Читать книгу Не русские идут - Василий Головачев - Страница 5

Когда Мирослава Кожухина вызвал директор института и предложил отправиться с небольшой группой геологов аж на север Чукотки, в село Энурмино, он даже не стал спрашивать – зачем экспедиции понадобился физик. Закончив в Томске институт, Мирослав уехал домой в Красноярск и устроился в местном институте геофизических исследований – как специалист по изучению быстропеременных явлений природы.

Ему едва исполнилось двадцать семь лет, и он ещё не успел растерять запас романтических побуждений, сокрытых в профессии, поэтому мог по заданию руководства лететь куда угодно, хоть на край света, и когда угодно.

О цели экспедиции он всё-таки спросил, когда утих в душе первый восторг:

– Что за чудо нас ожидает?

– Догадливый, – проворчал директор Любушинский, возраст которого – семьдесят два года – не позволял академику самому возглавлять научные экспедиции. – Будь я помоложе… Короче, опухоль там обнаружили местные охотники, её и будешь изучать.

– Опухоль?! – не сдержал удивления Мирослав.

– По словам охотников-чукчей, открывших сей феномен, они увидели, как «земля пухнет и водой капает». Мы как раз в тот район собрались геологоразведку направить, так что, считай, плановый рейд предстоит. Ну, а ты, Мирослав Палыч, будешь за старшего исследовательской группы.

– Я согласен! Кто будет в группе?

– Да ты и один справишься. Мы договорились с краевой администрацией, вам дадут вертолёт и всё необходимое.

– «Земля пухнет»… и «водой капает»… странная характеристика. А фото имеется?

– Нету фотографий, есть обзорная панорама со спутника, с разрешением до полусотни метров, видно какое-то бельмо, а что именно – непонятно. Короче, вылет вечером, успеешь?

– Успею! – кивнул Мирослав.

А утром двадцать седьмого июня, преодолев в общей сложности более шести с половиной тысяч километров: до Анадыря – на самолёте, от Анадыря до Эвекинота и дальше, до Энурмина, в двадцати километрах от которого и обнаружили «опухоль» – на вертолётах, – он уже стоял на обрыве, рядом с низкорослой сосной, удивительным образом укоренившейся на скале, и смотрел на «бельмо», оно же «опухоль», в бинокль.

Опухоль – её так и начали называть с большой буквы – впечатляла.

Гигантская водяная капля диаметром больше двухсот и высотой около пятидесяти метров, вылезла из центра маленького островка посередине небольшого заливчика, да так и застыла, искрясь в лучах низкого солнца, прозрачная как горный хрусталь или чистая морская вода, насмехаясь над человеческим здравым смыслом.

Взломанные какой-то невероятной силой куски острова никуда не делись, застыли на капле у её основания, будто вклеенные в прозрачно-голубую субстанцию – водой называть её не поворачивался язык – Опухоли. А когда облака расходились, лучи солнца собирались в капле и образовывали на выходе яркий пучок, способный если не обжечь, то уж точно ослепить.

Объяснить, что это такое, Мирослав не мог, как ни ломал голову. Ничего близкого он в своей жизни прежде не видел. Впрочем, как и любой другой человек на его месте. Тем не менее Опухоль существовала реально, жила своей жизнью: изредка её бликующая поверхность вздрагивала как живая, покрываясь чешуёй мелких волн, – и не собиралась раскрывать свои тайны.

Геофизик оторвался от бинокля, оглянулся на спутников.

Их было трое, все в одинаковых северных костюмах типа «медведь», в каких с начала века путешествовали по свету все геологи России, и с одинаковыми кепками на головах, которые брались с собой в экспедиции в качестве талисманов удачи. Они тоже были ошеломлены, озадачены и растеряны, и не скрывали своих чувств.

– Этого не может быть! – опустил свой бинокль бородач Веллер-Махно; эту фразу он повторял уже не в первый раз, выказав своё отношение к увиденному ещё на борту вертолёта. Несмотря на необычную фамилию, кличку коллеги ему так и не дали, больно суров был бородач.

– Почему она не расплывается? – отозвался второй геолог отряда, Химчук, худой и длинный как оглобля.

