Читать книгу Владивосток-3000. Киноповесть о Тихоокеанской республике - Василий Авченко - Страница 6

Старый по владивостокским меркам дом – вероятно, он был построен в начале ХХ века. Таких домов в городе осталось немного, только в центре. «Светланская, 73» – говорит вывеска на углу дома, продублированная на английском и китайском. Балкон, выходящий на центральную улицу, уже бодро шелестящую с утра автомобильными моторами. На балконе стоит человек. Он затягивается сигаретой, облокотившись на балконные перила. Ему, должно быть, около сорока, но вряд ли больше, при желании о его возрасте можно сказать что угодно – от «уже не мальчик» до «молодой еще». Возможно, он огорчен чем-то или размышляет о неких непростых вещах, а может быть, просто толком не проснулся еще или, кто его знает, вообще не спал. У него усталые глаза, тяжелый взгляд, плотно сжатые губы и чуть впалые щеки.

Перед глазами человека – улица, за ней угадываются мачты, причалы, очертания судов – это бухта Золотой Рог. По улице проходят один за другим двое – сначала мужчина, потом женщина, оба одеты в форму, напоминающую военно-морскую, но чем-то от нее отличающуюся. По противоположной стороне идет колоритный немолодой человек, похожий элементами одежды на моряка. Это известный всему городу Вечный Бич. Вот он останавливается и совершает странные движения руками – какие-то широкие жесты, явно исполненные смысла. Человек внимательно наблюдает за Бичом и обнаруживает, что старик подает знаки кому-то еще на противоположной стороне улицы. Тот, в свою очередь, отвечает Бичу такими же размашистыми угловатыми жестами. Человек на балконе переводит взгляд в сторону бухты, потом провожает глазами удаляющегося по своим делам Вечного Бича, но ему явно не до них, он погружен в какие-то свои мысли. Вынимает из кармана рубашки мобильный телефон, коротко смотрит на экран, прячет телефон назад. В этот момент телефон начинает звонить. Мужчина резким движением снова выхватывает телефон, бросает сигарету и нажимает клавишу.

– Ну, привет! Как поживает Инопланетный Гость? – говорит трубка чуть игривым женским голосом.

– Привет-привет! Как раз думал о тебе, Оль…

– Что думал?

– Это не телефонный разговор.

– Вот прямо не телефонный?

– Не телефонный.

– Правда-правда?

– Абсолютно. Ты как, вечером сможешь выбраться?

– Еще не знаю, сегодня много работы.

– Постарайся, а? Я заеду… В общем, я тебе позвоню после обеда, и решим. Хорошо?

– Ну звони.

– Позвоню, позвоню. Целую!

Человек, названный Инопланетным Гостем, прячет телефон и снова затягивается сигаретой. Вдруг он встречается взглядом с пожилой женщиной, глядящей на него с соседнего балкона.

– Не местный, что ли? – спрашивает она.

– Что? С чего вы взяли? – грубовато отвечает он.

– Ты откуда такой?

– Ну, предположим, из Москвы, – отвечает Гость.

– Оно и видно, – говорит женщина. – У нас так не принято!

Женщина скрывается за балконной дверью. Мужчина озадаченно смотрит на ее балкон, потом на свою сигарету в руке. Бросает окурок и возвращается с балкона в комнату, покусывая нервно нижнюю губу. Включает ноутбук. Пока тот прогревается, нажимает клавишу поттера. Тот сразу начинает шуметь. Рядом с чайником – картонная коробка с надписью «Птичье молоко». Гость усаживается за стол, на котором установлен ноутбук, и начинает быстро-быстро стучать по клавишам.

Он действительно Инопланетный Гость. Он прибыл из Москвы, оказавшейся теперь за линией государственной границы Тихоокеанской республики. Он говорит всем, что приехал во Владивосток с деловыми целями, что он – бизнесмен, заинтересованный в продукции марикультуры, столь активно развивающейся во Владивостоке-3000. Он вроде бы хочет наладить поставки в Россию местного гребешка и трепанга, а еще лучше – освоить технологии его выращивания на морских фермах и, возможно, открыть нечто подобное на каком-нибудь западном море.

