Читать книгу Одинокая любовь - Валерий Загора - Страница 6

Восьмой класс окончен, сданы экзамены. Наступил долгожданный выпускной вечер, который проходил в школе. Были накрыты столы, приглашены ВИА. Праздник отмечали без родителей, с преподавателями было очень весело, танцевали всю ночь до упаду. Когда класс пошёл встречать рассвет, Любу забрал ухажёр Володя, приехавший к школе на мотоцикле.

Вопрос о дальнейшем обучении не стоял на повестке дня, так как мама всё решила за дочку. Мама сказала, что они поедут в Луганск подавать документы в обувное училище, учёба будет длиться два года. В город можно будет добираться фабричным автобусом, общежитие предоставлялось. Сказано – сделано.

На летние каникулы после окончания школы Люба поехала в деревню, но не с отцом, как обычно, а со своей подругой Наташей – на электричке и без родителей.

Лето пролетело как один день. Настала пора возвращаться домой и готовиться к учёбе. Родители наотрез отказались заселять дочь в общежитие, мать наслушалась от фабричных женщин об ужасах, которые устраивались в там молодёжью. Сняли комнату во флигеле в частном секторе, неподалёку от училища. В комнате с Любой поселилась ещё одна девочка. Но родителей абсолютно не смутил тот факт, что в этом же флигеле в соседнюю комнату заселились два парня абсолютно не студенческого возраста. Эти ребята начали устраивать тихие попойки.

Девчонки боялись нос высунуть из своей комнаты, часто оставались голодными, так как плита находилась в общем коридоре. Решили после занятий пойти поискать новое жильё. Ходили по близлежащему частному сектору неподалёку от училища, ходили от дома к дому и таки нашли. Супружеская пара преклонного возраста, имевшая большой дом, сдавала две комнаты. В одной было четыре спальных места, а в другой – два. Общая кухня с тремя столами, один из которых хозяйский, и газовая плита, которой Люба пользоваться не умела.

В училище Любе было интересно. Учёба давалась легко, на парах девочка слушала очень внимательно и аккуратно вела конспект, в итоге дома учить задание не было надобности. За прилежную учёбу и хорошее поведение Любу выбрали старостой группы. Ей очень нравилось бывать на фабрике во время практических занятий. Всё получалось с лёгкостью, студентка освоила много операций. Любу отправили в десятый цех, где выпускали модные в те времена сапоги-чулки.

Освоившись на фабрике, студенты стали понемногу подворовывать кто что мог и кому что было необходимо. Люба не отставала от одногруппников и тоже понемногу натаскала всякого разного: гвоздики, клей, кожу и т. д. По итогу она сшила себе красивую кожаную сумку и хипповые босоножки. Подружки дурели от зависти и тоже просили сделать им такие же. Но Люба никому не стала делать такие, чтоб ни у кого таких не было. Настоящая леди!

В октябре группу отправили в колхоз на уборку моркови. Жили в спортзале, спали на раскладушках. По ночам было очень холодно, и все простыли, но всё равно никто не жаловался, потому что ребятам было очень весело вместе. Кормили в колхозной столовой досыта. У некоторых девчонок появились местные ухажёры, те в свою очередь подкармливали всех девчат, таская из дома всякие разные вкусности. В группе было 22 девчонки и два парня. Морковь убрали уже по заморозкам, домой приехали все с соплями и кашлем, но довольные проведённым в колхозе временем.

В училище платили стипендию в размере 40 рублей. Это была очень достойная сумма, так как минимальная оплата труда была 60 рублей, а после – 80-90 рублей. Получив стипендию, все бежали кто куда, а Люба – сразу в универмаг. У неё появились новые вещички, косметика, духи. Отчёт о потраченной стипендии родители не требовали. Каждый понедельник, отправляя дочь на учёбу, они давали ей десять рублей и полную сумку продуктов – овощей, консервации и пирогов, которые пекла для неё бабушка Маруся.

На учёбе Люба вела себя очень скромно, на танцы и в кино не ходила, одним словом, не шиковала. В училище имелся свой ВИА под названием «Черевички», в который приглашали всех желающих. Все желающие, почему-то очень желали освоить гитару. Преподаватели поставили условие – распрощаться с маникюром, и сразу произошёл естественный отсев желающих.

