Читать книгу Я тебя никому не отдам. Рассказы о Родине, вере, надежде и любви - Валерий Вячеславович Серяков - Страница 4

Какая жара стояла этими днями. Пересохла, окаменела и потрескалась земля, потускнело пепельно-серое небо. До обеда и нынешний день не отличался от череды других. И вдруг к полудню пахнуло далекой прохладой. Будто невидимая рука погнала по раскаленному небосводу белоснежные губки облаков и выжала их, потемневшие до цвета свинца, на июльский расплавленный асфальт.

***

А с утра я ходил к старику. Старик – мыслитель, я – сопричастник. Сопереживатель. Если проще -его нередкий гость и собеседник. В основном, конечно – слушатель. Даже если имею о чем-то другое мнение – не буду вступать в спор. Ведь обычно вдиалогеговорящий больше слушает себя, нежели другого, а в беседе с мудрым человеком время дорого.«Аз есмь в чину учимых и учащих мя требую»

– Вот как жизнь-то летит, братец ты мой! Задержался я на земле. А тебе ведь лет тридцать пять – сорок, не больше? Но это не столь важно. Знаешь, я никогда не верил в конфликт отцов и детей, мне казалось, что он есть нечто надуманное. Но недопонимание, наверное, может быть. Мне вот интересно, как воспринимает современный молодой человек мои призывы вернуться к лошадке? Верит ли он, что люди при лучине были здоровее и счастливее? А я ведь помню, что это было так…

По паспорту я Николай Илларионович Чернышев, а уличная наша фамилия – Гавриловы. Родом из села Шереметьево, из старообрядческой семьи Белокриницкой иерархии.

Село было огромное, в 1929 году в нем насчитывалось 552 домохозяйства. У отца была мельница производительностью не менее 1000 пудов в сутки. Срубленая из огромных сосновых бревен, нижний этаж о четырех углах, верхний – восьмигранный. В Шереметьеве было несколько мельниц, 5 просорушек, 3 маслобойки. А в Башмакове имелось 8 мукомольных заведений: 4 ветряка, 3 нефтяные мельницы и 1 паровая на том месте, где сейчас хлебная база №37. Муж моей тети был мастером по мельницам, а я работал у него подмастерьем. Мы ходили с ним по селам: в Богданиху, Дмитрово-Поливаново, Митрофаниху…

Старик колоссален. Он не из нынешних хлипких суетливых дедков. Сейчас люди слабы телом и духом, умирают без срока, не старясь, а изнашиваясь: от болезней, от усталости жить. Этот другой. Мощный. Он сидит на кровати – высок, строен, как высохший дуб. Спадает на кряжистую грудь огромная белоснежная борода. Навсегда закрыты незрячие глаза, только индикаторами подрагивают сомкнутые веки: это в паутине времени бьется, пульсирует неугасающий разум. И голос старика неправдоподобно звонок, молод. Человек внутренний и человек внешний давно живут в одном теле независимо друг от друга.

– Теперь, оглядывая свою жизнь, я пришел к заключению, что должен был стать архитектором, а не учителем. И в голове рисуются идеальные картины, как бы я перестроил родное мое село Шереметьево. Все до мелочи, все до гвоздочка представляю…

Село должно строиться улицей. Ширина улицы должна составлять 30 метров, ширина участка – 25. На территории должны находиться следующие постройки: дом одноквартирный (потому что, когда человек живет в многоквартирном доме, он – нетворческая личность), погреб с погребицей, коровник, конюшня, овчарня, свинарник, курятник. Вместо гаража – каретник. Я категорически против смертоносных машин. Приведу такой пример. Казахстан соединяла с Российской Федерацией шоссейная дорога. И было принято постановление Правительства: запретить заготовку сена вдоль трассы из-за выхлопов ядовитых газов…

На автобусе ездить – поэзии нет: не видно ни земли, ни неба. В каретнике должны находиться телеги, сбруя выездная и праздничная, сани, подсанки. В сельскохозяйственном производстве необходимо вернуться к использованию лошадей. Плужок на колесах я вижу двухлемешным с регулировкой глубины. Сеялки одноконные, одна на два дома. Жатки типа Деринга, самосборки пароконные. Молотилки мне видятся трехконными, с верхним забором молотильного материала. Такая была у нас в селе у Семена Ивановича Никулина, немецкая, с соломотряской. Веялку можно иметь одну на два хозяйства, а размол переложить на плечи ветра…

Старик прожил долгую, трудную жизнь. Он работал, воевал, опять работал. Преподавал в институте. Где-то в Подмосковье у него остался домик, но живет он в Башмакове у племянницы – тети Шуры Ворониной, тихой женщины с усталыми добрыми глазами. Если бы за родным отцом иные так ухаживали! Старик всегда сыт, одет в чистое, в комнате у него идеальный порядок. А перед старинными великолепными иконами (немногое, что меня впечатляет у старообрядцев – это их настоящие, потрясающие иконы) горит негасимая лампадка.

– Маркс называет землю средством труда. Какой идиотизм. Чтобы обработать землю, требуются еще средства труда. Где же в этой системе предмет труда, вас спрашиваю? То-то и оно, братец ты мой…

Социализм – философия утопическая. Доведенный до совершенства социализм – египетское рабство. В Конституции необходимо записать: «Земля является всенародным достоянием». И дальше: «Единоличное хозяйство является основой системы землепользования в России…»

Еще бы я предложил написать, каким должен быть Президент России. Президент России должен непременно быть православным человеком, поскольку православие есть государствообразующая религия. Жена его тоже обязательно должна быть православной. Президент должен обладать жизненным опытом, быть глубоко порядочным человеком, готовым отстаивать права всех народов, населяющих нашу страну. И лучше бы называлась его должность не Президент. Ну, пусть не Царь, как-то по-другому. Но смысл названия его поста должен быть: Хозяин Земли Русской.

Отчего так жаль стариков? Какой смысл в том, что они знают, как обустроить Россию, а жить выпадает нам? Впрочем, кто я такой, чтобы судить, правильно ли устроен этот мир? Маленькая живая песчинка в океане безбрежной вселенной. Разве я выстроил в ковш звезды Большой Медведицы? Разве я поил сегодня травинки тяжелыми каплями дождя и помогал муравью переправиться через бурный ручей на желтой пустотелой соломинке, и играл с головастиком в обмелевшем пруду?

***

Объем знаний у него гигантский: старик помнит наизусть «Мцыри», «Евгения Онегина» и много других поэм и стихов, и когда его приходят навестить земляки, по их просьбе рассказывает гостям. Если бы вы видели, с каким восхищением односельчане-единоверцы его слушают, как им гордятся!..

Старик мечтаетобустроить Шереметьево, а ведь его глаза этого не увидят, посадить сад, с которого ни яблочка не досталось бы ему. У него нетни одной мечты о себе лично. Прожив девяносто лет, он понял, что в этом мире человеку ничего не нужно для себя.

Он не может читать своими глазами, но не мыслить не может. Тетя Шура сейчас – как продолжение старика. Она – его руки, ноги, а с некоторых пор еще и глаза: она часто читает ему, иногда до полуночи, то текущую прессу, то книги на указанной им странице. У старика идеальная память, и он знает, где и что написано в разложенных на столе огромных фолиантах.

Каждый день – это еще один поворот мысли, малое просветление души. Что-то очень важное должен понять еще старик. И тогда он умрет. Без него будут вставать над землей рассветы, и сиять умытое дождем небо, и зеленеть трава. А когда-нибудь и мы, если будем достойны, доживем до чистой глубокой старости.