Читать книгу Куда кого посеяла жизнь. Том VI. Романы - Василий Гурковский - Страница 5

Теперь можно было и немного перекусить. Еще до начала официального рабочего дня, подошли два уважаемых заказчика, на примерку костюмов. Моня Моисеевич, уточнил с ними отдельные детали, пометил у себя, что необходимо доработать по мелочам, а когда заказчики ушли, – решил позавтракать. Не стал переходить в дом, а сварил себе кофе в кабинете, приготовил бутерброды, открыл дверь, чтобы был виден вход в мастерскую, подумал, решился (слава Богу, теща-то в доме!), налил себе рюмочку хорошего Тираспольского коньяка, выпил и принялся за бутерброды. Мастерская у него имела чисто мужское направление, – костюмы, брюки, куртки, рубашки, иногда даже головные уборы. Моня работал на правах кооператива, он- закройщик, а еще в коллективе -три женщины- швеи-мотористки. Кооператив перерос из подпольного цеха, в котором раньше – днем только принимали заказы, а вечером, на том же государственном оборудовании, те заказы исполняли. Чтобы не было проблем с властью, отдельные, как правило, мелкие и недорогие заказы, исполнялись и днем, для проверяющих органов и отчетности. Теперь- «перестройка», свобода, кооперация входит в моду. Мастерская пользовалась заслуженным уважением в городе, выполняла заказы качественно, но её услугами могли пользоваться далеко не все желающие, так как, не всем заказы у Мони, были по карману.

Неделя начиналась довольно удачно. Вчера удалось отправить солидную партию высокопробного серебра. Вдоль черноморского побережья Кавказа, от Одессы, до Батуми, регулярно ходили пассажирские теплоходы, с «республиканскими» названиями: – «Грузия», «Украина», «Молдавия», «Абхазия», «Аджария» и еще с целым рядом подобных имен. Ходили и как просто пассажирские, и как круизные, по кольцу -туда и обратно. На отдельных из них, у Мони были «свои» люди. Где директор ресторана, где шеф-повар или музыкант, а где и какой-нибудь, по номеру, – помощник капитана, от первого до четвертого. Моня иногда пользовался их услугами по доставке чего-то нужного «там» или « здесь». Вот, к примеру, на той неделе, отправил партию серебра в Батуми, этот металл пойдет в Турцию, там его используют для различных украшений, своего качественного серебра у них не хватает. Почему в Батуми? – Там раньше жила его тетя, сестра мамы, сегодня её уже нет, а в их доме, где, кстати, родилась и мама Мони, сегодня живет его двоюродный брат по матери, Артак. Отец у него был армянин, поэтому Артак считает себя армянином, а не евреем, по матери, и гордится этим. Он, помимо всего разного, имеет дело с валютой и дорогими металлами, в районе Колхиды. Ему Моня и отправил ту партию серебра.

А из Батуми в Турцию, металл перенесут местные ребята, с которыми работает Артак, для них переход советско-турецкой границы – не есть проблема. Моня взял себе за правило, – не хвататься за непонятное – необъятное, не стремиться иметь сверх прибыли, чтобы блистать в обществе, а – работать тихо, малозаметно, по одному главному направлению, небольшими партиями, но уверенно, надежно, гарантированно и постоянно, а главное – не лезть в чужие дела и не путаться под ногами. Он хорошо помнил, как совсем в недавние времена, в Одессе, поступали с теми, кто хотел много и сразу. Как говорится – многих уж нет, а еще многие находятся далече. Зачем?! Ему хватало того, что его окружало. Иногда он выходил за рамки дозволенного государственными нормами, но очень осторожно относился к соблюдению законов «по понятиям», по которым жило одесское «блатное» сообщество. Даже в недавнем случае с покупкой серебра; да, это был не его профиль, но с той партии, что была отправлена в Батуми, он не только неплохо «наварился» сам, но и дал заработать представителю городского «сообщества», тому самому посреднику, и, попутно, – представителям Госавтоинспекции (именно они по его наводке, подстроили аварию племяннику деда Степана, ехали за ним следом и забрали себе деньги, которые тот получил за серебро). Причем, деньги, которые пошли милиционерам, были засчитаны в актив Мони, как взнос в городской воровской «общак».

