Читать книгу Хроники Реликта. Том II - Василий Головачев - Страница 9

Он проспал без малого двадцать часов, настроив сторожевые центры тела на малейшее изменение полей во всем доме и разобравшись в причинах приступов слабости: еще на спейсере тактического центра ГО Ратибор понял, что надо сначала вылечиться, а потом действовать. Вернувшись домой, он определил неадекватно работавшие нервные узлы и мышцы, усилил обмен веществ в организме, заставив работать железы и мышечные волокна, чтобы вывести наружу всю чужеродную органику, потренировал вазомоторику сердечно-сосудистой системы и лег спать с уверенностью в собственных силах.

Встал свежим и готовым к переходу на оперативное бодрствование. Позавтракал, вернее, поужинал – шел десятый час вечера по времени Рославля. Мысли шли двумя параллельными потоками: первый поток – о Насте, второй – о госте Грехова, который не мог быть никем иным, кроме чужанина. Но каким образом проконсулу удалось вступить с ним в переговоры, что их связывало, какие цели преследовались, догадаться было невозможно, зато фантазия Ратибора подсказывала ему такие варианты альянса Грехов – чужане, будила такие ассоциации, что становилось нехорошо на душе. С одной стороны, Габриэль спасал Берестова не однажды и последовательно отстаивал интересы людей, а с другой – он так же последовательно продолжал какую-то таинственную деятельность, подчиненную только его логике и отвечающую только его интересам. В полном одиночестве, не опираясь ни на кого из друзей. Кроме Анастасии Демидовой…

Не ощущая вкуса, Ратибор допил кофе, одеваясь, выслушал по треку последние новости: Конструктор пересек орбиту Урана и через неделю должен был пройти мимо Сатурна с его уникальными кольцами и обширной системой спутников. Напряжение, с каким ожидало человечество его дальнейших действий, сгущалось, грозя перерасти в панику глобального масштаба, уже сейчас тревожные службы цивилизации с трудом справлялись с возрастающим потоком негативных явлений: случаев антисоциального поведения, вспышек нервно-психических заболеваний и хулиганских действий наименее устойчивых в психологическом отношении групп подростков. Но это было самое плохое – действия эти направлялись многими фанатически настроенными религиозными и неформальными центрами помимо возникших «обществ по спасению Конструктора», а в некоторых случаях с наиболее жесткими последствиями чувствовалось влияние К-мигрантов; зная способы «катапультирования» по системе метро в точку с только им известными координатами, К-мигранты легко уходили от наблюдения и преследования, продолжая свою разрушительную работу.

И все же человечество представляло собой достаточно стабильную социальную систему, которую трудно было вывести из равновесия за короткий период времени, большинство людей не теряло надежды на благополучный исход «Второго пришествия Христа», как назвали вторжение Конструктора в Солнечную систему деятели церкви. Суть была, конечно, не в термине – в масштабности события, и сохранить душевное спокойствие в подобных обстоятельствах без веры – в высший разум (если не хватает собственного), в исторически оправданный оптимизм, в добро, в милосердие, в Бога, в себя, наконец, – было невозможно. Правда, несмотря на запасы веры, человек продолжал строить защитные системы в «ничейной полосе» пояса астероидов, на подступах к родному дому, предпочитая действовать, а не ждать благоприятного исхода сложа руки… «Дредноуты», – вспомнил Ратибор термин Грехова. Вызвал дежурного отдела:

– Кто занимается проблемой передвижения К-мигрантов по метро?

– Сектор ФИАНа, лидер – Джеффри Губерт, – в пси-диапазоне ответил инк.

– А новыми приемами остановки Конструктора?

– Имант Валдманис.

– Благодарю.

Поколебавшись, Ратибор набрал телекс Насти. Через минуту откликнулся «домовой».

– Прошу прощения, хозяйки нет дома.

– Координаты?

– Не располагаю, извините.

Ратибор выключил виом, некоторое время размышлял, представляя Настю в костюме теннисистки, потом позвонил в Институт внеземных культур. Виом вспыхнул тут же, но вместо девушки в уютной ячейке вычислительного комплекса Берестов увидел черноволосого красавца с энергичным волевым лицом, одетого в ослепительно белый летний костюм.

– Вам кого? – улыбаясь, спросил красавец.

– Я, очевидно, ошибся номером. Это институт?

– Внеземных культур, если не возражаете, сектор ВЦ.

– Анастасия Демидова…

– Ее нет, – быстро ответил черноволосый, улыбка его потускнела, глаза сузились. – Я вас узнал. Вы Ратибор Берестов? Говорили, что вы…

– Не верьте слухам, – сказал Ратибор, узнавший шефа Насти Косту Сахангирея. – Где она?

Сахангирей пожал плечами.

– Убейте, не знаю, и мне теперь самому приходится разбираться с ее заданиями. Если хотите, могу поделиться слухами…

– Не надо, – сухо отрезал Ратибор, выключая связь. Сахангирей знал, где находится Анастасия, но не хотел говорить. Он не любил безопасника, и тот отвечал ему взаимностью.

Пришлось снова обращаться к инку отдела, хотя Ратибор и боялся, что дежурный потребует предъявить полномочия. Однако этого не произошло.

– Примите задание.

– Слушаю. – Инк не требовал даже идентификации вызова, из чего Ратибор сделал вывод, что его позывной оператора тревоги не был выведен из памяти компьютера.

– Найдите координаты местонахождения эфаналитика ИВК Анастасии Демидовой.

– Вместе с аналитиками отдела Демидова включена в группу операторов эм-синхро[29].

Ратибор невольно вытянул губы трубочкой, словно хотел присвистнуть.

– Режим работы – телекомьют?[30]

– Нет, группа работает в управлении на больших Умниках погранслужбы.

– Цель работы?

– Экологический прогноз и последствия энергетического ограничения свободы Конструктора.

Безопасник хмыкнул. Формулировка «энергетическое ограничение свободы» могла означать что угодно, от атаки на Конструктора до строительства непроходимых препятствий.

Итак, Настя в управлении и не подозревает о его возвращении. Что ж, пусть работает спокойно, она в своей стихии, а потом можно будет неожиданно навестить ее дома… если только она не живет у Грехова. Настроение сделало попытку испортиться, пришлось приложить некоторые волевые усилия на подавление «бунта» эмоций, из чего Ратибор сделал вывод, что возможности экзосенса в этом отношении не намного выше, чем у нормального человека.

Слежку он заметил сразу же, как только вышел из дома, вернее, не заметил, а почувствовал. Однако так и не смог определить источник возникшей тревоги: следили за ним профессионально, с использованием почти бесшумной – в энергетическом отношении – высокочувствительной техники. С одной стороны, это могли быть оперативники бригады «ланспасад», если Железовский вдруг решил подстраховать его на первых порах, но с другой – наблюдение могли вести и К-мигранты, поэтому игнорировать этот вариант Ратибор не имел права. Активные действия начинать было рано, и он решил выждать, надеясь, что наблюдатели рано или поздно себя выдадут.

