Читать книгу АМИН - Варис Муса оглу Елчиев, Алибала Магеррамзаде - Страница 4

Плевал я на тебя, жизнь! Человеку даёшь шанс на жизнь, обещаешь счастье, а потом не позволяешь от тоски и мучений свободно, открыто смотреть на мир. Сколько мучений и страданий, сколько боли приносишь! На каждом шагу несправедливость, неправда, трудности, потери близких, выжимаешь весь сок из этого несчастного.

До чего ты грубая, бездушная, ты издеваешься над чувствами людей, как безжалостно давишь, душишь, убиваешь их! Ты самый безжалостный убийца…

На следующий день его намерение ехать в Баку Лариса встретила в штыки:

– Что, с печки упал? Квартира освобождена, все вещи собраны, в суматохе переезда что за чушь несёшь?

За ней Коля и Света начали шептаться между собой.

– Мы не можем отпустить так далеко от себя любимого отца, – сказали с обидой.

Но всё это на него не подействовало. До сих пор Лариса у своего мужа такого упорства и твёрдости не встречала. С первого знакомства, если Мардан поднимал шумиху и скандал, когда Лариса с однокурсниками, друзьями где-то собирались для приятного времяпрепровождения, она быстро успокаивала его волшебными словами: «Любимый, я же не могу без друзей, зачем ты беспокоишься, любящая и на том конце света будет верна своей любви, а кто не любит – хоть в доме запирай, всё равно изменит». Она, как и её мама, такими профилософскими высказываниями уговаривала Мардана даже в таких, казалось бы, безвыходных ситуациях. Но в этот раз Мардан был совсем другим, даже лицо стало ещё смуглее, со вчерашнего дня ничего не ел, не пил, до утра не спал, стал совсем неузнаваемым.

Лариса разозлилась так, что весь свой гнев вылила на невоспитанного сына, нашедшего эту «проклятую бумагу». Сын заплакал. Но и это ничуть не смягчило сердце Мардана. Когда Лариса поняла, что мужа ничем не угомонить, попробовала последний способ – вся в слезах, позвонила матери, рассказала о случившемся. Анастасия Сергеевна спокойным тоном успокаивала дочь, говорила, что Мардан ошибается и она ему всё объяснит. Сказала и тут же пожалела, что сказала. Мардан ей такое лицо показал – она в жизни не видела такой гримасы. Не привыкшая к грубости, всегда и везде пользующаяся уважением, женщина растерялась и была вынуждена напомнить Мардану о его прошлом на Черкизовском рынке, о том, как он там почти полуголодный ходил.

– Я из тебя мужчину сделала, – упрекнула она.

Мардан огнём пламенным дышал. Он не был похож на прежнего спокойного, безобидного человека. Ты смотри, что за дела! Даже когда родители умерли, его смогли уговорить, чтобы не ездил в Баку, а из-за какого-то куска бумаги он повернулся на сто восемьдесят градусов. Как так может случиться, ума не приложу. Тёща даже подумала, что его, может, какие-то другие причины в Баку тянут. Она свои последние слова сказала в гневе:

– Если уедешь, больше не возвращайся! Свою жену и детей больше не увидишь!

Мардан спокойно ответил:

– Решение окончательное. Поеду.

С собой ничего не взял, даже дополнительной одежды на всякий случай. Только кредитную карту, документы – и ещё тот лист бумаги. И всё, вот и весь его багаж. Торопясь, вышел из дома, зашёл в торговый центр «Митино», достал список, начал покупать то, что было написано на бумаге. Откуда у него такое решение появилось, теперь и не помнит. Может, вчера, когда у Ларисы листок забрал или когда о своём намерении ей сообщил и заказал авиабилет? Или когда ночь напролёт ласкал эту бумагу на груди как память о прошлом? Или же когда сегодня утром поспорил с Ларисой и Анастасией Сергеевной? А может, когда вышел из дома, или когда проезжал мимо торгового центра на такси, или когда таксисту сказал, чтобы тот его подождал…

Через девятнадцать лет приобретение всего, что было в этом списке, разве не сумасшествие? И друзья, и родители давно покинули этот мир. Значит, из двенадцати человек пятеро эти подарки больше не ждут.

