Читать книгу Бунтарка и Хозяин Стужи - Валерия Чернованова - Страница 3

Ливия Селланд

– Ливи! Ливия-а-а!

Спросонья можно было подумать, что по мою душу явился гротхэн. Так называли тварей, приходящих из снежных завес. Монстров, оборачивающихся вихрями снега и льда, способных уничтожить в считаные минуты целые города. Если бы на их пути не стояли Снежные… да-да, те самые Снежные, которых я всем сердцем ненавижу и один из которых меня вчера целовал…

От воспоминаний о поцелуе сон как рукой сняло. Я подскочила на постели в предрассветной темени, кончиками пальцев стирая с горящих губ воспоминания, и в этот миг назойливый вопль повторился:

– Ливия-а-а!!!

Разумеется, это был никакой не гротхэн. Орала моя сводная сестрица Арлетта, обладавшая поистине незабываемым голосом: один раз услышишь – хочется забыть, но вряд ли получится. Ее матушка, а моя мачеха Стелла сетовала на нехватку денег: мол, кабы не денежные проблемы, можно было бы отдать девицу в обучение пению, и она бы украшала собой оперные театры, исполняя самые известные арии. Как по мне, в исполнении Арлетты особенно удачно выходили ории, вот как сейчас.

– Ливия! Да куда ж ты подевалась, мерзавка?!

Вздохнув, сунула ноги в стылые ботинки и стянула со стула халат. Если она продолжит так орать, разбудит Фабиана, а этого мне не хотелось. Пришлось подхватить свечу, щелкнув пальцами, запустить жизнь в крохотный фитилек и впотьмах пробираться к сестрице в комнату.

За особые заслуги – читай, за незабываемый голос – Арлетту поселили в том же крыле, где спали мы с Фабианом. Ей единственной обустроили в неотапливаемой части дома комнату, но мачеха, любившая похвастаться не получившим развития голосом дочери перед гостями, категорически отказывалась терпеть его по ночам. Душан тоже счастья по этому поводу не испытывал, так что они с маменькой наслаждались тишиной, а я вот… иду выяснять, что случилось у потенциальной оперной дивы.

– Что случилось? – так и поинтересовалась, заглянув в комнату к сводной сестре и поставив подсвечник на комод.

– Окно закрой. Дует. Да побыстрей! Ты где так долго шлялась? – пожелания «доброго утра» выплеснулись на меня щедрым потоком, окатив с головы до ног.

Арлетта поджала губы и указала на едва приоткрытое окно. В узкую щель слабенько тянуло морозцем. В этой комнате он, к слову, был не лишним. Здесь было столько обогревательной магии, что я подавила желание распахнуть халат и чем-нибудь обмахнуться.

– Во-первых, еще петухи не прокричали, – терпеливо начала я. Да и зачем нужны петухи, когда есть Арлетта. – А во-вторых, мы с тобой неоднократно обсуждали, что я не твоя служанка. Поэтому, если тебе холодно, ты делаешь так: поднимаешься, перебираешь ножками, подходишь к окну и закрываешь. Орать на полдома при этом не обязательно, тем более будить меня.

Арлетта открыла рот:

– Ах ты…

Эта история тянулась не один год. С того самого времени, как мачеха промотала почти все состояние отца на наряды себе и дочке, а еще на красивую жизнь, которой была (по ее сугубо личному и весьма нескромному мнению) более чем достойна, и от нас разбежались все слуги. Остались только Дорота и Бруно, наш конюх и по совместительству садовник, с которым мы вместе ухаживали за садом и лошадьми. Дороте я часто помогала на кухне, а еще занималась уборкой – не могла допустить, чтобы дом, созданный с такой любовью моими родителями, медленно угасал и чах под слоем пыли и в неухоженности.

Мачеха с Арлеттой с радостью поддержали мою инициативу и решили, что из меня получится отличная прислуга. Правда, служанкой для них я быть не собиралась. В итоге после многочисленных конфликтов, угроз и обещаний лишить меня с братом содержания, потому что мы живем на их деньги (на самом деле – на то немногое, что еще оставалось от доходов отца), я высказала весомый аргумент: а если вдруг кто прознает, что Ливия Селланд прислуживает мачехе и ее детям, какая слава о них пойдет?

Больше всего на свете Стелла боялась, что ее посчитают злодейкой, не говоря уже о том, что злодейкой посчитают ее дочку на выданье, поэтому вопрос с прислуживанием мы благополучно закрыли.