Люба тоже мечтала играть на гитаре, но её начали склонять к игре на трубе, мол, ты бывшая спортсменка и не куришь, следовательно, дыхалка хорошая, а значит, сам бог велел играть на трубе. Занятия проходили по вечерам в актовом зале училища, три раза в неделю.

Отзанимавшись в ансамбле два с половиной месяца, Люба завязала с эстрадой. А послужил этому решению случай. Возвращаясь домой после репетиции, Люба заметила, что за ней увязались двое парней. Она испугалась и увеличила скорость, преследователи не отставали. Смекнув, что ничем хорошим это сейчас не закончится, девушка перешла на бег. Вот тут-то и пригодились навыки спортинтерната, спринтерский бег и прыжки в высоту. Забор на съёмном жилье был метра два в высоту, если не больше. От испуга девушка перемахнула через забор, как будто это была вовсе не преграда, да и не было никакого желания останавливаться и проверять, открыта ли калитка или заперта изнутри. В общем, это был последний день в ансамбле.

Приехав домой на выходные и пойдя вечером на танцы, Люба узнала, что школьная подруга Оля решила выйти замуж. Та попросила Любу быть дружкой на свадьбе, которая будет проходить у жениха в Дебальцево. Девушка, довольная и взволнованная, ведь она впервые будет дружкой, пришла домой. Спросив разрешения у родителей поехать на свадьбу, получила отказ. Проплакав всю ночь в подушку, Люба твёрдо решила ехать. Набрав побольше продуктов и прихватив наряд, уехала на учёбу.

Не потратив за неделю ни копейки с того червонца, который получила от родителей на карманные расходы, и задушевно пообщавшись с девчонками по квартире, объяснив им ситуацию, она смогла одолжить денег до стипендии – сбросились кто сколько смог. В пятницу Люба поехала не домой, а к подруге на свадьбу. На железнодорожном вокзале её встречала Оля с женихом.

Как выяснилось позже, избранник старше Оли на семь лет. Это был высокий красивый парень с голубыми глазами и светлыми кудрями, весёлый и общительный. Вечером подруги пошли в парикмахерскую делать причёски, в то время было модно делать укладки большим начёсом и букли.

Парикмахер, женщина лет сорока пяти, делая Любе начёс, укладывая волосы в пышную причёску, и сокрушалась, что у неё нет дочери, а одни сыновья. Из парикмахерской вышли красавицами, хотя причёски не соответствовали пятнадцати лет – именно столько девушкам было в тот момент. Полночи проболтали о всяком разном, спать устроились сидя в креслах, дабы не испортить причёски.

Росписи в загсе не было по причине юного возраста невесты, пятнадцать лет – это очень мало. Свадьбу праздновали в доме жениха, точнее его родителей, гостей было человек тридцать, родственники с обеих сторон. Дружок жениха влюбился в дружку невесты с первого взгляда и элегантно ухаживал целый день за девушкой, не сводя с неё глаз. А вечером после торжества пригласил Любу в гости.

Первым делом парень познакомил со своей мамой, и Люба начала догадываться, что её не просто так пригласили на чай, а Саша имеет серьёзные виды. Наивный ребёнок, пятнадцать лет – это вам не тридцать. Так вот, мама, сама доброта и ласка, очень приветливо встретила Любу, от чрезмерной любезности было немного не по себе, да ещё и чувство того, что это смотрины, натягивали нервы как струну.

Саша не сводил влюблённых глаз со своей гостьи, а мама сыпала любезностями, но всё резко прекратилось, как только мама узнала, что Любе пятнадцать с половиной лет. Женщина резко занервничала, а Саша сник с потухшим взглядом. Мама строго приказала сыну отвести девушку туда, откуда он её привёл. От услышанного Любе стало легче дышать, другая бы на её месте расстроилась, но для девушки это было избавление от неловкой ситуации, в которую она попала по наивности.

Шли молча, благо идти было недалеко – с одного конца улицы на другую. У калитки Саша сказал, что, когда Люба подрастёт, он её найдёт и женится.