Кто знает, есть кто в живых из родителей его друзей или нет? А Арзу нынче замужем, вероятнее всего, у неё дети, семья, и плюшевый мишка ей ни к чему.

Вот в чём была истина, в чём была правда. Но была ещё одна правда. И эта правда преобладала над всеми другими правдами, какими бы они ни были. Мардан был должником перед этими двенадцатью людьми, указанными в списке. Перед живыми и перед памятью ушедших из жизни. Что теперь он им скажет, как он им в глаза будет смотреть, как он поднимет голову перед ними? Купить всё, что было написано в этом списке, отвезти, положить на могилу усопших, а живым так из рук в руки отдать – всё это не могло оправдать его перед этими людьми. А как выходить из этого долгового положения, он и сам не знал. Только было ясно, что если он это сделает, то точно почувствует некоторое облегчение.

Была надежда на то, что от нападок, той тоски, что терзала его изнутри, стояла комом в горле, разрывала сердце, отражалась тупой болью в голове, хоть немножко он сможет освободиться.

В торговый дом зашёл победоносно. Сначала ходил по отделам одежды. Приобрёл для отца шапку-ушанку, для матери Азера, тети Сельфиназ, – шерстяной платок и для Азера – рубашку сорокового размера.

Сначала купил чёрную шапку-ушанку; отдел очков здесь же находился – для отца Азера, дяди Бабура, купил солнцезащитные очки, а потом вспомнил слова матери, сидящей возле железной печурки, что шапка-то должна другого цвета быть, вернулся и поменял на серую.

На этаже хозяйственных товаров нашёл чашку для матери, выбрал самую большую; на самом деле в выборе цвета чашки затруднялся. Старался вспомнить, какой цвет матери больше нравился. Когда понял, что у него ничего не получится (до него только теперь дошло, что он никогда не интересовался, какой цвет матери больше нравится), начал вспоминать, какого цвета была чашка, которую мать, уронив, разбила. Белая с синими окаймляющими полосками. Нашёл и купил похожую, чтоб цвета на чашке были именно такими.

Здесь был и отдел игрушек. С особым трепетом купил плюшевого мишку для Арзу и положил в пакет. Плюшевые медведи были разного размера и цены. Сначала выбрал самого большого и самого дорогого. А потом, когда подумал, как довезёт такую громадную игрушку до Баку, передумал. Купил небольшого плюшевого медвежонка.

Арзу! Интересно, в те времена сколько она ждала этого медведя? Пока замуж не вышла? Семейная жизнь заставила Арзу насовсем забыть его? А может, тайком от мужа, детей прослезилась, берегла некоторое время первую любовь, а может, и до сегодняшнего дня бережёт?

А духи? Духи где можно приобрести? Отдел парфюмерии тоже находился на этом этаже. Правда, за девятнадцать лет много воды утекло. Сейчас духи «Красная Москва», что тогда были в моде, не продавали, а может, вовсе сняли с производства. Он купил вместо них французские духи по подходящей цене.

Спустился на нулевой этаж, где продавались продукты. Здесь он купил для дяди Рахмана, отца Инама, блок американских сигарет, а для Инама – позолоченную зажигалку, ещё и шоколад для матери Наума. Вспомнив о том, как мама любила пить чай с карамельками, купил ещё карамельки трёх сортов, чтобы обрадовать её. (Тогда в продаже были очень твёрдые, как камень, карамельки, даже помнит название одних – «Маскарад», зубы крошили. Московские карамельки были дефицитом, «Мечта», «Снежок», «Раковые шейки» были самыми популярными. Состоятельные люди покупали их у спекулянтов в Кубинке.)