Но не Арлетта.

– Окно, Ливи, или я… – скомандовала она, угрожающе сощурив глаза, болотно-серые, один в один как у брата.

И такие же вечно взлохмаченные волосы – солома и по виду, и по цвету.

– Или – что? – поинтересовалась, сложив руки на груди.

– Пожалуюсь матушке! А она твоего любимого братца накажет! – заявила Арлетта и высунула язык.

Со стороны подобные угрозы от девицы ее возраста смотрелись бы смешно, если бы она не упомянула Фабиана. Стоило о нем подумать, внутри взвился столп маленьких огненных искр.

– Я тебе не служанка, – повторила ледяным тоном, шагнув к ней вплотную. Над пальцами вспыхнул огонек, и Арлетта с визгом натянула одеяло до подбородка. Я не стала гасить пламя – пусть себе горит, оно не причиняло мне вреда, просто мягко облизывало кончики пальцев, согревало теплом солнечной магии. – И этот момент мы с твоей матерью обсудили.

– Тогда скажу, что ты мне магией угрожала! – не унималась Арлетта, хотя опасливо отползла на противоположную сторону огромной кровати с мягкой периной и шелковыми простынями.

– Разве? – Огонек вспыхнул сильнее, отразившись в зрачках сводной сестрицы, в кои-то веки сделав ее глаза ярче, и тут же погас. – Я никогда тебе не угрожала и тебе советую поступать так же. Особенно в отношении Фабиана. Доброго утра, сестрица.

Не дожидаясь ответа, под ее возмущенное пыхтенье развернулась и вышла. Путь к себе по продуваемому сквозняком коридору был не таким уж долгим, а моя комнатушка, в отличие от комнаты Арлетты, встретила меня привычным холодом и завыванием ветра, недовольного тем, что на его пути попался угол нашего дома. Остывшая постель со вмятиной на стареньком матрасе уже не казалась манящей, да и не засну я больше. Петухи хоть и не кричали, но вот-вот закукарекают. Ночи в это время долгие, темные, а утро всегда кажется таким далеким…

Вздохнув, выглянула во двор. Мне бы хоть треть магии, которой обладала мама: мощной, солнечной, наполняющей все вокруг жизнью и светом, и я бы без труда и безо всяких сложностей исправила то, что произошло с Фабианом. А так…

Отбросив невеселые мысли, поставила свечу на подоконник и стала застилать постель. Потом спущусь на кухню, помогу Дороте с завтраком, а уж после примусь за уборку. Завтра у Душана День появления. В честь такого важного события в гости прибудут соседи, и все должно быть идеально. За день я с уборкой точно не управлюсь, поэтому начну сегодня.

Мне всегда казалось, что, ухаживая за домом, я становлюсь ближе к родителям. Прикасаясь к статуэткам, вытирая с них пыль, я будто отдавала им дань памяти, поэтому уборка не была мне в тягость. Коснувшись медальона, который никогда не снимала, раскрыла его с легким щелчком, взглянула на миниатюрный портрет дорогих моему сердцу людей.

– Люблю вас, родные, – улыбнулась им.

И показалось, что папа – серьезный, сосредоточенный, и мама – сама как солнышко – на мгновение улыбнулись в ответ.

– Опять встречалась с целителями? – спросил брат, стоило мне расставить наш нехитрый завтрак на деревянном подносе-столике.

Я, собиравшаяся налить ему чаю с душистыми травами, замерла.

– Ты о чем?

– А то я не знаю. – В голубых глазах брата, так похожих на мамины, сверкнул мрачный огонек. – Не спал я вчера, когда ты пришла. Только вид сделал.

– Не спал? – Я растерялась.

– Притворился просто, чтобы не волновалась. Просил же тебя: хватит, оставь! Брат сдвинул брови и сразу стал похож на отца. Он как-то быстро повзрослел после той трагической случайности, уложившей семилетнего мальчика, такого озорного, подвижного малыша, в постель.

В тот год в наш городок приехали Снежные. Почета и почестей было до небес! Остановились они, разумеется, в самой лучшей гостинице, их встречали так, что предстоящий зимний праздник померк на глазах. Я Снежных терпеть не могла! Но Фабиан так хотел посмотреть… и мы тайком от Стеллы ближе к вечеру сбежали в город вдвоем. Там вовсю шли предпраздничные гуляния и восхваление наших защитников от гротхэнов. Ярмарка пестрела огнями, переливалась сверканием шаров, флажков и прочих украшений. На магические у нашего градоправителя средств не нашлось, но зачем магия, когда сами Снежные в гостях!