– Может, это и не вода вовсе? – сказал третий член экспедиции, кряжистый, степенный, обстоятельный. Фамилия у него была Дядьковин, но за глаза все звали его Дядькой.

Все трое, сдвинув кепки на затылки, одновременно посмотрели на Кожемякина.

– На свете есть много чего, – развёл руками геофизик, – чего быть не должно.

Дядька почесал туфлеобразный нос, Веллер-Махно крякнул, Химчук осуждающе покачал головой.

– Тебе бы только зубы скалить.

– Я пошутил, – сконфузился Мирослав. – Я тоже не понимаю, что это за явление такое. Подберёмся поближе, возьмём анализы, замерим фон. По виду – это чистая вода, а на самом деле…

– Ладно, хватит лясы точить, – прервал его Веллер-Махно, олицетворяя собой начальника экспедиции. – Начнём устраиваться.

– Мне лодка понадобится.

– У них попросишь, – кивнул бородач на стоявших особняком охотников, которые и наткнулись на Опухоль.

Их было двое, одетых в свои лохматые оленьи парки, смуглолицые, черноволосые, один старый, другой помоложе. На Опухоль они смотрели с интересом, но без особой опаски. В данный момент она не ярилась, на людей не бросалась как медведица, в страшных тварей не превращалась, а физика этого явления волновала их мало.

– Лодка нужна, – подошёл к ним Мирослав.

– Каяк, однако, можна, – сказал старый эскимос, ткнул пальцем под обрыв. – Там хоронисса.

– Спасибо. Поможете сплавать к Опухоли? – Кожемякин посмотрел на водяную каплю, придавившую заливчик.

Эскимосы дружно залопотали, замотали головами, отступили.

– Увелельын будет сильно сердисса, начальнык, – сказал старый охотник. – Упадёт вода, потом много будет, однако. Не ходи туда.

– Какой я вам начальник, – улыбнулся Мирослав. – Мне нельзя не ходить, замеры надо сделать, датчики установить. Ладно, придётся самому.

Эскимосы снова залопотали на своём языке, тыкая друг другу пальцами в грудь, потом старик сказал:

– Хоросо, он иди с тебе. – Охотник показал на молодого сородича. – Опасно, однако, думай долго. Аппалувик сердисса будет, не надо его будить.

– Кто такой этот ваш Аппалувик?

– Дух, однако, очен страшны, молния бьёт, за тучу швырят. Батар нужно, ыясык.

– Что?

– Жертвоприношение, наверно, – проворчал Веллер-Махно. – Обойдутся. Пусть лучше помогут установить палатки.

Мирослав объяснил охотникам, что от них требуется, и те с готовностью начали разбивать лагерь, ставить палатки и распаковывать груз, оставленный вертолётом неподалёку от берега заливчика.

Вертолёт – старый-престарый «МИ-8», улетел, но к вечеру должен был прилететь другой, приданный экспедиции на весь период работ. С его помощью геофизик мечтал облететь Опухоль и сделать замеры полевой обстановки в непосредственной близи. Радиацией здесь, как говорится, «не пахло», но электромагнитный и гравитационный фон мог быть нарушен. Мирослав был на сто процентов уверен, что с такой аномалией наука ещё не встречалась.

Палатки поставили за два часа.

Охотники расположились рядом, в одной вполне современной палатке из пан-волокна, не боящегося никаких морозов.

Для исследовательской аппаратуры понадобилась отдельная палатка. У геологов главным оборудованием были портативные вибраторы для прокладки шурфов и химлаборатория, Кожемякину же для его работы нужны были радиобуи, гравиметр, датчики для измерения геомагнитного фона, электростатических напряжений, счётчики радиации, экспресс-лаборатория, глубинные термометры, телеметрическая и реологическая аппаратура для изучения остаточных деформаций горных пород. Не считая различного рода щупов, штанг и кирок. По сути, ему одному потребовалось распаковывать три контейнера, в то время как геологам на троих – два.

Пока коллеги обстоятельно готовили ужин, освободив его от этих обязанностей, геофизик успел установить на скальном карнизе, нависающем над водой, дистанционный анализатор, грависканер и радиометр, замерил полевой фон. Почесал затылок.

