Читать книгу Культурология. История мировой и отечественной культуры - Вардан Григорьевич Торосян - Страница 69

Родовые и религиозные культы, освященные религией синто, способствовали идейно-политической разобщенности, и поэтому в VI–VII вв. японские правители установили общегосударственную идеологию на основе буддизма, лишенного родовых привязанностей. Его проникновение началось в середине VI в. прибытием в Японию корейского посольства. В эпоху Нара буддизм получает статус государственной религии, подвергаясь при этом непрерывным трансформациям и адаптации к Японским социально-культурным условиям. Поначалу буддизм культивировался только властью, не находя влияния в народе. Уже в эпоху Нара, в VII–VIII вв. произошло утверждение пришедших в Японию из Китая школ таинственного буддизма – Тэндай и Сингон. Японское тайное учение, таймицу, утверждало, что все живые существа обладают сущностью Будды. Основатель школы Сингон Кукай (774–835) наделял таковой и живую и неживую природу, сама Вселенная рассматривалась как тело верховного Будды Махавайроганы. Подобный подход был близок мировоззрению японцев с их обожествлением природы и синтоистскими представлениями об одухотворенности всего сущего. В различных формах синтеза буддизма и синтоизма национальные божества представали как воплощения (аватары) различных будд и боддхисаттв. Широко распространилась отшельническая аскетическая жизнь в горах, издавна обожествляемых в Японии. Таких отшельников называли «спящими в горах». Будучи врачевателями, травниками, заклинателями, проводниками, рассказчиками, горные отшельники были чрезвычайно популярны и почитаемы народом. Как простому народу, так и аристократии были близки буддийские идеи о возможности спасения без исполнения сложных ритуалов.

В XII–XIII вв., в эпоху сёгуната, в Японии распространился пришедший из Китая чань-буддизм (яп. – дзэн-буддизм). Особую популярность он приобрел среди самураев. Как мы помним, в чань-буддизме самозерцание, внутреннее сосредоточение личности могут завершаться мгновенным просветлением, постижением истины. В дзэн-буддийских монастырях практиковались средства перестройки мышления, подготовки к вспышке озарения. Дзэн-буддизм проповедовал значительность повседневной деятельности. Вера в иррациональное постижение истины отразилась и в возникшей в XIV веке эстетической концепции «югэн» («Красота сокровенного»). Согласно этой концепции, истина сокрыта в красоте вещей – сада, букета, картины. Именно тогда родились монохромная (одноцветная) живопись, выразительность которой достигалась посредством лаконичности, сдержанности, искусство сухого пейзажа – сада из песка и камней, предназначенного для созерцания, обряд чайной церемонии, целью которой было неторопливое, наполненное глубоким эстетическим и этическим смыслом общение.

Не просто средством самообороны, но целой наукой жизни, источником сокровенных знаний стал для самураев комплекс боевых искусств – кэмпо. Кэмпо имел своей основой философию даосизма и конфуцианства, искусство индийской йоги, дзэн-буддийскую психотехнику концентрации сознания, достижения тибетской медицины, пластику ритуальных боевых танцев. Значительный вклад боевые техники внесли в развитие классического театра – но и кабуки, постановки которых изобиловали батальными сценами.

Сословие самураев, сложившееся в период Кама-курского сёгуната (1192–1333), признавало «воинскую доблесть» наивысшей из всех возможных. Воины – ронины, бродившие по стране в поисках применения своей воинской доблести, сформировали кодекс чести самураев, «бусидо» (букв. «путь воина»), постепенно ставший нравственным идеалом для всего общества. Бусидо культивировал беспредельную преданность своему господину, готовность пойти за ним даже в могилу. Если ронин не сумел предотвратить смерть хозяина – даже в неравном бою, его бусидо должен был завершиться ритуальным самоубийством – харакири. Более того, право на харакири ронин получал только после катакиути, кровной мести за насильственную смерть господина или старшего члена его семьи. В японской литературе многократно воспет «подвиг 47 ронинов» (в 1702 г.), которые именно так и поступили.

«Самурайские доблести» воспринимались и культивировались японцами всех социальных слоев с большой готовностью во многом потому, что от них веяло подлинно своим, японским духом. Эти качества помогали японцам противостоять иностранному влиянию, когда Япония уже сложилась и укрепилась как государство с прочными культурными традициями. Они же в какой-то степени поддерживали в сознании японцев идею самоизоляции, возникшую в начале XVII в. (см. Пронников В. А., Ладанов И. Д. Японцы. М., 1985. С. 11). В 1611–1614 гг. сёгун Иэясу издал ряд указов о запрещении христианской религии, из Японии были изгнаны христианские миссионеры, проводились даже казни христиан. Португальским кораблям, доставлявшим миссионеров, в 1639 г. запрещено было даже приближаться к японским берегам, еще раньше был закрыт выезд японцев за границу, а тем, кто уже жил за пределами Японии, под страхом смертной казни запрещалось возвращение.

Этические нормы бусидо не были искоренены из самосознания японцев даже с формальным упразднением сословия самураев – после падения сёгуната Токутагава в 1867 г. Последовавшие уже в следующем, ХХ веке две мировые войны возвели следование самурайскому кодексу чести до иступленного фанатизма, военной истерии. Небывалого уровня в этот период достиг культ императора, в боевых действиях широко использовались самоубийцы – камикадзе (букв. «божественный ветер»), направлявшие на противника самолеты или торпеды. Еще много лет после второй мировой войны в джунглях Филиппин, Борнео, Суматры обнаруживали буквально одичавших солдат и офицеров, которые не желали прекращать военных действий, пока не услышат указ о капитуляции Японии от высшего командования.

Кодекс самурайской чести, вместе с тем, запрещал употребление боевых искусств без необходимости, утверждал готовность к самопожертвованию, в том числе ради членов семьи. Американский писатель ХХ века Томас Вулф писал о том удивлении, с которым он впервые столкнулся с японцем, жившим этажом выше. Долгое время их общение ограничивалось лишь вежливыми приветствиями, пока однажды рано утром сосед-японец не позвонил ему в дверь. С виноватой улыбкой он сообщил, что не стал бы беспокоить, но ему некому сообщить о своем отъезде в Японию на похороны отца (Улыбка – неизменный атрибут японского общения: даже сообщая горестную весть, японец должен постараться не огорчать других).

Совершенно особым образом традиции японской культуры выразились в буквальном обожествлении природы.