Наутро молодожёны провели Любу на вокзал. Сев в вагон электрички, девушка весело помахала им рукой из окошка. Устроившись поудобней, она стала рассматривать пассажиров заполненного вагона, прокручивая в памяти вчерашний шумный и весёлый день. На душе было хорошо и радостно, из-за вчерашнего инцидента с Сашей она абсолютно не расстроилась. Парень ей совсем не понравился – пшеничные брови, такие же ресницы, реденькие светлые волосы в короткой причёске, светские манеры, культурная сдержанность и учтивость. Такие парни молоденьким дурочкам не нравятся.

Вдруг сердце пропустило удар, невидимая рука сжала горло мёртвой хваткой и перехватило дыхание. Люба увидела отца, сидевшего в другом конце вагона и о чём-то оживлённо беседующего с мужиками. Пригнувшись, прячась за спинами сидящих напротив людей, она стала придумывать, что сказать, как объяснить данную ситуацию, периодически посматривая в сторону, где сидел отец.

Заметив, что вся компания мужчин вместе с отцом вышли в тамбур покурить, Люба юркнула из вагона, пройдя быстрым шагом в самый последний вагон. Пропустив свою остановку, дабы не столкнуться с отцом на перроне и не быть замеченной, она вышла на следующей остановке, которая называлась «Птичник».

Мимо птицефабрики проходили рейсовые автобусы из посёлка Вергелёвка. Добравшись домой, Люба, к своему великому удивлению, выяснила, что она появилась раньше отца, потому как он с мужиками завис в пивном баре, который находился недалеко от железнодорожной станции. Никто так и не узнал, что девчонка всё-таки поехала на свадьбу к подруге, ровно до того момента, пока Оля не прислала по почте свадебные фотографии. Но родители почему-то не стали ругать дочь, чем очень сильно её удивили.

На учёбу Люба ездила с большим удовольствием, ведь сама учёба давалась с лёгкостью, а практику она просто обожала, да и с девчонками по квартире жили очень дружно, без ссор. Мастер группы, которую между собой студенты звали просто «мастачка», была молодая, с полноватой фигурой, нос горбинкой, зубки как у нутрии, в общем, далеко не красавица, но была она очень человечная и душевная женщина, за что, её очень сильно любили студенты.

Весной Любиного парня призвали в армию, его мама, тётя Шура, усердно готовилась к проводам, закупая продукты долгого хранения, по всему посёлку бегала, попутно скупая самогон. Вместе с Володей, они зарыли в сарае десятилитровый бутыль, слив в него весь самогон, закатали крышкой и забросали сверху землёй и всяким хламом. Отец Володи, дядя Миша, прознал, что супруга скупила весь самогон в посёлке, и решил устроить дома обыск в её отсутствие. Облазив весь дом и летнюю кухню, он так ничего не нашёл и отправился жаловаться соседу и по совместительству собутыльнику и куму Николаю. Тот был здоровенный мужик с внушительным животом, шахтёр со стажем.

Михаил пожаловался, придя к Николаю, и услышал от него в ответ, что, скорее всего, он знает, где спрятана «драгоценность». Сосед поведал, что когда чистил у кролей, то видел, как его кума с сыном Володей что-то очень долго делали в сарае, а потом из дому таскали туда сумки с чем-то. Облазив в сарае все углы, в итоге товарищи нашли то, что искали, но бутыль выкапывать не стали, а аккуратненько продырявили крышечку и просунули шлангочку из-под капельницы.

В то время многие из таких шлангочек плели разных рыбок, чёртиков, зверушек, в общем, всякую всячину. Таким образом, эти два раздолбая, сосали самогончик, припрятанный на проводы, и каждый день были в три дуги пьяные. Заподозрив неладное, тётя Шура решила проверить схрон. Веник был сломан о мужа и его кума, сквозь слёзные причитания, какие они паразиты и так далее, и тому подобное.