Приборы не отметили никаких аномальных отклонений!

Радиационный, магнитный и электрический фон местности в километре от Опухоли находились в пределах природных значений. Никакой радиации Опухоль не излучала. Был слегка повышен гравитационный потенциал в направлении на водяную сверхкаплю, но не до таких значений, чтобы предполагать в этом месте наличие маскона.[3]

– Ну, что у тебя? – полюбопытствовал Веллер-Махно, поднявшись к физику на скалу.

– Норма, – ответил Мирослав. – Никаких отклонений. Надо подобраться поближе.

– Завтра, – отрезал бородач, глянув на застрявшее над горизонтом солнце. Гладь Чукотского моря за Опухолью была пустынна и казалась мёртвой. – Утром прилетит вертолёт, начнём работать.

– Он же должен был прилететь сегодня вечером.

– Что-то у них не сложилось, лётчик заболел, ищут второго. Зачехляй свои цацки и иди ужинать, а то ляжешь голодный. Отбой в десять.

– Я бы ещё на лодке… – заикнулся Кожемякин.

– Отбой в десять! – Начальник экспедиции бросил взгляд на Опухоль, невозмутимо подпиравшую чистое безоблачное небо, и вернулся в лагерь.

Мирослав вздохнул с сожалением, понимая, что его энтузиазм оценен не будет. Геологи были суровыми людьми, прошедшими хорошую жизненную школу, привыкшие к тяжёлому труду и дисциплине, к определённому укладу бытия, и заставить их изменить этот уклад и привычный ритм было невозможно.

Сам Мирослав был слеплен из другого теста.

Среднего роста, широкоплечий, но худой (на гантели и прочую физкультуру вечно не хватало времени), с обаятельной улыбкой, он выглядел по-мальчишечьи непосредственным, хотя при этом был достаточно упрям, импульсивен и мог настоять на своём. Если хотел. Однако чаще всего он уступал оппонентам, зато мыслил творчески и принимал решения быстро. Смелым его назвать было нельзя, но и совсем трусом он не был, зачастую поддаваясь романтическому порыву и со всех ног мчась туда, куда, говоря словами классика, даже ангелы не решаются пробираться на цыпочках.

Экспедиции для Кожухина являлись не целью, а средством познания мира и построения собственных умозаключений. Вот почему он с удовольствием отправлялся туда, куда посылала его судьба в лице начальника отдела или директора института.

Глаза у Мирослава были светло-серые, волосы – льняные, почти белые, из-за чего в школе, да и во время учёбы в Томске его прозвали Светиком. Впрочем, он не обижался на кличку, хотя она и отражала некую некатегоричную «женственность», так как к своей внешности относился абсолютно равнодушно.

До отбоя, чувствуя накопившуюся за почти двое суток дороги усталость, он отбирал аппаратуру, определяя её необходимость.

Разложил все приборы у палатки для определения качества и физических характеристик воды, прикинул свои возможности и после тщательной проверки рассовал по карманам «разгрузки» – специального жилета-безрукавки самые нужные: ультразвуковой вискозиметр, измерявший вязкость жидкостей, батитермограф – прибор для изучения вертикального распределения температуры воды, тензиометр, измеряющий силу поверхностного натяжения, радиометр и нефелометр – прибор для количественного химического анализа. Все они представляли собой пенальчики размером с ладонь, легко влезающие в карманы.

Остальные приборы: термодинамический анализатор, ареометр, спектрометр, метеорограф, магнитудный искатель, кассета с пробоотборниками и экспресс-лаборатория представляли собой объёмистые ящики, требующие отдельной переноски.

На включение и тестирование «умника» – компьютера для анализа полевой обстановки – у Мирослава не хватило сил. Он сходил к скальному карнизу, полюбовался Опухолью, без трёх минут десять залез в спальник, переполненный впечатлениями, и мгновенно уснул, надеясь утром решить все проблемы разом.

* * *

Вертолёт прилетел, когда члены экспедиции заканчивали завтрак, – в половине девятого по местному времени.

