Читать книгу Иноплеменники России в Отечественной войне 1812 г. - Валерий Ульман - Страница 4

13-го июня, «французский авангард занял Ковно, без сопротивления; казачий разъезд, там находившийся, отступил и сжёг мост на Вилии. Под вечер Наполеон прибыл в Ковно, где имел первый ночлег на Русской земле».[30] В этот же день император Александр I объявил своим войскам о начале войны следующим приказом: «Из давнего времени примечали мы неприязненные против России поступки французского императора, но всегда кроткими и миролюбивыми способами надеялись отклонить оные. Наконец, видя беспрестанное возобновление явных оскорблений, при всем Нашем желании сохранить тишину, принуждены мы были ополчиться и собрать войска Наши; но и тогда, ласкаясь еще примирением, оставались в пределах Нашей Империи, не нарушая мира; а быв токмо готовыми к обороне. Все сии меры кротости и миролюбия не могли удержать желаемого Нами спокойствия. Французский император, нападением на войска Наши при Ковно, открыл первый войну. И так, видя его никакими средствами непреклонного к миру, не остается Нам ничего иного, как, призвав на помощь Свидетеля и Заступника правды, Всемогущего Творца небес, поставить силы Наши противу сил неприятельских. Не нужно Мне напоминать вождям, полководцам и воинам Нашим о их долге и храбрости. В них издревле течет громкая победами кровь Славян. Воины! Вы защищаете Веру, Отечество, свободу. Я с вами. На зачинающего Бог».[31] В рескрипте главнокомандующему 2-й Западной армией Багратиону П.И. император предлогал оказать содействие «майору Голтцу в деле формирования легиона из солдат и офицеров германского происхождения, желающих перейти на российскую службу».[32]

При любом начале военных действий Наполеона всегда интересовало два вопроса: кто из воинских начальников ему противостоит и какова организация командования войсками противника? «Главнокомандующего, Барклая де Толли, военного министра, для суждения о котором у Наполеона не было материала, он склонен был считать не очень превышающим обычный уровень русских генералов, которых в массе Наполеон оценивал весьма не высоко. На второй вопрос ответ мог быть дан еще более оптимистический. Никакого настоящего единоначалия в русской армии не было, организация командования была ниже всякой критики. Да и не могло быть иначе, потому что Александр был при армии и вмешивался в распоряжения Барклая. Наполеон это хорошо знал, еще двигаясь к Вильне».[33]

Защищать Вильну, не было смысла, так как тогда армия Барклая-де-Толли рисковала быть обойдённой слева и справа, а это способствовало «отрезать ему всякий способ к отступлению. Посему и решено оставить Вильну; а Армиям отступить к Двине и Березине. Свенцианы назначены точкою сосредоточения первой Армии,… для достижения предположенной цели лагеря при Дриссе».[34] Н.Е. Митаревский вспоминает: «После полудня услышали мы сзади пушечные выстрелы. Выстрелы всё как будто приближались к нам и продолжались до самого вечера; это были первые выстрелы, слышанные нами. Потом мы узнали, что сражался в нашем арьергарде граф Пален, удерживая при Михалишках французов, напиравших с этой стороны на наш корпус. Французы старались отрезать и не допустить нас соединиться с армией, которая отступала к Свецянам».[35]

В ночь на 15 июня Барклай получил приказ Александра отвести 1-ю армию к Свенцянам, где находился император и его Главная квартира. Армии Багратиона приказано было идти к Вильке. 18 июня 1-я армия выступила из Свенцян и, выполняя приказ Александра, двинулась к Дрисскому лагерю, куда должна была прийти и 2-я армия Багратиона.

18 июня корпус Графа Витгенштейна «был между Вилькомиром и Колтинянами». «В два дня не случилось никаких особливых приключений в войсках, сближающихся для соединения от Свенцян к Видзам. Сим движением сообщение между корпусом Генерала от Инфантерии Докторова приведено в совершенную безопасность. К нему же в свою очередь присоединился Граф Пален, который при открытии военных действий находился в Гродне. Таким образом различные корпуса по сие время остались неприкосновенны и не потеряли ни одного отряда. Вчера [20 июня] семь эскадронов кавалерии Французской с пушками были жарко отражены арьергардом первой [Западной] армии».[36]