Их было трое, трое светлейших нордов, и все красавцы, как на подбор: светловолосый, рыжий и брюнет. Незамужние девушки ахали и вздыхали, да что там незамужние – замужние тоже ахали, тайком. Выходили поглазеть… Стелла с детьми не стала исключением, велела Бруно заложить коляску, и они укатили в город, только поэтому нам с братом и удалось вырваться. Коляска или экипаж нам не светили, поэтому мы бежали изо всех сил: я, сжимая в руке затянутую в варежку хрупкую ладошку брата, и он, мечтающий увидеть Снежных до того, как все закончится.

Что касается меня, я испытывала смешанные чувства, с детства привыкшая к тому, что Снежные – наши защитники, берегущие нас от чудовищ, порождений потусторонней магии, черпающих живую силу в нашем мире. При мысли о светлейших нордах меня охватывало волнение и предвкушение, какое может испытывать девочка моих лет. Тогда мне было пятнадцать, но о том, что сделали Снежные, я узнала намного раньше, подслушав разговор отца и Стеллы.

Она собиралась закатить истерику, когда застала его у портрета мамы, ранее висевшего над камином в гостиной. Он и после второй свадьбы там еще висел, но потом Стелла донылась до того, что это несправедливо, что скажут люди – и отец уступил. Убрал портрет мамы на чердак, но частенько наведывался туда, я-то слышала, как скрипят старые половицы под его ногами.

Там-то и состоялся их с мачехой разговор, который впечатался мне в память и не желал покидать.

– Да что ж я чувствую себя вдовой-то при живом муже! – причитала она. – То нет тебя, то, как приходишь, все витаешь где-то, то сидишь рядом с ней… А ведь ее уже сколько нет. Разве по-доброму это, Иштван? Ко мне? К детишкам моим? Или я не вижу, как ты своих выделяешь!

– Не могу я от чувства вины избавиться, – голос отца звучал глухо. – Все кажется, не будь я тогда в отъезде, мог бы все изменить. Но теперь не могу… Что ни делаю, а лицо ее перед глазами стоит, когда мы прощались. Как немой укор…

– Ну не кори себя. – Снова заскрипели половицы, Стелла сменила гнев на милость. – Твоей вины в том нет. Да и что бы ты сделал? Что ты мог противопоставить Снежным?

На этих словах мое сердце забилось сильнее, я подкралась еще ближе и затаила дыхание, стараясь не пропустить ни слова. Мне сказали, что мама зимой пошла в лес, якобы по просьбе лесничего спасать какого-то пострадавшего зверя, пошла – и заблудилась, не вернулась уже. Но я тогда маленькая была, как сейчас Фабиан, ничего не хотела слышать и только плакала, плакала… целыми днями плакала, пока не увидела, как стоит, сгорбившись, над колыбелькой брата отец.

В тот момент слезы высохли, и я поклялась, что сделаю все, чтобы мои родные были счастливы. Поэтому ни слова не сказала, когда однажды отец привел в дом Стеллу. Поэтому всегда улыбалась Душану и Арлетте – до свадьбы отца и мачехи они были самыми милыми детьми на свете.

Потерять мать было тяжело, но еще тяжелее оказалось услышать то, что я узнала тогда!

– Она по своей воле с ними ушла. А то, что магия ее опасна для них, – так кто ж виноват в этом. Солнце и снег только зимой уживаются, да и то недолго.

– Говорят, казнили ее быстро. Не мучилась она, – тяжело выдохнул отец.

Отшатнувшись, я зажала руками рот.

Маму? Мою солнечную светлую маму… казнили? За что?! Из глаз брызнули слезы, я бросилась вниз, споткнулась, чуть не сосчитав ступеньки локтями, коленями и головой, поднялась, и снова бежала, бежала…

Вспомнилось, как к нам приходили мужчины – серьезные, мрачные, проверяли меня и брата на магию. И как стоял, кусая губы, отец. Только во мне магии в те времена не было, она позже проснулась, как раз в тот вечер…

– Богиня-матерь, ну какие же красавчики! – доносились до меня восхищенные голоса девушек и женщин, когда открытый экипаж Снежных показался на центральной улице Борга: только здесь он и мог проехать. По толпе понеслись ахи, охи и вздохи, все рукоплескали, дети верещали, мужчины подкручивали усы, стараясь хоть как-то выделиться перед своими супругами или невестами на фоне недосягаемых светлейших нордов.