Геологи с удивлением смотрели на машину, на которой им ещё ни разу не приходилось путешествовать.

Это был новейший «Ка-92» с двумя несущими соосными винтами, обеспечивающими взлёт и посадку, и с одним толкающим, расположенным в хвостовой части, позволяющим летать со скоростью более пятисот километров в час. Выглядел он непривычно современным в условиях Крайнего Севера и казался почти что машиной пришельцев.

– Красавец! – оценил Химчук.

– Забурели эскимосы, – проворчал Дядька. – Я таких геликоптеров даже в центре не видал.

Вертолёт сел в полусотне метров от лагеря, воздушной волной сорвав мох с южных сторон валунов и скал.

Пилотировал его один человек, оказавшийся молодой и симпатичной девушкой, державшейся независимо и энергично. Глаза у неё были синие, дерзкие и весёлые.

– Супер! – заявила она, спрыгивая из кабины на землю: лётный комбинезон сидел на ней как необычного покроя платье на девушке с подиума, подчёркивая выпуклость бёдер и груди. – Чисто капля из носика чайника, если смотреть издали. Не поверила бы, расскажи кто.

Она сдвинула наушники на затылок, протянула руку:

– Белоярская, пилот первого класса, придана экспедиции.

Веллер-Махно церемонно пожал её руку.

– С прибытием.

– Что это, по-вашему? – Она кивнула на скалу, за которой пряталась Опухоль.

Мужчины, приблизившиеся к вертолёту, переглянулись.

– Такая вот хреновина с морковиной, – хмыкнул Химчук. – Он утверждает, – кивок на Кожухина, – что это вода чистой воды.

Девушка изогнула бровь, посмотрела на Мирослава.

– Вы начальник экспедиции? Веллер… э-э, Махно?

– Махно – он, – кивнул на бородача геофизик. – Я по части геофизики, Мирослав Кожухин. А вас как зовут?

– Наталья.

– Рад познакомиться.

– Погоди, молодёжь, – буркнул Дядьковин. – Что, кроме вас, послать больше было некого?

– А чем я вас не устраиваю? – нахмурилась девушка. – Я уже десять лет на вертолётах летаю, больше ста тысяч часов в воздухе. Да и Чукотку хорошо знаю.

– Сколько же вам лет?

Девушка прищурилась.

– Вопрос некорректный, но вам отвечу: двадцать пять. У меня отец – тоже вертолётчик, так что я за штурвалом с пятнадцати. Ещё вопросы будут?

– Мне надо облететь Опухоль кругом… – начал Мирослав.

– Не спеши, торопыга, – буркнул недовольный чем-то Дядька. – До тебя очередь дойдёт.

– Но чем скорее мы…

– Цыц, я сказал, успеешь.

– Он прав, – проговорил Веллер-Махно, терзая бородку. – Сейчас это главная задача – определиться с Опухолью. Составим график полётов и начнём работать. На сколько вам хватит бензина?

– Весь грузовой отсек – бензин, двадцать бочек по сто литров, на неделю полётов. Выгружать надо. А почему вы называете ту каплю Опухолью?

– Потому что она выросла как опухоль на человеческом теле, – пояснил Мирослав, в нетерпении поглядывая на руководителя группы. – Борис Аркадьевич, так я могу грузить приборы в кабину?

Веллер-Махно помедлил, посмотрел на часы, махнул рукой.

– После разгрузки бензина. Мы все полетим, посмотрим.

– Сто лет мне сдалась эта ваша Опухоль, – проворчал Дядька.

Но его уже никто не слушал.

Бочки с бензином укатили в ложбину между грудами камней, накрыли брезентом.

Эскимосов-охотников оставили стеречь лагерь.

Мирослав пристроил в грузовом отсеке вертолёта приборы, необходимые для прикидочной оценки физических условий феномена, геологи залезли в отсек, расселись по удобным креслам (в этом вертолёте лавки вдоль бортов отсутствовали, зато стояли самые настоящие удобные самолётные кресла для шести человек), и «Ка-92 взлетел».

