Читать книгу Злое дыхание древней гробницы - Василий Иванович Лягоскин - Страница 2

След мелких копыт на плотной каменистой земле отвлек охотника от необходимости сделать нелегкий выбор. Это был первый след живого существа, увиденный Светом и Волком с тех пор, как они отправились в сторону Великого океана – назад, домой.

Убедившись, что Узох – могущественный и жестокосердный чародей – исчез в пастях пустынных могильщиков, молодой охотник спустился с громадного песчаного холма, выросшего на месте черного замка и понял, что неведомое прежде чувство подсказывает ему, куда держать путь. А ведь в обозримом пространстве не было ни одного ориентира – только песок, который уже замел следы исчезнувших быстрее ветра адептов колдуна. Это чувство вело его к месту, где он впервые ступил на землю Черного континента.

От этого холма до океана с равным успехом можно было добраться в любом направлении, но лишь в одном его ждал небольшой корабль – лишенная единственной мачты «Заря».

Навстречу охотнику и его неутомимому псу протянула огромный язык каменистая полупустыня. Поэтому победители чародея только два дня утопали ногами в песке. А немилосердное солнце сопровождало их и сейчас – когда ноги и лапы бодро застучали по камню. Свет, защищенный от зноя доспехами предка, машинально перебирал ногами. Его уже третий день снедало неприятное чувство неуверенности – раньше никогда его не мучавшее. В первый момент, когда его озарило неожиданное открытие, его плечи, да и все тело поникли под тяжким грузом – энергия Узоха, его злая сила и все заклинания, освобожденные мечом Владимежа, нашли нового хозяина. И этим хозяином стал Свет! Он не был уверен – смог бы освободиться от этой силы, даже если бы очень захотел этого.

Другой вопрос – желал ли охотник воспользоваться этой силой; ведь для воплощения некоторых заклятий требовалось провести столь отвратительные обряды, что Свет чуть ли не с благодарностью вспомнил, что уже третьи сутки ничего не ел. Он поспешил загнать такие подробности жизни поверженного чародея в глубины памяти, а сам принялся рассматривать со всех сторон главную тайну Узоха – конечно в мыслях. Короткий, в три десятка слов, текст даровал произнесшему его существу бессмертие и неуязвимость. По крайней мере Узох в это верил.

Свет усмехнулся, вспомнив бесславный конец Повелителя.

– Нет, – подумал он, – сначала нужно узнать, что означают эти слова, а потом решать – становиться бессмертным, или нет. Ну… или уж если совсем прижмет…

Он спрятал древний текст еще глубже, чем все остальные и вспомнил слова учителя Ли:

– Сила, – говорил мастер Дао, – не может быть злой или доброй. Такой ее делает человек.

В этот момент Свет и увидел перед собой след дичи, оглядев окрестности опытным взглядом охотника. Впереди узкой полосой тянулся мертвый лес. Корявые высохшие деревья обступили огромное, сверкающее на солнце пространство. До него оставалось не больше сотни шагов и скоро охотник решился попробовать белый порошок, который он соскреб с идеально ровной поверхности.

– Соль, – выплюнул он тут же, только теперь поняв, что перед ним – застывший след соленого моря, или озера.

Оно сотни лет испарялось под жаркими лучами солнца, и теперь превратилось в идеальный зеркальный каток, который манил всех животных за многие переходы вокруг. А внутри толстого слоя соли что-то таинственно мерцало, и охотник понял, что соленое море не умерло до конца; что при большом желании можно добраться до воды. Только кому это надо?

Ему стало понятно, почему с каждым шагом следов зверей становилось все больше и больше – их гнал сюда соляной голод! Среди глубоких вмятин, оставленных острыми копытами, Свет разглядел отметины, которые оставили подушки лап громадного хищника, вооруженного длинными когтями. Судя по величине этих следов, зверь этот был не меньше тигров, с которыми охотнику уже приходилось встречаться. И этот четвероногий охотник появляется здесь неспроста – охотник как в книге читал следы прошедших облав, засад, и стремительных погонь. Иногда эти погони, судя по побуревшим пятнам на белых камнях и разгрызенным острыми зубами костям, заканчивались успешно.