Пален Петр Петрович «В 1807 г. нанес поражение неприятелю у Морунгена, прикрывал движение главных сил от Лансберга к Прейсиш-Эйлау (награжден орденом Св. Георгия 3-го кл.), а также при Лаунау, Гутштадте, Гейльсберге и Фридланде. 20 марта 1810 г. назначен командиром кавалерийской дивизии. В Отечественную войну 1812 г. командовал кавалерийским корпусом в 1-й Западной армии. Был в сражениях под Витебском, в делах при Головчицах, Поречье, Рудне, после чего по болезни оставил армию. 10 августа 1812 г. произведен в генерал-лейтенанты. Возвратился в строй в 1813 г. Участвовал в боях под Бауценом, Рейхенбахом, ранен в голову под Левенбергом, преследовал неприятеля от Нолленсдорфа до Гисгюбеле, отличился в Битве народов под Лейпцигом, получив контузию в голову и плечо. В 1814 г. во Франции – в делах при Фальсбурге, Бриенн-ле-Шато, взял приступом крепости Мери и Ножан, сражался у деревни Моран, Рюмели, при Бар-сюр-Обе, деревне Лабрюссель, при Труа, Арси-сюр-Обе, Фер-Шампенуазе и под Парижем (награжден орденом Св. Георгия 2-го кл.)». (С. 506)

Польского уланского полка Ротмистр Галева 1-й, «со вверенным ему эскадроном послан был от Генерал-Майора Корфа для обозрения неприятеля. 20-го [июня] в вечеру получил он повеление через местечко Лантупы следовать в город Свенцяны, куда на другой день по утру собрав свои разъезды, он и отправился, надеясь там найти полк свой; но места, через которые ему проходить надлежало, заняты уже были тремя конными неприятельскими полками. Ротмистр Галева, видя себя совершенно отрезанным, сомкнул эскадрон свой в колонну и пошел пробиваться сквозь неприятельскую конницу. Пробившись сквозь оную встретил он еще в лесу конных егерей, которые покушались вторично ему пресечь дорогу; однако ж он и сих обратил в бегство. Потеря его составляла из одного Офицера и 46 рядовых; у неприятеля же убито два эскадронных Командира и не малое число уланов, гренадер и егерей».[37]

Корф Федор Карлович: «В 1806 г., уже командуя драгунской бригадой, сражался при Голымине. В 1807 г. участвовал в многочисленных арьергардных боях и в сражении при Прейсиш-Эйлау, где был ранен пулей навылет в левую ногу и за отвагу награжден орденом Св. Георгия 3-го кл. 14 сентября 1810 г. назначен генерал-адъютантом. Вскоре возглавил 2-ю кавалерийскую дивизию, весной 1812 г. – 2-й кавалерийский корпус. После вторжения Наполеона в Россию командовал арьергардом 1-й армии. На Бородинском поле руководил действиями двух кавалерийских корпусов, успешно отбивая атаки неприятельской конницы. Наградой ему был чин генерал-лейтенанта, исчисляемый с 24 августа 1812 г. После Бородина – снова в арьергардных делах, а после Малоярославца – в авангарде армии. В 1813 г. участвовал во многих арьергардных боях. Под Левенбергом его кавалеристы захватили два знамени, 16 орудий и 3500 пленных». (С. 432)

Барклай-де-Толли от Свенциян решил отступать к укреплённому лагерю при городе Дриссве. С 21-го июня натиск французов усилился, арьергард генерала Корфа сумел «остановить неприятеля, не смотря на его превосходство в сем месте кавалерии; и конная артиллерия под командою Генерал-Майора Графа Кутайсова принудила его отступить с потерею. Мы взяли в плен Подполковника Виртембергской службы Принца Гогенлое Кирхберга и 30 рядовых. Главнокомандующий отдает похвалу Генерал-Майорам Корфу и Графу Кутайсову, равномерно храбрости, которую оказали в сем деле лейб-казаки и Польский уланский полк».[38]23 июня состоялся бой под Довгелишками. «К 13 часам Корфу удалось переправить на левый берег Дисны 4-й и 48-й егерские полки. По приказу Барклая де Толли на помощь Корфу отправились генерал Ф.О. Паулуччи и майор В.И. Левенштерн. Паулуччи приказал выдвинуть против неприятеля артиллерию, которая остановила натиск противника. В 18 часов неприятель вновь возобновил наступление, но русская артиллерия заставила его остановить наступление».[39]