Метро без происшествий доставило его на Чукотку, в Анадырь, откуда пассажирский неф местных транспортных линий перенес Ратибора в Кымылькут, один из детских учебных городков края, которым заведовал Егор Малыгин.

Ощущение взгляда в спину не проходило, и Ратибор подумал, что либо ведут его цепко, либо наблюдатели перекрыли и городок, хотя за кем здесь можно было следить, кроме детей, учителей с семьями и Егора, представить было трудно.

Он мог бы взять такси, от пассажирского терминала до коттеджа, в котором жил Егор, было около трех километров, но Ратибор решил пройти это расстояние пешком. По местному времени шел седьмой час утра, и хотя климат на Чукотском полуострове давно перестал быть резко континентальным, майские температуры на Анадырском плоскогорье не превышали плюс пятнадцати градусов по Цельсию.

Через пятнадцать минут Ратибор достиг высшей точки здешних мест, откуда начинался спуск в долину, и остановился. Он увидел живописный каньон, по дну которого бежала прозрачная речка, каменистые склоны, местами обрывающиеся почти отвесно, полосы лиственничной тайги под склонами каньона с поднимающимися над ними гольцами, гладь небольшого озерца, на берегу которого раскинулись красивые строения детского городка. Вид был прекрасен, но чувство скрытого наблюдения мешало воспринимать красоту в полной мере, и Ратибор двинулся дальше, напрямик через лес, сквозь заросли японского ильма, липы, черемухи и лимонника, сквозь марево тысячи запахов и музыку тысячи звуков от шелеста травы до возни букашек в слое почвы. Под наиболее густыми кронами деревьев он задерживался и сквозь листву вглядывался в небо, пытаясь определить расположение предполагаемого аппарата наблюдения, но даже с новым зрением и возросшими анализационными возможностями сделать это не удалось. Аппаратом наблюдения мог быть и низкоорбитальный спутник, и практически прозрачный в широком диапазоне волн миниатюрный антиграв, и «писк», а то и десяток «писков» – шедевров молектроники и микроэнергетики размером с пылинки, широко распространенных средств контроля за аномальными явлениями природы.

Егор делал зарядку на плоской крыше своего бунгало по древнекитайской системе у-шу. Ратибора он заметил еще десять минут назад, когда тот преодолевал скальный уступ, но спрыгнул с крыши лишь в последний момент, закончив комплекс упражнений. Они сжали друг другу руки, и Егор с недоумением посмотрел на свои слипшиеся пальцы.

– Привет, скиталец. Если это ты, конечно. Раньше ты не был таким здоровым.

– Привет, шаман. Раньше я был нормальным оперативником, а теперь стал нормальным хомозавром.

– Вижу. Чувствую. Мыслеблок давно ставить научился?

– Вчера, – ухмыльнулся Ратибор.

– Я же говорил Насте, что ты вернешься.

Они обнялись. Егор выкупался в бочажке протекавшего за коттеджем ручья, надел хакама и пригласил гостя в дом.

– Давно вернулся? – Учитель задал вопрос не вслух, а мысленно, и Ратибор, улыбнувшись в душе, ответил на эту проверку в пси-диапазоне:

– Не знаю.

Егор не удивился, только оглянулся заинтересованно, завел гостя на кухню.

– Завтракать будешь?

– Уже. Так ты встречался с Настей?

– А разве она тебе не говорила? – Егор на расстоянии включил кухонный комбайн; у него стояла компактная «Самобранка-90».

Ратибор помолчал.

– Я ее не видел. Она работает в эм-синхро…

– Ну и что? – Егор нахмурился, сел на оригинальный диван в форме деревянной скамьи. – Что помешало? Или все было не всерьез? Любовь не позвала, а лишь окликнула? Садись ошуюю. – Он хлопнул ладонью по скамье.

– Что? – не понял Ратибор.

Егор улыбнулся.

– Ошуюю – по левую сторону, так мой дед говорил. Сейчас это слово не употребляется.

Гость сел рядом. От Егора, сидевшего в расслабленной позе, исходила тем не менее такая надежная сила и уверенность в себе, что в ответ хотелось напрячь мускулы и подтянуться.

– Ты считаешь, я перегорел?

– Да нет, на тебя это не похоже, обычно ты горишь долго. В чем дело?

Комбайн тихо присвистнул и выдал завтрак: овощной салат, гренки с сыром, чашечку брусничного варенья и два стакана горячего молока. Егор придвинул Ратибору один стакан и принялся завтракать. Безопасник взял стакан, повертел его в пальцах и глухо сказал:

– Егор, еще один претендент…

– Грехов, – кивнул спокойно Егор. – И что же? Разве она не сделала выбор?

– Не знаю. Иной раз начинают грызть сомнения… к тому же меня долго не было…

– Значит, я все-таки прав: ты перегорел, брат. Иначе не рассуждал бы как человек, желающий оправдаться. Чтобы узнать, ждали тебя или нет, надо просто посмотреть ей в глаза.

В гостиной зазвонил «домовой». Егор подхватился со скамьи, стоя допил молоко, ответил на вопросительный взгляд Ратибора:

– Дети. Вика звонит, не терпится узнать мое мнение о вчерашнем ее выступлении.

Гостиная учителя представляла собой сад в миниатюре. Егор когда-то заинтересовался бонсаи – японской традицией выращивания миниатюрных деревьев в цветочных горшочках, потом создал свою оригинальную методику, и теперь его дом превратился в художественно-ботаническую галерею цветущих растений, в которых трудно было узнать привычные всем яблони, вишни, клены, ели и даже секвойи – высотой не выше метра!

Голос хозяина донесся из гостиной вперемешку с чистым звонким девичьим голоском и смехом. Ратибор покачал головой, машинально поправил сережку пси-рации в ухе. Словно уловив этот жест, дежурный отдела передал ежечасную сводку событий. Главными были концентрация роя кораблей чужан в кильватере Конструктора и появление новых групп серых призраков.

Ратибор все еще размышлял об этом, когда Егор позвал его в гостиную и усадил, как всегда, в самом уютном уголке – солныше[31], как он называл.

– Что похмурнел? Тревожные новости? Я вижу, ты уже подсоединился к треку. – Егор кивнул на черно-золотую каплю пси-рации.

– Новости как новости, – нехотя проговорил Ратибор.

Егор улыбнулся, разглядывая лицо друга.

– Ты изменился, брат. Раньше ты был открыт, как берег океана, а сегодня я не могу прочитать в твоей душе, и это меня откровенно тревожит. Но о психологии – ни слова. А насчет новостей ты прав, самой тревожной новостью в последнее время является факт вторжения Конструктора в Систему.

– Боюсь, назревает конфликт, и мы в нем занимаем далеко не лучшую позицию.

– Ну, с одной стороны, конфликтные ситуации – нормальное состояние эволюционирующего социума. Из генетики мы знаем, что существа, у которых нет врагов, обречены на вымирание из-за отсутствия естественного отбора. А с другой стороны, мне далеко не безразлично, как поведут себя в данной ситуации люди. По-моему, нужна немедленная оферта[32].