Моня жевал бутерброд с замечательной одесской колбасой, запивая его коньяком, и так хорошо ему было с самого утра, может быть, и день сегодня выдастся удачным. Он налил в чашку кофе, подумал и решил добавить «до пары» еще рюмочку коньяка. Наполнив рюмку, потянулся к чашке с кофе и в это время, – в кабинете потух свет. Кабинет был в дальнем углу мастерской, дневной свет из окон туда проникал слабо. Моня, чертыхаясь, поднялся –пощелкал выключателем в кабинете, потом- в мастерской. Там свет горел, -значит у него, в кабинете, лампочка перегорела. Принес новую лампочку, посмотрел на абажур- высоко, даже со стремянки – не достанешь. Поставил на стол табурет из мастерской, встал на стул, поднялся на стол и влез на табурет. Выкрутил старую лампочку, положил её в карман рабочего халата, поставил на место новую и слез с табурета. В это время –из кармана халата – выпадает сгоревшая лампочка, Моня непроизвольно пытается её подхватить, резко нагибается и…падает со стола на пол. Но не просто падает. Полой халата, он цепляется за письменный прибор, стоящий с передней стороны стола, и, падая, – тоже сбрасывает его на пол. Повезло ему, что они с тем прибором, упали с разных сторон стола, если бы прибор упал на него, даже страшно подумать, что бы с ним (Моней) было.

Прибор был отлит из какого-то, на вид пористого черно-серого металла. Большое, сантиметров в тридцать в длину и высотой в мужскую ладонь, основание, сверху – по краям- два небольших гнезда под чернильницы, ближе к середине- два невысоких прямоугольных пенала, для ручек и карандашей, а между ними, – тоже отлитый в металле, крестьянский домик, покрытый снопами, посредине крыши– дымоходная труба, из которой, ехидно улыбаясь, вылезает черт, держа в руках курительную трубку. Вся эта устрашающе-уродливая конструкция, сплошь черная, с отдельными серыми пятнами, у всех, кто на неё смотрел, ничего, кроме отвращения не вызывала. Но она стояла на этом столе, с тех пор, как Моня себя помнил, и, наверное, даже в те времена, когда за этим столом работал еще его дед, то есть -от царских, до нынешних «перестроечных» времен. Этот, страшный на вид, старинный письменный прибор, был довольно тяжелым, поэтому и сохранился до сих пор, пережив и царизм, и революции, и интервентов – оккупантов, и даже всех жуликов и погромщиков. Благодаря всем своим отрицательным внешним качествам, при той же внешней ничтожной ценности, он за многие годы, так и не был никем ни уворован, ни забран или реквизирован, даже властью, а просто вызывающе стоял на этом столе, наверное, ждал своего часа.

И вот тот час настал….Моня больно ударился об тоже упавший табурет, до крови разбил себе колено, но, когда он увидел то, что увидел, то сразу -забыл про боль в ноге. С торцевой стороны стола, лежал развалившийся на три части, письменный прибор, домик был фактически не разрушен, только дымовая труба, вместе с чертом, отломилась и отлетела в сторону. Моня подошел ближе развернул разбитые куски и понял, что основной корпус прибора был полым, то есть пустым внутри, но, практически все основание было чем-то заполнено, каким-то предметом, похожим на широкий плоский брусок. Когда Моня раздвинул пошире изломанные куски, оказалось, что в основание был вложен, похожий на отрезок доски, слиток желтого металла, завернутый со всех сторон в блестящую фольгу, снизу –брусок прикрывала вырезанная по размеру жестянка, а дальше – все основание было залито слоем какого-то легкоплавкого металла или сплава- возможно – оловом или свинцом, почерневшим от времени.

Моня взял в руки тот желтый брусок, развернул фольгу, и…руки его непроизвольно задрожали, да и по всему телу прошелся непонятный холодный озноб. Он осмотрел брусок со всех сторон; по внешнему виду и весу, было похоже, что это ничто иное, как золото! ЗОЛОТО! На обеих торцевых узких сторонах бруска – было вдавлено клеймо – 750. Можно было предположить, что, если это -таки золото, то оно 750-й пробы, то есть самый подходящий материал для изготовления ювелирных изделий и украшений. Вот это да! Кто же подготовил такой подарок для Мони?! И -для него ли!?. Моня не верил своим глазам, он вышел из кабинета в мастерскую, еще раз осмотрел брусок и убедился, что это действительно золото. В углу мастерской стояли небольшие бытовые весы, Моня машинально подошел к ним, и, также машинально, взвесил тот брусок, он потянул на полтора килограмма, без нескольких граммов. Похоже – брусок действительно золотой, Моня мгновенно прикинул его примерную стоимость по нынешним ценам – выходила сумма в несколько десятков тысяч. Вот это подарок! Вот это Клад! Это тебе не те две сотни серебряных царских рублей, найденных в заброшенном селе! Это – целое состояние!.