Скалы с плоскими вершинами, сопки, карниз над заливом с корявой сосной, болотистая низина, кочки, заросли низкорослого кустарника ушли вниз. Стала видна Опухоль, пронзаемая лучами солнца.

У Мирослава захватило дух.

Ему разрешили лететь в кабине вертолёта, рядом с пилотом, и теперь он оценил этот жест: Опухоль отсюда была вида во всей своей красе.

– Ух ты! – восхитилась Наталья, искоса глянула на пассажира. – Языком слизнуть хочется.

– Языком не получится, – помотал головой возбуждённый молодой человек; глаза его горели. – В этой капле и великан утонет.

– Почему она не расплывается под собственной тяжестью? Это же нарушение законов физики. Или я чего-то недоучила в школе?

– В таком случае я тоже недоучил, – развёл руками Мирослав. – И в школе, и в институте. Вода собирается в капли до определённого размера, который диктуется поверхностным натяжением. Если судить по размерам Опухоли, её поверхностное натяжение просто чудовищно!

Вертолёт приблизился к водяной горе.

Кожухин бросил взгляд на гравидетектор: сила тяжести рядом с Опухолью не изменилась.

– Можете зависнуть прямо над ней? Не свалимся?

– Да не должны.

Наталья шевельнула джойстиком.

Вертолёт послушно приподнялся над Опухолью и завис в десяти метрах от её удивительно гладкой и ровной поверхности.

Поток воздуха из-под лопастей винтов бил по округлой вершине капли с большой силой, но она только вздрагивала и рождала серии мелких волн, похожих на прозрачную рыбью чешую.

– Что дальше?

– Надо взять пробу.

– Как?

– Я опущу пробоотборник, только надо опуститься ещё ниже.

– Без проблем. Только как вы возьмёте пробу, если у этой капельки гигантское поверхностное натяжение?

– Попробуем. В случае чего рвите когти!

Наталья улыбнулась.

– Рвать когти не придётся, «Каштанка» – мощная и быстрая машина. Я на ней даже фигуры высшего пилотажа могу продемонстрировать.

– Надеюсь, высший пилотаж нам не понадобится.

Мирослав пробрался в отсек с прилипшими к окнам геологами, достал пробоотборник для жидкостей – длинный цилиндр из прочного стекла, с особым механизмом, использующим принцип разницы давлений.

– Помочь? – предложил Дядька, оторвавшись от созерцания Опухоли.

– Сам справлюсь. – Мирослав подумал. – Вообще-то подержите меня, пока я буду опускать стакан.

– Может, лучше подойти на лодке с моря?

– И с моря придётся, и сверху надо, чтобы сравнить показания.

– Надевай сбрую.

Мирослав хотел отказаться, так как сбруей называлась специальная альпинистская обвязка, позволяющая человеку смело высовываться из окон высотных зданий или из летательных аппаратов во время монтажных работ на высоте, но проявлять смелость в таких делах, даже на глазах у симпатичной девчонки, было не резон, и он подчинился.

Крикнул в проём двери, связывающей кабину и отсек:

– Наташа, ниже!

Вертолёт опустился на три метра ниже, едва не касаясь поверхности Опухоли колёсами шасси.

Мирослав открыл дверцу грузового отсека, высунулся по пояс, опустил вниз на тросике цилиндр пробоотборника.

Вспомнился прочитанный в детстве роман братьев Стругацких «Пикник на обочине». Исследователи таинственной Зоны в романе тоже опускали на тросах механизм захвата, собираясь вытащить из Зоны разного рода артефакты, но тросы начали обрастать каким-то пухом, и их пришлось бросить.

Мирослав представил эту картину, нервно хихикнул и усилием воли отогнал воспоминание.

Пробоотборник коснулся гладкой подрагивающей поверхности водяной горы.

И… ничего не произошло!

Дно цилиндра упруго подскочило, пшикнув пневмозаборником.

Собравшийся в случае проявления неких злых сил бросить трос, Кожемякин перевёл дух, вытащил цилиндр, озадаченно потряс.

– Пустой…

– Попробуй ещё раз, – посоветовал Веллер-Махно.

– Поверхностное натяжение.

– Что?