Остались марки для Наума и книга про альпинизм для дяди Якова, отца Наума. Вот уж евреи так евреи. Везде должны отличиться. Снова на эскалаторе поднялся на пятый этаж. Пройдя мимо отделов, где продавали диски CD и DVD, канцелярские принадлежности, дошёл до книжного отдела. На длиннющих полках книги в разноцветных обложках были расставлены по жанрам. Интересно, а где стоят книги про альпинизм? Начал смотреть разделы один за другим; пока выбирал, иссякло терпение, объяснил продавщице своё желание, а она сразу посоветовала:

– Идёмте, я вам дам книгу легендарного французского альпиниста Мориса Эрцога «Аннапурна». Победа, трагедия, радость, мучительная боль – всё это сплелось здесь в один клубок.

И девчонка была симпатичная, и книга казалась интересной, вдобавок комментарии продавщицы можно было считать самым точным выражением сегодняшнего дня Мардана. Покорение Москвы как победа, а дезертирство и непутёвость как трагедия. Радость первого и мучительная боль второго. И на самом деле, первое как утешение, а второе как беспощадное наваждение собрались воедино как клубок.

Книгу купил, не стал тратить время на поиски отдела филателии, опять девчонку попросил помочь ему. Она спросила, какая тема его интересует. Он сказал, что не для себя покупает, а для друга. На вопрос: «Сколько лет вашему другу?» – ответил: «Восемнадцать. – А заметив удивление девушки, поправился: – Нет, тридцать семь». От расспросов продавщицы, на какую тему нужны марки, избавился, ответив: «Нет разницы». Купил коллекцию «СССР, 1987 год. Живопись», состоящую из двадцати марок.

Вышел из торгового центра, когда вернулся к такси, водитель начал его упрекать за то, что он задержался ровно на два с половиной часа. Мардан сел поудобнее на своё место и сказал:

– А теперь поехали в аэропорт Домодедово.

Только бы быстрее уехать отсюда, быстрее прибыть в Баку. Почему-то он всем телом, всем своим существом, всей душой торопился. После девятнадцати лет разлуки, вернувшись, может навестить могилы родителей, друзей. Как бы оплатить неоплаченный долг перед ними.

Он очень верил, что всё это действительно принесёт ему облегчение. Лучше поздно, чем никогда.

Всё то целое, что всегда в центре внимания окружающих, станет объектом сглаза, сплетни, зависти, нападения ненавистных. Обычно целое стоит как сплошная стена, как каменная гора, уверенно стоит, отражает все нападки. Бывает и так, что эти нападки хотя не сразу, постепенно, со временем сделают своё дело и то в одном месте, то в другом начнут по кускам ломать, стирать, изнашивать целое.

Бывает и так, что целое может лишиться целостности само собой. Сначала по крупинкам, затем по осколкам, по кускам, по частям. В результате разрушится, разделится на части, развалится. Как и всё остальное в природе, металл, дерево без человеческого вмешательства могут заржаветь, сгнить в результате химических и природных воздействий. Вот так же и целые живые организмы: даже когда нет никакого конкретного вредного воздействия извне, они сами по себе – из-за собственных недостатков, внутренних противоречий, боли, раны, грусти и в основном от стыда – изнутри гниют.

Мардан сейчас был в таком состоянии. Самолёт парил над облаками. Эти шапки облаков он сначала сравнил со снегом на вершинах гор, а потом с хлопковым полем, хотя мысли о том, на что они были больше похожи – на снег или на хлопковое поле, показались ему абсурдными, и он воспринял нескончаемое облако как реальность, какая она есть. Ещё с детства отличался богатым воображением, не утратил он эту черту характера и теперь. Мардан с удивлением вспомнил, что уже девятнадцать лет прошло, когда он последний раз летал самолётом. Ещё в 1993 году он из аэропорта Бина полетел в Домодедово, и больше такие полёты не повторялись. Хотя за такой интервал времени он мало того что не возвращался на родину (сначала он легко справился с тоской по родине), ещё и в последующие годы мог во время частых поездок Ларисы с детьми в сторону Турции – в Анталию, или на берег Чёрного моря, или в Сочи, в Крым (иногда и тёща составляла им компанию) – присоединиться к ним или в крайнем случае во время деловых поездок по России со своим компаньоном Игорем мог отказаться от путешествия на поезде, послать всех к чёрту и из просторного салона самолёта наблюдать бескрайные просторы и бросаться в объятия новых адресов…