Его мысли прервал неприятный скрип двери, закрывающей проход из мастерской – в квартиру. Моня специально не смазывал дверные петли на ней, чтобы было слышно, когда дверь кто-то (кроме него самого) открывает. Послышался не менее неприятный, чем звук двери, скрипучий голос его тещи: «Моня, ты что, кого-то там убиваешь!?» . «Принесло вас, как всегда,– не вовремя!»-промелькнуло у него в голове, а вслух Моня произнес: «Все в порядке, мама, я просто нечаянно споткнулся. Не беспокойтесь!». Но теща уже начала преодолевать трехступенчатый барьер, отделяющий дверь, ведущую в дом, от пространства мастерской. Моня держал в руках злополучный желтый брусок, надо было его куда-то быстро спрятать от бдительного ока тещи. На столе лежала длинная коробка от любимого Моней, вафельного торта, которым он собирался завершить завтрак, запивая его кофе. Быстро вытряхнув из коробки остатки торта, Моня вложил в коробку золотой брусок, который удачно вошел туда по размеру, как будто был для этого и приготовлен, закрыл его крышкой и бросил в тумбочку стола. В последнее мгновение, еще успел набросить свой рабочий халат, на кучу покореженного металла, бывшего недавно письменным прибором, и, только успел подняться и повернуться к входной двери, как над ним уже нависла высокая костлявая фигура тещи. Моне она показалась старшей сестрой, того отвратительного чертенка, который вылезал из отбившейся дымовой трубы, возвышающейся совсем недавно на упавшем письменном приборе. Теща быстро окинула изучающим взглядом помещение кабинета, в принципе, ничего необычного, кроме опрокинутого табурета, не заметила, потом прокричала так, что наверное, было слышно и на улице (она, когда было ей надо -плохо слышала): «Так что!!?». Моня задрал штанину на ноге, показал разбитое колено. Теща невозмутимо прошлась по периметру мастерской, осмотрела все и вся, и, так же невозмутимо – удалилась в квартиру, не сказав больше ни слова. Моня взял из висящего на стене в мастерской аптечного ящика, пузырек с йодом, обработал себе рану, сел на стул и задумался. Ошпаренный кипятком найденного клада, а затем остуженный ледяным душем тещиного посещения, он, как бы возвращался на землю. До него начало доходить то, что с ним случилось. И случилось- на самом деле, а не в каком-нибудь там сне. Моня был трезвым, хладнокровным и расчетливым человеком и, несколько минут после ухода тещи, находился в таком непонятном состоянии, пытаясь убедить себя, что, вроде бы ничего не было и ничего существенного не случилось, кроме того злосчастного падения.

Но чем больше он думал, тем все более мрачные мысли лезли в голову. Открыл дверку тумбочки под столом, как-то наивно надеясь, что там ничего особенного нет- но там вызывающе лежала коробка из под торта, а в ней –хочешь -не хочешь, Моня, таки находился золотой брусок!. И не важно, чей он когда-то был, и кто его запаял в этот, действительно «чертов» прибор, а сегодня – он у тебя в руках (Моня боялся говорить слово «Мой»), и теперь все вопросы и проблемы, связанные с этим золотом – уже твои проблемы. Твои, и только твои, Моня. Когда этот факт заполнил его целиком, он понял – какую «подлянку» подстроили ему его дорогие предки, наверняка, сами того не желая. Вроде бы ничего такого и не случилось, ну, нашелся случайно этот брусок, у тебя на столе, а попробуй ты, докажи теперь, откуда это золото, может быть краденное, а потом спрятанное, а может ты и сам все это подстроил, чтобы легализовать купленное краденное или даже сам где-то, у кого-то украл и т.д.?! . Вариантов проблемных вопросов, появлялось все больше и больше, у Мони до обеда, от них голова распухла.