– А теперь, – без всякого самодовольства усмехнулся молодой охотник, – у хищников появился конкурент. И лучше бы им дождаться, пока он не уйдет отсюда.

Свет уже не удивлялся, когда говорил о себе как о постороннем – долгое путешествие в одиночестве и не такому научит.

– Охота, Волк! Хочешь поохотиться, – воскликнул Свет, снимая доспехи предка.

Они на удивление хорошо помогали перенести моментально установившуюся в центре Караханы жару и жажду. Огромный пес, которому переход через пустыню дался неизмеримо тяжелей, оскалился в страшной улыбке, когда услышал знакомое слово. Свет, не успев снять кольчугу с рук, замер. Высоко-высоко в небесах – там, где не летают даже орлы – стремительно перемещалась серебристая точка. Кольчуга в руках тонко звякнула, словно тоже отреагировала на небывалое событие.

До ушей Света и Волка донесся чуть слышный гул, или рев – ни одно животное в подлунном мире не могло издать подобного звука. Проводив взглядом необычную птицу, скрывшуюся за горизонтом в считанные мгновенья, Свет пожал плечами, и снова склонился над следами, обещавшими желанную добычу.

Ждать появления дичи пришлось долго. Видно непонятный грохот с неба услыхали не только охотники. Прошло почти два часа, как Свет с Волком укрылись в засаде – за огромным стволом упавшего, давно высохшего дерева. Стрела уже была наложена на тетиву; ни одно движение не должно было спугнуть добычу. Наконец она появилась – небольшое стадо некрупных копытных животных. Впереди гордо вышагивал вожак. Он словно на выставке нес свое грациозное тело, осторожно переступая точеными копытцами. Но самым необычным в его облике были рога – огромные, закрученные спиралью.

Свет успел подивиться такому капризу природы, абсолютно непрактичному. Такими рогами противника не поразишь – сил не хватит. Единственно, для чего они могли понадобиться некрупному самцу – покрасоваться перед своим гаремом, в котором сейчас насчитывалось почти десяток самочек. Это любование до добра не привело – на землю опять обрушился небесный гром – точная копия первого. Но Свет был уверен – эта серебристая птица была другой; и она летела по следу первой! Он опустил глаза вниз, чтобы удостовериться, что рогатый самец и его подружки сзади не менее грациозны.

– Ну что ж, – подумал он, устраиваясь поудобнее, – терпения нам с Волком не занимать. Не будут же эти «птички» летать тут постоянно.

Слать кому-то проклятия было не в правилах охотника. На всякий случай он изменил план охоты. Волк по широкой дуге – чтобы не спугнуть своим запахом добычу – направился в другую засаду, чтобы гнать это, или любое другое стадо к охотнику. Даже если сверкающая птица появится здесь в третий раз.

– Пожалуй, я скоро стану прорицателем, как тетушка Зохра – улыбнулся он через два часа, провожая взглядом очередную птицу.

– Это вернулась первая, – понял он.

Теперь громкий звук, обрушившийся на землю с небес, охоте не помешал. В дело вовремя вступил пес, и две самочки, высоко подпрыгнув напоследок, растянулись на каменистой почве. Грациозного вожака Свет пожалел; точнее, оставил на племя. Он аккуратно вырезал из каждой туши по единственной стреле, которые были выпушены почти одномоментно, и принялся разделывать антилоп. Как бы не был он голоден, есть сырое мясо не собирался. Волк неторопливо утолял голод, а Свет, грустно улыбнувшись, все таки воспользовался знаниями Узоха.

Давным-давно поверженный Повелитель видел такой способ приготовления мяса – без всяких кухонных принадлежностей. Нежное мясо антилоп почти полностью поместилось в их собственных желудках, отскобленных дочиста. Мясо было переложено тонкими слоями жира, который скоро должен был пропитать все вокруг себя. Два набитых бурдюка еле поместились в небольшую ямку в песке. Этот песчаный пятачок Свет едва отыскал в камнях. С солью проблем не было, хотя сейчас охотник съел бы целую антилопу без всяких приправ.

