Именные повеления.

…14. Все воинские чиновники, и самые Члены Императорской фамилии, прибыв в Армию, вступают в непосредственное и полное начальство Главнокомандующего.

…18. Присутствие Императора слагает с Главнокомандующего начальство над Армиею, разве бы отдано было в приказе, что Главнокомандующий оставляется в полном его действии».[23]

Согласно данного «Учреждения» главнокомандующий получал всю полноту власти, освободившись от мелочной опеки бюрократических центральных военных органов. Он мог назначать и снимать военных чиновников и командиров соединений любого ранга, отрешать от должности и предавать военному суду, мог производить из унтер-офицеров в офицеры, разжаловать и производить в офицерские чины до капитана включительно, мог награждать орденами низших степеней и заключать перемирие. Большое значение придавалось Главному штабу армии, в котором «соединялись все части полевого управления», и впервые в русской армии вводилась должность начальника штаба, наделённого большими и существенными полномочиями.

В это же время Россия всерьёз задумывается о поиске сторонников в предстоящей войне, о создании «Русско-германского легиона», который начал формироваться в 1810 г. по повелению императора Александра I. Мысль сформировать особый отряд из немцев была внушена императору принцем Георгом Ольденбургским; «предполагалось пополнять его, между прочим, перебежчиками из германских войск, действовавших против России, а в случае благоприятного исхода войны с французами он должен был сделаться средоточием всех враждебных французам элементов в Германии. Формирование легиона было поручено полковнику Арентшильду.

С целью разложения морального духа в войсках Наполеона, принимались меры по линии разведывательного ведомства, так в 1810 г. «Прусский министр полиции Грунер был завербован русскими для организации антифранцузской агитации в Германии». Главные усилия были направлены на немецких солдат, находившихся на фронте. «Несколько выдающихся прусских офицеров взялись быть русскими агентами в прусском корпусе Йорка. Майор фон дер Гольц, которому были даны большие полномочия, ручался, что удержит пруссаков от серьезных действий против русских; он соответственно обрабатывал прусское командование и организовывал дезертирство. Таурогенская измена пруссаков Наполеону подготовлялась заблаговременно. В России был организован «Немецкий Комитет» под фактическим руководством Штейна, политического вождя национального движения в Германии, согласившегося взять на себя руководство русской агитацией».[24]

В 1810 году у России преобладала позиция наступательной войны, Александр предполагал «двинуть стотысячную армию в пределы Варшавского герцогства, имея позади вторую такую же армию в резерве; восстановить под своим скипетром «крулевство» Польское, он рассчитывал затем усилить себя его войсками и перейти Вислу. Император Александр пребывал при этом в уверенности, что Пруссия, угнетаемая Наполеоном, поспешит воспользоваться случаем и примкнёт к России, благодаря чему силы союзников уже возрасли-бы до 330 000 человек. Далее ожидалось, что Австрия тоже присоединится к союзу, равно как и мелкие государства Северной Германии, тяготившияся властью Франции».[25]

Как пишет В.И. Пичета: «Близость развязки чувствовалась, обе стороны слишком нервничали и волновались. Наполеон боялся, что русские начнут войну, и, при некоторых удачах, все верные вассалы перейдут на сторону России. Александр не решался привести свои слова в действие и отделывался только бряцанием оружия, дрожа перед мыслью о возможном восстановлении Польши».[26]

В самый последний момент Наполеону удалось заключить союз с с Австрией, известие об этом пришло Александру «в то самое время, когда Его Величество был готов дать армии повеление двинуться за Неман… Главнокомандующий 1-ю армиею, Барклай-де-Толли, находившийся в Вилне, испрашивал у Императора разрешения на движение наступательное, донося, что пора трогаться вперёд;… Его Величество отвечал: «Важные обстоятельства требуют зрелого решения о том, что нам предпринять. Посылаю вам союзный договор Австрии с Наполеоном. Если войска наши сделают шаг за границу, война неизбежна, и по сему договору Австрийцы будут находиться позади левого крыла наших армий».[27]

В основу общей концепции ведения боевых действий были положены соображения Барклая-де-Толли, высказанные им Александру во время их встречи в Мемеле в 1807 году, дополненная «П. М. Волконским, Людвигом фон Вольцогеном, Тейль фон Сераскеркеном, Карлом Толем, Фонтон де Вераноном и д'Алонвилем». Учитывая, что Наполеон ведёт «наступательные войны», предпочитает «вторгаться быстро», исща «решительных сражений и устремляться быстро к столице противника, с той целью, чтобы, заняв её, предписывать условия мира». Предлогалось «вовлечь его в войну медленную и разорительную; в особенности же следует избегать генеральных сражений, отступать внутрь страны, увлекая за собою противника, держать по возможности силы свои сосредоточенными, наводнить области, которые неприятель оставит у себя в тылу, казаками, для действия против французских отрядов, посылаемых для добывания продовольствия… Для противодействия же тем смелым обходам, которыми Наполеон решал судьбу войн, следует иметь позади действующей армии другую армию – резервную, которая могла бы поддерживать главные силы и обеспечивать их сообщения.».[28]

В связи с тем, что войска Наполеона были размещены «от Кенигсберга до Люблина», и небыло известно в каком месте он «вторгнется в Россию, побудила наших Главнокомандующих пространно расположить вверенные им армии».[29]