В действительности Гость – кадровый разведчик, попросту – шпион, в звании подполковника. Бизнесмен, интересующийся марикультурой, – это легенда. На самом деле он собирает разнообразные политэкономические данные о молодой Тихоокеанской республике. На основе этих разведданных московские аналитики попробуют по возможности объективно оценить потенциал Тихоокеанской республики – ее действительную военную и экономическую мощь, уровень политической стабильности, социальные механизмы, на которых держится Владивосток-3000.

С развитием космических технологий, когда небо заполнилось сотнями разнообразных спутников и любой сарай стало можно рассмотреть в деталях при помощи общедоступных гугл-карт, традиционный шпионаж, знакомый нам по старым фильмам, отошел на второй план. Без всяких «легалов» и «нелегалов» прекрасно видно, где стоит «секретный» завод, где базируется флот и куда нацелены ракеты. Но что-то важное в Тихоокеанской республике оставалось таинственным и недоступным – даже для подготовленного наблюдателя. Она воспринималась со стороны поистине как иная планета, и тихоокеанцы, по-прежнему использовавшие русский язык в качестве основного, словно говорили с москвичами на другом языке, для которого еще не нашлось адекватного переводчика. Подходить к республике с традиционным аналитическим инструментарием оказалось неправильным и малоперспективным. Инопланетный Гость, заброшенный во Владивосток под заурядной легендой предпринимателя с не менее заурядной фамилией Максимов, должен был совершить глубокое погружение и попытаться изнутри рассмотреть все нервы и артерии, составляющие основу жизни тихоокеанцев. Провести, если угодно, вскрытие, которое всегда что-нибудь покажет. В Москве «ястребы», упрямо не признававшие независимость востока, не отказались от мысли со временем присоединить Тихоокеанскую республику к России и восстановить былое влияние в Азиатско-Тихоокеанском регионе – если не в лоб и пока без прямых военных операций, то по крайней мере экономически, информационно, путем перевербовки местных элит, по «абхазскому», «южноосетинскому» или какому-то еще сценарию. Это называлось у московских стратегов «Операция «Владивосток-3000». Москве, уже практически потерявшей Кавказ и Крым, был остро нужен выход к теплому морю, которое теперь оказалось у тихоокеанцев. Нельзя было потерять и Сахалин, где сепаратистские настроения становились все сильнее. Но для того, чтобы приступать к операции по наращиванию экспансии в регионе, республику нужно было понимать, иметь исчерпывающую информацию о том, чем и как она живет, выявить все ее уязвимые точки. Максимов считался одним из лучших разведчиков, и на него возлагались очень серьезные надежды.

С Ольгой он познакомился не случайно, хотя она об этом не знала. Ее отец – крупный ученый в Тихоокеанской академии наук – занимался как раз морской биологией и считался знатоком марикультурных технологических нюансов. Максимов рассчитывал, используя свои профессиональные навыки обаяния, «подкатить» через Ольгу к ее отцу-профессору. Но профессор, похоже, не очень-то посвящал дочь в свои секреты. Работала она в какой-то туристической, что ли, фирме и от гребешков с трепангами была далека. Главное же – по части обаяния она могла легко дать фору Максимову, хотя и не обучалась, как он, в спецшколе особым приемам воздействия на человеческую психику. Он почувствовал это с самого начала и с удивлением понял, что влюбляется, хотя уже давно не позволял своим эмоциям выходить из-под контроля. Вот и сейчас он безумно хотел снова встретиться с Ольгой – хрупкой, стройной, темноволосой и темноглазой, чем-то неуловимо напоминавшей японку, хотя никакой японской крови в ней быть вроде бы не должно было. Он боялся признаваться себе, что хочет ее видеть просто так, а не из профессиональных целей. Причем боялся он не самой Ольги, не возможного романа и не предполагающихся осложнений, а только своей увеличивающейся зависимости от этой молодой женщины. В то же время потерять ее Максимов боялся еще больше.

«Горы здесь называют сопками, – пишет Максимов в своем очередном донесении, стуча по клавишам лэптопа. – Таких словечек в тихоокеанском диалекте русского языка хватает. Например, “очкурами” зовутся разного рода задворки и черные ходы, БАМом – не Байкало-Амурская магистраль, а один из районов Владивостока, причем никто не знает почему. “Медведками” называют существ вроде креветок, только крупнее и в жестких костяных панцирях. Вкусная штука, кстати».