Во-первых, надо четко определится- чье это золото. Моня сразу же убедил себя в том, что оно в любом случае- принадлежит его семье, кто бы его не заложил в письменный прибор, – отец, дед или прадед, оно все равно наше. Ну, это он так считает, хотя никаких подтверждающих документов, на этот счет, у него на руках нет, и вряд ли когда будут. Выходит так, что он нашел –Клад . Но, объяви сегодня об этом публично, Моня обязан будет сдать его (золото) государству, и, даже, если не возникнут какие-то дополнительные проблемы (а они обязательно возникнут!), то в лучшем случае, ему могут выдать в порядке вознаграждения, четвертую часть стоимости найденного золота, естественно в пересчете по государственным ценам на советские рубли. Мало того, узнав об этом, воровское сообщество Одессы, обязательно захочет заполучить от дополнительного дохода Мони, свою долю в городской «общак», и опять не от государства, а из его «премиальных». Ну это же –вообще грабеж!. Выходит так – Найди, Моня, золото, у себя дома, а потом ходи и раздавай его по городу?!. «Ну, нет ребята, так дело не пойдет!» – возмутилось все его существо, и законопослушный до сих пор, Моня, вопреки своему трезвому и рассудительному уму, и даже накопленному опыту, – принял решение – ни с кем не делиться: ни с государством, ни с «братьями» – ворами. Пусть золото пока полежит у него, а там, что-то придумаем.

Тут же появилась проблема – куда его девать, уже сегодня, сейчас. В дом нести нельзя, там одна только теща- «искатель-копатель», найдет все, что угодно и где угодно. В банк сдать – тоже нельзя, да и просто отдать на хранение,– кому-то из родных – друзей, – тоже. В мастерской – опять же – не оставишь. Где-то спрятать на стороне – так выследят, случайно или специально, в общем, -что хочешь-то и делай, но хранить золото в такой ситуации, просто негде…. « И где оно взялось на мою голову!» – отчаянно искал выход Мануил Моисеевич, кляня всех подряд, начиная от своих «щедрых» предков, – до нынешней власти и суровых воровских «понятий». Но делать что-то было надо!. Вспомнил простое действующее жизненное правило:– если хочешь что-то спрятать – положи его на видном месте и никто не тронет. Он оставил коробку от торта, с вложенным туда золотым бруском, в тумбочке своего рабочего стола, обложил её сшитыми блокнотами чистых приемных квитанций и счетов, закрыл дверцу на ключ и –положил его в карман. Второй ключ от этого замка, Моня хранил в квартире, поэтому никто посторонний открыть тумбочку не мог, да и откуда возьмутся те, посторонние в его кабинете?!.

Прошло некоторое время. Моня переменился и внешне, и внутренне. Куда девалась его неподдельная веселость и любезность, профессиональная приветливость и чувство такта. Он замкнулся, перестал выходить в город, посещать друзей и родственников, да и просто выходить прогуляться на любимый с детства Приморский бульвар. И домашние, и работники мастерской, не могли не заметить произошедшие с ним перемены, спрашивали – как здоровье, в чем дело и т.д., он только отшучивался, а, иногда – просто обрывал надоевшие ему расспросы. Но так продолжаться долго не могло, и Моня, скрепя сердце, решился. Решился опять связаться со своим двоюродным братом, Артаком, которого не любил с детства и, которому никогда не верил, по многим причинам. Артак, кстати, почему-то, еще не прислал деньги за отправленное ему серебро, а тут придется опять к нему обращаться, уже с золотом. Они с Артаком были почти ровесники, знали друг друга с детства, но брат, как был непредсказуемым проходимцем с молодых лет, -таким и остался. У него были сотни знакомых и подельников в разных регионах Союза и даже за рубежом, причем на разных уровнях. Необъяснимо, но ему практически никто не доверял, и в то же время, многие имели с ним общие дела. Парадокс. Хотя, скорее всего, Артака, с его удивительными способностями пролезать везде, просто использовали в своих целях, более ловкие и осторожные мошенники.

Главное, что привлекало в нем Моню, на сегодня, – это его контакты с людьми, связанными прямо или косвенно с операциями по валюте , драгоценным металлам и изделиям из них. Поэтому Моня и решил навестить этого братца и не где-нибудь, а в его родном Батуми. Перепоручать такие вопросы кому-то, даже очень близкому человеку, было нельзя, поэтому Моня намерился отправиться в Батуми – лично. Там –получить от Артака расчет за серебро и –постараться, опять же через него, – найти покупателя на золото, да так, чтобы самому не светиться.