29 июня Александр собирает военный совет, который описан у Л.Н. Толстого в романе «Война и мир»: «Заслуживал внимания и план высказанный полковником Толем, который «горячее других оспаривал мнение шведского генерала и во время спора достал из бокового кармана исписанную тетрадь, которую он попросил позволения прочесть. В пространно составленной записке Толь предлагал другой – совершенно противный и плану Армфельда и плану Пфуля – план кампании. Паулучи, возражая Толю, предложил план движения вперед и атаки, которая одна, по его словам, могла вывести нас из неизвестности и западни, как он называл Дрисский лагерь, в которой мы находились. Пфуль во время этих споров и его переводчик Вольцоген (его мост в придворном отношении) молчали. Пфуль только презрительно фыркал и отворачивался, показывая, что он никогда не унизится до возражения против того вздора, который он теперь слышит. Но когда князь Волконский, руководивший прениями, вызвал его на изложение своего мнения, он только сказал:

– Что же меня спрашивать? Генерал Армфельд предложил прекрасную позицию с открытым тылом. Или атаку von diesem italienischen Herrn, sehr schon! [этого итальянского господина, очень хорошо! (нем.)] Или отступление. Auch gut. [Тоже хорошо (нем.)] Что ж меня спрашивать? – сказал он. – Ведь вы сами знаете все лучше меня!».[40]

Толь Карл Федорович «При переходе через Альпы сражался с французами при Урзерне и Чортовом мосту, Альтдорфе и Муттентале, 3 ноября 1799 г. произведен в капитаны по распоряжению Суворова. 30 апреля 1800 г. произведен в чин майора. Участвовал в кампании 1805 г. против французов. Во время русско-турецкой войны 1806–1812 гг. был в сражениях при Турбате, Журже, Измаиле, Браилове. 15 сентября 1811 г. произведен в полковники. В Отечественную войну 1812 г. был прикомандирован к 1-й Западной армии и назначен на должность генерал-квартирмейстера. Находился в сражениях при Островне, Витебске, Смоленске, при Соловьевой переправе. По прибытии к армии Кутузова был назначен генерал-квартирмейстером всех действующих армий и участвовал в сражениях при Бородине (награжден орденом Св. Георгия 4-го кл.), на р. Наре, на р. Чернишне, под Тарутином, при Малоярославце, Вязьме, Красном, за все эти дела «по совокупности» произведен в чин генерал-майора 22 ноября 1812 г. Участник заграничных походов 1813–1814 гг. После смерти фельдмаршала Кутузова назначен генерал-квартирмейстером при Его Величестве. Участвовал в сражениях при Бауцене, Дрездене, Кульме, Лейпциге, состоя генерал-квартирмейстером при австрийском фельдмаршале Шварценберге, принявшем начальство над союзными войсками. Произведен в генерал-лейтенанты за взятие Лейпцига 8 октября 1813 г. В 1814 г. во время похода во Францию был в сражениях при Бриенн-ле-Шато, Лаферт-сюр-Жуаре, Бар-сюр-Обе, Бар-сюр-Сене, Труа, Арси-сюр-Обе, Фер-Шампенуазе, при взятии Парижа». (С. 575–576)

Армфельт Густав Маврикий Максимович: «С июня 1812 г. находился при Императоре. По прибытии 1-й армии в Дрисский лагерь присутствовал на известном Военном совете. Затем отбыл с Императором в Петербург, в сентябре того же года был послан в Стокгольм для участия в разработке союзного договора». (С. 299–300)

Фуль Карл Людвиг Август: «27 декабря 1806 г. Фуль был принят в чине генерал-майора в русский Генеральный Штаб. В 1809 г. произведен в генерал-лейтенанты. Перед 1812 г. составил план военных действий, исходя из которого был построен укрепленный лагерь на р. Дриссе. В начале Отечественной войны находился при Императоре Александре I, участвовал в военном совете в Дриссе. До августа 1812 г. состоял при главнокомандующем 1-й Западной армии, затем был отозван в Петербург. После взятия Парижа по повелению Александра I был награжден орденом Св. Владимира 1-й ст.». (С. 596–597)