Не мог точно определить, может, разного рода угрозы: «Ты дезертир, на тебя заведено уголовное дело, если приедешь в Баку, тебя арестуют» – годами не позволяли ему покидать Москву. Он думал, что если в Баку не едет из-за страха, болезни, то и в другие места у него нет морального права ехать. Так как он не летал навестить родителей, могилы друзей, то чувство вины за всё это заставляло его отказаться и от других полётов, будь они деловые или просто для отдыха и развлечения.

К нему обратилась стюардесса. Она стояла прямо над его головой со скрипучей тележкой с посудой из стекла и пластмассы, звенящей и шуршащей при движении. Она спросила:

– Какой напиток вы предпочитаете?

Он ответил вопросом на вопрос:

– А вы что посоветуете?

Ему, полному грусти, раздираемому изнутри чувством вины, с туманом в голове, эти слова служили как бы надеждой, поддержкой. Да и сидящий рядом мужчина с родинкой на лице не был ему помощником в его отчаянном положении. Смотри, сколько они в воздухе, а он, окаянный, от газет «Известия», «Коммерсант» и журнала «Огонёк» ни на один миг не мог оторваться. Что он нашёл в этих новостях, одному Богу известно.

Стюардесса с особым тактом предлагала:

– Кола, фанта, спрайт, газированная, обычная вода, соки мандариновый и яблочный.

Ему захотелось всё предложенное. Но остановил свой выбор на газированной воде. Ещё хотел уточнить, чего желает сидящий рядом молчун.

Создаётся впечатление, что некоторые люди на свет появились нехотя, жили нехотя и уйдут из этой жизни неохотно, как роботы. Для них всё существует в установленных рамках. Ешь, пей, сиди, вставай, иди на работу, возвращайся с работы. Ещё читай газеты, смотри телевизор. В их жизни очень скудная палитра, почти однотонная.

– Дайте обычной воды, пожалуйста!

Ну естественно, «обычная вода». Не будет же этот человек пить колу.

После того как внимательно ознакомился с датой выпуска, страной-производителем, химическим составом, выпил воды, а пластмассовый стакан надел на металлическую перегородку за передним сиденьем. Вдруг Мардан так рассердился на себя за оскорбительное отношение к сидящему рядом мужчине, что весь гнев на самого себя обратил. Да, вполне возможно, что этот человек совсем не интересный, бездушный, просто робот. Но он же не отказался от своих родителей, друзей своих, как Мардан. Кто из них больше подлый? Ты же бросил свой дом, народ, родные места, родителей, а затем не приезжал даже на их похороны, не посещал их могилы. Когда твои близкие друзья отправились на фронт, ты всё это спокойно переварил, а сам убежал. Они приняли героическую смерть, а ты спрятался за юбкой Анастасии Сергеевны. Хотя бы сходил на Аллею Славы, положил бы цветы на их могилы. Негодяй! Бессовестный!

Внезапно все мысли, которые оторвали его от салона самолёта и увели в горькую реальность прошлого, столкнулись с твёрдой плоскостью, разлетелись в щепки, совсем изуродовались. Если не считать трёх, от силы пяти лет, остальные годы эти мысли его совсем не мучили, не беспокоили. А если даже беспокоили, он всё воспринимал как должное, а не как свои собственные ошибки. Он бессовестно, нагло жил, пил, дышал, и, если бы не тот кусок бумаги, который Коля нашёл, всё так же продолжалось бы до бесконечности.