Песок тут же закрыл бурдюки, и сверху легли в несколько слоев дрова. Свет еще раз усмехнулся и направил в сторону готового принять сушняка палец. Он едва слышно бросил в пространство три слова, и на будущий костер обрушилась струя пламени. Свет с удивлением, хотя и ожидал такого эффекта, уставился на палец. Даже подул на него. А потом бросился поправлять костер. Дрова негромко затрещали, а охотник направился к вершине небольшого холма, где уже занял наблюдательную позицию объевшийся Волк. Теперь костер сам должен был закончить приготовление обеда. А заодно и завтрака, и вчерашнего ужина…

Он уже достиг вершины холма, и даже опустил было мешок с доспехами рядом с псом, когда волна невидимой враждебной силы заполнила его. Чувствуя, как она – несмотря на ожесточенное сопротивление – все глубже проникает в голову, Свет из последних сил вытянул из мешка спасительный шлем…

Профессор Такамура родился в семнадцатом году. Одна тысяча семнадцатом – в год русской революции. В этом не было бы ничего удивительно – в один год с ним появились на свет миллионы младенцев – если бы бортовой комп «Стрелки» не отсчитывал сейчас последние часы июля две тысячи двести сорок девятого года. Его имя и облик в этом году стали известны каждому гражданину Земной федерации. Однако о том, что ему исполнилось триста тридцать два года, никто не подозревал. Проблему активного долголетия земляне уже решили, но с бессмертием еще не сталкивались. Официально самому старому человеку на планете и ее обитаемых спутниках было сто шестьдесят пять. И звали его не Такамура.

На вид этому низенькому японцу было не больше сорока. На этот же возраст указывали его документы. Такамура и сам не мог бы сразу сказать, сколько раз он менял паспорт. Но об этом, а главное – о секрете вечной жизни он бы не рассказал даже под страхом смерти. Умирать, кстати, он не собирался…

Все началось в сорок втором году, в самый разгар второй мировой войны. Молодой майор Акира Такамура во главе небольшого отряда оккупационных войск высадился на безымянном острове Океании. Остров был обитаемым с незапамятных времен, но тогда на нем царили законы страны Восходящего солнца. Прежний комендант уезжал на родину со счастливым выражением лица. Трофеев он с собой не увозил; считал что главное, что уезжало с ним на корабле – его собственная жизнь.

Уже отпустив прощальный церемониальный поклон, он произнес несколько загадочных слов:

– Майор, не ходите в Долину затерянных душ!

Он повернулся и поспешил на корабль, не подозревая, что посеял в душе Такамуры нестерпимое любопытство. Страх был неведом молодому майору – иначе он не получил бы столь высокий чин в двадцать пять лет. А осторожностью не пренебрегал. Еще майора отличала жестокость.

К вечеру того же дня майор знал о Долине затерянных душ все, что только можно было узнать в гарнизоне. История действительно была загадочной. Небольшую долину, укрывшуюся в горах в самом центре острова, команда, посланная прежним комендантом, обшарила вдоль и поперек. Солдаты никого и ничего не нашли. В том числе следов своих сослуживцев, которые осмелились пробраться в эту долину в одиночку. Шесть опытных воина – все с боевым опытом и наградами – пропали уже давно, больше полугода назад. А поисковая экспедиция, так и не обнаружившая их, стала единственной.

Аборигены – их на острове было не больше сотни – лишь испуганно молчали, стараясь не поворачиваться лицом в сторону Долины. Впрочем, они молчали лишь до тех пор, пока не попали в руки Такамуры. У старого коменданта вряд ли был такой опыт ведения допросов. Переводчик с языка аборигенов, повидавший в своей жизни многое, с ужасом глядел, как люди на его глазах превращаются в окровавленные куски мяса. Он машинально переводил ответы несчастных аборигенов; единственной тайной, которую смог вырвать майор, была легенда о Человеке-без-имени. Человеке, который живет в Долине сотни лет, и требует от народа островитян сущую ерунду – одну человеческую жертву в год. Если жертву не приносили, исчезали сразу несколько аборигенов.