– Подними меня, Ливи! – Фабиан дернул меня за подол, умоляюще заглядывая в глаза.

Ну как ему отказать?

Поднапрягшись, подхватила брата под мышки, чтобы ему было виднее. Собиралась уже приподнять, когда экипаж остановился.

– Приветствую вас, жители Борга! Один из Снежных выпрыгнул из коляски и, обведя взглядом присутствующих, театральным жестом вскинул руки. С них сорвались снежные вихри, закрутились, заискрились, а потом взмыли в небеса, чтобы раскрыться ослепительными золотыми шарами, елочками, цветами.

Все восторженно ахнули, Фабиан закричал и принялся прыгать, открыв рот и пытаясь языком поймать хотя бы одну магическую снежинку, оседающую после устроенного Снежным представления, а я стояла, сжав руки в кулаки, стараясь не выдать своих чувств при виде хозяев Севера.

Как они могли… Чем им помешала моя мама? Как ее магия могла кому-то навредить? Мама в жизни никому не вредила! Но ведь не этот же конкретный ее забрал и приказал казнить? Или… этот? Обуреваемая чувствами, раздираемая на части мыслями, я смотрела на них, пока вдруг брат, очарованный происходящим, не рванулся навстречу Снежным.

– Светлейший норд! Светлейший норд! – Он проскользнул мимо людей, увернулся от рук высокого градопорядчика в форме, попытавшегося его схватить, и, к моему ужасу, остановился прямо перед рыжим. Я тоже бросилась вперед, но куда там – меня тут же оттеснили, только и оставалось смотреть, как Снежный переводит взгляд на моего брата.

– Ну, здравствуй. – Мужчина наклонился к нему, жестом приказав остановиться стражу, пытавшемуся утащить мальчика. – Как тебя зовут?

– Фабиан!

– Приятно познакомиться, Фабиан, – голос звучал низко, как звучит зимняя вьюга в низинах гор. – Хочешь подарок к празднику?

– Конечно хочу!

– Какой?

Фабиан оглянулся. На меня. На всех остальных собравшихся, на детей, которые теперь смотрели на него во все глаза. – Горку хочу!

– У вас тут нет горок?

– Маленькие. А я большую хочу! Для всех! И чтобы летишь – и дух захватывало!

– А мальчишка-то не промах, – расхохотался брюнет. Он сидел, постукивая пальцами по спинке экипажа, на лицо падала тень – не разглядеть. А блондина было видно хорошо. Холеное лицо затянула скука, он поглядывал на собравшихся с плохо скрываемым превосходством.

– Хочешь горку? Будет тебе горка! Хьяр, Дойн, поможете?

– Почему бы и нет. – Брюнет, легко оттолкнувшись, выскочил прямо в хрустящий снег, а блондин отмахнулся.

– Без меня.

Мне показалось, что даже на своих друзей он смотрел свысока, но вскоре о нем все забыли. Светловолосый уехал, а двое Снежных за какие-то полчаса превратили городской пустырь в самое настоящее счастье для детей! Горки самых разных размеров, волнообразные, треугольные, для санок и для простеньких каталок; ледяные домики и скульптуры. лед и снег вокруг словно ожили, подчиняясь их магии.

Персонажи разных сказок и впрямь оживали, ледяные статуи говорили с детьми, кто-то приглашал покататься на санках, кто-то объяснял, как правильно подниматься на горку… а в центре всего этого великолепия возвышалась красавица-елка высотой, кажется, до неба. Ледяная, переливающаяся сотнями магических огоньков, сверкающих, сотканных из магии шариков, игрушек, хлопушек. Стоило дернуть такую, и она рассыпалась искрами, оседающими на волосах и одежде снежинками.

Не в силах поверить собственным глазам, я замерла у елки: каждая ее иголочка, наполненная силой магии Снежных, дрожала и переливались кристалликами льда. Залюбовавшись этим великолепным творением, я подумала: разве мог бы тот, кто дарит столько радости детям, обречь на смерть мою маму? Залюбовалась, почувствовала на себе пристальный взгляд, обернулась… и вмиг стало жарко даже на холоде.