Вольцоген Людвиг Юстус Адольф Фридрих: «Будучи высокообразованным офицером, обратил на себя внимание Императора Александра I, назначившего его своим флигель-адъютантом 11 января 1811 г., 15 сентября того же года был произведен в подполковники. М. Б. Барклай де Толли также поручал Вольцогену ответственные задания. Вольцоген составил свой план ведения военных действий с Наполеоном. В 1812 г. состоял в Свите Императора и в то же время исполнял обязанности квартирмейстера при штабе 1-й армии. На известном совете в Дрисском лагере одним из первых выступил против размещения армии в этом лагере с целью дать сражение французам. После отъезда Императора Александра I из 1-й армии остался в должности дежурного штаб-офицера при Барклае. Участвовал в сражениях под Витебском и Смоленском, за что был произведен в полковники, а за отличие в Бородинском сражении, во время которого он был контужен, награжден орденом Св. Анны 2-й ст. с алмазами. После отъезда из армии Барклая он оставался при Л. Л. Беннигсене и находился в сражении при Тарутине, за что получил золотую шпагу за храбрость. В 1812 г. сражался под Бауценом, Дрезденом и Лейпцигом и 8 октября того же года был пожалован в генерал-майоры. В 1814 г. за отличие под Ла-Ротьером был награжден орденом Св. Анны 1-й ст.». (С. 344–345)

Из присутствовавших на совете «лиц более всех возбуждал участие в князе Андрее озлобленный, решительный и бестолково-самоуверенный Пфуль. Он один из всех здесь присутствовавших лиц, очевидно, ничего не желал для себя, ни к кому не питал вражды, а желал только одного – приведения в действие плана, составленного по теории, выведенной им годами трудов. Он был смешон, был неприятен своей ироничностью, но вместе с тем он внушал невольное уважение своей беспредельной преданностью идее. Кроме того, во всех речах всех говоривших была, за исключением Пфуля, одна общая черта, которой не было на военном совете в 1805-м году, – это был теперь хотя и скрываемый, но панический страх перед гением Наполеона, страх, который высказывался в каждом возражении. Предполагали для Наполеона все возможным, ждали его со всех сторон и его страшным именем разрушали предположения один другого. Один Пфуль, казалось, и его, Наполеона, считал таким же варваром, как и всех оппонентов своей теории. Но, кроме чувства уважения, Пфуль внушал князю Андрею и чувство жалости. По тому тону, с которым с ним обращались придворные, по тому, что позволил себе сказать Паулучи императору, но главное по некоторой отчаянности выражений самого Пфуля, видно было, что другие знали, и он сам чувствовал, что падение его близко»[41]

Из плана Фуля следовало выделить главное, что «оборонительную войну должно вести двумя армиями, из которых одна удерживала бы неприятеля с фронта, между тем как другая действовала бы ему в фланг и тыл». А не сводить всё обсуждение только к «неудобствам дрисского лагеря». Кроме того Богданович считает, что «Неудобства Дрисскаго лагеря,… могли быть отчасти устранены, еслиб войска 1-й армии усилились, как было предположено, значительными подкреплениями и вошли в связь со 2-ю армиею. Но резервы, прибывшие в укреплённый лагерь, едва могли пополнить убыль, понесённую с начала кампании,… по предложению находившегося тогда в главной квартире, герцога Александра Виртембергского, поддержанному Барклаем, принято направление к Витебску, где Первая армия, заняв выгодную позицию, должна была соединится со Второю».[42]

Мнение военного специалиста Александра Андреевича Свечина: «Военный советчик императора Александра, жестокий теоретик Пфуль, исходя из стратегических идей Бюлова, предполагал действовать одной из этих армий на сообщения Наполеона, когда он погонится за другой. В плане Пфуля крупное значение имел укрепленный лагерь у Дриссы – тет-де-пон на Западной Двине, куда должна была отходить 1-я армия, чтобы дать возможность 2-й армии ударить на сообщения Наполеона. План имел в виду принести в жертву нашествия Наполеона только Литву и Белоруссию и сохранить коренные русские области. Однако, сообщения Наполеона на Двине растягивались только на 300 километров. При имевшемся соотношении сил, надо было дать развиться Наполеоновскому сокрушению на 800 км., от Немана к Москве, чтобы сообщения его оказались действительно в беспомощном положении. Сверх того надо было выгадать известное время, чтобы дать развиться процессу разложения в Великой армии, переживавшей крупное замешательство уже в период подхода к русским границам. Ошибка Пфуля была лишь в масштабе; в основе же идеи Бюлова являлись не глупыми «теоретическими бреднями», а заключали в себе здоровое ядро. Разделение наших сил по плану Пфуля принесло ту пользу, что явилось формальным основанием для отказа вступить в начале войны в решительный бой с Наполеоном».[43]