Для человека самый тяжёлый груз – это не почувствовать той тяжести, которая свалилась на его плечи.

Гораздо легче, если можешь почувствовать, – как-нибудь попривыкнешь, хотя с трудом, но одолеешь. А бывает так, что не почувствуешь, когда себя внезапно показывают, не выдерживаешь такой нагрузки и впадаешь в отчаяние…

Отвернулся от облаков, уставился на надпись на тёмном фоне: ON – OFE Чтобы как-то скрасить долгий путь, достал наушники из подлокотника, надел, нажал на кнопку ON на мониторе, открыл раздел «Фильмы», посмотрел некоторое время, обсуждая сам с собою. Боевики, картины про криминал ему не по вкусу были. Ему нравились драмы, мелодрамы, триллеры. Как бы ненароком переключил на документальные фильмы и остановился на названии «Острова аборигенов». Название его заинтересовало. Обычно дома, когда Света и Коля по телевизору смотрели программы про флору и фауну, он тоже проявлял интерес к некоторым передачам, познавал круговорот природы, всего мира. Ещё в средней школе география и история были его любимыми, фаворитами среди предметов.

Нажал на кнопку. Фильм был про нилотов – народность, проживающую в долине Нила, в местности с говорящим названием «Молочные болота». Эти люди занимали островки в болотистой пойме и никуда оттуда перебираться не хотели, как и их предки, которые тысячелетиями жили в этих местах. У нилотов были миниатюрные огороды, они выращивали рис, сою, держали коз, но в основном занимались рыболовством. Жили в маленьких круглых домиках, на деревянных лодках перебирались с острова на остров, таким образом ходили в гости друг к другу, торговали между собой. Поклонение деревянным идолам было основной частью их быта. Поклонялись богу по имени Ден Гит. Как предки жили в течение многих столетий, так они и продолжали жить. Даже ливневые дожди в апреле или ноябре не могли заставить нилотов покинуть родные места. Даже когда река Нил длиной 6852 километра, разрушив берега, угрожала всем окружающим. Даже полчища комаров, малярия, болотные бактерии не могли заставить их покинуть родные места…

Смотри, какое невезение. Надо же было, чтобы этот фильм посмотрел. Даже эти полуголые чёрные смелее его самого. По словам диктора, ни наводнение, ни болезни, ни неудобства не могут заставить их покинуть родину. А он, образованный, цивилизованный человек, из страха перед войной бросил родину и убежал.

Будь он проклят!

Будь проклят!

Нажал на кнопку OFF, наушники вставил на место. А безжалостный сосед до сих пор возился с газетами, журналами. Мардан сначала внимательно посмотрел на его крупную родинку, а затем на разноцветные страницы газеты «Коммерсант»: «Центральный банк требует послабления от правительства». Про себя сказал: «Ну и что?» Прочёл другой заголовок: «Сможет ли “Единая Россия” договориться с другими фракциями?». Опять про себя сказал: «Чёрт с ними». Следующий заголовок показался ему ещё зануднее: «По каким причинам театр “Марионетт” прервал гастроли в Северную столицу?». Прервал так прервал. Разве так важно знать причину? А может, это важнее еды, воды, воздуха, мы просто не знаем?

Такое агрессивное отношение к прессе и самому казалось неестественным. Опять начал смотреть на облака. Ему захотелось ходить по ним, прыгать с одной тучи на другую. И это желание вдруг стало настолько сильным, что его изнутри потрясло. Былые воспоминания вернули его в те далёкие времена, к зиме 1984 года, когда он учился во втором классе. Зима показала себя крепкими морозами и снегами. Азер, Инам, Наум и он вчетвером отправились в район автовокзала, где всегда гуляли. Старались смести накопившийся снег с памятника Мехти Гусейн-заде и слепить снежного человека. Тогда белизна снега была похожа на белизну облаков, а тучность снега – на тучность облаков. Они так увлеклись созданием снеговика, что время пролетело быстро. Желание слепить самого большого снежного человека, такого, чтобы был больше всех, преобладало над всеми остальными желаниями. А окружающие с азартом наблюдали за действиями ребят, за тем, с каким старанием они лепят снеговика. Даже ребята возрастом постарше бросили свою снежную скульптуру, сдались и с большим интересом наблюдали за ними.