Служить Володю отправили в Калугу, в стройбат. Несколько раз в год Люба отправляла ему посылки с солдатским набором: сигареты, печенье, носки, одеколон, чай и конфеты. Володя, в свою очередь, присылал бандероль с нарисованными на деревянных дощечках картины – чеканки. Письма приходили два-три в неделю, столько же уходило ответов.

Однажды вскрыв пришедшую бандероль и развернув большой слой бумаги, Люба ахнула, увидав зеркало с её отражением. Но не тем отражением, которым оно являлось сейчас, а с фотографии, сделанной зимой, в пальто и платочке в красный цветочек. Умелая рука художника воссоздала Любин портрет простым карандашом. На белом месте на зеркале был содран серебристый налёт в виде силуэта рисунка. Портрет был приклеен к зеркалу со стороны содранной зеркальной плёнки. Если взять в руки зеркало, создавалось такое впечатление, что в нём отражение девушки в платочке. Это было впечатляюще!

Приезжая на выходные с учёбы домой, Люба ходила вечером в кино, но на танцы оставалась крайне редко и вечером с девчонками допоздна не гуляла. В посёлке существовал негласный надзор за солдатскими невестами, и солдатам сразу же доносили, если их девушки были с кем-то на танцах или разговаривали с другими парнями. Поэтому девчонки, которые дожидались своих солдатиков из армии, старались никаким образом себя не компрометировать перед ними.

В одной группе с Любой проходили учёбу две девчонки из Воронежа, домой они ездили крайне редко. В новогодние каникулы все разъехались к родне на десять дней. После каникул на учёбу вышли все, кроме воронежских девчат. Спустя неделю мастер отправила по адресу письма, желая узнать, почему девочки не вернулись, но ответа так и не получила. Прошёл месяц, а вестей из Воронежа так и не поступало.

Согласовав с директором училища, носившего чудное имя Сёма Хаймович, но все его звали просто Семён Ефимович, решили отправить двоих студентов в Воронеж выяснить причину отсутствия девочек. Кандидаты на поездку как-то даже не обсуждались – само собой разумеется, ехать должны староста группы и помощник старосты. Мастерица выдала Любе командировочные деньги на проезд, вместе съездили на вокзал и купили билеты на поезд Луганск – Саратов. На следующий день две лягушки-путешественницы отправились в путь-дорогу. Страха не было, наоборот, было интересно и по-взрослому.

Спустя сорок лет Люба, вспоминая этот момент своей жизни, будет приходить в ужас от безответственности взрослых людей – мастера группы и директора. Отправить двух пятнадцатилетних подростков чёрт знает куда, без ведома родителей! Шестьсот километров – только до Воронежа, от Воронежа до Елань-Колено – 185 км, а ещё надо не заплутать, найти адрес. Караул! Кошмар! В то время не было ни мобильной связи, ни навигаторов. Но тогда это приключение было по кайфу.

В поезде к девчонкам пристали два солдатика, ехавших из отпуска в часть в Воронеж, долго разговаривали. Ребята угостили девчонок грейпфрутом. Люба впервые в жизни попробовала этот горько-кислый цитрус, и он ей совсем не понравился, показался невкусным. От Воронежа до Елани добирались автобусом, после долго шли пешком до нужного посёлка. На вторые сутки с момента отправления, уже поздно вечером, девушки наконец-то добрались до адреса.

Девочка-сокурсница была в шоке от неожиданного сюрприза в виде двух студенток. Семья у неё была, как сейчас принято говорить, неблагополучная. Отчим с матерью крепко пили, в доме было пятеро детей, самому младшему не исполнилось и года, это был малыш с тоненькими ручками и ножками и большим животиком. Для гостей хозяйка-мама нажарила картошки, к ней подала солёную речную рыбку чуть меньше ладошки, хлеб и какую-то бормотуху, похожую на вино. Гостьи запротестовали, сказав, что не пьют спиртное, но мама сказала, что это неуважение к хозяевам и у них так не принято. Выпито было немного, но девчонки быстро опьянели, так как были голодные как волки, да и отсутствие тренировки быстро дало о себе знать плюс практически отсутствовала закуска.