Так уж повелось на Руси, что ещё при Иване III, увидев «искусство иностранных мастеров в строительном деле, то стали вызывать в Россию и других мастеров и знающих людей. Приглашали людей, которые бы умели добывать руду, приступать к городам, стрелять из пушек, литейщиков, серебряников, лекарей».[44] А как только, что-нибудь случалось, то виноваты всегда были «немцы» или чухонцы. Всегда находился «козёл отпущения». «Первым для удовлетворения гнева русских военачальников на заклание отдали К. Фуля, автора скандального Дрисского проекта. Вторым по счету для генеральского жертвоприношения был подготовлен разработчик и главный исполнитель плана отступления Барклай. Не исключено, что в запасе имелись и другие кандидатуры. Например, быстро восходившая звезда Ф. О. Паулуччи. Но штабные генералы буквально «съели» титулованного итальянца в течение нескольких дней, и он просто не успел стать «козлом отпущения».[45] Так будет и в Первую мировую войну, когда таким «козлом отпущения» назначат командующего 1-й армией Ренненкампфа, а в Великую Отечественную войну, этим «козлом» стал народ целой Автономной республики России и все жители страны немецкой национальности.[46]

Полагали, что Наполеон непременно пойдёт на Дриский лагерь, чтобы «купить себе вход в древние пределы России ценою сражения с нашими войсками; ибо как отважиться завоевать Государство, не разбив его войско? – Но дерзкий Наполеон, надеясь на неисчислимое воинство своё, ломится прямо в грудь Отечества нашего».[47] Однако он «не намеревался идти на Псков или Лифляндию; сделал на левом крыле своём один только вид нападения, а главную громаду сил обратил к правому крылу».[48] Поэтому, на военном совете постановили немедленно оставить Дрисский лагерь, так как главные силы Наполеона направлялись не на Петербургскую дорогу, а в разрез двух наших армий на Московскую, в данных условиях Дрисский лагерь мог превратиться в ловушку для армии, было решено отходить к Полоцку, куда должен был подойти Багратион со 2-й армией.

Мнение Н.А. Окунева: «Направление Армии на Дриссу было столь же ошибочно, как и пребывание ея в сем лагере могло быть опасно. Наполеон, двинувшись центром своим, Корпусом Сенсира и Гвардией на Глубокое; а правым крылом, Корпусом Вице-Короля, из Сморгон на Вилейку, принудил Генерала Барклая де Толли оставить занятое им положение и потянуться вверх Двины, для сохранения сообщений с Смоленском. Он выступил из лагеря 2 июля. Хотя устройство лагеря при Дриссе и движение к нему большой Армии были весьма ошибочны; но внезапный выход из него, с пожертвованием укреплений, стоивших больших сумм и времени драгоценного, делает большую честь соображениям Генерала Барклая де Толли: он понял опасность своего положения и вышел из него».[49] Барклай-де-Толли оставляет лагерь при Дриссе и ведёт армию, через Полоцк, к Витебску.

Александр принимает решение «отказаться от командования армией, временно поставить во главе всех войск генерала Барклая, сперва отправиться в Москву, а оттуда в Петербург, чтобы повсюду ускорить работу по усилению армии, позаботиться о снабжении ее продовольствием и другими запасами и организовать ополчение, в котором взялась бы за оружие значительная часть населения страны. Несомненно, что лучшего решения император принять не мог».[50] Покидая армию он сказал Барклаю-де-Толли: «Поручаю вам мою армию, Не забывайте, что у меня нет другой, и пусть мысль эта никогда вас не оставляет».[51]