На меня смотрел тот самый брюнет, только стоял он опять в тени, будто не желал показывать свое лицо. Ну и ладно, не очень-то хотелось!

Вскинув голову, я шагнула к Фабиану.

– Пойдем. Нам пора возвращаться, пока Стелла обо всем не узнала.

– Ну, Ливи, я хочу прокатиться с горки!

– Покатаешься завтра…

– Завтра нас Стелла точно никуда не отпустит! Ну, пожалуйста, пожалуйста!

В его голосе было столько мольбы, что я просто не сумела отказать. А надо было. Или надо было залезть с ним на ту проклятую горку, но я побоялась за платье. Нового у меня не было, а если это порвется, не в чем будет праздновать, в штопаном тоже ходить не хотелось, да и от Стеллы влетит.

Поэтому я осталась и с улыбкой наблюдала, как брат, весело хохоча, катится с горки… Не сразу заметила, что следом за ним летит мальчишка на санках, хотя на санках катались с другой горы…

– Ливи! – сердито произнес Фабиан, и я вернулась в реальность. – Ты слышишь меня?!

– Слышу, – вздохнула. – Завтракаем?

– Только после того, как пообещаешь, что перестанешь бегать по целителям и знахаркам.

Как я могла это пообещать?

Каждый раз, глядя, как он с тоской смотрит в окно на летящий снег, каждый раз, вспоминая, как мы с ним лепили снеговиков, как он удирал от меня с визгом или прятался, а я нарочно его «не находила»… А это ведь только детство. Сколько всего у него должно было быть… и будет. Будет! Клянусь маминой памятью.

– Я не бегаю по целителям и знахаркам. Я нашла заклинание, – сказала спокойно.

– Заклинание?

– Да, которое на самом деле может тебе помочь. Просто…

Просто очередной Снежный ларг все испортил. Еще и целоваться полез. Нелюдь!

– Просто?..

– Прошлой ночью сорвалось, но я обязательно попробую снова.

Фабиан отвел глаза. Плотно сжал губы, а потом резко вскинул голову.

– Нет!

– Что – нет?

– Прекрати этим заниматься! – закричал он. – Прекрати давать мне надежду! Неужели ты не понимаешь, Ливи? Каждый раз ты уходишь с мыслью – а вдруг все получится? И я думаю так же! А потом ты приходишь поникшая, и все. Я понимаю, что нет. Ничего не будет.

– Все будет, – сказала тихо, но твердо. – Я найду способ все исправить.

– Фабиан хотел отвернуться, но я перехватила его взгляд:

– Я когда-нибудь нарушала свое слово? Хоть раз не сдержала обещание?

Брат помотал головой.

– Вот именно. Так что мы еще побегаем и покатаемся с горок. А теперь давай завтракать, пока не остыло.

– Уже остыло, – фыркнул он, ковырнув ложкой кашу. – Ну и ладно.

Я попробовала: стоявшая в открытых тарелках каша действительно была холодной, но чай еще дымился. Чаем и согревалась. А еще уютными разговорами и смехом Фабиана, который для меня всегда звучал как самая прекрасная музыка.

За несколько часов до этого

Хьяртан-Киллиан Эртхард

Портал перенес его прямо в замок: мрачного, уставшего, раздраженного. Хотя, наверное, уместнее было бы сказать – разъяренного. Хьяртан не знал, на кого он больше злился: на неведомые силы, едва его не погубившие, или на самого себя.

Потому что допустил это.

Не почувствовал угрозы, поджидавшей его опасности, а теперь как самый обычный смертный умирает от усталости. И из-за чего? Из-за создания одного ларгового портала?

Мужчина ускорил шаг, мечтая кого-нибудь растерзать.

– Ларги! А вот и он! – своеобразно поприветствовал его Бьяртмар и бросился навстречу, едва не сбив с ног не успевшего вовремя отскочить стражника.

Стоило Хьяртану появиться в Зале собраний, полном Снежных, как тревожный гул голосов сразу стих. Взгляды чародеев – обеспокоенные, удивленные – обратились к нему.

– Куда ты исчез?! Тебя все ищут! – первым подскочил к брату Бьяртмар.

Следом за рыжеволосым Снежным из кресла поднялся другой: молодой мужчина с длинными светлыми волосами и прозрачно-голубыми глазами, будто выцветшими под лучами столь редкого в этих краях солнца. Оба выглядели обеспокоенными, если не напуганными внезапным исчезновением его величества.