Хозяйские детишки вмиг смели картошку и хлеб, так что закусывали рыбой. Девчатам выделили кровать для ночёвки. Перед сном они, естественно, сходили на улицу вывернуть душу наизнанку после вина. Наутро выяснилось, что бедолаге сокурснице не на что продолжать учёбу – бабушка, которая её спонсировала, умерла, а с родителей нечего взять. Да и мамаша сказала, мол, нечего глупостями заниматься, пусть идёт работать. Наши послы доброй воли посочувствовали теперь уже бывшей сокурснице и пошли по второму адресу.

Вторая беглянка оказалась из нормальной семьи, просто она собралась замуж и поэтому решила бросить учёбу. В этом доме девчат накормили досыта и на личном авто отвезли на железнодорожный вокзал. В Луганск добрались благополучно, без казусов. В училище рассказали о своём путешествии, опустив кое-какие подробности. Короче говоря, миссия была провалена, так как перед отъездом в Воронеж им был дан наказ вернуть беглянок.

Рассказав родителям о своём путешествии, Люба не увидела никакой реакции – ни возмущения, ни интереса. Дома царила ужасная атмосфера, родители ругались между собой, а зачинщиком раздора была бабушка Маруся. Она обвиняла невестку в том, что та припрятала деньги из семейного бюджета, клала их себе на «чёрную книжку», как говорила бабушка. Упрекала в том, что, пока её сын в шахте гнёт горб, она гуляет с соседскими мужиками.

Пока Раиса была на работе, бабушка принудила Любу устроить дома обыск, искали «чёрную книжку», попутно капая девчонке на мозги, какая у неё плохая мать. Сыну Маруся каждый день жужжала в уши, какая у него гулящая и нехозяйственная жена. Короче, дожужалась – выжила невестку из дому. Уволившись с работы и собрав свои вещи, Раиса отправилась в село к родителям. Просила дочь уехать с ней, но та не захотела бросать учёбу, осталась с отцом и бабкой. Раз в неделю мама присылала Любе письмо.

Бабуле очень нездоровилось, истощённый организм после длительного поста давал о себе знать. Она наказала внучке сходить в магазин купить продуктов. Продавцом там работала Клава Мирзоева из соседнего дома, она стала расспрашивать у Любы за мамку, пишет она письма или нет, собирается ли приехать обратно, а потом и вовсе выдала ужасный бред, который Любу поверг в шоковое состояние.

– А ты знаешь, что на посёлке люди говорят? – спросила она у Любы.

– О чём вы, тёть Клав? – переспросила Люба.

– Говорят, что в младенчестве тебя из детдома взяли, а мать твоя уехала, потому что отец спит с тобой.

Любу как громом оглушило, земля ушла из-под ног. А что, если и правда все так думают? Придя домой, бабушке не стала ничего говорить, а тем более отцу, почему-то было стыдно. В этот день, взяв у отца лезвие «Нева», пошла в парк с намерением покончить жизнь самоубийством, резанув вену на руке. Но ничего не вышло, так как, оказалось, что это очень больно и ей не хватило силы духа. Возненавидев тётку Клавку до конца своих дней, Люба перестала ходить в магазин под любым оправданием.

Спустя очень долгое время девушка спросила у матери, правда ли, что её взяли из детдома. Раиса была шокирована таким вопросом, доказывала, что она родная дочь, ссылаясь на фотографии из раннего детства, и что в их селе все знают, что она их родная. Спустя пару месяцев, взяв с собой дочку, Виктор поехал мириться с женой. Поговорив, пообвиняв друг друга, поплакав и пообнимавшись, помирились. Домой поехали втроём. Строго-настрого приказав матери не лезть в их отношения, воссоединённая семья продолжила своё существование.

Как-то приехав на выходные домой, Люба собралась сходить к подружке Наташе. Выйдя со двора, она встретила Володиного соседа, Сергея Щербака, который ехал на велосипеде. Поболтали пару минут. Сергей предложил подвезти Любу к подруге, она запрыгнула на багажник, и они поехали. Объезжая колдобины по дороге, виляли из стороны в сторону, малость не упали. Смеясь, подтрунивали друг над другом и не подозревали, что эту безобидную картину наблюдала тётя Шура, Вовина мама. Приехав на следующие выходные домой, Люба обнаружила письмо из Калуги от Владимира со скандалом и истерикой. Он обвинял её в измене, в плохом поведении и во всех смертных грехах. Аналогичное письмо получил Сергей Щербак, в послании описывалось, какой он отвратительный друг, что он последний гад, были и всякие угрозы.