Одновременно отдаёт приказание полковникам: Флигель-Адъютанту Чрнышеву, Мишо и Эйхену «ехать в Москву и отыскать в окрестностях её места, удобные для укреплённых лагерей, назначая их служить опорою для армий, в случае перенесения театра войны к Москве». Полковнику Мишо он добавил: «Может быть, не будете вы иметь времени приготовить лагери надлежащим образом, тогда поезжайте к Волге, даже дальше. Ежели судьба захочет испытать Мою твёрдость, то у Меня останется ещё много способов и пространства, и Я могу далеко завести неприятеля».[52]

Мишо Де Боретур Александр Францевич: «С 1809 г. воевал против турок в Молдавской армии. Участвовал во взятии крепостей Исакчи, Тульчи, Измаила, Браилова, Туртукая (награжден орденом Св. Георгия 4-го кл.), сражался под Рущуком, Шумлой, Батином и Ловчей. В 1811 г. произведен в полковники, в 1812 г. переведен в 1-ю Западную армию. Во время Военного совета в Дриссе дал критическую оценку укрепленного лагеря, построенного по предложению генерала К. Л. Фуля. По приказу Императора Александра I выбирал места для строительства укрепленного лагеря у Москвы и на Волге. По возвращении в армию дважды посылался М. И. Кутузовым к Императору с сообщениями о сдаче Москвы и о Тарутинском сражении, за что 20 сентября 1812 г. был пожалован в флигель-адъютанты. В 1813 г. сражался при Люцене, Бауцене, Дрездене, Кульме, Лейпциге». (С. 476–477)

Фёдор (Фридрих-Август) Яковлевич Эйхен 2-й В 1801–1805 гг. Эйхен находился при цесаревиче Константине Павловиче. В 1805–1806 гг. Эйхен состоял при корпусе генерал-лейтенанта Эссена 1-го и был прикомандирован к армии графа Буксгевдена, расположенной в Моравии. За боевое отличие в битве при Прйсиш-Эйлау он 22 апреля 1807 года был награждён орденом св. Георгия 4-й степени. В мае Эйхен находился при изгнании неприятеля с Гуттштадтской позиции, в битвах при деревне Анкендорфе и при Гейльсберге, и 2 июня – в сражении при Фридланде. В 1811 г. Эйхен в чине полковника, по особому Высочайшему повелению, находился в Витебской губернии. Во время Отечественной войны 1812 года и в Прусской кампании 1813 года он участвовал в сражениях с французами.[53]

Пока Император находился в первой армии, лве другие армии подчинялись его распоряжениям, но как только он покинул её, «Барклай-де-Толли, Багратион и Тормасов становились вполне самостоятельными, и согласование их действий зависело всецело от взаимного их соглашения, достигнуть которого именно в данном случае оказывалось весьма трудным».[54] Такая ситуация ставила Барклая «в положение крайне двусмысленное, создав, если можно так сказать, военно-юридические предпосылки развязывания борьбы против него в верхах армии… С одной стороны, в глазах множества военных и гражданских лиц Барклай представал в роли предводителя всех русских армий на театре военных действий, а с другой, – не имея на то от царя официальных полномочий, был предельно скован в своих полководческих усилиях, будучи к тому же обречен проводить непопулярную в армии и обществе стратегическую линию».[55]

Не имея полномочий верховного главнокомандующего, Барклай-де-Толли не мог отдавать приказы другим главнокомандующим и даже в разгар военных событий, «видя необходимость действовать согласованно, – как он писал в письме к царю от 26 июля, – мог выразить генералу Тормасову токмо частным письмом мое желание, чтобы он поддался, насколько возможно, вперед».[56]

О взаимоотношениях с Багратионом, Барклай писал: «Я должен был льстить его самолюбию и уступать ему в разных случаях против собственного своего удостоверения, дабы произвести с большим успехом важнейшия; словом, мне следовало исполнить обязанность для меня непонятную и совершенно противную характеру и чувствам моим. Несмотря на то, думал я, что в полной мере достиг своей цели; но впоследствии удостоверили меня в противном, ибо дух происков и пристрастия скоро открылся; обидныя суждения и неблагопристойные слухи…»[57]

Князю Багратиону, он писал: «Глас Отечества призывает нас к согласию. Оно есть вернейший залог наших побед и полезнейших от них последствий, ибо от единого недостатка в согласии славнейшие даже герои не могли предохранить от поражения. Соединимся и сразим врага России. Отечество благословит согласие наше!».[58]