Слепили самого большого снежного человека. Чтобы водрузить его голову на место, им пришлось подняться на ступеньки памятника. Даже старое ведро на голову надеть, морковку вместо носа, метлу вместо рук вставить не забыли. Морковку и метлу им дала мать Азера, тётя Сельфиназ (среди матерей она была самая демократичная, а другие были не только против лепки снежного человека, но ещё и не хотели в такой мороз отпускать детей, мешали их почину). Несмотря на то что тётя Сельфиназ была очень милосердная, старое ведро она не хотела отдавать, пожадничала. Из безвыходного положения выручил Инам, который тайком, украдкой притащил ведро. Только после того как выполнили работу, почувствовали, что у них руки и ноги замёрзли. Так как Мардан был без перчаток, руки у него одеревенели. Как они ныли, боже мой! Сапоги воду пропускали – ноги окоченели. И положение друзей тоже было незавидным, на них тоже мороз подействовал. Только видели, что тётя Сельфиназ за собой всех их матерей ведёт к ним. Оказывается, они беспокоились за детей, которые надолго потерялись из виду, а от тёти Сельфиназ узнали, что сыновья пошли лепить снежного человека, вот их вместе и отыскали. Сначала ребята разбежались в разные стороны, чтобы их не смогли наказать. Кроме матери Инама, которая, увидев старое ведро, решила наказать сына, остальные просто старались уговорить ребят, умоляли их вернуться домой. Ведь они ради развлечения, ради этого «бессмысленного занятия» остались голодными и не приготовили уроки.

Бедная мать! Когда она увидела его посиневшие руки, то вместо того чтобы упрекнуть сына за то, что он не надел не понравившиеся ему перчатки тёмно-зелёного цвета, сказала: «Лучше бы я не жила, чем увидеть тебя такого, сынок» – и двумя руками схватилась за голову, начала отогревать его руки своим дыханием, целовала, ласкала, на груди согревала…

Вдруг почувствовал забытый с годами запах матери, как она мягкими пальцами перебирала его волосы, как она его целовала, ласкала, гладила, нежила. В ушах звучал её ласковый голос. У него по щекам текли слёзы. Интересно, как могло случиться, что те чувства, которые его обуревали вначале, потом были подавлены чувствами, появившимися в последующие годы? Как он мог забыть своё прошлое, людей, те места, те предметы? Забыл основательно, забыл всех вместе. Не осталось и крупинки, маленькой толики. Разве можно быть таким бесчеловечным?

Почти зарыдал. Рукавом вытер слёзы.

Почему воспоминания делят на горькие и приятные? Воспоминания бывают только приятные, родные, западающие в душу, пробирающие аж до мурашек, переворачивающие душу. И всё. Воспоминания – это самое приятное о прошлом, они трясут человека изнутри, согревают в стужу зимнюю…

– Я к вам обращаюсь. Что будете кушать? Рис с мясом или вермишель с курицей?

А теперь стюардессы, таща за собой тележки, раздавали пищу. Хотел сказать: «Рис с мясом», но сосед опередил его, заказав то же блюдо, тогда Мардан назло сказал: «Вермишель с курицей». Опять газированную воду попросил.

Процесс раздачи воды, пищи в самолётах отвлекает, помогает не замечать времени. Стюардессы сначала разносят разные напитки, потом чай или кофе, потом убирают посуду. Все эти процедуры занимают где-то час или полтора, ещё немножко подремлешь – и вот уже пилот сообщает о прибытии в конечный пункт.