Приняв такое решение, Моня связался через специального посредника с Артаком и условным языком дал понять, что имеет дорогой металл, который надо выгодно и безопасно реализовать. Артак ответил, что с покупателем проблем не будет, если только товар качественный. Моня сказал, что приедет сам в Батуми и, чтобы Артак подготовил деньги в оплату за серебро. Тот согласился. Они договорились, что Моня сообщит посреднику о времени его прибытия в Батуми, при этом, Артак посоветовал ехать теплоходом, не связываясь с другими видами транспорта, по многим причинам.

Моня позвонил своему однокласснику, тот руководил эстрадным оркестром, работающим вахтовым способом (через неделю) на судах Крымско-Кавказской линии, был неплохим музыкантом, одно время играл в оркестре Одесского оперного театра, но был изгнан за слишком неумеренное пристрастие к спиртному. Одноклассник знал все и вся о морских пассажирских и круизных рейсах по маршруту- Одесса-Батуми, знал все суда, работающие по этой линии и знал соответственно, многих людей, занятых в этом виде сервиса. Он очень удивился, узнав, что Моня хочет попасть в Батуми и на – теплоходе. Дело в том, что мало какой уважающий себя одессит, в середине августа, пожелает покинуть Одессу, морем. Зачем одесситу на пике лета, что-то искать на берегах Кавказа?!. В это время теплоходы, особенно круизных рейсов, забиты приезжими со всех «холодных» концов Советского Союза, но если Моне так очень надо в те Батуми, то он предлагает отправиться туда в чисто «одесской» кампании, не пассажиров, а именно – обслуживающего персонала.

Одноклассник понял, что Моня собирается посетить Батуми вовсе не для того, чтобы позагорать там на пляже, и даже не в поисках мифического Колхидского Золотого руна, которое возможно и было там когда-то, а чисто по делу. А раз так, то ему не стоит искать проблем с передвижением на больших посудинах типа –«Россия», «Грузия» или «Одесса», где больше шика, где всегда особый пассажир, желающий «оторваться по полной», но те суда, находятся под постоянным негласным и гласным надзором специальных служб, и там всегда возможны любые неприятности, поэтому он предложил Моне совершить поездку на среднем по классу, не таким уж комфортном, но вполне пригодном для недельной командировки, круизном судне. Музыкант хорошо знает это судно, многократно ходил на нем и в пассажирском и в круизном варианте. Теплоход этот называется «Таджикистан», средний по классу, но обладающий высокими мореходными качествами, находится под патронатом Таджикской ССР, со всеми вытекающими последствиями, а главное –практически не входит в зону пристального внимания специальных служб, так как не работает на зарубежных линиях. В том числе и по этой причине, в отличие от большинства судов, работающих на этой линии, экипаж теплохода, а это, – около восьмидесяти человек, состоит практически, из одних одесситов. Передвигаясь на нем, одессит не замечает, что покинул пределы Одессы – тот же шарм, тот же юмор, те же свобода и демократичность, та же музыка и кухня.

На сегодня «Таджикистан» – в рейсе, но через несколько дней, утром, он прибудет в Одессу, а вечером- снова пойдет на Батуми. На главной палубе теплохода имеются двадцать двухместных кают и одна – одноместная. Две нижние палубы, занимают четырех и шестиместные каюты и помещения для экипажа. Моне он предложил взять билет в двухместную каюту, а не рваться в единственную одноместную или, тем более, в единственную каюту «люкс» на верхней палубе. «Единички – односпалки» -как правило, вызывают дополнительное внимание остальной массы пассажиров. И, хотя сейчас пик сезона, одноклассник, сказал, что постарается найти хорошее место. Когда Моня узнал, что билет на весь круизный рейс стоит 150 рублей на одного человека, то заявил, что желательно закупить оба места в каюте, вроде как для жены, хотя он поедет в каюте – один. На другой день – одноклассник – доставил ему два билета на очередной рейс «Таджикистана», а уже после этого, Моня объявил дома, что намерен съездить в Батуми, для осуществления расчетов за отправленный товар. Он должен получить расчет лично, поэтому никакие возражения и отговорки членов семьи (жены и тещи, дочь с семьей давно жила отдельно), им приниматься не будут; и начал готовиться к поездке. На удивление, ни теща, ни жена, – возражений по данному вопросу -не имели. Надо – значит надо.