– Конструктор нас не слышит. А может быть, не понимает. И я не уверен, что виноват в этом он. Если уж мы не в состоянии заключить договор с чужанами, то что говорить о контакте с Конструктором? В любом контакте преследуются две цели, первая – привлечь внимание, вторая – его удержать, а мы все еще топчемся у порога реализации первой цели. Недаром все чаще раздаются голоса, что договор между гуманоидным разумом и негуманоидным невозможен принципиально.

– Негуманоидным, в данном случае, наверное, – небиологическим? Может быть, скептики правы? Негуманоиды не знают, что такое эмоции, а тот, кто не чувствует боли, редко верит в то, что она существует, как сказал когда-то философ[33].

– Вопрос отсутствия эмоций у негуманоидов спорен, к тому же я вдоволь попутешествовал внутри Конструктора и знаю, что он – чувствует. Я знаю также – что он чувствует.

– И что же?

Ратибор помолчал, вспоминая пережитые им странные и страшные ощущения, ломающие волю и рассудок.

– Абстрактного, абсолютного добра не существует, как и зла, эти понятия всегда относительны, но зато я понял, что может быть абсолютным – страдание.

Егор смотрел на него, чуть прищурясь, пошевеливая бровью, с каким-то сомнением, и Ратибор добавил:

– Конструктор находится в бессознательном состоянии, если можно применить земной термин, я убежден в этом. Поэтому ни о каком полноценном контакте речь не идет. Понимаешь теперь, от кого зависит ситуация?

– От нас.

– Браво, шаман, сообразил! Правильно, от нас, людей, от нашего ума, дальновидности, запаса доброты и любви.

Егор хмыкнул.

– Ты говоришь, как Грехов, его словами.

– Значит, наши мнения сходятся. Ты с ним знаком?

– Лично не знаком, но разве это важно? У меня свои источники информации.

Они улыбнулись друг другу.

– Ты один? – спросил Ратибор.

– Почему же один? – Егор хитро прищурился, он понял подоплеку вопроса. – Я с тобой. К тому же у меня в подчинении ватага из двадцати сорвиголов. – Учитель вдруг погрустнел и тут же рассмеялся, отлично владея оттенками разговора. – Моя невеста еще не родилась. Хотя… кто знает?

Снова зазвонил «домовой», сказал сварливо:

– Опоздаешь, паря!

Егор взглянул на изумленную физиономию Ратибора, засмеялся и вскочил с дивана-скамьи.

– Он у меня контролер строгий. Или тебе не нравится лексикон? Извини, пойду переодеваться, не люблю, чтобы дети меня ждали.

Ратибор встал, вызвав отсчет времени: сорок минут пролетело незаметно, на душе посветлело, настроение улучшилось, несмотря на психологическое давление внешнего контроля. Егор был надежен, как утес, на него всегда можно было положиться.

Учитель вышел, одетый в удобный полуспортивный комби голубого цвета, он всегда одевался строго и со вкусом.

– До связи, кобра?

– До связи, шаман. Только я уже не кобра, побуду грифом пока, поиграю в охотника и дичь.

Егор перестал улыбаться, положил руку на плечо гостя.

– В любой игре есть элемент непредсказуемости, но если в спортивных состязаниях проигравшие участники игры просто выбывают из нее, то в твоем варианте побежденный не сможет присутствовать на вручении медали победителю. И еще учти: К-мигранты не люди, не интрасенсы и даже не экзосенсы, и логика у них своя, К-логика.

– Ну ты даешь! – пробормотал ошеломленный Ратибор. – Эти-то сведения откуда? Я имею в виду, что я занимаюсь К-мигрантами.

– Я шаман, – серьезно сказал Егор, – а у шаманов свои методы добычи информации. Может быть, у меня связи среди высших духов? – В глазах учителя на миг мелькнули веселые искорки. – Прими последний совет: спящий маг всегда бодрствует. Будет туго – позови, возможности у тебя есть, я услышу. Кстати, за тобой кто-то подвесил «глаза». Я почувствовал это сразу, как ты появился. Может быть, это твой любимый шеф прицепил тебе «ланспасад», а может быть, и не он. Ну что, побежали?

Ратибор обнял друга и не сказал – подумал: я чертовски рад, что ты есть!

И услышал в ответ мысленное: а я чертовски рад, что ты вернулся, брат!..

В Рославль он прибыл в первом часу ночи, приглядываясь по пути к лицам пассажиров метро. Лица были как лица, не более оживленные, чем обычно, и не менее, и все же веселых людей не встретилось безопаснику совсем. Дома он выслушал очередной доклад дежурного по отделу и решил не откладывая нанести визит физикам, бьющимся над проблемой загадочной свободы передвижения К-мигрантов по каналам метро. История повторялась: снова действия К-мигрантов угрожали безопасности людей, практически не подозревавших об их существовании – строителей, энергетиков, технологов, операторов различных производств, – и следовало как можно быстрее обезвредить террористов, не желающих внимать голосу рассудка. Железовский понимал это, иначе не разрешил бы работать Берестову в одиночку. Если только не подстраховал его обоймой телохранителей – наблюдение за собой Ратибор считал несомненным фактом.

По сообщению дежурного Имант Валдманис работал с коллегами в лаборатории проблем связи Физического института, расположенной в Подмосковье, и практически не покидал ее стен, однако Ратибора в лабораторию не впустили, даже когда он предъявил сертификат кобры отдела безопасности. Ошеломленный отказом, безопасник сначала не поверил ушам, когда фантом работника института, одетый в форму пограничника, вежливо проговорил:

– Извините, но пропустить вас в лабораторию я не имею права.

– Почему? – не нашелся что спросить еще Ратибор. – Я работник отдела безопасности.

– По двум причинам: идет эксперимент – раз, и у вас нет допуска – два. К тому же по треку недавно было передано предупреждение в связи с появлением К-мигрантов. Обратитесь в управление за допуском. Только вряд ли вам его дадут. – Юноша-координатор, уверенный в своей значимости и важности доверенной работы, скептически оглядел фигуру Берестова, развел руками. – Попробуйте, если питаете надежду.

Ратибор усмехнулся в душе, вспомнив себя двадцатилетнего. Интересно, в те годы он тоже был таким же спесивым и самонадеянным?

– А если к вам заявится К-мигрант? – с любопытством спросил он.

– Вряд ли он осмелится, – надулся юнец. – В лабораториях дежурят обоймы «ланспасад» – раз, включены защитные экраны – два, в помещениях включен постоянный комп-контроль – три. Пусть пробуют – далеко не пройдут.

– А если у них будет допуск?

– Тогда сработает экспертная идентификация: данные о К-мигрантах введены в память машины входного контроля.

– Здорово! – восхитился Ратибор. – А если они для изменения облика воспользуются «динго»?

Молодой человек открыл рот, закрыл, нахмурился, смерил безопасника взглядом.

– Мне непонятна ваша ирония, сударь. Извольте не занимать канал связи.

Виом погас.

Ратибор на глаз измерил высоту барьера, перекрывшего вход в лабораторный корпус, пожал плечами и поспешил к ожидавшему его пинассу. Проникнуть на территорию института несложно, однако поднимутся тревога и шум, многие люди будут отвлечены от основных забот и переживут напрасные волнения, проще получить допуск официальным путем.