Оказывается, тётя Шура накатала сыну в письме, что видела, как пьяный сосед катал невесту её сына, и прокомментировала увиденное на свой лад, по-видимому, в меру своей распущенности. Люба была в шоке и в ярости, сильно обидевшись на жениха и его маму. Она не стала отвечать на оскорбительное послание и на следующие весточки отвечать тоже не стала. В письмах были и угрозы, и мольбы о прощении, и мечты о свадьбе.

Подошло время дембеля, солдаты возвращались домой. Люба перестала посещать по воскресеньям в клуб, да и на улицу без надобности не ходила – мысли о том, что скоро вернётся домой Володя, доводили её до тошноты, обида не прошла, видеть своего жениха просто не хотелось. Но этот момент настал, и в дверь постучали. На пороге стоял солдат.

Виктор Поликарпович пригласил парня пройти в квартиру, радостно пожимая руку и, обнимая, похлопывал его по спине. Он и не подозревал о разладе в отношениях молодых. По-быстрому организовал на стол бутылочку с самогоном и закусь, пока хозяин организовывал угощение, гость пытался наладить отношения с обиженной невестой. Но девчонка набычилась и не хотела мириться с обидчиком. Поликарпович позвал молодёжь за стол, в разговорах об армии приговорили бутылку, тут же появилась вторая. Крепко захмелев, Володя стал жаловаться хозяину, какая у него строптивая дочь, как он мечтал о свадьбе, а она, такая гадкая девчонка, не хочет с ним разговаривать. Следом вспомнил историю с Щербаком, завёлся всерьёз.

Закончилось тем, что парень начал буянить, стучать кулаком по столу и, не удержавшись на ногах, завалился на кресло и сломал его. Тем временем перепуганная Люба сбежала из дома. Пересидела в соседнем доме у подруги Лены, которая стояла на карауле возле подъезда. Когда она увидела, что дядя Витя поволок Володьку со двора, дала подруге знать, и та помчалась к себе домой. На следующий день Люба уехала в Ворошиловград с самого утра, хотя обычно отправлялась к вечеру. Предупредила маму, что на следующие выходные домой не приедет. Две недели прошли как на иголках, с навязчивыми мыслями о том, как отвязаться от Володи.

Сиди не сиди в Ворошиловграде, а домой надо ехать как минимум за продуктами. Ужас как не хотелось, но не помирать же с голоду, в конце концов! Выйдя из автобуса на своей остановке и пройдя шагов десять, Люба увидела, что из посадки, которая росла вдоль дороги, вышел Володя. Сердце бешено заколотилось от нахлынувшей паники, и как назло вокруг ни души. Деваться некуда, пошла дальше навстречу парню. Поздоровавшись, Володя сжал девчонку в своих крепких объятиях и стал целовать нагло и бесцеремонно.

Брыкаясь и извиваясь, Люба пыталась вырваться из тисков, укусила парня за губу, вмиг почувствовала солёный вкус крови. Зашипев и крепко выругавшись, Володя наотмашь ударил девчонку по щеке, от удара она пошатнулась, по её щекам покатились слёзы. Тело, глаза и мысли впали в ступор, когда сознание и зрение стали воспринимать происходящее. Люба сначала услышала какие-то обвинения в свой адрес, а затем увидела, что парень напротив неё стоит и орёт, яростно жестикулируя. Сквозь ругань она уловила слухом ещё чьи-то крики и свист.