Да, он оказался неблагодарным сыном. Разве только неблагодарным? В те времена иногда разговаривал с родителями по телефону. И каждый раз бедная мать говорила: «Сынок, от тоски у нас обоих сердце разрывается, только и ждём, когда война закончится (со временем эти слова заменились словами «когда от забот освободишься»), вернёшься домой. Боимся, что наше сердце не выдержит, и уйдём в мир иной, так и не увидев тебя». Тогда и в начале, и в конце разговора мать разрыдалась, плакала. Сколько боли, сколько тоски, сколько горя и ожидания было в её слезах! Даже когда он им солидную сумму отправил (шёл четвёртый год московской жизни, они с Ларисой были обручены, он хорошие деньги заработал, решил помочь родителям, послал денежный перевод), отец со словами: «Нам твои деньги не нужны, хороший сын сам должен навещать родителей» – деньги назад вернул. Ему очень стыдно стало. Родители были старые и больные, – наверное, разлука с сыном их совсем доконала.

У отца и матери первый брак сложился неудачно. У отца за десять лет семейной жизни так и не было детей. После долгих скандалов, не вытерпев, наконец подал на развод, а у матери первое замужество и вовсе оказалось трагичным: как только поженились, её супруг погиб в аварии. Через несколько лет судьба свела отца и мать вместе, они друг другу понравились и решили пожениться. Без всякой свадьбы, естественно. Они были работниками коммунального хозяйства Октябрьского (ныне Ясамальский. – Ред.) района. Он работал слесарем, а она – санитаркой. Невеста со своим чемоданом и личными вещами переехала в дом жениха. А на третьем году семейной жизни родился Мардан. Трудности и невзгоды повлияли на их здоровье. Отец страдал от сердечной недостаточности, а мать – от сахарного диабета. А отправка единственного сына бог весть куда, на край света, откуда нет возврата, их ещё больше подкосила. Если можно так выразиться, от шаткого состояния довёл родителей до состояния поваленных. И не просто повалил, а поднял и ударил о землю-матушку.

В последнем телефонном разговоре в феврале 1999 года, когда он через шесть лет после отъезда из дома женился на Ларисе (она была беременна, Света – первый ребёнок – должна была появиться на свет), ему стало стыдно за то, что он лишил родителей счастья присутствовать на свадьбе единственного сына, увидеть внуков. Кроме того, он лишил их возможности и права любить, ласкать единственного сына. Теперь за всё содеянное он сам себя упрекал. Тогда он мог вернуться на родину: и боязнь ареста была уже позади, и война завершилась, и власти поменялись, появилась уверенность, что новые не станут ворошить старое. И после телефонного разговора в феврале 1999 года и ещё раньше, в 1997-м, когда прошло четыре года после его дезертирства, он, игнорируя связанный с этим риск, хотел поехать в Баку. В обоих случаях Анастасия Сергеевна ему помешала. В первый раз перерыв в работе, а во второй – расставание с только что созданной семьёй могли принести проблемы.

Все эти причины служили ему оправданием, словами «потом поеду» сам себя утешал, успокаивал. А надо было упорствовать, как теперь, проявить настойчивость и поехать в Баку. Значит, тогда не так сильно хотел уехать.

Родители как будто сговорились – в течение шести месяцев друг за другом покинули этот мир. Как раз в то время Лариса родила ребёнка, и это стало основной причиной того, что он не мог уехать. Помимо того, все знакомые, родители его друзей скажут: «Ты бросил друзей, убежал, ты остался в живых, а они погибли», встретят недружелюбно, с ненавистью. Подумал: «После смерти родителей у меня не осталось друзей в Баку, как я поеду?» – такими отговорками он себя страховал, так и не поехал. Годы летели, дети росли, день за днём желание поехать в Баку всё уменьшалось и уменьшалось, откладывалось на потом. Неблагодарный он, совсем неблагодарный. Самое сокровенное желание родителей – увидеть сына, принять участие в его свадьбе, понянчить внуков – всё это в сторону, желание на руках сына уйти в иной мир тоже осталось мечтой. Как всё это можно назвать? Как всё это можно оправдать?..