Размышляя, чем можно объяснить странную забывчивость Железовского, почему-то не давшего ориентировку инку на императив «свободная охота», и не зная, искать самого Аристарха или попробовать обойтись без санкций высокого начальства, Ратибор во втором часу ночи заявился в погрансектор управления и нос к носу столкнулся с Эрбергом.

Командор погранслужбы мельком взглянул на него, собираясь обогнуть, узнал и остановился.

– Берестов? Какая встреча! Я уже слышал о вашем выздоровлении, но не чаял увидеть скоро. Что за нужда привела вас в управление?

– Шел в сектор прямого допуска, но раз уж вы здесь, помогите получить полномочия свободного охотника.

Командор погранслужбы проследовал дальше по коридору, оглянулся через плечо.

– Разве Аристарх не дал проводку по отделу?

– Я не знаю, почему он этого не сделал, а обращаться напрямую еще раз, отвлекать его от дела не хотелось, он как раз сейчас дежурит.

Дошли до кабинета командора, Эрберг вытянул руку, пропуская безопасника вперед. В кабинете, видеопласт которого воспроизводил морской пейзаж, он вызвал сектор допуска, за несколько секунд просмотрел высветившийся в толще доски стола список работников Совета безопасности, имевших сертификаты особых полномочий, нашел в нем фамилию «Берестов» с мигающей алой звездочкой и набрал на сенсоратуре стола распоряжение. Алая звездочка на фамилии Ратибора сменилась зеленой, вспыхнула и погасла надпись: «Проводка по императиву „СО“ разрешена».

– Жетон получите на выходе. – Эрберг не спросил, зачем Ратибору карт-бланш, он был озабочен и думал о своем. – Все?

Ратибор кивнул. В тот момент в кабинет не вошел – ворвался хорошо сложенный высокий молодой человек с лихим чубом и горящими от возбуждения глазами. Заметил постороннего и остановился, небрежно кивнув.

– Все в порядке, отбили! – отрапортовал он.

Эрберг покосился на безопасника, поднявшего бровь.

– Потери?

– Нет! Эскадрилья вернулась на базу в полном составе.

Командор хмуро улыбнулся, подмигнул Берестову.

– Нравится воевать?

Юноша – румянец во всю щеку – посмотрел на Ратибора; чем-то он напоминал пограничника, отказавшегося пропустить Берестова в лабораторию, – те же самолюбие, игра мускулов и убежденность в своей исключительности.

– Есть упоение в бою!

– Это хорошо, Халид, но не теряйте головы от восторга, побольше хладнокровия и расчетливости, поменьше лобовых атак. С Конструктором у вас этот номер не пройдет.

– Пусть сунется! – вызывающе ответил пограничник. – Мы и ему покажем, как нужно защищать границу! – Он четко повернулся и вышел.

Эрберг и Ратибор посмотрели друг на друга.

– У вас все такие орлы?

– Халид молод и горяч, но дело знает. Самый молодой из кобр сектора.

– Что за бой?

– К-мигранты снова предприняли попытку нападения на монтажные комплексы в зоне астероидов. Остальное вы слышали.

– Я не понял, о какой лобовой атаке вы говорили.

– Оружие мы применяем только в крайнем случае, и этот парень – я уже говорил, второй день кобра, – пошел на таран когга нападавших. Тот ускользнул.

– Значит, управлял им К-мигрант, «серый человек» не ускользнул бы, учтите.

Эрберг нахмурился.

– Кажется, я об этом не подумал. Спасибо. Рация есть? Тогда удачи тебе, свободный охотник.

Через полчаса Ратибор входил в здание лаборатории, погруженное с виду в сонную темноту и тишину. Ощущение внешнего наблюдения притупилось, но не исчезало, это начинало действовать на нервы.

На контроле входа дежурил другой пограничник, и задержки не возникло, однако Иманта Валдманиса удалось вытащить из вычислительного центра лаборатории, на двери которого светился транспарант «Идет эксперимент», только с третьей попытки. Увидев безопасника, молодой ученый не обрадовался, но и не удивился. Он был поглощен решением какой-то мысленной задачи и отвлекаться не хотел.

– Прошу прощения, что отрываю от работы, – извинился Ратибор. – Нужда заставляет. Постараюсь не отнимать много времени. У меня к вам всего три вопроса, один – интересующий меня профессионально, два – в порядке общего развития.

– Валяйте, – вздохнул Валдманис, с трудом возвращаясь к действительности из далей гиперболической математики.

Они сели в нише у шипящего фонтанчика на изоморфный диван, подстраивающий форму под желания седоков.

– Чем грозит человечеству длительное пребывание Конструктора в Системе? Кроме изменения ее геометрии и орбитальных нарушений.

В глазах Валдманиса мелькнул интерес.

– Это вопрос из какого раздела вашей классификации? Впрочем, не имеет значения. Если Конструктор будет вести себя смирно – вы это имели в виду? – то он нарушит термодинамическое равновесие Системы. Уже сейчас мы сидим на пределе производства энергии на душу человека – двадцать киловатт, хотя для удовлетворения всех наших потребностей хватило бы и десяти-пятнадцати киловатт; естественно, условия существования человека из-за этого пересыщения не улучшаются. Экологическое ограничение для Солнечной системы – десять в двадцать третьей степени ватт, а Конструктор хотя и излучает на два порядка ниже, все-таки его энергопоток…

– Я понял. Вопрос такого же плана: вы уверены, что вакуум-резонаторы подействуют на Конструктора, если придется их включать?

Валдманис характерным жестом взлохматил волосы на лбу.

– Ну и вопросы вы задаете! Теоретически ни одно материальное тело не может выдержать ТФ-резонанса, раздирающего элементарные частицы на глюоны и кварки, но вот подействует ли ТФ-поле на Конструктора – сомневаюсь. Правда, специально я этой проблемой не занимался.

– Тогда вопрос последний: как скоро вы решите проблемы свободы передвижения К-мигрантов по каналам метро?

Молодой физик погас, и стало заметно, что он устал.

– Проблема оказалась сложней, чем мы думали. На нее работают Европейский эм-синхро и японский филиал, но подходов не видно. Предварительный вывод – векторный переход из любой реперной станции метро в определенную точку пространства невозможен. Нужны теоретические разработки, необходимо углубляться в математическое обеспечение теории. – Валдманис расслабленно пошевелил пальцами, теряя охоту к разговору, потом вдруг оживился. – Зато мы, кажется, набрели на разгадку «абсолютного зеркала» – помните «перевертыш» чужан, с помощью которого вас зашвырнули в чрево Конструктора?

«Еще бы!» – подумал Ратибор, вспоминая свои ощущения во время броска: тяжелое скольжение вниз с невообразимо высокой горы, головокружение, «кипение» кожи от «высокой температуры» и лед в груди на месте сердца…

– Пришлось решать формулы двенадцатимерного пространства с дробными размерностями, – продолжал физик. – И хотя в этом деле много неясных теоретических развилок и вариантов, появилась реальная возможность построить «абсолютное зеркало» в Системе.

– Зачем?