Это была возможность чуда, и майор эту возможность не упустил. Он, ко всему прочему, не был трусом. И мог поставить на кон собственную жизнь. Выучив при помощи поседевшего переводчика несколько слов местного языка, он в одиночку отправился в Долину. И вернулся – тоже один. О том, что с ним вернулась тайна Человека-без-имени, он конечно никому не сказал. А тайна эта была тайной искусственного долголетия, практически бессмертия.

Все просто – принесенная в жертву чужая жизнь, и твоя собственная удлиняется на год. Просто было во время войны, и первые послевоенные годы, когда пропажа одного человека не была трагедией. Потом полковник в отставке Такамура (на удивление моложавый) умер, а на свет появился Такамура-медик. Молодой и талантливый хирург. Люди в его руках буквально выкарабкивались с того света. Но не все. Раз в год и это светило медицины постигала неудача…

Годы летели; менялось место жительства и профессия; документы и привычки. Неизменными оставались только одиночество и принявшая чудовищную форму боязнь смерти. По-прежнему один раз в год мучительную смерть принимала жертва; каждый раз в тело престарелого японца словно вливался эликсир молодости. До тех пор, пока его жизненный путь не пересекся с безвестным любителем микросъемки. Летающий шпион залетел однажды в закрытый подвал, и изобретатель с ужасом стал наблюдать на экране, как известный в стране человек кромсает на куски живого человека. Эти кадры тут же стали достоянием полиции; а еще раньше – мировых социальных сетей.

Такамуру даже не надо было вычислять. Его лицо – лицо мастера боевых искусств, чемпиона многих первенств, в Японии было известно каждому. А теперь его слава стала общемировой. Суд принял микропленку как доказательство, и повинный в совершении ритуального убийства отправился в пожизненное заключение. Отправился, но не доехал. Потому что ни судьи, ни полиция не знали, что в прежней жизни Такамура был профессором, уникальным специалистом в области гипноза. Приговор он принял со склоненной головой, так что никто не смог увидеть, как издевательски усмехнулся преступник, услышав последнее слово судьи.

Никто так и не узнал, как Такамура оказался в рубке космолета «Стрелка» – вдвоем с его командиром Анатолием Лазаренко…

Теперь, когда двенадцатый ноль-прыжок принес их к четвертой планете безымянной звездной системы, лицо профессора расплылось в довольной улыбке. Методом тыка он с первой попытки попал в десятку, открыв обитаемый мир. Обитаемый и разумный. Его сейчас не волновали чувства миллиардов людей, не первый век ожидавших вестей о братьях по разуму.

– Нет, – думал он, – это моя планета! Я буду властвовать на ней!

Такамура снова прильнул взглядом к экрану, увеличивая изображение. Проплывавшую под ними пустыню сменила чахлая растительность каменистой полупустыни. На солнце сверкнуло огромное пятно, рядом с которым профессор увидел первого жителя планеты. Рука Такамуры непроизвольно утопила до отказа клавишу, и на экране выросло устремленное к нему лицо человека. Да – это был человек! И у него были славянские черты лица, светлые волосы, собранные в хвост и пронзительные голубые глаза, которые вдруг заглянули в душу профессора. По крайней мере японцу так показалось. А еще он почему-то уверился, что этот человек внизу видит сейчас самую суть профессора – длинную вереницу замученных им жертв, и теперешние мечты о мировом господстве. Спокойный взгляд снизу словно показал ему – этого не будет.

И рука Такамуры сама отпустила клавишу; абориген остался далеко позади, а профессор зябко повел плечами, натягивая ткань космокостюма – чтобы «умная» ткань поскорее впитала холодный пот. Он готов был обрушить вниз, на этого опасного человека море огня – возможности «Стрелки» позволяли. Но под рукой не было нужной кнопки, да и внизу были другие земли, и другие люди. Его люди! К великому изумлению – сплошь чернокожие.