– Как я погляжу, ищут все, кроме вас, – мрачно усмехнулся Хьяртан, стараясь совладать с эмоциями, и невольно поморщился от боли, острым кинжалом полоснувшей по ребрам.

– Мы тоже искали, но потом поняли, что толку от нашей беготни немного, и вернулись в замок, чтобы попытаться отыскать тебя зовом крови, – спокойно проговорил светловолосый Снежный по имени Дойнарт.

Остальные собравшиеся следили за их разговором на почтительном расстоянии, не решаясь вмешиваться.

– Но ты нашелся раньше, – с облегчением подхватил Бьярт.

– И тебе не пришлось резать руки. – Хьяртан попытался улыбнуться, пошутить, но тело снова пронзила острая боль.

Его братья одновременно опустили взгляды, и Дойн напряженно выронил:

– Ты ранен…

– Ерунда. Что с гротхэном?

– Тварь скрылась за завесой.

Значит, упустили…

Значит, вернется. Только мертвый гротхэн мог отказаться от поживы.

– К ларгам гротхэна! Что с тобой случилось?! – взволнованно воскликнул рыжеволосый, А его старший брат холодно приказал:

– Лекарей в покои его величества! Немедленно! – И, переведя взгляд на Хьяртана, добавил: – Пойдем. По дороге расскажешь.

Прежде чем покинуть Зал собраний, Хьяртан отдал приказ: отправить отряды Снежных в ближайшие поселения и города. В том, что чудовище вернется, он не сомневался. Вопрос был в другом: вернется один или приведет с собой компанию.

– В Борг – два отряда.

Он и сам не понял, зачем это сказал. Опомнился, уже озвучив приказ, и снова невольно подумал о колдовских зеленых глазах, порозовевшем от мороза нежном личике и таких манящих губах.

И тут же разозлился на себя за эти мысли.

Ларги! Да сдались ему губы какой-то безродной девицы!

Можно подумать, он никогда раньше никого не целовал. Можно подумать, губы прошлых его фавориток и нынешней были хуже. В отличие от отца Хьяртан не желал заводить рабынь, не хотел удерживать любовницу возле себя силой. Да и зачем, когда каждая вторая, если не первая свободная (и не только) нэри при дворе мечтает о его внимании.

Нет, птица в клетке ему без надобности.

– Хьярт, хватит… О гротхэне мы позаботимся. – Бьяртмар коснулся его локтя, отрывая от размышлений о девушке со странной силой.

Наверное, потому о ней думает – из-за ее живительной магии.

Магии, при одном лишь воспоминании о которой по венам будто побежало пламя, и на какой-то миг показалось, что силы к нему возвращаются.

Жаль, лишь на миг, спустя который он снова почувствовал себя слабаком.

Хьяртан кивнул и последовал за стражей и братьями, оставив неудовлетворенным любопытство собравшихся в зале. То же самое – невысказанные вопросы – читались и в глазах придворных.

Знать почтительно кланялась, приветствуя и провожая правителя и его братьев. Хьяртан заметил среди нарядно одетых нэри Хелену. Подвластная невольному порыву, она подалась к нему, но тут же следом за другими придворными дамами опустилась в реверансе. Даже статус фаворитки не давал ей права приближаться к правителю на глазах у придворных.

Только за закрытыми дверями спальни.

– Ты будешь говорить? – нетерпеливо воскликнул Бьярт, когда позади остались придворные и согретые пламенем каминов залы.

– На тебя кто-то напал? – спросил Дойн и, нахмурившись, добавил: – Но кому, кроме гротхэна, хватило бы безрассудства напасть на Снежного?

– Не знаю, но хочу это выяснить, Прямо-таки умираю от желания узнать имя самоубийцы. – Лед в голосе Хьяртана едва ли не шипел от врывающихся в него искр ярости.

– Ты не видел лица нападающего? – растерянно пробормотал младший брат. – Как так?

– И это я тоже очень хотел бы знать.

Пришлось рассказать о странной потере памяти и о том, что пришел в себя на окраине крошечного городка, который, еще будучи принцем, посещал вместе с братьями три года назад.

Наверное, стоило упомянуть и о девушке, вдохнувшей в него жизнь, но они уже подошли к его покоям, возле которых топтались королевские целители.

– Ваше величество! – Лекари бросились к Хьяртану и следом за ним прошли в спальню.