– Как зачем? Да ведь даже Конструктору будет не под силу преодолеть этот барьер!

Ратибор с новым интересом оглядел возбужденное лицо Валдманиса с тенями под глазами и обострившимися скулами.

– Руководство знает об этом?

– Еще нет, ребята не любят давать сырой материал. Но через пару дней получите информацию сполна.

– А если Конструктор столкнется с «зеркалом», что произойдет? Ведь он вельми протяженный объект, представитель даже не макро-, а мегамира, и не сможет отразиться, как теннисный мячик.

Валдманис заспешил – его вызывали, встал.

– Конечно, не сможет, скорее всего он вывернется сам в себя, особенно если будет иметь большую скорость при столкновении.

– Но ведь он будет травмирован! Представьте, что вы на его месте, и от удара ваша голова «вывернулась» в желудок!..

– Аналогия не совсем корректна, – на ходу сказал молодой ученый, – «зеркало» – не стена, а Конструктор – не человек. Конечно, он получит травму, но в каких масштабах – сказать трудно, да и не мое это дело, пусть расчетами последствий занимаются эфаналитики и глобалисты. Мое дело – решить проблему. Извините, мне пора.

– Желаю удачи, – пробормотал Ратибор вслед физику и вдруг поймал сформулировавшуюся наконец мысль. – Секунду! – остановил он ученого, шагнувшего было в дверь лаборатории. – Можно ли определить, из какой именно станции метро совершен векторный переход?

Недовольное выражение на лице Валдманиса сменилось гаммой мимики – от досады и задумчивости до заинтересованности.

– Теоретически можно – по энергопотреблению. Вся система метро управляется и контролируется из одного центра – «Метротранса» – в Москве, и нештатный режим любой из станций фиксируется, однако ничего подобного до сих пор не произошло: К-мигранты уходят, а импульсов энергопотребления не зафиксировано. – Валдманис виновато развел руками и скрылся за дверью, а Ратибор задумчиво направился к выходу из здания, днем и ночью погруженного в тишину напряженного бдения. Прямо из кабины пинасса он позвонил в управление и попросил узнать, когда освободится Анастасия Демидова, и получил мгновенный ответ координатора:

– Эфаналитик Демидова закончила цикл расчетов и покинула территорию ВЦ полчаса назад.

– Куда? – вырвалось у Ратибора.

– Координаты неизвестны.

Сердце отозвалось падением и взлетом. Захотелось бросить машину в небо и гнать на пределе к Настиному дому, однако Ратибор сначала позвонил к себе.

– Звонил Пол Макграт, – доложил «домовой». – Могу дать запись, но это одни эмоции и нуль информации. Видимо, он только что узнал о твоем возвращении.

Ратибор набрал телекс Насти и затаил дыхание, готовый услышать голос девушки и тут же отключить связь, но ответил ему голос ее «домового», лаконично сообщившего, что хозяйка уже две недели в «экстрапоиске» и дома не ночует.

На душе стало тоскливо и холодно, и Ратибор с минуту боролся с собой, твердя, как заклинание, слова Егора: «Хочешь узнать, ждали тебя или нет, погляди ей в глаза». Справившись с эмоциональной волной, он задал курс пинассу, привычно отметил «пропадание шумового сигнала» – он ощущал наблюдение только вне закрытых помещений и машин – и вызвал дежурного по отделу. Пока такси пожирало расстояние между Институтом физики и станцией метро, он выслушал очередную сводку сообщений по треку и точно определил, что будет делать дальше.

В третьем часу ночи он вышел из такси возле хрустальной, с голубыми светящимися прожилками коридоров, глыбы здания «Метротранса» в центре Москвы. Карт-бланш действовал безотказно, и, хотя здание по режиму ГО и вследствие происшедших событий охранялось пограничниками, Ратибор без расспросов и уточнений получил доступ к инку центра, контролирующего сеть компьютеров всей громадной разветвленной системы метро, которая связывала десятки тысяч станций на Земле с планетами Солнечной системы и других звезд.

Объяснив причину прихода и сформулировав задачу, Ратибор, которому уступили место главного оператора, огляделся.

Зал программных операций был невелик и функционально совершенен, как и сотни подобных залов во всех учреждениях, призванных решать сходные задачи. Он был полутемен, освещались лишь основания кокон-кресел, в которых «грезили» с закрытыми или открытыми глазами операторы технического, энергетического и организационного контроля – около полусотни человек. Напротив каждого светился оперативный виом со схемой контролируемого участка, многие операторы переговаривались с абонентами, изредка обращаясь к главному оператору, который на время, отнятое у него безопасником, уступил кресло и отошел к одному из работников смены.

Наконец инк собрал нужные сведения, проанализировал в соответствии с заданием и высветил Ратибору ответ:

– Пиков энергопотребления, связанных с нештатными режимами работы станций, в указанные сроки не выявлено.

– По всем станциям?

– Поиск осуществлен по всем транспортным линиям, кроме линий погранслужбы и отдела Б. Информация, касающаяся работы этих служб, закрыта.

– Проведите поиск в полном объеме! Я Ратибор Берестов, драйвер особых полномочий в режиме «свободная охота». – Ратибор сунул жетон с кодом в цель программатора особых режимов на подлокотнике кресла.

Главный дежурный центра оглянулся на Берестова, как и другие операторы, по молодости лет редко сталкивающиеся со столь неординарными ситуациями, но безопасник не счел нужным оправдываться и посвящать кого бы то ни было в свои планы.

Ответ пришел через семь минут – неслыханно много для инка, работающего со скоростью миллиарда операций в секунду.

– Линии метро особых зон в указанные сроки работали без сбоев. Отмечены незначительные колебания энергопотоков – в пределах допустимых норм – станций метро Базы «Фокс» в Антарктиде и погранпоста «Лямбда» на Меркурии.

– Спасибо. – Разочарованный Ратибор сдвинул назад дугу эмкана и вылез из кресла. – Можете работать, – сказал он дежурному, и тот молча занял свое место.

Решение посетить Грехова пришло в тот момент, когда Ратибор выходил из «Метротранса»: показалось вдруг, что он услышал слабый пси-вызов. И мысль родилась ясная, без сомнений: Настя могла быть только у Грехова, если не появляется дома почти две недели. О том, что она вполне могла жить у бабушки, равно как и у подруги, Ратибор даже не вспомнил. Не колеблясь более, он добрался до метро и набрал код кабины метро Грехова, врезанный в гранит памяти навечно.

Дом проконсула был погружен в темноту и тишину. И никого в нем не было, ни самого хозяина, ни его таинственного каменноподобного гостя, ни Насти.

Ратибор погулял по дому, испытав облегчение и одновременно жаркое чувство стыда, заглянул на кухню, осушил полный жбан холодного тархуна, смочив пылающий лоб, и посмотрел на себя со стороны: нельзя было сказать, что он проник в чужой дом тайно, и все же чувство неловкости, замешанное на формуле «Незваный гость хуже татарина», осталось. Как и сомнения. Тот факт, что Насти не оказалось в данный момент у Грехова, еще не служил доказательством ее независимого образа жизни.

В памяти всплыло лицо Егора, его укоризненный взгляд.