– Наташа права, слишком большое поверхностное натяжение у воды. Нужен специальный пробоотборник, с ударно-взрывным механизмом.

– Мы такой взяли?

– Кто же знал, что он понадобится.

Мирослав попытался взять пробу воды ещё раз и ещё – с тем же результатом. Пневмозаборник не мог пробить плёнку воды, удерживающую форму гигантской капли. Для этого ему не хватало мощности. И всё же на пятый раз по гладкой поверхности Опухоли пробежала рябь мелких волн, дно цилиндра увлажнилось, и Мирослав успел засунуть торец пробоотборника в приготовленную к работе экспресс-лабораторию. Пробежался пальцами по клавиатуре.

– Блин… обычная аш два о… пи аш в норме… минерализация стандартная… морские соли…

– Эй, экспериментаторы, долго ещё висеть будем? – окликнула их Наталья.

– Да, поехали отсюда, – спохватился Веллер-Махно, явно нервничая; на лбу его выступил пот. – Буду докладывать директору, что сюда нужна комплексная группа с передвижной химлабораторией и кучей разных приспособлений для контроля объекта. Один ты не справишься.

– Справлюсь! – запротестовал Мирослав.

Начальник отряда махнул рукой, крикнул пилоту:

– Уходим!

Вертолёт резко подпрыгнул вверх, словно его снизу шлёпнула невидимая рука, боком пошёл над Опухолью, выровнялся.

Кожухин включил все настроенные регистраторы, расположенные в отсеке, перебрался в кабину с радиометром в руке.

– Как тебе Опухоль?

– Жуть! – весело отозвалась Наталья. – Такое впечатление, что из неё кто-то смотрит на нас.

– Мне иногда тоже кажется, что она смотрит на нас. А ведь это всего-навсего водяная гора.

– Таких гор не бывает.

– Раз мы её видим, значит, бывают.

– Меня предупредили, с чем придётся столкнуться, но я не представляла, что это так необычно.

– Мы тоже не представляли всей картины. Эскимосы талдычут – это Аппалувик вылез.

– Кто?

– Водяное божество, связанное с разрушением и смертью.

– Сказки.

– Кто знает, как далеки эти сказки от реальности. На чём-то же их мифология держится. Там много всякого страшного.

– Я думала, вы ничего не боитесь.

– Я и не боюсь, но у меня есть начальство. – Мирослав оглянулся, посмотрел на молчаливых геологов. – Оно сейчас в сильной задумчивости. – Геофизик засмеялся, подмигнул девушке. – Вряд ли они понимают, что это такое.

– А вы?

– Слушай, давай на «ты»?

– Вы учёный, а я просто лётчик.

– Ерунда.

– Хорошо, как хочешь.

Мирослав стал серьёзным.

– Убеждён, что такие явления имеют абсолютно нестандартные причины. За всю историю наблюдений за природой человечество ничего подобного не регистрировало. Значит, в недрах земли произошло что-то неординарное.

– Что?

– Не знаю. Будем изучать. Нам невероятно повезло, что мы первыми наткнулись на Опухоль.

Сделав круг над сверкающей водяной горой, вертолёт повернул к лагерю.

До обеда Мирослав разбирался в записях, сделанных вискозиметром, батитермографом, спектрографом и другими анализаторами физических параметров среды. Вместе с молодым охотником-эскимосом по имени Нанук сплавал к островку, из центра которого выросла Опухоль, и с помощью ареометра и нефелометра провёл количественный химический анализ пород островка и воды в заливе. Он даже влез на край Опухоли, на те пласты камня, которые влипли в воду и казались приклеенными, но взять нормальную пробу жидкости так и не смог. Поверхностное натяжение плёнки воды оказалось столь невероятно сильным, что не позволяло никакому инструменту проникать внутрь материала Опухоли.

Впрочем, это всё-таки была вода. Пробник пару раз становился влажным, и экспресс-лаборатория по ничтожному количеству влаги снова и снова выдавала ответ: Опухоль состояла из обыкновенной морской воды.

Вечером геологи собрались у костра, вскипятили воду для чая.

Эскимосы пить чай отказались, разожгли свой костёр в сторонке.