Со стороны остановки вышли мужики и увидели, как что-то неладное происходит, стали кричать и свистеть, дабы спугнуть скандалиста. Люба изо всех сил побежала к своему дому, а Володя – через заросли и огороды, не выбирая дороги, ринулся в сторону своего дома. Сильно взволнованная, со следами слёз на лице и красной щекой Люба вошла в квартиру. Родителей дома не было, только бабушка Маруся. Увидав, что внучка не в себе, устроила допрос. То ли от перевозбуждения, то ли от накопившихся на душе обид, девочку прорвало как гнойный нарыв – рассказала бабушке всё, что было на душе. Когда выплакалась, стало немножко легче и спокойнее на душе, будто грех с себя сняла. Бабушка как могла так успокаивала любимую внучку, обещала выцарапать очи обидчику.

Родителям ничего рассказывать не стала, да и они, в свою очередь, ничем и не интересовались. Просидев выходные дома, Люба собралась ехать на учёбу. Бабушка вызвалась проводить внучку до автобуса. И не зря – Володя сидел на лавочке возле двора коптильного цеха, который находился напротив дома. Увидел Любу, он вскочил и поспешил к ней, но бабушка Маруся остановила его окриком, чтобы тот не вздумал к ним подходить. Он послушно остановился и смотрел им вслед, у Любы сердце стучало через раз от страха. Только после того как села в автобус, она вздохнула с облегчением. Без особой надобности Люба старалась домой не ездить, но как ни крути, надо было и вещи постирать, и продуктами запастись.

Пройдя полувековой рубеж своей жизни, Люба как-то вспомнила молодость, как жизнь прошла, и удивилась спокойствию своих родителей, а может, и безразличию. Она не могла подобрать определение, почему они не интересовались жизнью, делами, проблемами дочери – единственного ребёнка в семье. Они вели себя так, как будто она вышла в магазин, а не отсутствовала две или три недели. Не заведено у них было так, чтобы побеседовать, обнять и поцеловать свою дочку. А девчонке этого порой очень сильно не хватало. Хотелось, чтобы мама приголубила, погладила по голове, посекретничала с ней.

Были такие моменты, что Люба делилась с мамой чем-то своим, девичьим секретом и неоднократно потом об этом жалела по причине того, что мать находила нужный момент, чтобы стебануть по глазам и сердцу тем, что доверила ей дочка. В итоге девчонка научилась держать всё в себе, училась на своих набитых шишках и синяках. К осени Володины злоба и страсть поутихли. Наверное, до него дошло, что с Любой у них ничего не наладится. В итоге он оставил её в покое. Выходя погулять с девчонками на выходных, они старались не бывать там, где обычно тусовались парни, чтобы случайно не столкнуться с Володей.

В училище закончилась теория, ходили только на практику, за которую получали зарплату. Любу прикрепили к молодой и шустрой симпатичной женщине Наташе на шершевальный станок, второй работницей. Станков было два, и Наташа сама управлялась, успевала за конвейером. Люба тоже была шустрой девчонкой и быстрой в руках, поэтому без особых усилий освоила эту операцию. Хотя хитрая лиса Наташа, часто уходила типа по делам, оставляя напарницу одну, таким образом обучая её быстро работать, успевать за конвейером. Когда было ясно, что ученица справится одна, Наташа перешла на ОТК – отдел технического контроля, где была более оплачиваемая и непыльная работа.

Люба стала работать самостоятельно и получать большие по тем временам деньги – до трёхсот рублей порой доходило. Чтобы было понятнее – триста рублей получали забойщики в шахте. Жила она дома с родителями, на работу добиралась фабричным автобусом, на который нужно было в пять утра уже стоять на остановке. Просыпаться приходилось на час раньше, рабочая смена на фабрике начиналась с семи и длилась до пяти вечера. Пока ехали, можно было поспать. Дорога занимала полтора часа на «Икарусе» с удобными сиденьями – у каждого работника было своё место.

Свои заработанные деньги Люба до копеечки отдавала маме, та клала деньги в шкаф, на полку, где хранился весь семейный бюджет. Тратились эти средства на продукты, проезды, обеды в столовке на работе. Взятая сумма из семейной казны озвучивалась, было не принято в семье втихаря потянуть рубль. Если Любе что-то нужно купить, она просила маму позволения взять определённую сумму, отцу пива захочется – он говорил жене или матери, что возьмёт трояк. Никогда не возникало непоняток или недоразумений с семейной казной, всё было честно, на доверии.