Ладно, ладно, шаман, пробормотал про себя Ратибор, ревность – штука скверная и даже отвратительная, согласен, но уж очень не хочется быть вторым…

Уже возвращаясь к зданию метро, Ратибор остановился возле двери, которую он во время своей первой прогулки так и не открыл, и вдруг по наитию мысленно произнес код метро Габриэля. Дверь, казавшаяся монолитной плитой, превратилась в слой дыма и растаяла. Ратибор шагнул в проем и остановился, пораженный открывшейся картиной.

Перед ним блестело зеркало воды, за которым начинались одна над другой террасы, сложенные породами всех оттенков фиолетового и синего цвета. На каждой террасе стояла голубовато-белая пелена тумана, над которой начинался мрачный, черно-зеленый лес, напоминавший заросли гипертрофированно увеличенного лишайника. Чем-то этот «лишайник» напоминал Ратибору пейзажи, виденные им на бывшей звезде омега Гиппарха.

Небо в этом мире было жемчужно-серым с перламутровыми светящимися полосами, но его скудный свет не мог рассеять мрак в глубине зарослей и нагромождений каменных глыб за полем тумана слева и зеркалом воды справа.

Прямо у ног Ратибора начинались ступеньки, спускающиеся в воду, и он машинально шагнул на верхнюю, собираясь проверить, реально ли то, что он видит, но тело натолкнулось на упругую прозрачную пленку, не пустившую его дальше. Озадаченный Ратибор отступил, потом увеличил нажим. Невидимая преграда выгнулась пузырем, создавая впечатление тонкой стенки воздушного шарика, готового лопнуть. Однако Ратибор смог продавить эту стенку только до второй ступеньки, убедившись в ее существовании; дальнейшие его попытки к успеху не привели, упругая пленка была, видимо, разновидностью силового поля, перекрывшего доступ в помещение с реальным до жути, не имевшим границ пейзажем.

Опомнился Ратибор от какого-то неясного предчувствия, что он не один в доме. Замер, вслушиваясь в тишину, и в это время сработала дверь метро, выпустив в коридор Габриэля Грехова. Долгое мгновение они смотрели друг на друга: с угрюмой озабоченностью – хозяин, готовый провалиться сквозь землю – гость. Отреагировал он первым, сказав правду:

– Я искал Настю.

– Проходи, – сказал Грехов, взглянул на дверь за спиной Ратибора, и та закрылась.

– Ее нет дома, – продолжал Ратибор, восстанавливая дыхание, – а из ВЦ она уже ушла. Я подумал… Зачем вы меня вытащили? – в упор спросил он вдруг. – Ведь вы не можете не знать, что Настя и… я… мы… и я знаю, что вы ее любите тоже.

Проконсул не отвел глаз, вдруг улыбнулся, мгновенно преобразившись: доброта, лукавство, ирония, снисходительное великодушие, грусть и проницательная насмешливость объединились в этой улыбке, приоткрыв недоступные для всех глубины души.

– Какой же ты еще зеленый, свободный охотник, – как только что проклюнувшийся лист. Не ершись и не ищи язвительный ответ, мы в разных весовых категориях. О Насте мы еще поговорим, а идея об использовании информации «Метротранса» правильная, только надо осмыслить ее с разных сторон. И поспеши, парень, Конструктор уже пересек орбиту Сатурна, волна диверсий не за горами, а с ней и волна паники. Но учти, охота в одиночку требует сложного сплава осторожности с риском и расчетом, и переоценка своих сил и возможностей… – Грехов замолчал, тонко уловив переживания собеседника. – Дай знать, если набредешь на след первым.

Тонкий писк пси-раций – сигнал «Всем внимание!» – заставил обоих замолчать. Затем пошло сообщение: неизвестными лицами только что было совершено нападение на группу эм-синхро вычислительного центра управления и на лабораторию ТФ-проблем Института физики. Два человека ранены, один убит. Нападавшие скрылись.

– Кто убит?! – сдерживая крик, вслух спросил Ратибор.

– Имант Валдманис, – ответил дежурный.

Слов Грехова Ратибор не слышал, рванувшись в кабину метро. Перед глазами стояло худое, сосредоточенное лицо физика, бившегося над предложенной научной проблемой с неистовым упрямством фанатика, не желавшего обращать внимание на такие пустяки, как смерть предшественника, физика Гордея Вакулы. Валдманис был уверен в бессмертии и не отвлекался на расчеты собственной безопасности.

В институте уже работала следственная группа отдела безопасности, и помощь Ратибора не понадобилась. Он постоял в стороне, безучастно наблюдая за действиями оперативников и медиков, запаковывавших тело Валдманиса в хрустящую фольгу. Из головы не шел пейзаж, увиденный в квартире Грехова, пейзаж планеты чужан, и его необъяснимая реальность. Опыт отказывался верить в то, что дверь открывалась прямо в иной мир – рушились устои реализма, вера в незыблемость физических законов, база вложенных в мозг знаний, – и только интуиция, не скованная рамками стереотипов, подсказывала – в доме Грехова действуют иные законы, не менее реальные, чем все известные.

Ратибор посторонился, пропуская парней в серых комби, собрался было поговорить со старшим группы и увидел Юнусова, выходящего из лаборатории. Комиссар-один был, как всегда, бесстрастен, вежлив и нетороплив на первый взгляд. Увидев Ратибора, он кивнул, не выразив ни капли удивления, и безопасник шагнул ему навстречу.

– Извините, комиссар, не сочтите вопрос за дерзость: не по вашей ли подсказке мне прицепили «хвост»?

– Странный термин. Но я вас понял. Нет, «хвост» мы не цепляли. Может быть, ваш собственный шеф дал команду «ланспасад»? Хотя он должен был бы предупредить меня во избежание накладок. Хотите, я узнаю?

– Спасибо, я сам.

Юнусов еще раз кивнул и удалился, поманив кого-то пальцем.

Ратибор проследил, как тело Валдманиса погрузили в неф «Скорой помощи», вспомнил его полное горечи признание «об отсутствии подходов к проблеме» и вдруг подумал: а может быть, и нет никакой загадки? Может быть, К-мигранты используют какую-то совершенно простую и очевидную вещь? Например, уходят на определенную станцию метро, которая находится под их контролем, и уже оттуда прыгают на свою базу. Чем не решение проблемы? Кто ее проверял? Никто! Так, может быть, стоит выяснить и этот мизерный шанс? Вот только за что зацепиться?…

– Трек по вызову! – мысленно произнес Ратибор.

– Даю, – отозвался дежурный.

– Связь с координатором «Метротранса».

Под черепной коробкой тихо зашелестел бесплотный «дождь» – фон подключенного канала, затем раздался ровный шепот ответа:

– Метро – главный.

– Берестов, прошу прощения, назовите еще раз станции метро, где были отмечены колебания энергопотребления.

– Антарктическая база «Фокс» и меркурианский погранпост «Лямбда».

– Благодарю, – сказал Ратибор, хотел дать отбой и вдруг неожиданно для себя самого спросил: – Кто-нибудь еще, кроме меня, интересовался этим же вопросом?