Эти словечки поразили его во вторую очередь после прибытия во Владивосток. В первую он был удивлен левосторонним движением – он, конечно, знал об этой особенности республики, но в первые дни никак не мог привыкнуть к тому, что при переходе дороги следует сначала смотреть направо и только потом – налево. «Введение левостороннего движения на автодорогах республики после отделения от России было скорее ритуальным шагом, нежели какой-то практически оправданной мерой, – сообщал он в Москву в одном из первых своих донесений. – Правый руль здесь считается категорией политической и культурной, на одной из городских площадей даже установлен памятник Правому Рулю, называемому тихоокеанцами символом свободы. В то же время левый руль здесь не запрещен и даже считается у некоторых чудаков особым шиком, как и в Японии. Интересная деталь, кстати: при нумерации домов здесь выпадает цифра 4. Вроде бы потому, что она считается на востоке недобрым предзнаменованием, как у суеверных европейцев – 13. Соответствующий иероглиф, если я правильно понял, обозначает “смерть”… На улицах очень много людей в форме. Сначала я решил, что здесь такая мода или же наши сведения о численности военно-морского флота республики сильно приуменьшены, но, как выяснилось, все объясняется проще. В форму наподобие военно-морской, но с некоторыми ведомственными различиями здесь одето каждое должностное лицо…».

Инопланетный Гость прерывается. Наливает кипятка в чашку, заваривает какого-то зеленого китайского чая, который купил накануне у старика в китайском квартале за десять «тихоокеанок» – местных денежных единиц, именуемых также «крабами» из-за изображения республиканского герба. «Очень вкусно, корефана!» – уверял тот. Пробует. Черт его разберет, этот зеленый… К нему надо привыкнуть. Берет из коробки с надписью «Птичье молоко» конфету. Продолжает сочинение отчета: «Из-за легендирования в качестве бизнесмена, занятого вопросами марикультуры, я в первую очередь познакомился с предприятиями соответствующего профиля – «ПриМорская капуста», «Гребешок Пасифик» и другими. Вместе с тем какого-то явного интереса со стороны местных предпринимателей на предмет налаживания поставок их продукции в Москву или продажи ноу-хау я почему-то не вижу. Предложения о выгодных «откатах» их тоже не возбудили. Вообще, с коррупцией здесь как-то подозрительно: взяток никто не берет и не предлагает. Не совсем представляю, как такое возможно, – не исключено, что мне просто незнакомы некие местные неписаные коррупционные правила. Но, с другой стороны, эталоном тотальной коррумпированности в свое время, как мы знаем, считалась Грузия, а потом оказалось, что даже в Грузии эту напасть можно побороть очень быстро, было бы только желание. Опять же – хрестоматийный пример Сингапура и курс Ли Кван Ю…».

Максимов снова выходит на балкон и закуривает. Кто изобрел для него такую легенду, при чем тут вообще марикультура? Этих тихоокеанцев не поймешь: на словах все готовы сотрудничать, но когда доходит до реального дела… «Мы подумаем», «мы позвоним» – Максимов уже знает, что у японцев эти вежливые формулировки означают категорический отказ, так же как вопрос «Не желаете ли еще риса?» подразумевает, что надоевшему гостю пора убираться восвояси. Может, они переняли у японцев этот долбаный восточный этикет? Но почему они, черт побери, не хотят торговать своим гребешком в Москве и Питере – насколько там больше рынок сбыта! – ругается про себя Максимов. Ему уже предложили наладить поставки в Москву «доширака» – местной чудо-лапши якобы с антиканцерогенным эффектом, и даже «химки» – легкого наркотика, приготовляемого из местной конопли. А вот с гребешком… Ну и придумали бы ему другую легенду – про лес там или хоть рыбу. Минтай какой-нибудь или камбалу.

Максимов даже начинает подозревать какой-то подвох. Возможно, гребешок – это вовсе не тот обычный моллюск, каким он кажется. Возможно… Впрочем, его подозрения пока не имеют никаких сколько-нибудь внятных очертаний, поэтому в своих донесениях в Москву он о них ничего не говорит. Тем более что Москву вся эта марикультура на самом-то деле не очень-то интересует. Максимов продолжает собирать сведения об экономике, армии, повседневных привычках тихоокеанцев… Но сильнее всего разведчика интересует один-единственный тихоокеанец. Вернее, тихоокеанка.