После трудного и опасного перехода армия Барклая 11 июля вступает в Витебск «Переправя через Двину большую часть своей Армии, он стал пред Витебском и послал сильный отряд на Бабиновичи. Сия мера осторожности достигала двух важных целей: прикрывая точку Лиосны. Отряд сей составлял уступ, соприкосновенный с Армиею Князя Багратиона, которого Генерал Барклай де Толли полагал пробившимся уже к Орше».[59]

13 июля состоялось сражение в Островне, 14 – го близ корчмы Печонка. Авангардом, принявшим сражение командовал Граф Петр Пален «Многочисленный неприятель приблизился к нему и сразу развернул свои силы. Бой был продолжительный и кровопролитный, наши войска, сохраняя хороший порядок, отступили до оврага. Там, будучи преследуем только кавалерией, граф Пален сосредоточил свою конницу в одном месте и атаковал с такой стремительностью, что отброшенный неприятель, опрокинутый на свою пехоту, не осмелился продолжать движение. Обе армии стали лагерем на виду друг у друга на расстоянии 3–4 верст».[60]

В сражении 13 июля при местечке Островне, 14 июля при селениях Какувячине и Комарах (близ города Витебска). Были убиты: Селенгинского пехотного полка лекарь 12 класса Гаст, лейб-гвардии Драгунского полка капитан Глазенап 1-й. Умерли от ран: Ревельского пехотного полка капитан Петерсон, 20-го егерского полка майор Нейдгардт. Ранены: Начальник артиллерии 1-й Занадной армии генерал-майор граф Кутайсов, Лейб-гвардии Драгунского полка капитан Линденер 3-й, Нежинского драгунского полка поручик Вичфинский, штабс-капитан Сакен 1-й, Ревельского пехотного полка майор Швенцен, капитан Миллер 1-й (контужен), поручик фон Шредер 1-й. Штабс-капитаны Бер 1-й, Цытович, поручики Бер 2-й, Гун 1-й, подпоручики Вагнер, Гейкинг, прапорщики Бистром, Глушков 2-й, Троян. Черниговского – капитан Эйхлер; Копорского – штабс-капитан Рейхель, поручик Рапен-Детоар.[61]

Либгарт Антон Иванович: «В 1806–1807 гг. участвовал в военных действиях против турок, командуя батальоном. В 1807 г. назначен шефом Полтавского пехотного полка, во главе которого начал кампанию 1812 г. в составе 2-й Западной армии. 11 июля в сражении при Дашковке был ранен пулей навылет в правую руку и отправлен на излечение». (С. 454)

Е.Н. Щепкин отмечает, что «неудача Багратиона и его отступление за Днепр к Смоленску разъяснили первой армии ее положение под Витебском. Получив донесение о наступлении значительных сил неприятеля вдоль левого берега З. Двины, Барклай в ночь с 12 на 13 июля (ст. ст.) двинул там же по дороге на Бешенковичи пехотный корпус Остермана, усиленный драгунами, гусарами и конной артиллерией. Высылкой этого арьергарда он надеялся задержать противника и выиграть время, чтобы облегчить сближение и соединение со 2-ой армией. Так возник 13 июля бой под местечком Островно между французским авангардом Мюрата и отрядом Остермана, задержавший на целый день наступление неаполитанского короля, но кончившийся все-таки отступлением русских на новую позицию. Убедившись из боя при Островне в приближении значительных сил противника по дороге из Бешенковичей, Барклай отказался от опасного при таких условиях движения на Оршу. Чтобы отвлечь, однако, внимание противника от 2-ой армии, которую он сам настоятельно призывал ускорить движение к Орше, Барклай готов был даже принять сражение под Витебском…К тому же в ночь на 15 июля адъютант Багратиона привез известие о неудавшейся попытке 2-ой армии боем открыть себе дорогу для соединения с Барклаем. Эта новость освобождала 1-ую армию от необходимости выжидать Багратиона у Витебска под страхом битвы в плохо защищенной от природы местности с превосходными силами противника. Поручив Палену составить арьергард армии и выдвинуть его на левый берег речки Лучосы, Барклай после совещания старших начальников 15 июля решил продолжать отступление на Смоленск тремя колоннами через Поречье и Рудню».[62]