Младенец на свет появляется, как белый лист бумаги. Родители, воспитатели, учителя и окружающая среда регулируют его поведение, формируют как личность. Говорят, человек рождается со своими генами, на свет появится или как гений, или как идиот. Это абсолютная ложь. Гены могут служить только дополнением к тому, что родители, воспитатели, учителя, окружающая среда напишут на этом белом листе, и всё. Если воспользоваться терминологией издательства, гены не в состоянии написать что-либо, они могут только редактировать и корректировать. Если возьмём детей, родившихся от гениальных родителей, и будем воспитывать их в среде, где одни негодяи, подонки и мошенники, тогда посмотрим, каким будет результат, останутся ли у этих детей хоть какие-нибудь признаки гениальности.

Его судьбу написала война, – вернее, белые страницы были заполнены до войны наполовину, и даже не наполовину, а всего на одну треть. А война беспощадно оккупировала всё остальное. Сколько у него было мечтаний! Было желание поступить на юридический факультет университета, стать прокурором, улучшить материальное положение семьи, повысить благосостояние, купить «Ладу-099» вишнёвого цвета и – самое важное! – свою жизнь связать с Арзу, которую любил больше всего на свете. Всё это было уничтожено в мясорубке войны. А он избежал, обошёл стороной всё это. Боязнь уйти из сладостной жизни, желание хотя бы на неделю, месяц, год, на некоторое время продлить её, спастись были основными причинами потери самого главного – Родины, друзей, любимой девушки и родителей.

А зачем искать счастье? Какое бы из четырёх направлений ни выбрал – всё равно, как будто все дороги, ведущие к счастью, заминированы. И самому неизвестно, где и когда обязательно подорвёшься. Сколько трудностей было пройдено, сколько рисков! Такую жизнь благополучную устроил, создал любящую семью, а счастливым так и не стал. Ошибки прошлых лет мешали быть счастливым, сделали его несчастным. Наверное, даже людей с безупречным прошлым нынешнее невезение, нужда, тиски неудач делают несчастными. Есть такая поговорка: «Жизнь не детские качели, подвешенные под тутовым деревом для одного или двоих». Жизнь – это аттракцион Roller coaster (русские называют его «Американские горки». – Ред.), на котором дух захватывает, который возбуждает, пугает до смерти. Если к жизни относиться как к развлечению, то не надо и забывать, что от этого развлечения кровь застынет в жилах, дыхание перехватит. Смотри, до чего довело его желание развлекаться в Москве, у дяди, лишило его многого, ещё большего…

– Уважаемые пассажиры! Наш самолёт совершает посадку в Бакинском аэропорту имени Гейдара Алиева. Температура воздуха…

В один миг всего его охватили волнение и дрожь. Значит, свершилось. После суровой девятнадцатилетней разлуки он вернулся на Родину. Приехал просить прощения, пролить слёзы на могилах родителей, трёх друзей. Этим он надеялся облегчить мучения, которые его изнутри терзали, как раковые клетки. Он на это больше всего надеялся…

– Уважаемые пассажиры, пристегните ремни безопасности, приведите сидения в вертикальное положение, отодвиньте шторы от иллюминаторов.

Аплодисменты, когда колёса шасси соприкоснулись с землёй… Давка у выхода… Морской воздух, наполненный запахом нефти, после девятнадцатилетнего перерыва… Спуск по трапу… Наступать на родную землю… Мгновение и вечность…

Почувствовал, что уже плачет.

Когда проходил нужные процедуры на терминале, слёзы всё так же не переставали катиться по щекам.