Профессор на всякий случай узнал у командира, как управлять грозным оружием космолета, и снова уселся перед экраном. Он решил сделать полный виток вокруг планеты, чтобы выбрать место, как можно лучше подходящее его планам. Место, откуда начнет победную поступь его воинство. Словно в калейдоскопе мелькали реки и озера; невысокие горы и длинная полоса лесов – перед тем, как космолет вырвался на просторы океана. Здесь Такамура, машинально отметив слишком малое количество кораблей, жавшихся к берегу, велел Лазаренко поднять корабль повыше и прибавить скорости.

«Стрелка» рванулась вперед. Тонкой линией мелькнул длинный риф, разделивший океан пополам. Потом промчались какие-то острова, и наконец показалась земля. Здесь местность была на удивление пустынной. Нет – городов и сел было больше, чем на другом материке, но в них смотрело в небо, провожая взглядами ревевшую двигателями"Стрелку», ничтожной число белокожих аборигенов. Весь центр материка утопал в снегу.

Такамура уже решил было, что космолет сядет на первом, Горячем, континенте. Но вдруг внизу поползли развалины огромного города. Даже разрушенные, заваленные непроходимыми сугробами, они поражали монументальностью некогда величественных зданий и разумностью планировки. «Стрелка» сбросила ход до минимума и на экране появилась большая площадь с развалинами древнего храма. Лишь в одном месте ровную поверхность снега здесь нарушал торчащий из под земли черный обелиск. Этот камень напоминал гнилой зуб, от которого страдал целый континент. Естественным желанием любого нормального человека было выдрать этот клык. Но профессор Такамура давно уже не был нормальным. Больше того – его внутренняя сущность затрепетала; почти так же, как две сотни лет назад перед первым шагом в Долину затерянных душ.

– Здесь, – определил он вслух, – если не попадется ничего лучшего.

Впрочем, он уже понял – ничто не заставит его отказаться от этого места, наполнившего душу ожиданием тайны. Тайны великой и… ужасной.

Поэтому «Стрелка» рванулась вперед, набирая высоту. Ведь Такамура был весьма целеустремленным человеком. И если он наметил себе пролететь над всей планетой – так тому и быть. Профессор уже не столь внимательно наблюдал за картиной разрушений внизу; и потом – за мелкими с высоты птичьего полета волнами океана. Единственное, что слегка оживило его – воспоминание о голубоглазом незнакомце. Он опять встал перед экраном в надежде отыскать дерзкого аборигена, и обрушить на него мощь земного оружия. Увы – или навигационная аппаратура дала сбой, или незнакомец успел спрятаться – но Такамура зря простоял у экрана не меньше получаса. Раздражение совсем скоро сменило нетерпение; его уже что-то тянуло на Холодный материк, где в самом центре мертвого города торчал черный обелиск. Мысль о том, что это нетерпение могло быть привнесено извне, даже не мелькнула в голове профессора.

Он быстро поел, не ощущая вкуса еды; позволил перекусить русскому пилоту. Даже немного поспал, увидев во сне все тот же обелиск. А когда тот появился наяву, маленький крепкий пальчик уперся в него с приказом космопилоту:

– Сбей его!

Командир безропотно убрал тягу двигателей почти до минимума, и направил космический корабль вниз. Такамуре теперь показалось, что это торчит из земли черный палец великана, погребенного века, а может быть, тысячелетия назад. Ему внезапно стало страшно, и он стиснул рукой плечо пилота. Но поздно!

Космолет наткнулся на камень, и его корпус мелко задрожал, не в силах выкорчевать препятствие. В пустых глазах командира корабля на мгновение проснулся разум. Он с удивлением посмотрел не показания приборов, а потом на низенького японца, неведомо как оказавшегося рядом с его креслом. Но память так и не проснулась до конца. Рука Такамуры на плече Лазаренко сжалась еще сильнее, и Анатолий вдавил кнопку маршевых двигателей до упора. Гигантская сила бросила космолет вперед. Воздушная волна снесла снежный покров с площади, пригласив космолет к посадке.

Ни профессор, ни Лазаренко не заметили, как на месте упавшего монумента взметнулся вверх высокий столб желтого газа. Вместо него в древнюю усыпальницу ринулся холодный живительный воздух…