К мужчинам присоединилась Наталья, натянувшая поверх лётного комбинезона тёплую куртку, и Кожухин доложил Веллеру-Махно свои выводы:

– Это очень странная аномалия. Опухоль состоит целиком из самой обычной морской воды. Солёность, гидратация, жёсткость, минерализация – в норме. Я имею в виду – соответствуют нормальной воде. С физическими параметрами сложнее. Температура Опухоли ничем не отличается от температуры воды в заливе, радиации никакой, электромагнитные поля практически отсутствуют, а плотность замерить не могу. Плёнку воды, сохраняющую форму капли, я не только ареометром продавить не могу, но даже киркой пробить. То есть поверхностное натяжение как минимум на два порядка выше, чем у обычной воды. Если бы натяжение было меньше, форма капли была бы другой, и на ней не держались бы целые пласты пород и каменные блоки, когда вода взламывала остров.

– Откуда она взялась? – спросил багровый от выпитого чая Химчук.

Мирослав пожал плечами.

– Вероятно, поднялась по какой-то расщелине из глубин земли. Я разговаривал с охотниками, они утверждают, что на острове была пещера, уходящая глубоко под землю. По их верованиям, это вход в жилище Тарнарсука – духа царства мёртвых. Якобы кто-то из людей пытался проникнуть в жилище духа, и на свет божий вылез Аппалувик, дух смерти и разрушений.

Дядька скептически скривил губы.

– Ты их слушай больше, они ещё и не такого наговорят. Опухоль ни с какой мистикой не связана, необыкновенное физическое явление, и только. Его тщательно изучать надо. Пусть пацанва занимается этим потихоньку, а нам пора приступать к своим делом, искать маркшейдерские метки и закладывать шурфы. А для этого нужен вертолёт.

– Мне тоже нужен вертолёт, – сказал Мирослав, пропустив мимо ушей слово «пацанва».

– Обойдёшься два-три дня.

– Мне нужно делать замеры со всех точек каждый день.

– Не собираешься же ты высаживаться на макушку Опухоли.

– Может, и соберусь.

– Стоп, спорщики, – сказал Веллер-Махно. – Я составил график полётов. Утром на один час и вечером вертолёт поступает в распоряжение Кожухина. Днём он с нами. И всё-таки я не понял, Слава, с чего это вдруг из-под земли выдавилась эта мокрая громадина? Там что-то взорвалось?

– Не знаю. – Мирослав загорелся. – А вообще идея хорошая! Может, где-нибудь под мантией сохранился мешок с водой, нагрелся и под большим давлением вырвался через трещину наружу. Или через пещеру, о которой говорили эскимосы. Мне бы эхолот пригодился, а ещё лучше многочастотный радиосканер для просвечивания пород. Сразу бы определили, есть тут ход в недра или нет.

Геологи переглянулись.

– У нас есть гаммаген, – сказал Химчук расслабленно.

– Во-первых, – покосился на него Дядька, – он нам самим нужен, а во-вторых, он просвечивает породы всего до глубины в полкилометра.

– Да мне больше и не надо, – обрадовался Мирослав.

– Выделим, – пообещал Веллер-Махно. – Тебе же он не нужен постоянно?

– На часок всего.

– Ладно, договоримся.

Кожемякин допил чай, занятый своими умозаключениями, направился было к обрыву, но вспомнил о существовании Натальи, заворожённо глядевшей на угли костра, и предложил:

– Не хочешь перед сном полюбоваться на Опухоль?

Девушка очнулась, поднялась со смущённой улыбкой:

– Замечталась… давно так спокойно не сидела… да, пойдём, посмотрим.

Мужчины, оставшиеся у костра, смотрели им вслед.

А они чуть ли не час, почти не разговаривая, в полной тишине северной ночи, почти не отличавшейся ото дня, разглядывали водяную гору, отблёскивающую синим и зелёным, и думали каждый о своём.

– Красиво как! – выдохнула Наталья.

Мирослав кивнул, хотя ему было не до романтики. Он прикидывал, с какой стороны сделать шурф под Опухоль, чтобы уточнить характеристики среды в непосредственной близости от феномена.