– Эфаналитик эм-синхро Демидова.

– Что?! – не удержался от восклицания Ратибор.

– Эфаналитик Демидова, – сухо повторил главный оператор, не поняв реакции спрашивающего.

– Когда?

– Два часа назад. Два часа девять минут, если быть точным.

Ратибор едва удержался, чтобы не выругаться. Спустя несколько мгновений пинасс нес его к метро, превысив предел скорости для аппаратов этого класса. Прямо из кабины Ратибор вызвал Егора. Учитель отозвался сразу, будто ждал его звонка.

– Ты что, дежуришь у виома? – не сразу сообразил Ратибор.

– Зачем? – послышался тихий ответ, и перед мысленным взором безопасника всплыла невозмутимая физиономия учителя с ироничным прищуром внимательных глаз. – Я подключен к треку, только и всего. Что стряслось, брат?

– Ты – к треку? – тупо переспросил Ратибор.

– Я не просто шаман, я еще и член Совета безопасности. – Егор не удержался от короткого смешка. – Что случилось?

– Ага… – Ратибор собрался с мыслями. – Настя не звонила?

– Нет.

– Ты можешь сейчас прибыть в метро погранпоста «Лямбда»?

– Минут через пятнадцать-двадцать, если это срочно. – Егор не стал уточнять, в чем дело, зная, что подобными вещами не шутят.

– Возможна драка, будь готов. – Ратибор переключил каналы, вызывая Грехова, но тот не отозвался. Не нашел проконсула и дежурный отдела. А еще через несколько минут Ратибор вышел под купол станции метро погранпоста «Лямбда», расположенного в одном из самых крупных кратеров на ночной стороне Меркурия.

Купол был прозрачным, и открывающаяся взору панорама космоса была бы вполне ординарной, если бы не две детали: жемчужные струи свечения по горизонту – отсветы солнечных факелов и видимый невооруженным глазом алый пунктир – часть кольца солнечных энергостанций. Но Ратибору было не до разглядывания красот местных пейзажей, он чувствовал опасность всем телом и заставил работать все органы чувств, чтобы определить конкретные источники опасности.

В зале никого не было, только фиолетовой свечой подмигивал автомат контроля среды, да на столике под ажурной кроной какого-то экзотического растения, росшего прямо из пола, светился терминал интелмата, управляющего работой станции метро. Ратибор шагнул вперед, и зеленая линия на хрустальной полусфере интелмата сжалась в точку: канал, связывающий станцию с метро на Земле, закрылся.

Сила тяжести в помещении поста не превышала половины земной, и двигаться было очень легко. Ратибор бесшумно пересек зал, открыл дверь в коридор, чувствуя на затылке чей-то внимательный взгляд (видеокамера, наверное, если он угадал, и пост находятся под контролем К-мигрантов), и напрягся до предела. На экране внутреннего зрения появились объемные очертания помещений за коридором, и в каждом находились люди… или по крайней мере живые существа, судя по пульсациям биополей. Кто из них кто, определить было трудно, однако Ратибор точно знал, что экипаж поста состоит всего из двух человек – двух исследователей и одновременно дежурных аппаратуры СПАС, установленной на каждом пограничном пункте, в данном же посту присутствовало не менее десятка человек. И вдруг Ратибор услышал знакомый до боли, умоляющий и в то же время предупреждающий о чем-то пси-шепот. Больше он не раздумывал, зная, кто мог подать ему такой сигнал. В три прыжка перемахнув коридор, он ударил ногой в дверь со светящейся надписью «Обеспечение» – открыто – и ворвался в помещение, где должен был работать персонал поста. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять: он не ошибся. Но и К-мигранты умели рассчитывать шаги потенциальных врагов, за которыми устанавливали наблюдение.

Их было двое, Ратибор сразу узнал обоих: Мэтьюз Купер и Федор Свиридов, бывший эколог. Один из них, Купер, держал под прицелом «универсала» дверь, второй сидел в кокон-кресле оператора исследовательского комплекса, превращенного на базе антенн СПАС в радарный комплекс колоссальной чувствительности: комплекс просматривал практически половину Солнечной системы! В трех оперативных виомах можно было разглядеть не только эллипсоид Конструктора, но и расположение спейсеров пограничного и исследовательского флотов.

Настю Демидову держали за руки двое «серых людей», еще двое, готовые выполнить любую команду, стояли, пригнувшись, в одинаковых позах – длинные руки вытянуты вперед.

– Второй, – сказал одутловатый Мэтьюз Купер; кожа на его лице отсвечивала голубизной, как металл.

– Сейчас появится третий, – отозвался равнодушно Свиридов; его кожу покрывал рисунок светящихся линий, напоминающий рисунок трещин на поверхности лавового потока.

– Ратибор! – выдохнула Настя. Ее глаза смеялись и плакали, в них плавились тоска, сумасшедшая боль и не менее сумасшедшая радость, и Ратибор задохнулся от бури чувств, всколыхнувшихся в душе под этим взглядом. Он слепо двинулся вперед, и тотчас же «серые люди» оказались рядом, словно тисками зажали руки.

– Потише, «охотник», – проскрежетал Купер без улыбки. – Не дергайся. Интуиция у тебя неплохая, но к охоте такого масштаба ты не готов.

– Жив! – прошептала Настя, улыбаясь и плача: по ее щеке сползла слеза. – А Габриэль не сказал… боялся, что не получится…

– Получилось, как видишь, – улыбнулся в ответ Ратибор, пряча душившую его радость. – Зачем ты пошла сюда? Одна!

– Я тоже искала решение «К-свободы»… и нашла. – Последние слова Настя произнесла почти беззвучно, и Ратибор уловил ее состояние – боль – не душевную – физическую, и слабость: девушка с трудом держала себя в сознании.

– А вот и третий, – сказал Свиридов, мотнув головой на виом, показывающий купол метро: из камеры вышел Егор Малыгин, мгновение постоял, сосредоточенно глядя прямо в зрачок видеокамеры, и исчез из поля зрения. Через несколько секунд он возник в проеме двери за спиной Ратибора, хотя тот и успел передать ему пси-фразу о ловушке.

Настя вдруг рванулась в руках серых монстров, так что ей удалось вырвать одну руку, но второй нечеловек без размаха опустил ей на голову свой огромный кулак. Словно бомба взорвалась в голове Ратибора – мостик пси-связи донес ему боль удара, пережитую девушкой, – освободила резервы и превратила его в неистовую и беспощадную машину для уничтожения. Время для него словно остановилось, подчиненное реакциям, недоступным никому из людей. Пожалуй, он и сам не знал еще всех своих освободившихся возможностей, пробудившихся от долгого сна в результате стрессового путешествия по Конструктору.

Двое «серых», державших его за руки, с огромной силой столкнулись лбами и полетели на пол. Освободившийся Ратибор в прыжке преодолел три метра и с жестокой точностью ударил ногой «серого» в правую часть грудной клетки, где находился его мозг. Над ухом прошелестел горячий ветер – это выстрелил Мэтьюз Купер, но второй раз выстрелить не успел, вмешался Егор, «размазанный» от скорости в штриховой силуэт: реакция у «шамана» не намного уступала в скорости реакции Ратибора. Но их было двое, и оба оказались без оружия, а К-мигранты и их «серые» подручные были вооружены «универсалами», и борьба не могла продолжаться долго. Сначала Свиридов, защищаясь, зацепил разрядом Ратибора, потом кто-то из «серых», вдребезги разнеся второе кресло, попал в Малыгина. И в этот момент в помещении появились еще два действующих лица – Герман Лабовиц, вооруженный инфразвуковым разрядником, и Габриэль Грехов.

– Стоять! – раздался страшный, гулкий и хриплый, с металлическими обертонами, нечеловеческий голос Грехова.

Последовала пауза, в течение которой Лабовиц четырьмя импульсами хладнокровно уложил всех «серых людей», затем опомнившийся Свиридов дернул ствол «универсала» в сторону Лабовица, а Купер направил свой в сторону Грехова, и снова Габриэль опередил их.

Ратибор едва не потерял сознание от мощного шокового пси-удара, вернее, от «боковых лепестков» направленной пси-волны, и едва не оглох от клокочущего, жуткого возгласа:

– В глаза!

Оба К-мигранта замерли, как завороженные глядя на проконсула.

– Спать!

Свиридов опустил пистолет, отступил назад и мягко повалился навзничь. Рука Мэтьюза Купера задрожала, дрожь перешла на другую руку, на голову, на ноги, на все тело, словно К-мигрант превратился в резонансную систему, кожа на лице и на руках его стала совсем голубой и прозрачной, так что стал виден рисунок вен и мышцы, и вдруг его рука с пистолетом снова хищно дернулась вперед. Однако Лабовиц выстрелил первым.

На месте К-мигранта вздулся лиловый пузырь пламени и лопнул с неистовым треском, расплескав клочья огня по сторонам. Ударная волна отбросила Ратибора к стене. Сил встать на ноги не было, и он пополз к лежащей ничком Анастасии, наклонился над ней, прижал ухо к спине.

– Что?! – раздался над ним тот же страшный, леденящий душу голос Грехова.

Ратибор коснулся губами волос девушки, с трудом заставил себя встать. Ноги дрожали, и скулы сводило от ненависти.

– Жива…

Грехов посмотрел на его обожженную выстрелом щеку, потом на лежащую Настю, и окаменевшее лицо его разгладилось, бездонно-черные глаза потеряли режущую силу, губы из металлически твердых превратились в обычные человеческие, подчеркнутые горькой складкой.

– Почему не позвонил?

– Боялся опоздать. Она вышла на них первой. – Ратибор кивнул на девушку. – Ей нужна помощь…

– Я доставлю ее в клинику, – подошел Егор, прижимая руку к левому боку. Кокос его был продырявлен в нескольких местах. – И присмотрю за этим псевдочеловеком.

Грехов кивнул, оглядел Ратибора, вытер лоб, нахмурился.

– В состоянии работать?

– Да, – ответил Ратибор, выпрямляясь.

– С точностью до наоборот, – хмыкнул Лабовиц.

– У нас мало времени. Я не успел дать «три девятки» в эфир, Баренц идет по следу, но будет здесь только минут через десять, К-мигранты могут успеть заблокировать канал метро на базе. Надо успеть раньше. Идешь с нами, охотник?

Ратибор пожал плечами, что означало: куда же я денусь?

Подошел Лабовиц.

– Ну что, опер, предупреждал я тебя? А если бы Габриэль не смог вытащить тебя из Конструктора?

– Если бы да кабы, – пробормотал Грехов. – Не обращай на него внимания, в последнее время он превратился в зануду. Оружие есть? Нет? А у тебя, Герман?

– А как же? – Лабовиц ловко извлек из-под мышки глянцево-черный пистолет с двумя тонкими стержнями вместо дула. – Держи, опер, это импульсный электроразрядник, бьет на полкилометра, запас – от пятидесяти до ста выстрелов, в зависимости от мощности разряда. Единственный недостаток…

– Вперед, – прервал Лабовица проконсул, глаза его загорелись мрачным огнем. – Пора останавливать этот кретинизм-терроризм, иначе мы не избавимся от смертей.

– Вот это уж точно, – раздался низкий бас в коридоре, и в помещение вошел Железовский собственной персоной, застыл скалой у входа, окинув быстрым цепким взглядом картину боя. – Их не зря беспокоит высокая инновационность идей, а остановить деятельность коллектива можно, лишь убрав лидеров. Поэтому они так торопятся. Берете с собой?

– Берем, – улыбнулся Лабовиц. – Старый конь борозды не испортит, а?

На полусфере контроля управления вдруг вспыхнула сиреневая световая нить, мигнула, погасла, снова вспыхнула. Все пятеро как завороженные уставились на нее. Грехов опомнился первым.

– Эх, не уследил я за вами с Настей, охотник, уж больно вы прытки. Рано разбудили это осиное гнездо.

– Ни плана, ни экипировки, – бросил Лабовиц.

– Да, «бумеранги» не помешали бы. Быстро в метро! У них, очевидно, разработана система проверок связи, нельзя медлить ни минуты! – Грехов исчез в коридоре.

– Я их отвлеку. – Егор заковылял к креслу, в котором сидел до этого Свиридов, надвинул на голову эмкан. Он был серьезно ранен, но держался.

Ратибор встретил его светлый от сдерживаемой боли взгляд, передал в ответном взгляде все свое сочувствие и поддержку, оглянулся на Анастасию и бросился догонять остальных.

Перед камерой метро Железовский загородил собой дверь, круто развернулся.

– Кстати, действительно, а каков план?

– Предельно прост, – ответил Грехов мысленно, вопросительно глядя на комиссара снизу вверх; он едва доставал ему до груди. – Это не разведка, это бой.

– Без предупреждения?

Глаза проконсула сузились.

– Без. Мы потеряем фактор внезапности.

– Я предпочитаю действовать по правилам.

– Какие правила? – вмешался Лабовиц. – Они действуют без всяких правил и скидок на моральную оценку своих действий, мы вправе ответить тем же.

– Правила нужны прежде всего нам, если мы хотим остаться людьми, а не походить на К-диверсантов.

Грехов вздохнул, он хорошо знал характер Железовского.

– Голосуем. Кто за прямой бой?

– Да, – сказал Лабовиц.

– Нет, – качнул головой Железовский.

Грехов посмотрел на колеблющегося Ратибора.

– Ты?

– Н-нет, – через силу выдавил тот.

– Ясно. Что ж, либо теряем все, либо ничего, кроме жизни. Идем обычной обоймой: я в дрейф, Аристарх и Герман на крыльях, Берестов замыкающим. Возражения?

Ратибор хотел было возразить, но посмотрел на Железовского и передумал. Он был самым младшим и наименее опытным в этой компании и спорить ни с кем на равных не имел права.

– Учтите, что как только мы объявим им официальный вызов, К-мигранты, в отличие от нас, колебаться в выборе ответа не будут, – добавил Грехов, уже входя в метро вслед за комиссаром. – Они начнут пси-атаку не раздумывая.

Ответом ему был общий импульс готовности.